Неожиданно в темно-зеленых глазах девушки запрыгали золотые отблески – такие, каких Этан прежде никогда не замечал, – а легкая тень на лице еще сильнее обозначила полноту ее нижней губы, что приковало взгляд Этана к ее рту... и совершенно изменило выражение его лица.
Чина вне себя, молча наблюдала за ним, чувствуя интуитивно, что в его теперешнем состоянии он был куда опаснее, чем могла она вообразить. Ей стало ясно, что он пьян, – может быть, не настолько, чтобы не владеть собой, но вполне достаточно, чтобы его веки стали такими же набрякшими, а настроение столь же бесшабашным, как и тогда, когда они впервые встретились в каюте «Звезды Коулуна».
Несомненно, размышляла она в панике, он просто взбесился, узнав, что она попыталась лишить его причитавшихся ему денег, вздумав выйти замуж за Дарвина Стэпкайна. И если это правда, что, как сказал ей капитан, ее брат не стал возражать против ее похищения, то это значит, что ей придется в отношении Этана полагаться лишь на саму себя.
Губы капитана растянулись в омерзительно мрачной и полной угрозы улыбке, а слова его словно были ответом на самые жуткие ее предположения.
– Так вы решили, что я намерен наказать вас за ваше сегодняшнее деяние?
– Я не знаю, – чуть слышно ответила Чина.
– Сперва я действительно готов был вас задушить, – произнес он сурово. – Неужели в вашей головке так мало здравого смысла, что вы надумали выйти замуж за этого желторотого хилого птенца? Вам нужен не такой мужчина, моя вероломная ведьмочка, но вы еще не настолько женщина, чтобы это понимать.
– И я полагаю, что вы собираетесь это дело исправить? – огрызнулась Чина и тут же поняла, что худших слов она не могла придумать. Посмотрев в его спокойное, сосредоточенное лицо, она, холодея от ужаса, ясно осознала, что именно это и было у него на уме. – Нет! – прошептала она, и глаза ее при этом недоверчиво расширились. – О нет! Вы не можете... Вы не сделаете...
Она, так и не закончив фразы, бросилась мимо него к двери. И, возможно, ей удалось бы выбежать из комнаты, если бы не ее распущенные волосы: расчесанные служанками с большим старанием, они летели за ней наподобие развевающегося знамени, и стоило только Этану протянуть молниеносно к ним руку, как он уцепился за них.
Резко дернув, капитан заставил девушку обернуться и затем притянул ее к своей груди. Дыхание ее было неровным, прерывистым, на ресницах трепетали вызванные болью слезы. Пояс красной шелковой рубашки упал на пол, и Этан, беспрепятственно запустив руки под легкую ткань, обхватил Чину за бедра и прижал ее к себе. Она постаралась освободиться, но он сжал ее еще крепче. От стыда она и вовсе зарделась.
– Не противься мне, Чина! – сказал он шепотом, переходя, сам того не заметив, на «ты», и, прежде чем она смогла ответить, запрокинул ей голову и начал целовать.
Чина судорожно вздохнула, так как эти поцелуи совсем не походили на те, коими он осыпал ее на веранде дома на плантации «Царево колесо». Это были жадные, требовательные поцелуи мужчины, который ждал слишком долго, чтобы еще объяснять, чего он желает. Этан же давно уже ждал сближения с ней, причем с такой всепоглощающей страстью, которая была мучительна сама по себе. Девушка, попытавшись бежать с Дарвином Стэпкайном, лишь подлила безрассудно масла в огонь, и он, потеряв голову, похитил ее, а теперь, невзирая ни на что, собирался овладеть ею. Нэппи со всем жаром, на который был способен, умолял его умерить свой пыл, огорченный его поведением Раджид цитировал ему суры из Корана, касающиеся таких добродетелей, как всепрощение и умение владеть собой. Но огонь в его теле разгорелся с такой силой, что их протесты и изрядная доза выпивки не смогли ничего предотвратить. Обещания, данные им самому себе, когда он поднимался нетвердыми шагами по лестнице в комнату, где находилась она, были мгновенно забыты, как только солнце осенило ее величественным ореолом. Ему казалось, что перед ним не человеческое существо из плоти и крови, а некая языческая богиня. Но подобное ощущение длилось лишь до тех пор, пока он не коснулся ее тела и не убедился, что это не так. Она была женщиной, несказанно прекрасной и до боли желанной, и Этан не мог больше убеждать себя в том, что он не хотел ее – одну-единственную – с самого начала.
Красная сорочка мягко зашуршала, упав на пол. Его тонкие смуглые руки обняли девушку еще крепче, так что она почувствовала жар его желания сквозь ткань бывшего на нем белого одеяния. Хотя Чина продолжала всхлипывать и дрожать, она, ощущая всем телом, как от прикосновения его губ в ее жилах разливается невыносимое наслаждение, не делала уже попыток вырваться из его объятий и не только ничего не боялась, но и жаждала с нетерпением и отвагой узнать, что за таинства ждут ее в его руках.
В один из моментов, когда он ее целовал, она вдруг ясно поняла, что по-другому между ними и быть не могло. Не исключено, что и она пала жертвой обольстительного колдовства солнечного света, поскольку уже не оказывала Этану ни малейшего сопротивления. Он поднял ее на руки и бережно уложил на постель. Потом, отбросив в сторону одежду, лег рядом с ней, худой, загорелый и поразительно мускулистый. Чина с удивлением рассматривала угловатые формы его тела – широкую грудь, плоский живот. А чуть дальше взору ее открывались бесспорные свидетельства его страстного желания, которое разгоралось все сильнее от нежного прикосновения ее губ.
Этан увидел, что ее щеки залил легкий румянец, а осыпанные золотой солнечной пылью ресницы, скрывавшие выражение ее глаз, начали чуть заметно подрагивать. Подтянувшись, он взял рукой ее подбородок и повернул к себе ее лицо. Его сердце бешено забилось, когда он вместо ожидаемого страха прочитал в ее взгляде робкое ответное желание.
Этан наклонился со стоном над ней, и его губы снова встретились с ее. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда он вытянулся рядом с ней во всю длину. Ему захотелось сказать ей, чтобы она не боялась, что он не сделает ей ничего плохого, раз так любит ее, но когда слова уже готовы были сорваться с его языка, она вдруг коснулась его своей маленькой ищущей ручкой. Он замер от неожиданности, сраженный робкой нежностью ее жеста, и ощутил впервые в жизни такое умопомрачительное, щемящее душу и сладостное счастье, ибо она не только находилась рядом с ним, но и, судя по всему, испытывала к нему влечение.
– Чина, – прошептал он в ее ухо, и от его дыханий слегка зашевелились шелковые кольца ее волос. – Чина, я боюсь, что тебе сейчас будет больно, но, к сожалению, это от меня не зависит.
– Ну и пусть, – произнесла она также шепотом, устремляя на него сияющий взор. Обняв его за шею, она принялась губами прочерчивать тропинку от его щеки к уголкам губ. Этан снова поцеловал ее со всей страстью и рвущимся наружу желанием. В ответ она раздвинула ноги, и он вошел в нее, чувствуя, как содрогается ее тоненькое тело, лишаясь с жестокой неотвратимостью изначальной своей девственности. Когда она снова подняла на него глаза, он приметил отразившуюся в их изумрудных глубинах боль. Сердце его перевернулось, и он уже был готов остановиться. Однако она нежно ему улыбнулась и сама бесстыдно придвинулась поближе к нему.
Этан опять застонал. Он входил в нее снова и снова в ритме, столь же, наверное, древнем, как само время. Она вцепилась в него и, держа его за шею, двигалась вместе с ним, словно участвуя в неком ритуальном парном танце, давно разученном ими и исполнявшемся уже сотни, а то и тысячи раз. И кто бы мог сказать, что это не было так – в какие-то другие эпохи, в какой-то другой, забытой ими обоими жизни? Ведь это был Этан, единственный мужчина, ради которого, как она неожиданно поняла, она и была рождена. Чина произносила его имя тихим, нежным шепотом, который он, казалось бы, и не мог расслышать, и тем не менее он слышал его и отзывался на него дикой, бешеной страстью, захлестнувшей их обоих и заставившей позабыть обо всем, что не касалось сего волшебного мига.
Чина почувствовала вдруг, будто где-то внутри взорвались ослепительным фейерверком непередаваемо яркие ощущения, прокатившиеся волной по всему телу и приведшие ее в состояние восторженного экстаза. Она заметила, что сердце ее уже не билось неистово, как только что, и, судорожно вздохнув, застыла в блаженстве, а затем начала постепенно возвращаться к реальности. На душе у нее было радостно и легко: Этан стал теперь ее неотъемлемой частью. Вот здесь, рядом с ней, его теплое могучее тело, и губы его все так же нежны.
Сладкая дремота мягко, как бархат, окутала их обоих чуть погодя и затем перешла в глубокий и спокойный, без сновидений, сон.
Глава 17
Когда Чина проснулась, разбуженная глухим рокотом обрушивавшихся на берег морских волн и легким постукиванием мотылька, бившегося беспрестанно о плафон стоявшей на столе лампы, она была уже одна. Увидев, что проглядывавшее в окна небо сплошь усеяли звезды, она откинула противомоскитную сетку, окружавшую кровать, и подбежала к одному из них, чтобы, опершись о подоконник руками, полюбоваться небесными светилами. Ночь была прекрасной. Такой, во всяком случае, она еще не помнила. Ласковый ветерок разогнал облака и принес с собой живительную прохладу, а отраженный от ярко сиявших звезд свет искрился и переливался на водной поверхности океана.
Судя по тому, что до ее слуха явственно доносился городской шум, который не могли заглушить ни шелест ветвей в саду, ни журчание фонтана в комнате у нее за спиной, было не очень поздно. Чина прикрыла глаза и позволила ветру слегка потрепать свои ниспадавшие до бедер волосы.
Она даже не подозревала раньше, как приятно ощущать прикосновение ветра к обнаженной коже, и теперь впервые в жизни испытывала радость от сознания совершенства своего нежного молодого тела. Не жило ли это чувство в ней и прежде, только упрятанное в глубину ее существа, несмотря на то что она вынуждена была соблюдать строгие социальные условности и носить стесняющие корсеты и кринолины? А может быть, это Этан своими неспешными, погружающими в сладкую истому ласками пробудил в ней ощущение ее женского начала?
Когда же именно осознала она вдруг себя женщиной? Не тогда ли, когда они впервые соединились в порыве любви? А может, тогда, когда он вдруг разбудил ее среди ночи, касаясь ее тела своими алчущими губами и изнемогая от жажды любить ее еще и еще?
– Я никак не насыщусь тобой, – шептал он, и в бледно-голубых глазах, смотревших на нее, светилось удивление и одновременно веселость. Она только вздрагивала в ответ, но не от страха. А он обнимал ее крепко и целовал, да так, что весь мир вокруг уплывал куда-то и оставалось одно только всепоглощающее, горячее наслаждение от прикосновения его губ.
Она вспыхнула, подумав о том, сколь бесстыдно и жадно ищет усладу в воспоминаниях об их близости, и уже собралась было отвернуться от окна, как внезапно ее взгляд привлекло какое-то движение в саду, заставившее ее похолодеть. На белом фоне цветущих деревьев выделялась тень – тень мужчины, который вышагивал взад и вперед по усыпанной толчеными раковинами дорожке и всякий раз, подходя к воротам, проверял установленный на них запор.
Чина, застыв на месте, внимательно наблюдала за ним, пока вдруг до нее не дошло, что это охранник. Она вспомнила, как Этан говорил ей, что все входы и выходы в доме забаррикадированы от нежелательных гостей.
Отойдя от окна, девушка принялась искать свою одежду, но не нашла ни амазонки, ни всех прочих аксессуаров своего туалета. Беглый осмотр шкафа, стоявшего возле кровати, не принес желательных результатов: в нем не обнаружилось ничего, кроме куска надушенного муслина и саронга, наподобие тех, которые носят обычно малайские женщины. Чина оставила без внимания этот традиционный наряд, потому что у нее не было ни малейшего желания разгуливать по дому в тесном, по длине доходящем ей только до колен одеянии, которое наверняка, она знала, выставит на всеобщее обозрение не только ее обнаженные плечи, но и грудь. И точно так же она не желала покидать женскую половину дома, завернувшись в простыню.
– О, кажется, это то, что надо, – сказала она вслух, откинув крышку сундука из сандалового дерева и обнаружив там множество женских рубах и шелковых шальвар. Выбрав довольно простенькую золотого цвета рубашку и голубые штаны, расшитые гармонировавшими по цвету с основным фоном нитками, она облачилась в них и взглянула на себя в большое зеркало. То, что она увидела, вызвало у нее приступ смеха. Если забыть о непривычном для Востока цвете ее волос, она вполне могла бы сойти за одну из наложниц гарема: ее одежда не только была декольтирована на груди до неприличия, но и цветом своим, казалось бы, просто кричала, что, по мнению Чины, отличало дам сомнительного поведения.
И все же... все же, какая разница существовала между ними и ею – после того, что она совершила? Этан просто использовал ее, чтобы утолить свою страсть, а если и говорил ей множество раз, что любит ее, нашептывал нежные слова, то, по-видимому, лишь для того, чтобы она не воспринимала происходящее как нечто грубое и непристойное. И куда же ушел он, как только она заснула? Еще в одну такую же затемненную и надушенную комнату, где ожидала его на своем ложе другая женщина?
Красочный костюм, заставивший ее засмеяться всего лишь минуту назад, вдруг представился ей не более чем ярким свидетельством ужасной ее вульгарности. Устыдившись самой себя и того, что сделал с ней Этан, она с истерическим воплем бросилась к двери, но была остановлена кем-то, чья темная высокая фигура появилась в этот самый миг на пороге спальни. Обхватив ее руками, человек потребовал, чтобы она объяснила, что, черт возьми, здесь происходит.
– Разве ты сам не видишь? – всхлипнула Чина. – Я похожа на наложницу во дворце султана, и все это по твоей милости!
Брови Этана поползли вверх.
– По моей милости?
Чина, пытаясь высвободиться из его хватки, с осуждением взглядывала в его смеющиеся глаза.
– Почему забрали мою одежду? Это твоя вина, что ты... Что мы...
– Что мы с тобой имели близость и мне пришлось для этого снять с тебя всю одежду? – спросил он напрямик.
Щеки Чины вспыхнули.
– Да, – произнесла она хрипло и была совершенно потрясена, когда в ответ он начал хохотать.
– Скажи, пожалуйста, а как хотела бы ты сблизиться со мной? Во всем своем облачении? Хотя это и оригинально, моя любовь, но трудно исполнимо.
Щеки Чины еще более зарделись, и она пожелала в душе, чтобы он больше не говорил с такой прямотой о том, что между ними было, и уж тем более не смеялся над этим!..
– Чина, – сказал Этан мягко, и когда она подняла на него глаза, то увидела, что в них больше нет смеха и что смотрят они чрезвычайно серьезно и внимательно, – ты никогда не должна стыдиться того, что случилось между нами. А что касается твоего ощущения, будто ты похожа на наложницу, то ты к себе глубоко несправедлива.
Чина почувствовала, что не в состоянии ему отвечать: Обезоруженная гипнотическим взглядом глаз, таящих в глубинах своих огонь, и зачарованная силой его рук, которые с нежностью держали ее за бедра, она могла только молча смотреть в его лицо. Губы ее, приоткрывшись, слегка подрагивали от взволнованного, учащенного дыхания.
А он между тем, чувствуя себя покоренным этими огромными зелеными глазами, которые сверкали в окружении золотых ресниц, испустил что-то наподобие рычания и начал ее целовать. Чина, отвечая на его поцелуй, обхватила его шею руками, и их обоих понесла новая волна страсти.
– Моя рыжеволосая очаровательница, – шептал Этан между поцелуями, – к какому колдовству ты прибегла, что я совершенно бессилен ему противостоять? Один поцелуй, один взгляд в твои глаза, и я могу думать только о том, что хочу тебя – прямо сейчас, в данный момент, и навсегда! Прижмись ко мне ближе, моя маленькая ведьмочка!
– Бладуил-капитан! Хозяин! – послышался дрожащий голос Лала Шри, сопровождаемый робким стуком в стену. Этан с проклятиями выпустил девушку из рук. Заглянув в соседнюю комнату, он сперва сказал что-то коротко, потом выслушал с плохо скрываемым нетерпением ответ и, наконец, отдал целую серию распоряжений, приглушив при этом свой голос, так что Чина не могла расслышать ни слова. Отправив слугу, капитан повернулся и внимательно посмотрел на девушку. Она тут же поняла, что случилось нечто, совершенно изменившее его настроение, и это открытие глубоко встревожило ее.
– Что-то непредвиденное? – спросила она.
– Нет. Но я должен ненадолго уйти. Я велел Лалу Шри воспользоваться услугами Джанри, если тебе что-то понадобится. Чтобы вызвать ее, тебе достаточно будет только позвонить в колокольчик.
– Этан, подожди! – крикнула Чина, бросаясь за ним к двери. – А как же насчет меня? Когда я смогу поехать домой?
Он остановился, и во взгляде его промелькнуло нечто, очень похожее на нетерпение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54