Весь собранный флот, конечно, никак не мог бы обеспечить перевозки гигантского количества пассажиров и грузов, запланированного на 1942 год. Понадобились исключительные усилия, чтобы за зиму и весну пополнить состав этого флота на озере и обеспечить его погрузочно-разгрузочными работами. В навигацию 1942 года, которая продолжалась 196 дней, на Ладоге плавало 187 самоходных и несамоходных судов.
На этих судах «летом 1942 г. через Ладожское озеро в Ленинград и из Ленинграда было перевезено свыше одного миллиона тонн грузов и 800 тысяч пассажиров…" В одну сторону двигались эвакуируемые, ослабевшие от пережитого голода ленинградцы и раненные на фронте воины; в другую - молодые, здоровые рабочие и специалисты всех профессий, необходимых для восстановления предприятий возрождающейся оборонной промышленности города-крепости.
Кроме того, перевезено для пополнения войск фронта и флота (как это сказано в официальных источниках ) 250 000 человек.
В ладожских перевозках самое энергичное участие принимали корабли Ладожской военной флотилии, которые не только надежно охраняли трассу, но и наравне с другими судами занимались перевозками людей и грузов.
Ладожской флотилией командовал капитан первого ранга В. С. Чероков.
Очень нужно и очень важно было бы описать жизнь и работу боевых кораблей Ладожской военной флотилии. Я, однако, могу здесь описать только то, с чем мне в ту пору довелось познакомиться, - дела транспортников, работавших на маленьких пароходах и на баржах.
Многие капитаны этих маленьких озерных, речных и канальных пароходов в новых для них условиях стали опытными моряками, а о личном героизме их и членов их судовых команд напоминать не приходится! Имена участников необыкновенной навигации 1942 года - капитанов Бабошина, Нефедова, Майорова, Мишенькина, Климашина, Соловьева, Ерофеева, Сапегииа, Копкина, Замыцкого, Ишеева, Белова, Патрашкина, Петрова, погибших в боях Никифорова и Пашиева, раненого Маркелова и многих других - хорошо известны всем защитникам Ленинграда и записаны на Золотой доске истории его обороны.
Пользуюсь случаем, чтобы выразить ладожцам, которые в дни блокады помогли мне в моей работе, большую признательность.
Июльский день
19 июля. 7 часов утра. Порт Кобона
Пассажиры «плашкоута No 12» выгрузились на пирс. Один за другим подходят другие катера, швартуются, разгружаются. Разговоры:
- … Зачем такую везут? Только расход государству!..
- … Она стоять не может, а вы ее толкаете!.. Женщине уступают место на каком-то ящике. Но она смотрит на этот ящик бессмысленным взглядом, стоит недвижимо.
- Так вот она и идет сидеть!..
Какой-то молодой человек, как слепой котенок, тычется от тюка к тюку, ищет свои вещи, пристает ко всем. Его посылают к черту, кричат:
Да он - просто дурак! Он:
- Ведь мы же вместе ехали!
Несколько женщин берутся помогать ему в поисках:
- Ну что же, раз он дурак! А все-таки человека жалко!..
В ожидании грузовой машины толчемся на пирсе уже час. Старуха, еле держащаяся на ногах, весь этот час стоит нагруженная вещами. Говорю ей:
- Сними, бабка, вещи, положи их!
- Положить, так унесут!
- А ты сядь на них. Никто здесь не унесет!
- Нет, мне и так хорошо!
Милиционер уговаривает женщин с маленькими детьми уйти отсюда на пристань, там специально для детей поставлен вагон. Из-за вещей не хотят.
- Вещи будут доставлены! - убеждает милиционер. - Никуда не денутся!
Не уходят. Тогда милиционер останавливает вагонетку, сам помогает этим женщинам погрузить на нее вещи, а детей сажает поверх вещей.
…С катера снимают мальчика. Он валится. Его оттаскивают в сторону. Отлежался, встает. Лицо мученика, пергаментное.
Его тоже взваливают на вагонетку, увозят.
3 часа дня. Лаврове
Наконец, после трех часов ожидания, грузовики поданы. Еду со старухами инвалидками, эвакуированными из Ленинграда. Одна из них восклицает:
- Смотрите, смотрите! Сколько здесь лебеды, и никому она не нужна!
Лебедой заросли здесь обочины шоссе.
Через час пути мы - в Лаврове. Маета продолжается. Всех эвакуирующихся здесь накормят, отвезут к эшелонам, отправят сегодня же в глубь страны.
Бессонный и голодный иду па эвакопункт - познакомиться с его работниками.
Из окна второго этажа налево видны: река Лава, вливающаяся в Ладожское озеро, пристань, построенная на реке, баркасы, рыбачьи лодки и на поляне, в зелени кустарника - избы. Правее, там, где начинаются рельсы железной дороги, стоит состав из классных вагонов, в него грузятся дети. Видна россыпь багажного груза, среди которого точками - люди. Все - под открытым небом. Сейчас опять идет дождь. Небо в свинцовых облаках, а там, за полоской озера, к Ленинграду, где был черный фронт облаков, сейчас - ясная даль.
… Я только что познакомился с заместителем начальника эвакопункта И. Г. Гавриловым. Он поминутно отрывается от беседы, то принимая посетителей, то прижимая к уху трубку полевого телефонного аппарата.
Иван Георгиевич Гаврилов - объемистый, широкоплечий, дюжий мужчина в морском бушлате, с красными звездочками на рукавах, в синей кепке и высоких сапогах. В прошлом он работал слесарем по ремонту на линкорах «Октябрьская революция» и «Марат», в начале войны стал парторгом, членом партбюро завода «Большевик» (где был когда-то рабочим), с 17 февраля этого года назначен на Ладогу, старшим диспетчером в Жихарево, и уже на следующий день - по приказу Военного Совета - приступил к организации эвакопункта в Лаврове.
Население деревни Лаврово дружно взялось проводить всю работу. Уже через семь дней, 25 февраля, из Лаврова отправился первый эшелон с эвакуируемыми ленинградцами.
- Весной, в период таянья льдов, мы освободили население деревни от работы, - рассказывает Гаврилов. - Они были в резерве до открытия навигации. Многие женщины и сейчас работают - на кухне, на складах, в санчасти… Есть у нас и амбулатория, куда обращается ежедневно по триста - четыреста человек. Очень ослабленных мы отправляем в стационар, по сорок, по пятьдесят человек живут там и пять и шесть дней…
Когда был создан наш эвакопункт, мы первый раз приняли триста шестьдесят пять человек, это было двадцать восьмого мая. Поток эвакуированных быстро увеличивался, и теперь принимаем примерно по восемь - девять тысяч человек в день. Работаем круглосуточно, в две смены, дня и ночи для нас не существует, шоферы обслуживающего пункт автобатальона сидят за рулем по двое суток…
Обхожу с Гавриловым всю огромную территорию эвакопункта и уже знаю, что так работает он круглосуточно, не ведая ни дня, ни ночи, прикорнув поспать на часок, на два где придется…
Посадочные площадки, столовая, строительство различных помещений и подъездных путей…
Всюду - люди с вещами, усталые, торопящиеся прежде всего поесть, а затем - сесть в эшелон и уехать… Люди бродят толпами, группами и поодиночке, волнуются, нервничают…
То серые, то синеющие под прорвавшимися лучами солнца спокойные воды Ладоги изборождены взволнованными следами снующих во всех направлениях кораблей - катеров, пароходиков, барж, влекомых на длинных буксирах. Зенитчики внимательно следят за облаками: каждую минуту оттуда может выскользнуть и пойти в пике беспощадный враг. Где-то, не поймешь где, вдруг слышится рокот мотора. Чей это? Наш? Или гитлеровский? В толпе эвакуируемых коекто задирает голову, изучает облака беспокойным взглядом. Другие - никакого внимания на окружающую обстановку не обращают. Это «люди в себе», сосредоточенные на своих, чаще всего невеселых мыслях.
Повсюду - штабелями - мешки с мукой, ящики с продовольствием, прикрытые брезентами, а то и мокнущие под дождем… Там - стучат топоры плотников, сколачивающих тесовые навесы, здесь - пилят лес на дрова; вон ряды бочек с горючим, склады стройматериалов, - гигантский табор открыт ищущим взорам немецких воздушных разведчиков, но, опасаясь наших зенитчиков и истребителей, они держатся где-то в заоблачье, высоко-высоко!..
В Лаврове эвакуированных принимают с трех пирсов: 2-го, 3-го и 5-го. Девяносто две машины автобатальона вывозят с пристани людей - в Жихарево, других сажают в эшелоны здесь же. в Лаврове Обслуживают этих людей триста девушек, работая круглосуточно В ближайшее время от пристани к тупику железнодорожной ветки будет проложен узкоколейный путь, а подходы к пристани углублены. Тогда семьдесят процентов судов станут заходить сюда, выгружаться здесь и эвакуированных можно будет доставлять с судов прямиком к эшелонам. Эти эшелоны уходят в двух основных направлениях: до станции Филино на Волге, в двенадцати километрах от Ярославля (пути двое суток), и на восток - через Буй до Новосибирска (шесть-семь суток пути).
Сейчас эвакуированные задерживаются в Лаврове самое большее по шесть-семь часов, но в тех редких случаях, когда вещи доставляются сюда отдельно от своих владельцев, они в ожидании вещей задерживаются по пягь-шесть суток и, естественно, требуют повторного питания. Это - тяжелые дни для эвакопункта, у которого возникают колоссальные трудности.
Задержек с продовольствием здесь, однако, не бывает, хлеб выпекается и здесь, в Лаврове.
- Мы создали бюро по бесхозным вещам, - рассказывает Гаврилов - Обнаружив такие, складываем около диспетчера, лежат двое суток; люди приходят за ними, с помощью милиции устанавливаем их действшельпую принадлежность, отдаем владельцам.
Невостребованные вещи стаем в склад. Специальная группа работников старается выяснить имена и адреса их владельцев, пишем им, чтоб сообщали приметы, а тем временем составляем из таких вещей отдельные "'пакеты» и опечатываем их Это долгая история, и у нас таких пакетов сейчас хранится примерно две тысячи Для них выделена охрана; если такие вещи промокнут, их под наблюдением милиции распечатывают, сушат и вновь опечатывают Дело это щепетильное, - выделены честные люди.
На днях к нам вернулась из эвакуации одна представительница детдома номер шестьдесят три, для которой хранилось двадцать пять пакетов, - мы ей выдали их
Смертность среди эвакуированных теперь очень невелика - меньше одного-двух случаев в день. Прежде всего заботимся мы о безродных детях, ловим, отправляем в детский приемник, организованный при нашем пункте, - это ряд домов, выделенных в Лаврове, дезинфицируем, подкармливаем и отправляем в глубь страны с первым же проходящим детдомом.
Каждый эвакуирующийся получает у нас кроме пятисот граммов хлеба следующий паек сто граммов шоколада, двести пять граммов сгущенного молока, двести пятьдесят - печенья, двести - сыра. Для детдомов даем дополнительно, как резерв до Тихвина, по одному килограмму белого хлеба. Поезд туда идет четыре с половиной - пять часов, - значит, в среднем через шесть часов там снова выдается пятьсот граммов хлеба, горячее питание и сухой паек.
Усталым, почти механическим голосом, то шагая по территории эвакопункта, то присаживаясь на какой-нибудь ящик, Гаврилов излагает подробности, приводит разные случаи. Узнаю о том, как старается пункт соединить разделившиеся семьи, как некая Коновалова прибыла сюда из Борисовой Гривы, а детей и вещи оставила там. Забродин снесся по телефону; узнав, что пятнадцатилетние и шестнадцатилетние дети уже возвращены в Ленинград, отправили мать обратно.
Попадаются люди забывчивые, рассеянные.
На дороге-гражданка, торопливо бежит к кабине грузовика, дважды упала. «Куда вы?..» - «Я на поезд, в Лаврово, ходила за цветами и отстала от поезда!» Хочу вернуть ее, но она бежит в противоположном направлении и кричит мне: «Вы дурак, Лаврово - там!..» Силой усадил ее в машину, привез в Лаврово…
К Гаврилову идет женщина, разговаривает сама с собой, несет пять буханок хлеба, большую кастрюлю с кашей и что-то еще. Подходит, гневаю глядит на Гаврилова и четырежды повторяет:
- Перевесьте мне хлеб!..
- В чем дело, гражданка?
- Сволочи! Сначала не кормят, не кормят, потом дадут сразу так много, что не донести!
Мы оба успокаиваем женщину, она, обессиленная, садится на траву, плачет…
Поодаль присаживаются две другие женщины, одна сует другой свою миску:
- Слушай, я отдохну, потом доем, потом тебе посуду дам!..
- Не хватает на всех посуды! - словно извиняясь передо мной, роняет Гаврилов, и мы идем дальше…
Сегодня в эвакопункт привезли пять тонн хлеба, семь тонн колбасы. Хлебный расход такой - каждодневный.
Тысяча восемьсот ремесленников лриехалм в Кобону. А всего сегодня доставлено сюда около одиннадцати тысяч человек…
В диспетчерской
На следующий день, по приезде в Лаврово, я заболел и больше недели пролежал в палатке армейского полевого передвижного госпиталя в деревне Дусьево. Меня трепали жестокие приступы неведомо где схваченной малярии. Выписавшись из госпиталя, на попутном грузовике я выехал обратно в Лаврово. Ехал через деревни Колосарь и Ручьи, мокрыми лесами, полями, по непролазной грязи и - вдоль реки Лавы, полной рыбачьих судов, заведенных из Ладожского озера…
30 июля. Утро
И вот я снова в двухэтажном доме эвакопункта. Добродушный крепыш в морской форме Гаврилов встретил меня приветливо и гостеприимно. Он теперь - начальник эвакопункта.
Сижу на скамье в комнате диспетчера. К окошечку подходят дряхлые старухи, растерянные женщины.
Длинно, иные со слезами, невразумительно объясняя все свои несчастья, взывают к сочувствию, просят содействия. Некая Бисерова отстала в Ленинграде от своей матери, теперь не может ее найти, сидит здесь третьи сутки. Вот пример хлопот, какие она доставила эвакопункту.
Заместитель председателя Ленсовета Шехавцев, находящийся здесь, дал распоряжение диспетчеру эвакопункта Лаврова сообщить диспетчеру эвакопункта Кобоны, а тому связаться с западным берегом - Борисовой Гривой, чтобы выяснили местонахождение матери:
а) по ее ленинградскому адресу,
б) по ленинградскому месту службы отца Бисеровой,
в) по всем помещениям станции Борисова Грива.
И все это узнать - к утру!
Приходит другая - Хая Борисовна Коган. Потеряла после высадки на этом берегу свою сестру Сарру Борисовну. Посадочные талоны - у той, питательные - у этой… Диспетчер посылает человека искать потерявшуюся среди выгружающихся пассажиров только что прибывшей из Кобоны «вертушки» - узкоколейного поезда, подвозящего теперь здесь пассажиров к месту посадки в эшелон. Эта узкоколейка проложена в самые последние дни.
А ведь с западного на восточный берег Ладоги ежесуточно прибывает в среднем по десять тысяч эвакуирующихся и каждому что-нибудь нужно!
… Моросит дождь. Вокруг домов на зеленом лугу «пасутся», рассеявшись как пестрые цветы, маленькие
дети «домов малютки», эвакуируемые из Ленинграда. Их сегодня тысяча, повезут их отдельным эшелоном. Каждый «дом малютки» отличается от другого цветом шапочек: голубые, красные, синие, белые… И в траве они в самом деле как цветы. На рукаве у каждого ребенка нашита тряпочка, па которой химическим карандашом - имя, фамилия, город назначения, номер детдома…
И опять подходят женщины к окошечку диспетчерской. И жалуются, и плачут. Эта - потеряла своих родителей, которым по семьдесят лет, оставила их без документов, без вещей, без питания; та - потеряла продовольственную карточку и ревет, и требует еды, и грозится: «Вот брошу ребенка и наложу на себя руки!», - и это явно вызов, и она, может быть, даже врет. Но диспетчер отвечает спокойно: «Обратитесь к начальнику эвакопункта!» И звонит по телефону, и записывает фамилии потерявшихся, и вся эта карусель у оконца продолжается непрерывно.
… У вас по пять узлов, - кричит одна, - таких, что собака не перескочит, а у нас - ничего!
… Товарищ диспетчер! Их привезли сюда! - вбегает уже радостная, только что плакавшая женщина, потерявшая было своих родителей. И убегает…
А диспетчер так же спокойно вычеркивает фамилии «семидесятилетних родителей», которых только что занес в список разыскиваемых…
30 июля. Вечер
Беседую с инженером Макарьевым, заместителем Гаврилова, и с пожилой коммунисткой Татьяной Семеновной Алексеевой, старшим комендантом пункта. Они рассказывают, как партийная организация добивалась от рабочих и служащих вежливости, отзывчивости в отношении к каждому эвакуируемому человеку («чтоб никакого «отпихнизма» не было!»).
- Работники у нас неплохие, но нервы нужны нам крепкие!..
Выхожу, встречаюсь с возвращающимся в диспетчерскую Гавриловым, который лег спать в три часа ночи, а встал в семь, интересуюсь, как он правел свой рабочий день…
- А вот так: обошел все объекты, поглядел, что делается в диспетчерской, пошел с утра на блок питания. Товар приготовлен заранее? Как расфасовка? Сколько расфасовки? Завернули ли продукты в бумагу? Почему мало? Бумаги нет?.. А почему сегодня колбаса открыта? Ведь мухи!.. Закройте!..
Позвонил на посадочную площадку: пришла ли «вертушка»?
«С пирса в вагонах - сюда, давайте двадцать пять вагонов на питательный блок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
На этих судах «летом 1942 г. через Ладожское озеро в Ленинград и из Ленинграда было перевезено свыше одного миллиона тонн грузов и 800 тысяч пассажиров…" В одну сторону двигались эвакуируемые, ослабевшие от пережитого голода ленинградцы и раненные на фронте воины; в другую - молодые, здоровые рабочие и специалисты всех профессий, необходимых для восстановления предприятий возрождающейся оборонной промышленности города-крепости.
Кроме того, перевезено для пополнения войск фронта и флота (как это сказано в официальных источниках ) 250 000 человек.
В ладожских перевозках самое энергичное участие принимали корабли Ладожской военной флотилии, которые не только надежно охраняли трассу, но и наравне с другими судами занимались перевозками людей и грузов.
Ладожской флотилией командовал капитан первого ранга В. С. Чероков.
Очень нужно и очень важно было бы описать жизнь и работу боевых кораблей Ладожской военной флотилии. Я, однако, могу здесь описать только то, с чем мне в ту пору довелось познакомиться, - дела транспортников, работавших на маленьких пароходах и на баржах.
Многие капитаны этих маленьких озерных, речных и канальных пароходов в новых для них условиях стали опытными моряками, а о личном героизме их и членов их судовых команд напоминать не приходится! Имена участников необыкновенной навигации 1942 года - капитанов Бабошина, Нефедова, Майорова, Мишенькина, Климашина, Соловьева, Ерофеева, Сапегииа, Копкина, Замыцкого, Ишеева, Белова, Патрашкина, Петрова, погибших в боях Никифорова и Пашиева, раненого Маркелова и многих других - хорошо известны всем защитникам Ленинграда и записаны на Золотой доске истории его обороны.
Пользуюсь случаем, чтобы выразить ладожцам, которые в дни блокады помогли мне в моей работе, большую признательность.
Июльский день
19 июля. 7 часов утра. Порт Кобона
Пассажиры «плашкоута No 12» выгрузились на пирс. Один за другим подходят другие катера, швартуются, разгружаются. Разговоры:
- … Зачем такую везут? Только расход государству!..
- … Она стоять не может, а вы ее толкаете!.. Женщине уступают место на каком-то ящике. Но она смотрит на этот ящик бессмысленным взглядом, стоит недвижимо.
- Так вот она и идет сидеть!..
Какой-то молодой человек, как слепой котенок, тычется от тюка к тюку, ищет свои вещи, пристает ко всем. Его посылают к черту, кричат:
Да он - просто дурак! Он:
- Ведь мы же вместе ехали!
Несколько женщин берутся помогать ему в поисках:
- Ну что же, раз он дурак! А все-таки человека жалко!..
В ожидании грузовой машины толчемся на пирсе уже час. Старуха, еле держащаяся на ногах, весь этот час стоит нагруженная вещами. Говорю ей:
- Сними, бабка, вещи, положи их!
- Положить, так унесут!
- А ты сядь на них. Никто здесь не унесет!
- Нет, мне и так хорошо!
Милиционер уговаривает женщин с маленькими детьми уйти отсюда на пристань, там специально для детей поставлен вагон. Из-за вещей не хотят.
- Вещи будут доставлены! - убеждает милиционер. - Никуда не денутся!
Не уходят. Тогда милиционер останавливает вагонетку, сам помогает этим женщинам погрузить на нее вещи, а детей сажает поверх вещей.
…С катера снимают мальчика. Он валится. Его оттаскивают в сторону. Отлежался, встает. Лицо мученика, пергаментное.
Его тоже взваливают на вагонетку, увозят.
3 часа дня. Лаврове
Наконец, после трех часов ожидания, грузовики поданы. Еду со старухами инвалидками, эвакуированными из Ленинграда. Одна из них восклицает:
- Смотрите, смотрите! Сколько здесь лебеды, и никому она не нужна!
Лебедой заросли здесь обочины шоссе.
Через час пути мы - в Лаврове. Маета продолжается. Всех эвакуирующихся здесь накормят, отвезут к эшелонам, отправят сегодня же в глубь страны.
Бессонный и голодный иду па эвакопункт - познакомиться с его работниками.
Из окна второго этажа налево видны: река Лава, вливающаяся в Ладожское озеро, пристань, построенная на реке, баркасы, рыбачьи лодки и на поляне, в зелени кустарника - избы. Правее, там, где начинаются рельсы железной дороги, стоит состав из классных вагонов, в него грузятся дети. Видна россыпь багажного груза, среди которого точками - люди. Все - под открытым небом. Сейчас опять идет дождь. Небо в свинцовых облаках, а там, за полоской озера, к Ленинграду, где был черный фронт облаков, сейчас - ясная даль.
… Я только что познакомился с заместителем начальника эвакопункта И. Г. Гавриловым. Он поминутно отрывается от беседы, то принимая посетителей, то прижимая к уху трубку полевого телефонного аппарата.
Иван Георгиевич Гаврилов - объемистый, широкоплечий, дюжий мужчина в морском бушлате, с красными звездочками на рукавах, в синей кепке и высоких сапогах. В прошлом он работал слесарем по ремонту на линкорах «Октябрьская революция» и «Марат», в начале войны стал парторгом, членом партбюро завода «Большевик» (где был когда-то рабочим), с 17 февраля этого года назначен на Ладогу, старшим диспетчером в Жихарево, и уже на следующий день - по приказу Военного Совета - приступил к организации эвакопункта в Лаврове.
Население деревни Лаврово дружно взялось проводить всю работу. Уже через семь дней, 25 февраля, из Лаврова отправился первый эшелон с эвакуируемыми ленинградцами.
- Весной, в период таянья льдов, мы освободили население деревни от работы, - рассказывает Гаврилов. - Они были в резерве до открытия навигации. Многие женщины и сейчас работают - на кухне, на складах, в санчасти… Есть у нас и амбулатория, куда обращается ежедневно по триста - четыреста человек. Очень ослабленных мы отправляем в стационар, по сорок, по пятьдесят человек живут там и пять и шесть дней…
Когда был создан наш эвакопункт, мы первый раз приняли триста шестьдесят пять человек, это было двадцать восьмого мая. Поток эвакуированных быстро увеличивался, и теперь принимаем примерно по восемь - девять тысяч человек в день. Работаем круглосуточно, в две смены, дня и ночи для нас не существует, шоферы обслуживающего пункт автобатальона сидят за рулем по двое суток…
Обхожу с Гавриловым всю огромную территорию эвакопункта и уже знаю, что так работает он круглосуточно, не ведая ни дня, ни ночи, прикорнув поспать на часок, на два где придется…
Посадочные площадки, столовая, строительство различных помещений и подъездных путей…
Всюду - люди с вещами, усталые, торопящиеся прежде всего поесть, а затем - сесть в эшелон и уехать… Люди бродят толпами, группами и поодиночке, волнуются, нервничают…
То серые, то синеющие под прорвавшимися лучами солнца спокойные воды Ладоги изборождены взволнованными следами снующих во всех направлениях кораблей - катеров, пароходиков, барж, влекомых на длинных буксирах. Зенитчики внимательно следят за облаками: каждую минуту оттуда может выскользнуть и пойти в пике беспощадный враг. Где-то, не поймешь где, вдруг слышится рокот мотора. Чей это? Наш? Или гитлеровский? В толпе эвакуируемых коекто задирает голову, изучает облака беспокойным взглядом. Другие - никакого внимания на окружающую обстановку не обращают. Это «люди в себе», сосредоточенные на своих, чаще всего невеселых мыслях.
Повсюду - штабелями - мешки с мукой, ящики с продовольствием, прикрытые брезентами, а то и мокнущие под дождем… Там - стучат топоры плотников, сколачивающих тесовые навесы, здесь - пилят лес на дрова; вон ряды бочек с горючим, склады стройматериалов, - гигантский табор открыт ищущим взорам немецких воздушных разведчиков, но, опасаясь наших зенитчиков и истребителей, они держатся где-то в заоблачье, высоко-высоко!..
В Лаврове эвакуированных принимают с трех пирсов: 2-го, 3-го и 5-го. Девяносто две машины автобатальона вывозят с пристани людей - в Жихарево, других сажают в эшелоны здесь же. в Лаврове Обслуживают этих людей триста девушек, работая круглосуточно В ближайшее время от пристани к тупику железнодорожной ветки будет проложен узкоколейный путь, а подходы к пристани углублены. Тогда семьдесят процентов судов станут заходить сюда, выгружаться здесь и эвакуированных можно будет доставлять с судов прямиком к эшелонам. Эти эшелоны уходят в двух основных направлениях: до станции Филино на Волге, в двенадцати километрах от Ярославля (пути двое суток), и на восток - через Буй до Новосибирска (шесть-семь суток пути).
Сейчас эвакуированные задерживаются в Лаврове самое большее по шесть-семь часов, но в тех редких случаях, когда вещи доставляются сюда отдельно от своих владельцев, они в ожидании вещей задерживаются по пягь-шесть суток и, естественно, требуют повторного питания. Это - тяжелые дни для эвакопункта, у которого возникают колоссальные трудности.
Задержек с продовольствием здесь, однако, не бывает, хлеб выпекается и здесь, в Лаврове.
- Мы создали бюро по бесхозным вещам, - рассказывает Гаврилов - Обнаружив такие, складываем около диспетчера, лежат двое суток; люди приходят за ними, с помощью милиции устанавливаем их действшельпую принадлежность, отдаем владельцам.
Невостребованные вещи стаем в склад. Специальная группа работников старается выяснить имена и адреса их владельцев, пишем им, чтоб сообщали приметы, а тем временем составляем из таких вещей отдельные "'пакеты» и опечатываем их Это долгая история, и у нас таких пакетов сейчас хранится примерно две тысячи Для них выделена охрана; если такие вещи промокнут, их под наблюдением милиции распечатывают, сушат и вновь опечатывают Дело это щепетильное, - выделены честные люди.
На днях к нам вернулась из эвакуации одна представительница детдома номер шестьдесят три, для которой хранилось двадцать пять пакетов, - мы ей выдали их
Смертность среди эвакуированных теперь очень невелика - меньше одного-двух случаев в день. Прежде всего заботимся мы о безродных детях, ловим, отправляем в детский приемник, организованный при нашем пункте, - это ряд домов, выделенных в Лаврове, дезинфицируем, подкармливаем и отправляем в глубь страны с первым же проходящим детдомом.
Каждый эвакуирующийся получает у нас кроме пятисот граммов хлеба следующий паек сто граммов шоколада, двести пять граммов сгущенного молока, двести пятьдесят - печенья, двести - сыра. Для детдомов даем дополнительно, как резерв до Тихвина, по одному килограмму белого хлеба. Поезд туда идет четыре с половиной - пять часов, - значит, в среднем через шесть часов там снова выдается пятьсот граммов хлеба, горячее питание и сухой паек.
Усталым, почти механическим голосом, то шагая по территории эвакопункта, то присаживаясь на какой-нибудь ящик, Гаврилов излагает подробности, приводит разные случаи. Узнаю о том, как старается пункт соединить разделившиеся семьи, как некая Коновалова прибыла сюда из Борисовой Гривы, а детей и вещи оставила там. Забродин снесся по телефону; узнав, что пятнадцатилетние и шестнадцатилетние дети уже возвращены в Ленинград, отправили мать обратно.
Попадаются люди забывчивые, рассеянные.
На дороге-гражданка, торопливо бежит к кабине грузовика, дважды упала. «Куда вы?..» - «Я на поезд, в Лаврово, ходила за цветами и отстала от поезда!» Хочу вернуть ее, но она бежит в противоположном направлении и кричит мне: «Вы дурак, Лаврово - там!..» Силой усадил ее в машину, привез в Лаврово…
К Гаврилову идет женщина, разговаривает сама с собой, несет пять буханок хлеба, большую кастрюлю с кашей и что-то еще. Подходит, гневаю глядит на Гаврилова и четырежды повторяет:
- Перевесьте мне хлеб!..
- В чем дело, гражданка?
- Сволочи! Сначала не кормят, не кормят, потом дадут сразу так много, что не донести!
Мы оба успокаиваем женщину, она, обессиленная, садится на траву, плачет…
Поодаль присаживаются две другие женщины, одна сует другой свою миску:
- Слушай, я отдохну, потом доем, потом тебе посуду дам!..
- Не хватает на всех посуды! - словно извиняясь передо мной, роняет Гаврилов, и мы идем дальше…
Сегодня в эвакопункт привезли пять тонн хлеба, семь тонн колбасы. Хлебный расход такой - каждодневный.
Тысяча восемьсот ремесленников лриехалм в Кобону. А всего сегодня доставлено сюда около одиннадцати тысяч человек…
В диспетчерской
На следующий день, по приезде в Лаврово, я заболел и больше недели пролежал в палатке армейского полевого передвижного госпиталя в деревне Дусьево. Меня трепали жестокие приступы неведомо где схваченной малярии. Выписавшись из госпиталя, на попутном грузовике я выехал обратно в Лаврово. Ехал через деревни Колосарь и Ручьи, мокрыми лесами, полями, по непролазной грязи и - вдоль реки Лавы, полной рыбачьих судов, заведенных из Ладожского озера…
30 июля. Утро
И вот я снова в двухэтажном доме эвакопункта. Добродушный крепыш в морской форме Гаврилов встретил меня приветливо и гостеприимно. Он теперь - начальник эвакопункта.
Сижу на скамье в комнате диспетчера. К окошечку подходят дряхлые старухи, растерянные женщины.
Длинно, иные со слезами, невразумительно объясняя все свои несчастья, взывают к сочувствию, просят содействия. Некая Бисерова отстала в Ленинграде от своей матери, теперь не может ее найти, сидит здесь третьи сутки. Вот пример хлопот, какие она доставила эвакопункту.
Заместитель председателя Ленсовета Шехавцев, находящийся здесь, дал распоряжение диспетчеру эвакопункта Лаврова сообщить диспетчеру эвакопункта Кобоны, а тому связаться с западным берегом - Борисовой Гривой, чтобы выяснили местонахождение матери:
а) по ее ленинградскому адресу,
б) по ленинградскому месту службы отца Бисеровой,
в) по всем помещениям станции Борисова Грива.
И все это узнать - к утру!
Приходит другая - Хая Борисовна Коган. Потеряла после высадки на этом берегу свою сестру Сарру Борисовну. Посадочные талоны - у той, питательные - у этой… Диспетчер посылает человека искать потерявшуюся среди выгружающихся пассажиров только что прибывшей из Кобоны «вертушки» - узкоколейного поезда, подвозящего теперь здесь пассажиров к месту посадки в эшелон. Эта узкоколейка проложена в самые последние дни.
А ведь с западного на восточный берег Ладоги ежесуточно прибывает в среднем по десять тысяч эвакуирующихся и каждому что-нибудь нужно!
… Моросит дождь. Вокруг домов на зеленом лугу «пасутся», рассеявшись как пестрые цветы, маленькие
дети «домов малютки», эвакуируемые из Ленинграда. Их сегодня тысяча, повезут их отдельным эшелоном. Каждый «дом малютки» отличается от другого цветом шапочек: голубые, красные, синие, белые… И в траве они в самом деле как цветы. На рукаве у каждого ребенка нашита тряпочка, па которой химическим карандашом - имя, фамилия, город назначения, номер детдома…
И опять подходят женщины к окошечку диспетчерской. И жалуются, и плачут. Эта - потеряла своих родителей, которым по семьдесят лет, оставила их без документов, без вещей, без питания; та - потеряла продовольственную карточку и ревет, и требует еды, и грозится: «Вот брошу ребенка и наложу на себя руки!», - и это явно вызов, и она, может быть, даже врет. Но диспетчер отвечает спокойно: «Обратитесь к начальнику эвакопункта!» И звонит по телефону, и записывает фамилии потерявшихся, и вся эта карусель у оконца продолжается непрерывно.
… У вас по пять узлов, - кричит одна, - таких, что собака не перескочит, а у нас - ничего!
… Товарищ диспетчер! Их привезли сюда! - вбегает уже радостная, только что плакавшая женщина, потерявшая было своих родителей. И убегает…
А диспетчер так же спокойно вычеркивает фамилии «семидесятилетних родителей», которых только что занес в список разыскиваемых…
30 июля. Вечер
Беседую с инженером Макарьевым, заместителем Гаврилова, и с пожилой коммунисткой Татьяной Семеновной Алексеевой, старшим комендантом пункта. Они рассказывают, как партийная организация добивалась от рабочих и служащих вежливости, отзывчивости в отношении к каждому эвакуируемому человеку («чтоб никакого «отпихнизма» не было!»).
- Работники у нас неплохие, но нервы нужны нам крепкие!..
Выхожу, встречаюсь с возвращающимся в диспетчерскую Гавриловым, который лег спать в три часа ночи, а встал в семь, интересуюсь, как он правел свой рабочий день…
- А вот так: обошел все объекты, поглядел, что делается в диспетчерской, пошел с утра на блок питания. Товар приготовлен заранее? Как расфасовка? Сколько расфасовки? Завернули ли продукты в бумагу? Почему мало? Бумаги нет?.. А почему сегодня колбаса открыта? Ведь мухи!.. Закройте!..
Позвонил на посадочную площадку: пришла ли «вертушка»?
«С пирса в вагонах - сюда, давайте двадцать пять вагонов на питательный блок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72