Но оставим, я не желаю сегодня говорить тебе неприятное. А если я еще помедлю здесь (она берет его за руку), то уж непременно скажу. Пусти меня, пусти! С богом, Клавдия! Счастливо вам доехать вслед за мной!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Клавдия Г а л о т т и.
Клавдия. Какой человек! О, суровая добродетель! Если только она заслуживает этого названия. Все ему кажется подозрительным, все достойно наказания! Если это называется знать людей — кто бы пожелал знакомства с ними? Однако где же Эмилия? Он враг ее отца; значит... значит, если он обратил свою благосклонность на дочь, то только с целью опозорить его?
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ Эмилия и Клавдия Г а л о т т и.
Эмилия (вбегает в страшном смятении). Какое счастье! Какое счастье! Наконец я в безопасности. Не следовал ли он за мною? (Сбрасывает вуаль и замечает мать.) Неужели следовал, матушка! Слава всевышнему, нет!
Клавдия. Что с тобой, дочь моя? Что с тобой?
Эмилия. Ничего, ничего...
Клавдия. Ты так дико озираешься вокруг себя? Ты дрожишь всем телом?
Эмилия. Что я только выслушала! И где, где я все это выслушала!
Клавдия. Я думала, что ты в церкви...
Эмилия. Да, там я и была! Но много ли значат для порока алтарь и церковь? О матушка! (Бросается в ее объятия.)
Клавдия. Говори, дочь моя! Покончи с моими опасениями! Что страшного могло приключиться с тобой там, в святом месте?
Эмилия. Сегодня моя молитва должна была быть такой сердечной, такой пылкой, как никогда; и никогда она не была так далека от этого.
Клавдия. Все мы только люди, Эмилия. Способность молиться не всегда зависит от нас. Желание вознести молитву к небу — уже молитва.
Э м и л н я. А желание согрешить —- уже грех.
Клавдия. Моя Эмилия не могла желать.
Эмилия. Нет, матушка, по божьей милости, так низко я еще не пала. Но и против собственной нашей воли чужой порок может заставить нас стать его сообщником!
Клавдия. Старайся совладать с собой! Соберись с мыслями. Скажи мне сразу, что с тобой случилось?
Эмилия. Только что я опустилась на колени, чуть подальше от алтаря, чем обычно, ибо я опоздала, только что начала возноситься душой к небу, как кто-то занял место позади меня, по совсем близко! Совсем близко позади меня! Как мне ни хотелось, но я не могла подвинуться ни вперед, ни в сторону из опасения, что молитва другого может помешать моим собственным молитвам. Молитва! Это было худшее, чего я опасалась. Но вскоре, у самого своего уха, после глубокого вздоха, я услышала не имя святого, а имя — не сердитесь, матушка,— имя вашей дочери! Мое имя! О, если бы могучие раскаты грома помешали мне слушать дальше! Он говорил о красоте, о любви... Жаловался, что день, который принесет счастье мне, сделает его навсегда несчастным. Он заклинал меня — и все это я должна была выслушать. Но я не обернулась, я хотела сделать вид, что ничего не слышала... Что мне оставалось еще? Молить своею ангела-хранителя, чтобы он поразил меня глухотой, пусть даже па всю жизнь! Я молила об этом: это было единственное, о чем я могла молить. Наконец, пришло время снова подняться. Служба кончилась. Я боялась обернуться. Я боялась взглянуть на того, кто мог себе позволить такую дерзость... И тут я обернулась, и тут я увидела его...
Клавдия. Кого, дочь моя?
Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте... Я думала, что провалюсь сквозь землю. Его самого!
Клавдия. Кого самого?
Эмилия. Принца.
Клавдия. Принца? О, благословенно будь нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел дождаться тебя!
Эмилия. Мой отец был здесь? И не захотел дождаться меня?
К л а в д и я. Если бы ты в своем смятении все это рассказала ему!
Эмилия. И что же, матушка? Что в моем поведении мог он найти достойным порицания?
Клавдия. Ничего! Так же как и в моем. И все-таки, все-таки. Ах, ты не знаешь своего отца! В гневе он бы не отличил невинную жертву преступления от преступника. В бешенстве ему бы показалось, что я допустила то, чему не могла помешать и чего не могла предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца,— я хочу надеяться, ты достаточно владела собой, чтобы одним взглядом выразить ему все то презрение, какое он заслужил.
Эмилия. Нет, я не овладела собой, матушка! После того как с первого взгляда я узнала его, у меня не хватило сил взглянуть на него еще раз. Я полетела...
Клавдия. И принц за тобой...
Эмилия. Я не знала этого до тех пор, пока не почувствовала, как на паперти меня схватили за руку. Это был он! Стыд заставил меня остановиться; ведь было бы слишком заметно для окружающих, если бы я начала вырываться от него. Это было единственное соображение, на которое я была способна или которое я еще способна припомнить. Он говорил, и я отвечала ему. Но что он говорил и что отвечала я — сейчас я не могу вспомнить; когда вспомню, то скажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Разум покинул меня. Тщетно пытаюсь я вспомнить, как освободилась от него и выбежала за ограду. Я пришла в себя только на улице и слышу, как он следует за мной, и слышу, как вместе со мной входит в дом, вместе со мной поднимается по лестнице...
Клавдия. У страха глаза велики, дочь моя! Я никогда не забуду, с каким видом ты ворвалась в дом. Нет, он не мог отважиться последовать за тобой сюда... Бог мой! Бог мой! Если бы это знал твой отец! Он пришел в ярость, только узнав, что принц недавно видел тебя и что ты понравилась ему! Но успокойся, дочь моя! Считай все, что с тобой случилось, сном. Да и последствий .по будет иметь так же мало. Сегодня ты сразу избавишься от всех преследований.
Эмилия. Нет, матушка! Граф должен узнать об этом! Ему я должна рассказать.
Клавдия. Ради всего святого, не надо! Зачем? Для чего? Неужели ты хочешь из-за пустяков, да, из-за пустяков встревожить его? А если сейчас он и не встревожится, то знай, дитя мое, что яд, который влияет не сразу, от этого не становится менее опасен. Что не производит впечатления на влюбленного, то может подействовать на мужа. Влюбленному может даже польстить победа над столь могущественным соперником. Но после того как он уже победит его... ах, дитя мое, как часто влюбленный становится совершенно иным человеком. Да убережет тебя от этого испытания твоя счастливая звезда!
Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно я во всем подчиняюсь вашему опыту. Но если он узнает от кого-нибудь другого, что принц сегодня говорил со мной? Разве то, что я умолчала об этом, не увеличит раньше или позже его беспокойства? Я все же думаю, что лучше мне ничего не таить от него.
Клавдия. Слабость! Слабость влюбленной. Нет, дочь моя, ни в коем случае не говори ему ничего. Не давай ему ничего заметить.
Эмилия. Пусть будет так, матушка! Я подчиняюсь вашей воле. Ах! (Глубоко вздохнув.) Мне опять становится совсем легко. Что я за глупое, пугливое создание, не правда ли, матушка? Ведь я могла совсем иначе вести себя и так же мало заслуживала бы осуждения, как и сейчас.
Клавдия. Я не хотела говорить, дочь моя, пока тебе этого не подскажет твой собственный здравый рассудок. А я знала, что, как только ты придешь в себя, он это подскажет тебе. Принц галантен. Ты непривычна к ничего не значащему языку галантности. Простая учтивость превращается здесь в чувство, лесть в клятву, каприз в желание, а желание в намерение. Ничто становится здесь всем, а все — ровно ничего не значит.
Эмилия. О матушка! Значит, я могла показаться совсем смешной из-за своих страхов. Так пусть же мой милый Аппиани ничего об этом и не знает! Он бы счел меня более тщеславной, чем добродетельной! Но вот и он сам идет сюда, это его походка.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ Те же и граф Аппиани.
Аппиани (входит в задумчивости с опущенными глазами, не замечая Эмилии, пока она сама не бросается ему навстречу). Ах, моя дорогая! Я не ожидал вас встретить при входе.
Эмилия. Я бы желала, господин граф, чтобы вы были веселым и тогда, когда вы не ожидаете меня встретить. Вы так торжественны, так серьезны? Разве этот день не стоит более радостного настроения?
Аппиани. Он стоит дороже всей моей жизни. Но он преисполнен для меня таким счастьем, что, может быть, само это счастье делает меня серьезным или, как вы, дорогая, выражаетесь, торжественным. (Замечает мать.) Ах, вы здесь, сударыня! Скоро я, смогу назвать вас более нежным именем.
К л а в д и я. И оно станет моей величайшей гордостью. Какая ты счастливица, Эмилия! Почему отец твой не пожелал разделить нашей радости?
А п п и а н и. Я только что вырвался из его объятий — или, вернее, он из моих. Что за человек ваш отец, моя Эмилия! Образец всех мужских добродетелей! До каких чувств возвышается моя душа в его присутствии. Никогда я так живо не ощущаю решимости быть постоянно добрым и благородным, как в те минуты, когда я вижу его, когда думаю о нем. Да и как же иначе, как не выполняя это решение, могу я оказаться достойным чести назвать себя его сыном — стать вашим, моя Эмилия?
Э м и лия. А он не пожелал дождаться меня!
А п п и а п и. Я думаю, потому, что за эту короткую встречу Эмилия слишком потрясла бы его, овладев всей его душой.
Клавдия. Он думал, что найдет тебя занятой подвенечными нарядами, а услышал...
Аппиани. То, что я, в свою очередь, услышал от него с сердечнейшим восхищением. Чудесно, моя Эмилия! У меня будет балованная жена, которая не кичится своим благочестием.
К л а в д и я. Но, дети мои, занимаясь одним делом, нельзя забывать о другом. Тебе уже давно пора приготовиться, Эмилия.
А п п и а н и. О чем вы, сударыня?
Клавдия. Не хотите же вы, господин граф, вести ее к венцу в таком виде?
А п п и а н и. Право, я только сейчас заметил. Кто может, глядя на вас, Эмилия, обращать внимание на ваш наряд! А почему бы и не так, как сейчас?
Э м и л и я. Нет, мой дорогой граф, не так, не совсем так, но и не намного наряднее, нет. Я мигом буду готова! На мне не будет ничего, решительно ничего на тех драгоценностей, которыми я обязана вашей великодушной щедрости! Ничего, решительно ничего такого, что бы этим драгоценностям. Я бы возненавидела их, если бы они не были подарены вами. Ведь три раза я видела их во сне...
Клавдия. Неужели? Об этом я и не знала.
Эмилия. Будто бы я надела их и будто бы вдруг каждый камень превратился в жемчужину. А жемчуг, матушка, жемчуг означает слезы.
Клавдия. Дитя! Твое толкование сна призрачнее, чем самый сон. Разве ты до сих пор не предпочитала жемчуг другим камням?
Эмилия. Конечно, матушка, конечно.
А п и и а н и (задумчиво и грустно). Означает слезы — означает слезы...
Эмилия. Как? Вас это поражает? Вас?
Аппиани. Да, мне следовало бы стыдиться... Но когда человек уже настроен на грустные мысли...
Эмилия. А почему же он так настроен? Знаете, что я придумала? Помните вы, что было надето на мне и как я выглядела, когда впервые понравилась вам? Помните ли вы еще?
Аппиани. Помню ли я? Другой я и не представляю вас и вижу вас такой даже тогда, когда вы выглядите иначе.
Эмилия. Итак, платье того же цвета, того же покроя, легкое и развевающееся...
Аппиани. Прекрасно!
Эмилия. А волосы...
Аппиани. Темные и блестящие, в локонах — такие, какими создала их природа.
Эмилия. Не забудьте и розу! Чудесно! Чудесно! Потерпите немножко, и такой я явлюсь к вам.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ Граф Аппиани, Клавдия Галотти.
А л и паи и (глядя ей вслед, печально). Жемчуг означает слезы! Потерпите немножко! Да, если бы время существовало помимо нас. Если бы часто одна минута на циферблате не превращалась для нас в целую вечность!
Клавдия. Замечание Эмилии было сделано мимоходом, но оно справедливо, господин граф. Вы сегодня серьезней, чем обычно. Один миг отделяет вас от исполнения ваших желаний — не раскаиваетесь ли вы в том, что было их целью?
Аппиани. Ах, матушка, и вы могли заподозрить в этом своего сына? Однако я сегодня действительно необычайно печален и мрачен. Только, видите ли, сударыня, находиться на расстоянии одного шага от цели либо вовсе не достичь ее — в сущности, одно и то же. Вот уж два дня, как все, что я вижу, все, что я слышу, все, о чем мечтаю,—все твердит мне об этой истине. Эта единственная мысль связывается с любой другой, приходящей мне в голову. Что все это значит? Я не понимаю этого.
К л а в д и я. Вы тревожите меня, господин граф...
Аппиани. Одно связано с другим. Я сержусь, сержусь на с моих друзей, на самого себя...
Клавдия. Отчего же?
А п п и а н и. Друзья мои настоятельно требуют, чтобы я хоть словом уведомил принца о своей свадьбе, прежде чем она состоится. Они говорят, что, хотя я и не обязан делать этого, все же из уважения к нему нельзя поступить иначе. Я был настолько слаб, что пообещал им и сейчас только собирался поехать к нему.
Клавдия (пораженная). К принцу?
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ Те же, П и р р о и сразу вслед за ним Маринелли.
П и р р о. Сударыня, маркиз Маринелли остановился у дома и осведомляется о господине графе.
А п п и а н и. Обо мне?
Пирр о. Вот он сам. (Открывает ему дверь и выходит.)
М а р и н е л л и. Прошу простить меня, сударыня. Мой милый граф, я был у вас и узнал, что смогу застать вас здесь. Сударыня, еще раз прошу простить меня, я займу всего несколько минут.
Клавдия. Не стану их затягивать. (Кланяется и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ Маринелли, А п п и а н и.
А п п и п м и. И чем дело, милостивый государь?
Маринелли. Я сюда я пился по поручению его светлости принца.
А п п и а н и. Каковы будут его распоряжения?
Маринелли. Я горжусь тем, что могу известить вас об его особой милости, и если граф Ани паи и так и не хочет признать в моем лице одного из своих преданных друзей...
А п п и а н и. Прошу без предисловий.
Маринелли. Как вам угодно. Принц должен немедленно отправить посла к герцогу Масса по случаю своего бракосочетания с принцессой, дочерью герцога. Он долгое время не знал, на ком остановиться, наконец его выбор пал на вас, граф. И если дружбе позволено быть хвастливой,— не без моего содействия.
А п и п а н и. Вот уж и не знаю, благодарить вас или нет. Я уже давно утратил надежду, что принцу будут надобны мои услуги.
М а р и н е л л и. Я уверен, что у него просто не было достойного вас повода. Но если и этот случай недостоин такого человека, как граф Аппиани, то, разумеется, дружба мои была опрометчивой.
Аппиани. Дружба и дружба на каждом третьем слове! С кем же я говорю? Я не искал дружбы маркиза Мартшелли.
Маринелли. Я ошибся, граф, непростительно ошибся, пожелав стать вашим другом без вашего согласия. Впрочем, какое это имеет значение? Милость принца и честь, вам предложенная, остаются неизменными, и я не сомневаюсь, что вы с радостью примете их.
Аппиани (после некоторого раздумья). Конечно.
Маринелли. В таком случае поедем.
Аппиани. Куда?
Маринелли. К принцу в Дозало. Все уже подготовлено, вы еще сегодня должны выехать.
Аппиани. Что вы сказали? Еще сегодня?
Маринелли. И лучше сейчас же, чем через час. Дело чрезвычайно спешное.
Аппиани. Действительно? В таком случае, сожалею, что вынужден отказаться он предложенной мне принцем чести.
М ар и и и е л и. Как?
Аппиани. Сегодня я не могу выехать... завтра тоже — и послезавтра тоже.
Маринелли. Вы шутите, граф.
Аппиани. С вами?
Маринелли. Бесподобно! Тем более забавно, если шутка относится к принцу. Итак, вы не можете?
Аппиани. Нет, сударь, нет. Я надеюсь, что принц сам сочтет мое извинение достаточным.
Маринелли. Любопытно было бы услышать и мне.
Аппиани. О, пустяк! Я, видите ли, сегодня женюсь.
М а р и н е л л и. Ну и что же?
Аппиани. Что же? Что же? Ваш вопрос безнадежно.
М а р и л е л л и. Бывали случаи, граф, когда свадьбы откладывал. Конечно, я не стану утверждать, что этим всегда оказывалась услуга жениху или невесте; это может иметь не свои неприятные стороны. Но все же я полагаю, что приказание повелителя...
Аппиани. Приказание повелителя? Повелителя? Повелитель, которого избираешь себе сам, в сущности, еще не совсем повелитель. Я допускаю, что вы обязаны принцу беспрекословным подчинением, но никак не я. Я прибыл ко двору принца по своей воле. Я хотел служить ему, но не превратиться в его раба. Я вассал более могущественного повелителя...
Марине л л и. Более могущественный или менее могущественный, а повелитель есть повелитель.
Аппиани. И я еще с вами спорю! Довольно, передайте принцу то, что вы слышали,— мне жаль, что я не могу воспользоваться его милостью, потому что именно сегодня вступаю в брак, в котором заключается все мое счастье.
Марине л л и. Не угодно ли вам будет заодно сообщить ему с кем?
Аппиани. С Эмилией Галотти.
М а р и н е л л и. Дочерью владельца этого дома?
Аппиани. Да, этого дома.
М а р и и е л л и. Гм! Гм!
А и и и а и п. Что вам угодно еще?
Маринелли. Я полагал, что в таком случае отложить церемонию до вашего возвращения еще менее затруднительно.
Аппиани. Церемонию? Только лишь церемонию?
Маринелли. Добрые родители не посмотрят на это так строго.
Аппиани. Добрые родители?
Маринелли. А Эмилия уж тем более останется вашей.
Аппиани. Тем более? Вы со своими «тем более» —тем более совершеннейшая обезьяна.
М а р и и е л л и. Это вы говорите мне, граф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ Клавдия Г а л о т т и.
Клавдия. Какой человек! О, суровая добродетель! Если только она заслуживает этого названия. Все ему кажется подозрительным, все достойно наказания! Если это называется знать людей — кто бы пожелал знакомства с ними? Однако где же Эмилия? Он враг ее отца; значит... значит, если он обратил свою благосклонность на дочь, то только с целью опозорить его?
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ Эмилия и Клавдия Г а л о т т и.
Эмилия (вбегает в страшном смятении). Какое счастье! Какое счастье! Наконец я в безопасности. Не следовал ли он за мною? (Сбрасывает вуаль и замечает мать.) Неужели следовал, матушка! Слава всевышнему, нет!
Клавдия. Что с тобой, дочь моя? Что с тобой?
Эмилия. Ничего, ничего...
Клавдия. Ты так дико озираешься вокруг себя? Ты дрожишь всем телом?
Эмилия. Что я только выслушала! И где, где я все это выслушала!
Клавдия. Я думала, что ты в церкви...
Эмилия. Да, там я и была! Но много ли значат для порока алтарь и церковь? О матушка! (Бросается в ее объятия.)
Клавдия. Говори, дочь моя! Покончи с моими опасениями! Что страшного могло приключиться с тобой там, в святом месте?
Эмилия. Сегодня моя молитва должна была быть такой сердечной, такой пылкой, как никогда; и никогда она не была так далека от этого.
Клавдия. Все мы только люди, Эмилия. Способность молиться не всегда зависит от нас. Желание вознести молитву к небу — уже молитва.
Э м и л н я. А желание согрешить —- уже грех.
Клавдия. Моя Эмилия не могла желать.
Эмилия. Нет, матушка, по божьей милости, так низко я еще не пала. Но и против собственной нашей воли чужой порок может заставить нас стать его сообщником!
Клавдия. Старайся совладать с собой! Соберись с мыслями. Скажи мне сразу, что с тобой случилось?
Эмилия. Только что я опустилась на колени, чуть подальше от алтаря, чем обычно, ибо я опоздала, только что начала возноситься душой к небу, как кто-то занял место позади меня, по совсем близко! Совсем близко позади меня! Как мне ни хотелось, но я не могла подвинуться ни вперед, ни в сторону из опасения, что молитва другого может помешать моим собственным молитвам. Молитва! Это было худшее, чего я опасалась. Но вскоре, у самого своего уха, после глубокого вздоха, я услышала не имя святого, а имя — не сердитесь, матушка,— имя вашей дочери! Мое имя! О, если бы могучие раскаты грома помешали мне слушать дальше! Он говорил о красоте, о любви... Жаловался, что день, который принесет счастье мне, сделает его навсегда несчастным. Он заклинал меня — и все это я должна была выслушать. Но я не обернулась, я хотела сделать вид, что ничего не слышала... Что мне оставалось еще? Молить своею ангела-хранителя, чтобы он поразил меня глухотой, пусть даже па всю жизнь! Я молила об этом: это было единственное, о чем я могла молить. Наконец, пришло время снова подняться. Служба кончилась. Я боялась обернуться. Я боялась взглянуть на того, кто мог себе позволить такую дерзость... И тут я обернулась, и тут я увидела его...
Клавдия. Кого, дочь моя?
Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте... Я думала, что провалюсь сквозь землю. Его самого!
Клавдия. Кого самого?
Эмилия. Принца.
Клавдия. Принца? О, благословенно будь нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел дождаться тебя!
Эмилия. Мой отец был здесь? И не захотел дождаться меня?
К л а в д и я. Если бы ты в своем смятении все это рассказала ему!
Эмилия. И что же, матушка? Что в моем поведении мог он найти достойным порицания?
Клавдия. Ничего! Так же как и в моем. И все-таки, все-таки. Ах, ты не знаешь своего отца! В гневе он бы не отличил невинную жертву преступления от преступника. В бешенстве ему бы показалось, что я допустила то, чему не могла помешать и чего не могла предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца,— я хочу надеяться, ты достаточно владела собой, чтобы одним взглядом выразить ему все то презрение, какое он заслужил.
Эмилия. Нет, я не овладела собой, матушка! После того как с первого взгляда я узнала его, у меня не хватило сил взглянуть на него еще раз. Я полетела...
Клавдия. И принц за тобой...
Эмилия. Я не знала этого до тех пор, пока не почувствовала, как на паперти меня схватили за руку. Это был он! Стыд заставил меня остановиться; ведь было бы слишком заметно для окружающих, если бы я начала вырываться от него. Это было единственное соображение, на которое я была способна или которое я еще способна припомнить. Он говорил, и я отвечала ему. Но что он говорил и что отвечала я — сейчас я не могу вспомнить; когда вспомню, то скажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Разум покинул меня. Тщетно пытаюсь я вспомнить, как освободилась от него и выбежала за ограду. Я пришла в себя только на улице и слышу, как он следует за мной, и слышу, как вместе со мной входит в дом, вместе со мной поднимается по лестнице...
Клавдия. У страха глаза велики, дочь моя! Я никогда не забуду, с каким видом ты ворвалась в дом. Нет, он не мог отважиться последовать за тобой сюда... Бог мой! Бог мой! Если бы это знал твой отец! Он пришел в ярость, только узнав, что принц недавно видел тебя и что ты понравилась ему! Но успокойся, дочь моя! Считай все, что с тобой случилось, сном. Да и последствий .по будет иметь так же мало. Сегодня ты сразу избавишься от всех преследований.
Эмилия. Нет, матушка! Граф должен узнать об этом! Ему я должна рассказать.
Клавдия. Ради всего святого, не надо! Зачем? Для чего? Неужели ты хочешь из-за пустяков, да, из-за пустяков встревожить его? А если сейчас он и не встревожится, то знай, дитя мое, что яд, который влияет не сразу, от этого не становится менее опасен. Что не производит впечатления на влюбленного, то может подействовать на мужа. Влюбленному может даже польстить победа над столь могущественным соперником. Но после того как он уже победит его... ах, дитя мое, как часто влюбленный становится совершенно иным человеком. Да убережет тебя от этого испытания твоя счастливая звезда!
Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно я во всем подчиняюсь вашему опыту. Но если он узнает от кого-нибудь другого, что принц сегодня говорил со мной? Разве то, что я умолчала об этом, не увеличит раньше или позже его беспокойства? Я все же думаю, что лучше мне ничего не таить от него.
Клавдия. Слабость! Слабость влюбленной. Нет, дочь моя, ни в коем случае не говори ему ничего. Не давай ему ничего заметить.
Эмилия. Пусть будет так, матушка! Я подчиняюсь вашей воле. Ах! (Глубоко вздохнув.) Мне опять становится совсем легко. Что я за глупое, пугливое создание, не правда ли, матушка? Ведь я могла совсем иначе вести себя и так же мало заслуживала бы осуждения, как и сейчас.
Клавдия. Я не хотела говорить, дочь моя, пока тебе этого не подскажет твой собственный здравый рассудок. А я знала, что, как только ты придешь в себя, он это подскажет тебе. Принц галантен. Ты непривычна к ничего не значащему языку галантности. Простая учтивость превращается здесь в чувство, лесть в клятву, каприз в желание, а желание в намерение. Ничто становится здесь всем, а все — ровно ничего не значит.
Эмилия. О матушка! Значит, я могла показаться совсем смешной из-за своих страхов. Так пусть же мой милый Аппиани ничего об этом и не знает! Он бы счел меня более тщеславной, чем добродетельной! Но вот и он сам идет сюда, это его походка.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ Те же и граф Аппиани.
Аппиани (входит в задумчивости с опущенными глазами, не замечая Эмилии, пока она сама не бросается ему навстречу). Ах, моя дорогая! Я не ожидал вас встретить при входе.
Эмилия. Я бы желала, господин граф, чтобы вы были веселым и тогда, когда вы не ожидаете меня встретить. Вы так торжественны, так серьезны? Разве этот день не стоит более радостного настроения?
Аппиани. Он стоит дороже всей моей жизни. Но он преисполнен для меня таким счастьем, что, может быть, само это счастье делает меня серьезным или, как вы, дорогая, выражаетесь, торжественным. (Замечает мать.) Ах, вы здесь, сударыня! Скоро я, смогу назвать вас более нежным именем.
К л а в д и я. И оно станет моей величайшей гордостью. Какая ты счастливица, Эмилия! Почему отец твой не пожелал разделить нашей радости?
А п п и а н и. Я только что вырвался из его объятий — или, вернее, он из моих. Что за человек ваш отец, моя Эмилия! Образец всех мужских добродетелей! До каких чувств возвышается моя душа в его присутствии. Никогда я так живо не ощущаю решимости быть постоянно добрым и благородным, как в те минуты, когда я вижу его, когда думаю о нем. Да и как же иначе, как не выполняя это решение, могу я оказаться достойным чести назвать себя его сыном — стать вашим, моя Эмилия?
Э м и лия. А он не пожелал дождаться меня!
А п п и а п и. Я думаю, потому, что за эту короткую встречу Эмилия слишком потрясла бы его, овладев всей его душой.
Клавдия. Он думал, что найдет тебя занятой подвенечными нарядами, а услышал...
Аппиани. То, что я, в свою очередь, услышал от него с сердечнейшим восхищением. Чудесно, моя Эмилия! У меня будет балованная жена, которая не кичится своим благочестием.
К л а в д и я. Но, дети мои, занимаясь одним делом, нельзя забывать о другом. Тебе уже давно пора приготовиться, Эмилия.
А п п и а н и. О чем вы, сударыня?
Клавдия. Не хотите же вы, господин граф, вести ее к венцу в таком виде?
А п п и а н и. Право, я только сейчас заметил. Кто может, глядя на вас, Эмилия, обращать внимание на ваш наряд! А почему бы и не так, как сейчас?
Э м и л и я. Нет, мой дорогой граф, не так, не совсем так, но и не намного наряднее, нет. Я мигом буду готова! На мне не будет ничего, решительно ничего на тех драгоценностей, которыми я обязана вашей великодушной щедрости! Ничего, решительно ничего такого, что бы этим драгоценностям. Я бы возненавидела их, если бы они не были подарены вами. Ведь три раза я видела их во сне...
Клавдия. Неужели? Об этом я и не знала.
Эмилия. Будто бы я надела их и будто бы вдруг каждый камень превратился в жемчужину. А жемчуг, матушка, жемчуг означает слезы.
Клавдия. Дитя! Твое толкование сна призрачнее, чем самый сон. Разве ты до сих пор не предпочитала жемчуг другим камням?
Эмилия. Конечно, матушка, конечно.
А п и и а н и (задумчиво и грустно). Означает слезы — означает слезы...
Эмилия. Как? Вас это поражает? Вас?
Аппиани. Да, мне следовало бы стыдиться... Но когда человек уже настроен на грустные мысли...
Эмилия. А почему же он так настроен? Знаете, что я придумала? Помните вы, что было надето на мне и как я выглядела, когда впервые понравилась вам? Помните ли вы еще?
Аппиани. Помню ли я? Другой я и не представляю вас и вижу вас такой даже тогда, когда вы выглядите иначе.
Эмилия. Итак, платье того же цвета, того же покроя, легкое и развевающееся...
Аппиани. Прекрасно!
Эмилия. А волосы...
Аппиани. Темные и блестящие, в локонах — такие, какими создала их природа.
Эмилия. Не забудьте и розу! Чудесно! Чудесно! Потерпите немножко, и такой я явлюсь к вам.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ Граф Аппиани, Клавдия Галотти.
А л и паи и (глядя ей вслед, печально). Жемчуг означает слезы! Потерпите немножко! Да, если бы время существовало помимо нас. Если бы часто одна минута на циферблате не превращалась для нас в целую вечность!
Клавдия. Замечание Эмилии было сделано мимоходом, но оно справедливо, господин граф. Вы сегодня серьезней, чем обычно. Один миг отделяет вас от исполнения ваших желаний — не раскаиваетесь ли вы в том, что было их целью?
Аппиани. Ах, матушка, и вы могли заподозрить в этом своего сына? Однако я сегодня действительно необычайно печален и мрачен. Только, видите ли, сударыня, находиться на расстоянии одного шага от цели либо вовсе не достичь ее — в сущности, одно и то же. Вот уж два дня, как все, что я вижу, все, что я слышу, все, о чем мечтаю,—все твердит мне об этой истине. Эта единственная мысль связывается с любой другой, приходящей мне в голову. Что все это значит? Я не понимаю этого.
К л а в д и я. Вы тревожите меня, господин граф...
Аппиани. Одно связано с другим. Я сержусь, сержусь на с моих друзей, на самого себя...
Клавдия. Отчего же?
А п п и а н и. Друзья мои настоятельно требуют, чтобы я хоть словом уведомил принца о своей свадьбе, прежде чем она состоится. Они говорят, что, хотя я и не обязан делать этого, все же из уважения к нему нельзя поступить иначе. Я был настолько слаб, что пообещал им и сейчас только собирался поехать к нему.
Клавдия (пораженная). К принцу?
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ Те же, П и р р о и сразу вслед за ним Маринелли.
П и р р о. Сударыня, маркиз Маринелли остановился у дома и осведомляется о господине графе.
А п п и а н и. Обо мне?
Пирр о. Вот он сам. (Открывает ему дверь и выходит.)
М а р и н е л л и. Прошу простить меня, сударыня. Мой милый граф, я был у вас и узнал, что смогу застать вас здесь. Сударыня, еще раз прошу простить меня, я займу всего несколько минут.
Клавдия. Не стану их затягивать. (Кланяется и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ Маринелли, А п п и а н и.
А п п и п м и. И чем дело, милостивый государь?
Маринелли. Я сюда я пился по поручению его светлости принца.
А п п и а н и. Каковы будут его распоряжения?
Маринелли. Я горжусь тем, что могу известить вас об его особой милости, и если граф Ани паи и так и не хочет признать в моем лице одного из своих преданных друзей...
А п п и а н и. Прошу без предисловий.
Маринелли. Как вам угодно. Принц должен немедленно отправить посла к герцогу Масса по случаю своего бракосочетания с принцессой, дочерью герцога. Он долгое время не знал, на ком остановиться, наконец его выбор пал на вас, граф. И если дружбе позволено быть хвастливой,— не без моего содействия.
А п и п а н и. Вот уж и не знаю, благодарить вас или нет. Я уже давно утратил надежду, что принцу будут надобны мои услуги.
М а р и н е л л и. Я уверен, что у него просто не было достойного вас повода. Но если и этот случай недостоин такого человека, как граф Аппиани, то, разумеется, дружба мои была опрометчивой.
Аппиани. Дружба и дружба на каждом третьем слове! С кем же я говорю? Я не искал дружбы маркиза Мартшелли.
Маринелли. Я ошибся, граф, непростительно ошибся, пожелав стать вашим другом без вашего согласия. Впрочем, какое это имеет значение? Милость принца и честь, вам предложенная, остаются неизменными, и я не сомневаюсь, что вы с радостью примете их.
Аппиани (после некоторого раздумья). Конечно.
Маринелли. В таком случае поедем.
Аппиани. Куда?
Маринелли. К принцу в Дозало. Все уже подготовлено, вы еще сегодня должны выехать.
Аппиани. Что вы сказали? Еще сегодня?
Маринелли. И лучше сейчас же, чем через час. Дело чрезвычайно спешное.
Аппиани. Действительно? В таком случае, сожалею, что вынужден отказаться он предложенной мне принцем чести.
М ар и и и е л и. Как?
Аппиани. Сегодня я не могу выехать... завтра тоже — и послезавтра тоже.
Маринелли. Вы шутите, граф.
Аппиани. С вами?
Маринелли. Бесподобно! Тем более забавно, если шутка относится к принцу. Итак, вы не можете?
Аппиани. Нет, сударь, нет. Я надеюсь, что принц сам сочтет мое извинение достаточным.
Маринелли. Любопытно было бы услышать и мне.
Аппиани. О, пустяк! Я, видите ли, сегодня женюсь.
М а р и н е л л и. Ну и что же?
Аппиани. Что же? Что же? Ваш вопрос безнадежно.
М а р и л е л л и. Бывали случаи, граф, когда свадьбы откладывал. Конечно, я не стану утверждать, что этим всегда оказывалась услуга жениху или невесте; это может иметь не свои неприятные стороны. Но все же я полагаю, что приказание повелителя...
Аппиани. Приказание повелителя? Повелителя? Повелитель, которого избираешь себе сам, в сущности, еще не совсем повелитель. Я допускаю, что вы обязаны принцу беспрекословным подчинением, но никак не я. Я прибыл ко двору принца по своей воле. Я хотел служить ему, но не превратиться в его раба. Я вассал более могущественного повелителя...
Марине л л и. Более могущественный или менее могущественный, а повелитель есть повелитель.
Аппиани. И я еще с вами спорю! Довольно, передайте принцу то, что вы слышали,— мне жаль, что я не могу воспользоваться его милостью, потому что именно сегодня вступаю в брак, в котором заключается все мое счастье.
Марине л л и. Не угодно ли вам будет заодно сообщить ему с кем?
Аппиани. С Эмилией Галотти.
М а р и н е л л и. Дочерью владельца этого дома?
Аппиани. Да, этого дома.
М а р и и е л л и. Гм! Гм!
А и и и а и п. Что вам угодно еще?
Маринелли. Я полагал, что в таком случае отложить церемонию до вашего возвращения еще менее затруднительно.
Аппиани. Церемонию? Только лишь церемонию?
Маринелли. Добрые родители не посмотрят на это так строго.
Аппиани. Добрые родители?
Маринелли. А Эмилия уж тем более останется вашей.
Аппиани. Тем более? Вы со своими «тем более» —тем более совершеннейшая обезьяна.
М а р и и е л л и. Это вы говорите мне, граф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31