недавно освободившихся заключенных, рабочих-иммигрантов, матерей, живущих на пособие. Репортажи он заканчивал одинаково: «Ролли Уишэм, с любовью».
— Сукин сын, — добавил Флетч.
— Марч полагал, что это непрофессионально. И, как президент ААЖ, хотел отлучить Уишэма от журналистики.
— Да, это тоже мотив для убийства, — кивнул Флетч. — Уолтер Марч мог бы добиться желаемого, и Уишэма вышибли бы с работы.
— Вчера вечером Джек Уилльямс подтвердил, что такие статьи готовились. И должны были появиться в самое ближайшее время.
— Но теперь не появятся?
— Нет. Джек Уилльямс полагает, что нападки на таких, как Ронни Уишэм, в данной ситуации бросят тень на покойного Уолча Марча.
— Да, да. Логичный вывод.
Из-за зеленой изгороди в теннисных шортах, с ракеткой в руке появилась Фредди Эрбатнот.
— Уилльямс полагает, что редакторы других газет с ним согласятся.
— Несомненно.
Пойнтон заметил приближающуюся Фредди и поднялся.
— Посмотрим, что вам удастся выяснить.
— Я постараюсь, мистер Пойнтон, — заверил его флетч.
Он встал и представил друг другу Фредерику Эрбатнот и Стюарта Пойнтона.
— Мисс Блейк, позвольте представить вам мистера Джеснера.
Пока они пожимали друг другу руки, Пойнтон одарил Флетча благодарным взглядом, а Фредди опять посмотрела на него, как на идиота.
— Вы ладите со всеми, — усмехнулась она, когда Пойнтон оставил их вдвоем.
— Конечно. Я само дружелюбие.
— Это же Стюарт Пойнтон.
— Вы уверены?
— Почему вы представили его под другой фамилией?
— А вы — мисс Блейк?
— Я не мисс Блейк.
— Тогда вы — Фредерика Эрбатнот?
— Я — Фредерика Эрбатнот.
— Вы уверены?
— Показать вам водительское удостоверение?
— У вас красивые колени. Очень чистые. Фредди покраснела.
— Вы подслушивали через стену ванной?
— Что вы такое говорите?
— У меня с детства такая присказка, — она покраснела еще больше. — Я всегда так говорю, когда моюсь.
— О! — улыбнулся Флетч. — Теперь я знаю, в чем разница между мальчиками и девочками. Меня не учили подобным присказкам.
Фредди толкнула его кулачком под ребро.
— Помимо этой разницы, есть много других.
— Вы собрались поиграть в теннис? — спросил Флетч.
— Хотела бы.
— Разумеется, вы уже нашли партнера?
— К сожалению, нет.
— Странно. Кстати, на мое имя зарезервирован корт. На одиннадцать часов.
— Но без партнера?
— Без.
— Действительно, странно, — покачала головой Фредди. — В теннис надо играть как минимум вдвоем.
— Оживляет игру, знаете ли, — согласился Флетч.
— А вы собираетесь одеться, как положено?
— Почему люди всегда говорят мне об этом?
— Подозреваю, куда чаще вам предлагают обратное.
— Действительно, случается и такое.
— Мисс Блейк ждет вас, — напомнила ему Фредерика Эрбатнот. — Набравшись терпения.
Глава 15
12:00 Коктейли.
Гостиная Бобби-Джо Хендрикса.
С магнитофонной ленты
Приемный блок 17
Номер 102 (Кристал Фаони)
— Привет, Боб? Это Роберт Макконнелл?
— Это. Кристал Фаони… Кристал Фаони. Вчера вечером мы сидели за одним столом. Я — та, что побольше, в цветастой палатке… Да, Фредди — потрясающая женщина. Фредерика Эрбатнот. А вторая — я, чтобы оглядеть которую, нужно в два раза больше времени…
— Знаете, Боб, я в восторге от ваших статей. Не пропускаю ни одной… Да, утреннюю тоже прочла. Об убийстве Уолтера Марча. Вы упомянули в ней Флетчеpa, так? Ирвина Флетчера. Я работала с ним в одной газете. В Чикаго. Приложили вы его крепко. Насчет того, что он фигурировал в двух судебных процессах и едва избежал обвинительного приговора… и к тому же работал у Марча… Я могу вам кое-что рассказать о Флетче… Ценная ли информация? Ну конечно, дорогой… Очень забавная история… В Чикаго был один парень, которого Флетч терпеть не мог. Отъявленный подонок, звали его Апси… сутенер с целой конюшней проституток, все молоденькие, четырнадцати, пятнадцати, шестнадцати лет. Он подбирал их на автовокзале, едва они сходили с автобуса, обламывал в тот же день, да умудрялся уже вечером выпускать на улицу.
Как только они выходили в тираж, ну, вы понимаете, на них уже никто не смотрел, а обычно такое случалось через несколько месяцев, этих девчушек находили мертвыми в темных переулках, смерть наступала от злоупотребления наркотиками, или они попадали под машину.
Апси работал по-крупному. Быстрая смена девушек не позволяла собрать достаточно улик. Более того, получаемого дохода с лихвой хватало для подкупа полиции.
Скользкий был тип.
Флетч хотел выставить его напоказ. Для этого требовались детали. Весомые улики.
Разумеется, рассчитывать на содействие полиции не приходилось. И в редакции его идею встретили более чем прохладно. Подумаешь, какой-то сутенер, сказали ему в директорате. Не стоит тратить на него место. Типичная ситуация.
Да и Флетч во многом играл не по правилам. Каждый раз, когда ему удавалось войти в доверие к девушке и получить компроментирующие Апси показания, его начинали терзать сомнения. А имеет ли он право втягивать ее в это дело. Газеты, телевидение, суд, который может затянуться на долгие месяцы. Апси уже исковеркал судьбу девушке. Он, по существу, собирался сделать то же самое, хоть и иным способом. Девушки-то были такие молоденькие, Боб…
Короче, добыв нужные ему сведения, Флетч не садился за пишущую машинку, но отводил девушку в агентство социальной защиты, в больницу, а то и просто сажал на автобус до ее родного городка. Так он поступил с шестью, может, с восемью девушками.
Апси, разумеется, рассердился. Он-то понимал, что Флетч ничего не напечатает, не имея поддержки ни полиции, ни директората, но его бесило, что благодаря Флетчу девушки выходят из оборота, не выработав ресурс. Грех, конечно, говорить так о людях, но очень уж доходчивое сравнение.
Вы меня понимаете, не так ли?
Короче, Апси посылает пару громил, они находят Флетча, вытаскивают из машины, а машина у него была отличная, темно-зеленый «фиат» с откидным верхом, отводят в сторону, заламывают руки за спину, достают фитиль, один конец суют в бак, второй поджигают и вместе с Флетчем смотрят, как машина от взрыва разлетается на куски.
А потом говорят: «Апси нервничает. В следующий раз один конец вставят тебе в зад, так что можешь представить себе, что из этого выйдет».
И следующим вечером, аккурат в субботу, уже Флетч подстерегает Апси, когда тот вылезает из автомобиля, подходит к нему, улыбаясь во весь рот, протягивает руку и говорит: «Апси, я извиняюсь. Давай выпьем. Позволь мне угостить тебя». И тому подобное. Апси сначала держится настороже, но потом приходит к выводу, что Флетч струсил. Собственно, он привык, что люди его бояться, а тут подворачивается возможность заиметь ручного репортера…
Апси позволяет Флетчу увлечь его в ближайший бар, тот покупает сутенеру виски, пытается объяснить, что просто выполнял свою работу, но директорату на все начхать, даже если его найдут мертвым на тротуаре.
Флетч принес с собой маленькую таблетку, его снабдила одна из девчушек Апси и, когда последний расслабился и даже, расчувствовавшись, начал рассказывать о том, что в девять лет продавал газеты в Саут-Сайд, бросил ее в бокал Апси.
Несколько минут спустя Апси ведет вбок, так что Флетч едва успевает подхватить ничего не соображающего сутенера и вывести из бара. Он усаживает Апси на место пассажира в его же машине, сам садится за руль и едет в известную ему англиканскую церковь, зная, как войти в нее глубокой ночью. Заводит Апси в церковь, усаживает в проходе, где тот и отключается.
Флетч раздевает лежащего на полу Апси догола.
Затем укладывает на спину, в чем мать родила, и привязывает за лодыжки и кисти к ножкам скамей последних рядов… все это в темноте.
Достает моток тонкой проволоки, обматывает один конец вокруг мошонки и пениса Апси, а второй, предварительно натянув проволоку, привязывает к огромной бронзовой ручке тяжеленной входной двери. Ее обрамляют бархатные гардины, а сама дверь из мореного дуба.
Убеждается, что проволока не провисает, ноги и руки Апси надежно привязаны, идет к алтарю, а Апси, как вы должно быть уже поняли, лежит распластанный ногами к двери, и садится на кресло епископа, так что он видит Апси, а тот его — нет.
По прошествии какого-то времени Апси приходит в себя и начинает стонать, наверное, испытывая какие-то неприятные ощущения. Пытается перевернуться и обнаруживает, что привязан в четырех местах. Тут он уже оклемался окончательно, дергает за веревки, поднимает голову, понимает, наконец, что привязан и в пятом месте.
Рассвет еще не наступил, поэтому видно плохо и едва ли он осознает, где находится, а потому прекращает попытки освободиться и спокойно лежит, все еще под действием выпивки и наркотика, дожидаясь восхода солнца.
Вы знаете, какие в церквях красивые витражи, из цветного стекла, синего, желтого, красного. Вот уже в падающем через них свете засверкала проволока. Апси поднимает голову, насколько возможно, чтобы посмотреть, куда же уходит второй ее конец.
В церкви становится все светлее, вот появились очертания гардин, затем двери и, наконец, блеснула и большая бронзовая ручка. Даже Флетч видит ее от алтаря, как и натянутую проволоку, от мошонки Апси до ручки двери, весящей не меньше тонны.
Видит проволоку и Апси, смекает, что это означает, начинает дергаться, в тщетной надежде освободиться от веревок.
Но поначалу он не осознает до конца, что его ждет, что ему уготовано, и прозревает лишь в тот момент, когда слышит плывущий над Чикаго колокольный звон. Тут он начинает кричать: «О, нет! О, Боже! О, нет!»
Он вспоминает, что наступило воскресное утро и вот-вот, может чуть раньше, может, позже, тяжелая дубовая дверь откроется, чтобы впустить прихожан, спешащих к мессе.
Мужество окончательно покидает Апси. Он обделывается, прямо на полу церкви, словно скунс, выпускающий зловонное облако в минуту опасности. Он лежит в собственном дерьме, которое все валит и валит из него. Он потеет, дрожит всем телом, рвется из веревок.
Он знает, что произойдет, когда распахнется дубовая дверь.
А я упомянула, что ко всему прочему, он и кричит? Кричит во весь голос. Поначалу: «Помогите! Помогите!» А церковь каменная, с массивными стенами, превосходной акустикой. Потом приходит черед ругательствам, за веревки он дергает так сильно, что сдирает кожу, лодыжки и кисти начинают кровоточить. Крики сменяются всхлипываниями. «Я этого не заслужил, не заслужил», — стенает Апси. Выворачивает голову к алтарю: «Господи, прости меня! Прости!»
Флетч выбрал особую церковь, в которой служба начиналась в одиннадцать утра. Позже, чем в большинстве других церквей. И всякий раз, когда звонит колокол очередной церкви, Апси еще сильнее бьется в связывающих его веревках, которые уже прорезали его плоть до костей.
Он даже начинает рвать зубами левую руку, думая, что сможет откусить ее, но оставляет это занятие, осознав, что с откушенной рукой все равно не сможет развязать остальные веревки. Это ясно, не так ли?
Звонят все новые и новые колокола, созывая паству к утренней молитве, а Апси все кричит и кричит, пусть уже и осип, предчувствуя, что его ждет, по-прежнему дергает веревки, надеясь, что хоть одна да лопнет, весь в дерьме и крови, с вылезающими из орбит глазами.
В половине одиннадцатого, а после того, как зазвонил первый колокол, прошел не один час, оживают колокола и этой церкви, и Апси буквально безумеет от ужаса. Он знает, что еще несколько минут, и тяжелая дубовая дверь откроется.
Он извивается на полу, насколько позволяют веревки. Даже Флетч не слышит криков Апси, заглушенных колокольным звоном, но видит его раззявленный рот, выпученные глаза.
Большая бронзовая ручка начинает поворачиваться. Медленно, медленно. Апси замирает, руки его инстинктивно тянутся к мошонке, он пытается оторваться от пола… Разумеется, тщетно.
Между прочим, мы увидимся за ленчем, Боб? В меню говорится о цыплятах и салате по выбору. Зная себя, я отведаю все…
В каком смысле: «Что произошло?» Я рассказала вам забавную историю. Флетч вообще большой шутник…
Вы не можете догадаться, что произошло? Боб, да вы совсем как Апси.
Дверь открывалась вовнутрь. Боб. Из-за гардин Апси не мог этого видеть…
Флетчер? О, он ушел через ризницу.
А я-то думала. Боб, что вы хорошо знаете Флетчера.
Глава 16
С магнитофонной ленты.
Приемный блок 22
Номер 42 (Леона Хэтч)
— К ленчу готова?
— Уже надеваю шляпку.
— Зачем она тебе? Нам же нет нужды выходить из здания.
— Будь у тебя такие же жидкие волосы, как мои, Нетт…
— Я бы никогда не выходила из номера, — ответила Нетти Хорн. — Как будто кто-то смотрит на наши волосы.
— Мне нравится носить шляпку.
— Я удивляюсь тебе, Леона. При твоем-то тщеславии и так напиваться.
— О чем ты говоришь?
— Вчера ты так набралась, что не дошла до столовой.
— А ты?
— Я дошла.
— А как ты вела себя после обеда?
— Точно не помню. Кажется, пела у пианино…
— Нетти, вчера вечером я просто легла спать пораньше. Легла, как полагается. Разделась, аккуратно повесила одежду, даже сняла корсет. Причем полностью расшнуровала его. Сделать это, уверяю тебя, весьма непросто. Ума не приложу, зачем мне это понадобилось. Сегодня я битый час зашнуровывала его. А где ты спала этой ночью?
— Проснулась я в кресле в своей комнате.
— Полностью одетая?
— Ну…
— Я знаю тебя, Нетти. Кто-то втащил тебя в номер и бросил в кресло. Скорее всего, коридорный. А я спала в кровати со снятым корсетом. Так что не тебе говорить, что я напиваюсь на людях…
Флетч выключил чудо-машину, чтобы ответить на телефонный звонок.
— Флетчер, старина, дружище ты мой!
— Дон?
— Да, сэр. Я здесь.
— Если это Дон Джиббс, то позвольте напомнить вам, что в ходе нашего разговора, когда я звонил вам из Вашингтона, мы установили, что никогда не были близкими, тем более закадычными друзьями, и наши отношения подпадают под категорию «случайные знакомства».
— Как ты можешь так говорить? Перестань. Разве мы не разучивали вместе марш Северо-Западного университета?
— Мне не удалось продвинуться дальше первого куплета. Что это с тобой, Дон? Ты сегодня само добродушие.
— И как оно на вкус? Чем-то напоминает бербон «Дикая индюшка»?
— Вы там на государственной службе привыкли к изысканным напиткам.
— Лично мне редко предоставлялась возможность выжать хоть цент из кошелька налогоплательщика. Как идет конгресс?
— Если я спрошу, где ты сейчас, могу я надеяться на ответ?
— Попробуй.
— Откуда ты говоришь. Дон?
— Отсюда.
— Потрясающе. Не можешь ли ты расшифровать термин «отсюда», дать конкретную привязку к местности?
— Плантация Хендрикса, Хендрикс, Виргиния, Соединенные Штаты Америки.
— Ты здесь?
— Наконец-то до тебя дошло.
— И что ты тут делаешь?
— Да вот решили подъехать, посмотреть, как у тебя дела.
— Решили?
— Да, со мной Боб.
— Какой еще Боб.
— Боб Энглехардт, глубокоуважаемый и всеми любимый начальник моего отдела.
— И каким ветром вас сюда занесло?
— Убили Уолтера Марча, Флетч. Естественно, нас это тревожит.
— Почему? Причем тут ЦРУ? Убийство гражданина Соединенных Штатов на их территории — сугубо внутреннее дело.
— У «Марч ньюспейперз» есть зарубежные представительства, не так ли?
— Чувствуется ваше нетривиальное мышление.
— Между прочим, ты что-нибудь выяснил насчет убийства?
— Даже знаю, кто прикончил Марча.
— Правда?
— Будь уверен.
— Поделись.
— Еще не время.
— Подожди, Флетч. С тобой хочет поговорить Боб. А потом я снова возьму трубку.
— Мистер Флетчер? — Роберт Энглехардт пытался изгнать из голоса начальственные нотки. — Могу я называть вас Флетч?
— Валяйте.
— Так вот, нам нужно, чтобы вы нас прикрыли. Потому-то Дон и звонит вам заранее, чтобы, внезапно увидев нас в отеле, вы от удивления не произнесли вслух название государственного учреждения, в котором мы работаем. Флетч, здесь мы — наблюдатели от Канадского союза журналистов.
— Кто-нибудь в Канаде знает об этом?
— Нет. Наша официальная «легенда» такова: мы намереваемся организовать аналогичный конгресс в следующем году. В Онтарио. Естественно, мы ожидаем, что вы никому не скажете, ни сейчас, ни потом, кого мы представляем на самом деле.
— С какой стати я должен вас прикрывать?
— Причины вам уже назывались.
— Значит, опять за старое?
— Уклонение от уплаты налогов, незаконный вывоз денег с территории Соединенных Штатов…
— Не зря мне столько раз говорили, что сохранить состояние куда труднее, чем сколотить его.
— Так мы рассчитываем на ваше полное содействие?
— Как вы могли подумать иначе?
— Отлично, — подвел черту Роберт Энглехардт. — Даю вам Дона.
В паузе Флетч услышал, как звякнул кубик льда, брошенный в бокал.
— Флетч? — голос Джиббса. — Это Дон.
— Послушай, Дон, твой шеф не сказал, что с нетерпением ждет встречи со мной.
— Откровенно говоря, Флетч, такого желания у него нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Сукин сын, — добавил Флетч.
— Марч полагал, что это непрофессионально. И, как президент ААЖ, хотел отлучить Уишэма от журналистики.
— Да, это тоже мотив для убийства, — кивнул Флетч. — Уолтер Марч мог бы добиться желаемого, и Уишэма вышибли бы с работы.
— Вчера вечером Джек Уилльямс подтвердил, что такие статьи готовились. И должны были появиться в самое ближайшее время.
— Но теперь не появятся?
— Нет. Джек Уилльямс полагает, что нападки на таких, как Ронни Уишэм, в данной ситуации бросят тень на покойного Уолча Марча.
— Да, да. Логичный вывод.
Из-за зеленой изгороди в теннисных шортах, с ракеткой в руке появилась Фредди Эрбатнот.
— Уилльямс полагает, что редакторы других газет с ним согласятся.
— Несомненно.
Пойнтон заметил приближающуюся Фредди и поднялся.
— Посмотрим, что вам удастся выяснить.
— Я постараюсь, мистер Пойнтон, — заверил его флетч.
Он встал и представил друг другу Фредерику Эрбатнот и Стюарта Пойнтона.
— Мисс Блейк, позвольте представить вам мистера Джеснера.
Пока они пожимали друг другу руки, Пойнтон одарил Флетча благодарным взглядом, а Фредди опять посмотрела на него, как на идиота.
— Вы ладите со всеми, — усмехнулась она, когда Пойнтон оставил их вдвоем.
— Конечно. Я само дружелюбие.
— Это же Стюарт Пойнтон.
— Вы уверены?
— Почему вы представили его под другой фамилией?
— А вы — мисс Блейк?
— Я не мисс Блейк.
— Тогда вы — Фредерика Эрбатнот?
— Я — Фредерика Эрбатнот.
— Вы уверены?
— Показать вам водительское удостоверение?
— У вас красивые колени. Очень чистые. Фредди покраснела.
— Вы подслушивали через стену ванной?
— Что вы такое говорите?
— У меня с детства такая присказка, — она покраснела еще больше. — Я всегда так говорю, когда моюсь.
— О! — улыбнулся Флетч. — Теперь я знаю, в чем разница между мальчиками и девочками. Меня не учили подобным присказкам.
Фредди толкнула его кулачком под ребро.
— Помимо этой разницы, есть много других.
— Вы собрались поиграть в теннис? — спросил Флетч.
— Хотела бы.
— Разумеется, вы уже нашли партнера?
— К сожалению, нет.
— Странно. Кстати, на мое имя зарезервирован корт. На одиннадцать часов.
— Но без партнера?
— Без.
— Действительно, странно, — покачала головой Фредди. — В теннис надо играть как минимум вдвоем.
— Оживляет игру, знаете ли, — согласился Флетч.
— А вы собираетесь одеться, как положено?
— Почему люди всегда говорят мне об этом?
— Подозреваю, куда чаще вам предлагают обратное.
— Действительно, случается и такое.
— Мисс Блейк ждет вас, — напомнила ему Фредерика Эрбатнот. — Набравшись терпения.
Глава 15
12:00 Коктейли.
Гостиная Бобби-Джо Хендрикса.
С магнитофонной ленты
Приемный блок 17
Номер 102 (Кристал Фаони)
— Привет, Боб? Это Роберт Макконнелл?
— Это. Кристал Фаони… Кристал Фаони. Вчера вечером мы сидели за одним столом. Я — та, что побольше, в цветастой палатке… Да, Фредди — потрясающая женщина. Фредерика Эрбатнот. А вторая — я, чтобы оглядеть которую, нужно в два раза больше времени…
— Знаете, Боб, я в восторге от ваших статей. Не пропускаю ни одной… Да, утреннюю тоже прочла. Об убийстве Уолтера Марча. Вы упомянули в ней Флетчеpa, так? Ирвина Флетчера. Я работала с ним в одной газете. В Чикаго. Приложили вы его крепко. Насчет того, что он фигурировал в двух судебных процессах и едва избежал обвинительного приговора… и к тому же работал у Марча… Я могу вам кое-что рассказать о Флетче… Ценная ли информация? Ну конечно, дорогой… Очень забавная история… В Чикаго был один парень, которого Флетч терпеть не мог. Отъявленный подонок, звали его Апси… сутенер с целой конюшней проституток, все молоденькие, четырнадцати, пятнадцати, шестнадцати лет. Он подбирал их на автовокзале, едва они сходили с автобуса, обламывал в тот же день, да умудрялся уже вечером выпускать на улицу.
Как только они выходили в тираж, ну, вы понимаете, на них уже никто не смотрел, а обычно такое случалось через несколько месяцев, этих девчушек находили мертвыми в темных переулках, смерть наступала от злоупотребления наркотиками, или они попадали под машину.
Апси работал по-крупному. Быстрая смена девушек не позволяла собрать достаточно улик. Более того, получаемого дохода с лихвой хватало для подкупа полиции.
Скользкий был тип.
Флетч хотел выставить его напоказ. Для этого требовались детали. Весомые улики.
Разумеется, рассчитывать на содействие полиции не приходилось. И в редакции его идею встретили более чем прохладно. Подумаешь, какой-то сутенер, сказали ему в директорате. Не стоит тратить на него место. Типичная ситуация.
Да и Флетч во многом играл не по правилам. Каждый раз, когда ему удавалось войти в доверие к девушке и получить компроментирующие Апси показания, его начинали терзать сомнения. А имеет ли он право втягивать ее в это дело. Газеты, телевидение, суд, который может затянуться на долгие месяцы. Апси уже исковеркал судьбу девушке. Он, по существу, собирался сделать то же самое, хоть и иным способом. Девушки-то были такие молоденькие, Боб…
Короче, добыв нужные ему сведения, Флетч не садился за пишущую машинку, но отводил девушку в агентство социальной защиты, в больницу, а то и просто сажал на автобус до ее родного городка. Так он поступил с шестью, может, с восемью девушками.
Апси, разумеется, рассердился. Он-то понимал, что Флетч ничего не напечатает, не имея поддержки ни полиции, ни директората, но его бесило, что благодаря Флетчу девушки выходят из оборота, не выработав ресурс. Грех, конечно, говорить так о людях, но очень уж доходчивое сравнение.
Вы меня понимаете, не так ли?
Короче, Апси посылает пару громил, они находят Флетча, вытаскивают из машины, а машина у него была отличная, темно-зеленый «фиат» с откидным верхом, отводят в сторону, заламывают руки за спину, достают фитиль, один конец суют в бак, второй поджигают и вместе с Флетчем смотрят, как машина от взрыва разлетается на куски.
А потом говорят: «Апси нервничает. В следующий раз один конец вставят тебе в зад, так что можешь представить себе, что из этого выйдет».
И следующим вечером, аккурат в субботу, уже Флетч подстерегает Апси, когда тот вылезает из автомобиля, подходит к нему, улыбаясь во весь рот, протягивает руку и говорит: «Апси, я извиняюсь. Давай выпьем. Позволь мне угостить тебя». И тому подобное. Апси сначала держится настороже, но потом приходит к выводу, что Флетч струсил. Собственно, он привык, что люди его бояться, а тут подворачивается возможность заиметь ручного репортера…
Апси позволяет Флетчу увлечь его в ближайший бар, тот покупает сутенеру виски, пытается объяснить, что просто выполнял свою работу, но директорату на все начхать, даже если его найдут мертвым на тротуаре.
Флетч принес с собой маленькую таблетку, его снабдила одна из девчушек Апси и, когда последний расслабился и даже, расчувствовавшись, начал рассказывать о том, что в девять лет продавал газеты в Саут-Сайд, бросил ее в бокал Апси.
Несколько минут спустя Апси ведет вбок, так что Флетч едва успевает подхватить ничего не соображающего сутенера и вывести из бара. Он усаживает Апси на место пассажира в его же машине, сам садится за руль и едет в известную ему англиканскую церковь, зная, как войти в нее глубокой ночью. Заводит Апси в церковь, усаживает в проходе, где тот и отключается.
Флетч раздевает лежащего на полу Апси догола.
Затем укладывает на спину, в чем мать родила, и привязывает за лодыжки и кисти к ножкам скамей последних рядов… все это в темноте.
Достает моток тонкой проволоки, обматывает один конец вокруг мошонки и пениса Апси, а второй, предварительно натянув проволоку, привязывает к огромной бронзовой ручке тяжеленной входной двери. Ее обрамляют бархатные гардины, а сама дверь из мореного дуба.
Убеждается, что проволока не провисает, ноги и руки Апси надежно привязаны, идет к алтарю, а Апси, как вы должно быть уже поняли, лежит распластанный ногами к двери, и садится на кресло епископа, так что он видит Апси, а тот его — нет.
По прошествии какого-то времени Апси приходит в себя и начинает стонать, наверное, испытывая какие-то неприятные ощущения. Пытается перевернуться и обнаруживает, что привязан в четырех местах. Тут он уже оклемался окончательно, дергает за веревки, поднимает голову, понимает, наконец, что привязан и в пятом месте.
Рассвет еще не наступил, поэтому видно плохо и едва ли он осознает, где находится, а потому прекращает попытки освободиться и спокойно лежит, все еще под действием выпивки и наркотика, дожидаясь восхода солнца.
Вы знаете, какие в церквях красивые витражи, из цветного стекла, синего, желтого, красного. Вот уже в падающем через них свете засверкала проволока. Апси поднимает голову, насколько возможно, чтобы посмотреть, куда же уходит второй ее конец.
В церкви становится все светлее, вот появились очертания гардин, затем двери и, наконец, блеснула и большая бронзовая ручка. Даже Флетч видит ее от алтаря, как и натянутую проволоку, от мошонки Апси до ручки двери, весящей не меньше тонны.
Видит проволоку и Апси, смекает, что это означает, начинает дергаться, в тщетной надежде освободиться от веревок.
Но поначалу он не осознает до конца, что его ждет, что ему уготовано, и прозревает лишь в тот момент, когда слышит плывущий над Чикаго колокольный звон. Тут он начинает кричать: «О, нет! О, Боже! О, нет!»
Он вспоминает, что наступило воскресное утро и вот-вот, может чуть раньше, может, позже, тяжелая дубовая дверь откроется, чтобы впустить прихожан, спешащих к мессе.
Мужество окончательно покидает Апси. Он обделывается, прямо на полу церкви, словно скунс, выпускающий зловонное облако в минуту опасности. Он лежит в собственном дерьме, которое все валит и валит из него. Он потеет, дрожит всем телом, рвется из веревок.
Он знает, что произойдет, когда распахнется дубовая дверь.
А я упомянула, что ко всему прочему, он и кричит? Кричит во весь голос. Поначалу: «Помогите! Помогите!» А церковь каменная, с массивными стенами, превосходной акустикой. Потом приходит черед ругательствам, за веревки он дергает так сильно, что сдирает кожу, лодыжки и кисти начинают кровоточить. Крики сменяются всхлипываниями. «Я этого не заслужил, не заслужил», — стенает Апси. Выворачивает голову к алтарю: «Господи, прости меня! Прости!»
Флетч выбрал особую церковь, в которой служба начиналась в одиннадцать утра. Позже, чем в большинстве других церквей. И всякий раз, когда звонит колокол очередной церкви, Апси еще сильнее бьется в связывающих его веревках, которые уже прорезали его плоть до костей.
Он даже начинает рвать зубами левую руку, думая, что сможет откусить ее, но оставляет это занятие, осознав, что с откушенной рукой все равно не сможет развязать остальные веревки. Это ясно, не так ли?
Звонят все новые и новые колокола, созывая паству к утренней молитве, а Апси все кричит и кричит, пусть уже и осип, предчувствуя, что его ждет, по-прежнему дергает веревки, надеясь, что хоть одна да лопнет, весь в дерьме и крови, с вылезающими из орбит глазами.
В половине одиннадцатого, а после того, как зазвонил первый колокол, прошел не один час, оживают колокола и этой церкви, и Апси буквально безумеет от ужаса. Он знает, что еще несколько минут, и тяжелая дубовая дверь откроется.
Он извивается на полу, насколько позволяют веревки. Даже Флетч не слышит криков Апси, заглушенных колокольным звоном, но видит его раззявленный рот, выпученные глаза.
Большая бронзовая ручка начинает поворачиваться. Медленно, медленно. Апси замирает, руки его инстинктивно тянутся к мошонке, он пытается оторваться от пола… Разумеется, тщетно.
Между прочим, мы увидимся за ленчем, Боб? В меню говорится о цыплятах и салате по выбору. Зная себя, я отведаю все…
В каком смысле: «Что произошло?» Я рассказала вам забавную историю. Флетч вообще большой шутник…
Вы не можете догадаться, что произошло? Боб, да вы совсем как Апси.
Дверь открывалась вовнутрь. Боб. Из-за гардин Апси не мог этого видеть…
Флетчер? О, он ушел через ризницу.
А я-то думала. Боб, что вы хорошо знаете Флетчера.
Глава 16
С магнитофонной ленты.
Приемный блок 22
Номер 42 (Леона Хэтч)
— К ленчу готова?
— Уже надеваю шляпку.
— Зачем она тебе? Нам же нет нужды выходить из здания.
— Будь у тебя такие же жидкие волосы, как мои, Нетт…
— Я бы никогда не выходила из номера, — ответила Нетти Хорн. — Как будто кто-то смотрит на наши волосы.
— Мне нравится носить шляпку.
— Я удивляюсь тебе, Леона. При твоем-то тщеславии и так напиваться.
— О чем ты говоришь?
— Вчера ты так набралась, что не дошла до столовой.
— А ты?
— Я дошла.
— А как ты вела себя после обеда?
— Точно не помню. Кажется, пела у пианино…
— Нетти, вчера вечером я просто легла спать пораньше. Легла, как полагается. Разделась, аккуратно повесила одежду, даже сняла корсет. Причем полностью расшнуровала его. Сделать это, уверяю тебя, весьма непросто. Ума не приложу, зачем мне это понадобилось. Сегодня я битый час зашнуровывала его. А где ты спала этой ночью?
— Проснулась я в кресле в своей комнате.
— Полностью одетая?
— Ну…
— Я знаю тебя, Нетти. Кто-то втащил тебя в номер и бросил в кресло. Скорее всего, коридорный. А я спала в кровати со снятым корсетом. Так что не тебе говорить, что я напиваюсь на людях…
Флетч выключил чудо-машину, чтобы ответить на телефонный звонок.
— Флетчер, старина, дружище ты мой!
— Дон?
— Да, сэр. Я здесь.
— Если это Дон Джиббс, то позвольте напомнить вам, что в ходе нашего разговора, когда я звонил вам из Вашингтона, мы установили, что никогда не были близкими, тем более закадычными друзьями, и наши отношения подпадают под категорию «случайные знакомства».
— Как ты можешь так говорить? Перестань. Разве мы не разучивали вместе марш Северо-Западного университета?
— Мне не удалось продвинуться дальше первого куплета. Что это с тобой, Дон? Ты сегодня само добродушие.
— И как оно на вкус? Чем-то напоминает бербон «Дикая индюшка»?
— Вы там на государственной службе привыкли к изысканным напиткам.
— Лично мне редко предоставлялась возможность выжать хоть цент из кошелька налогоплательщика. Как идет конгресс?
— Если я спрошу, где ты сейчас, могу я надеяться на ответ?
— Попробуй.
— Откуда ты говоришь. Дон?
— Отсюда.
— Потрясающе. Не можешь ли ты расшифровать термин «отсюда», дать конкретную привязку к местности?
— Плантация Хендрикса, Хендрикс, Виргиния, Соединенные Штаты Америки.
— Ты здесь?
— Наконец-то до тебя дошло.
— И что ты тут делаешь?
— Да вот решили подъехать, посмотреть, как у тебя дела.
— Решили?
— Да, со мной Боб.
— Какой еще Боб.
— Боб Энглехардт, глубокоуважаемый и всеми любимый начальник моего отдела.
— И каким ветром вас сюда занесло?
— Убили Уолтера Марча, Флетч. Естественно, нас это тревожит.
— Почему? Причем тут ЦРУ? Убийство гражданина Соединенных Штатов на их территории — сугубо внутреннее дело.
— У «Марч ньюспейперз» есть зарубежные представительства, не так ли?
— Чувствуется ваше нетривиальное мышление.
— Между прочим, ты что-нибудь выяснил насчет убийства?
— Даже знаю, кто прикончил Марча.
— Правда?
— Будь уверен.
— Поделись.
— Еще не время.
— Подожди, Флетч. С тобой хочет поговорить Боб. А потом я снова возьму трубку.
— Мистер Флетчер? — Роберт Энглехардт пытался изгнать из голоса начальственные нотки. — Могу я называть вас Флетч?
— Валяйте.
— Так вот, нам нужно, чтобы вы нас прикрыли. Потому-то Дон и звонит вам заранее, чтобы, внезапно увидев нас в отеле, вы от удивления не произнесли вслух название государственного учреждения, в котором мы работаем. Флетч, здесь мы — наблюдатели от Канадского союза журналистов.
— Кто-нибудь в Канаде знает об этом?
— Нет. Наша официальная «легенда» такова: мы намереваемся организовать аналогичный конгресс в следующем году. В Онтарио. Естественно, мы ожидаем, что вы никому не скажете, ни сейчас, ни потом, кого мы представляем на самом деле.
— С какой стати я должен вас прикрывать?
— Причины вам уже назывались.
— Значит, опять за старое?
— Уклонение от уплаты налогов, незаконный вывоз денег с территории Соединенных Штатов…
— Не зря мне столько раз говорили, что сохранить состояние куда труднее, чем сколотить его.
— Так мы рассчитываем на ваше полное содействие?
— Как вы могли подумать иначе?
— Отлично, — подвел черту Роберт Энглехардт. — Даю вам Дона.
В паузе Флетч услышал, как звякнул кубик льда, брошенный в бокал.
— Флетч? — голос Джиббса. — Это Дон.
— Послушай, Дон, твой шеф не сказал, что с нетерпением ждет встречи со мной.
— Откровенно говоря, Флетч, такого желания у него нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18