Он договорился о том, что их будет сопровождать гид по имени Ахмед.
Когда они приехали в Гизу, там их уже ждала пара оседланных лошадей, на которых они должны были добраться до самих Великих пирамид. Накануне Ахмед с восточной горячностью уверял их в том, что им предоставят настоящих арабских скакунов, но теперь, взглянув на них, Эбби сразу же поняла, что эти тощие лошади не имеют к «арабам» ни малейшего отношения. Взобравшись в седла, они с отцом под палящим солнцем тронулись по направлению к пирамидам, вонзившим свои острия в слепящее безоблачное небо. Эбби была разочарована. Пирамиды выглядели точно так же, как на виденных ею картинках, разве что еще более древними и потрескавшимися.
Подъехав к подножию пирамид, они увидели машину, в которой их ждали Ахмед и Бэбс. Лошади уступили место верблюду, которого погонщик называл Суси. И вот они уже раскачиваются на спине этого ревущего и мычащего «корабля пустыни». Эбби с отцом покатывались со смеху, глядя, как Бэбс испуганно уцепилась за луку причудливого седла, когда верблюд взял с места неторопливой рысцой. Однако экскурсия уже не казалась Эбби такой забавной, когда через несколько минут она попыталась приласкать верблюда, а басурманская скотина вместо благодарности взяла да и плюнула в нее, поставив таким образом мерзкую слюнявую точку в этом увлекательном приключении.
За ужином отец предложил Эбби сопровождать его в запланированной на следующий день поездке на конезавод «Эль-Захраа», где выращивали знаменитых арабских скакунов.
* * *
Конезавод раскинулся на шестидесяти акрах пустынной земли в Эйн-Шамсе, за пределами Каира. До того, как был свергнут король Фарук, завод назывался «Кафр-Фарук» и находился в ведении Королевского сельскохозяйственного общества, однако с приходом к власти президента Насера был переименован в «Эль-Захраа» и управлялся теперь ведомством с более демократическим названием: Египетская организация сельского хозяйства. По странной иронии судьбы «Эль-Захраа» был расположен рядом с тем самым местом, где в свое время находился конезавод Шейх-Обейд, созданный в свое время леди Энн Блант.
Окутанные облаком мельчайшей, словно пудра, пыли, машины ехали по обсаженной пальмами дорожке, направляясь к главным конюшням «Эль-Захраа». По обеим ее сторонам располагались загоны для лошадей. Один только песок, ни единой травинки. Эбби сразу же поняла, что ни «Крэббет Парк», ни тем более Ривер-Бенд это место ничем не напоминает. Зеленый цвет тут отсутствовал начисто – один только песок и слепящее жаркое солнце.
Лошади в отдалении показались ей иссушенными до костей, а когда машины подъехали поближе, девочка поняла, что не ошиблась. У них были точеные головы, выгнутые шеи и высоко посаженные хвосты, что выдавало в них настоящих «арабов». Но где же атласные шкуры? И почему они такие тощие?
Эбби спросила об этом отца, и тот объяснил:
– Египтяне любят худых лошадей, а про наших говорят, что на них слишком много мяса. Знаешь, какая у них любимая поговорка? «Лошади – для езды, а не для еды».
Эбби решила, что поездка в Египет оказалась пустой тратой времени. Она не допускала мысли, что отец может заинтересоваться этими ходячими скелетами или тем более купить их для отправки в Ривер-Бенд.
И все же она ошиблась. После трех часов изнурительных разглядываний и ощупываний животных он все-таки нашел лошадь, которую искал все это время. В одном из загонов несколько однолеток сосредоточенно склонились над охапкой клеверного сена. При приближении Эбби и Дина один из них оторвался от кормежки, поднял голову и взглянул на непрошеных гостей. Такой классически прекрасной головы, как у этого животного, Дин не видел еще никогда и теперь в изумлении замер, встретившись взглядом с огромными черными глазами молодого коня.
Вот она, лошадь его мечты – в песках пустыни, под слепяще-синим небом, в окружении колеблющихся волн полуденного зноя. Дину казалось, что стоит ему моргнуть, и это видение растает. Наконец глаза его стали слезиться. Он невольно на мгновение прикрыл глаза, но ничего не изменилось.
* * *
– Повторяю тебе, Бэбс, такой красивой головы, как у этого жеребенка, мне еще не приходилось видеть ни у одного «араба».
Дин стоял перед зеркалом в гостиной, повязывая галстук, а Бэбс накладывала последние штрихи своего вечернего макияжа перед зеркалом в ванной комнате.
– А по-моему, не такой уж он и замечательный, – вставила Эбби, хотя ее мнения никто не спрашивал. С помощью Жюстин она уже оделась к ужину и теперь, стоя в гостиничной спальне, делала пируэты, наблюдая, как красиво развевается юбка ее нового голубого платья.
– Я еще не знаю, сколько они за него запросят, но когда речь идет о таком жеребенке, цена не имеет значения. Ты часто говоришь о харизме. Так вот, этот жеребенок ею обладает. Его зовут Эль-Кедар ибн Судан. – Дин потуже затянул узел галстука и поправил его, чтобы он сидел точно посередине воротника. – Их управляющего сегодня не было на месте. Мне придется позвонить ему и договориться о встрече на завтра. Куда же запропастилась эта бумажка, на которой мне записали его имя? – Дин поискал глазами на тумбочке. – Должно быть, осталась в кармане другого пиджака. Эбби, принеси мне, пожалуйста, пиджак. Он висит на спинке стула.
Девочка сняла пиджак и, небрежно перекинув его через руку, сделала еще один пируэт, глядя на свою юбку.
– Осторожно, – предупредил отец. – Ты растеряешь все, что лежит у меня в карманах.
Как раз в этот момент из пиджака вылетела почтовая открытка и упала на пол изображением вниз.
– Ты собрался послать дедушке открытку? – спросила девочка и, подняв ее, стала читать: – «Дорогая Рейчел…»
– Читать чужие письма невежливо, Эбби, – одернул ее отец, забирая открытку из ее рук, прежде чем она успела прочесть остальное. Он отошел в сторону и сунул открытку во внутренний карман своего вечернего пиджака. Эбби вприпрыжку последовала за ним.
– А кто такая Рейчел? – с любопытством спросила она.
Он метнул быстрый взгляд в сторону открытой двери в ванную, затем положил ладонь на макушку дочери и улыбнулся:
– Всего лишь моя знакомая. Ты довольна?
– Ага. – Желая насладиться своим отражением, Эбби поскакала к зеркалу, которое только что освободил ее отец. Она посмотрела на темноволосую синеглазую девочку в голубом платьице, белых кожаных туфельках и чулочках с кружевными оборками, а затем снова крутанулась вокруг своей оси, наблюдая за кружением юбки.
Сосредоточенно застегивая бриллиантовую сережку, из ванной появилась Бэбс в шуршащем вечернем платье из розового шифона.
– Как ты думаешь, Дин, ожерелье мне тоже надеть или это будет чересчур?
– Я бы надел.
– Правда? Думаю, тогда у тебя был бы чрезвычайно глупый вид, – с серьезным видом ответила Бэбс. Но в глазах ее прыгал веселый огонек. Дин рассмеялся.
Эбби также решила принять участие во всеобщем веселье. Прыгая вокруг матери, она лукаво посмотрела на отца и сказала:
– Представляешь, мамочка, папа хочет послать открытку какой-то девочке по имени Рейчел!
Молчание. Абсолютное молчание воцарилось в комнате. Улыбка сползла с отцовского лица. Поняв, что случилось нечто непоправимо страшное, Эбби обернулась к матери. Белая как мел, та смотрела на отца с выражением неописуемой боли в глазах.
– Бэбс… – Протянув руки, он сделал шаг по направлению к жене.
– Выйди из комнаты, Эбби. – Мать проговорила это торопливым тоном, в котором звучало отчаяние. Словно вот-вот должно было произойти что-то ужасное.
– Но… – Немного испуганная, Эбби смотрела на мать. Та стояла совершенно неподвижно, не отрывая взгляда от отца.
– Выйди сию же минуту! – Мать повернулась спиной к Эбби и теперь смотрела на высокий комод. Тело ее было напряжено и дрожало. Девочка почувствовала на своем плече руку отца и невольно отшатнулась.
– Пойди к Жюстин, и пусть она тебя причешет. – Мягко, но непреклонно он подвел дочь к двери гостиной.
Уже оказавшись на пороге, она повернулась к отцу.
– Папа, я…
– Я знаю, милая. Все хорошо, – с улыбкой перебил он ее.
Однако Эбби чувствовала, что ничего хорошего во всем этом нет, хотя и не понимала, что она сделала плохого. Ведь ей только хотелось пошутить, потому она и сказала про эту открытку. Неужели они не поняли, что это – шутка? Они ведь сами подшучивали друг над другом, а почему же ей нельзя?
Дверь прикрыли, но осталась щель, и до слуха Эбби почти сразу же донесся низкий голос матери. Ей с трудом удавалось сдерживаться.
– Как ты мог, Дин? Как ты позволил, чтобы она обо всем узнала?
– Она ничего не знает, я клянусь!
– Ты уверен? Что ты ей сказал?
– Ничего.
Теперь дверь закрыли плотно, и продолжение спора между родителями осталось для Эбби тайной. Повернувшись, она медленно поплелась к одному из кресел. Едва удерживаясь, чтобы не заплакать, девочка плюхнулась на подушки и стала смотреть на свое голубое платьице. Оно ей больше не нравилось.
Зазвонил стоявший рядом телефон. Раз, другой. После третьего звонка в гостиную вошла высокая стройная Жюстин и взяла трубку. Эбби сидела, не поднимая глаз. Сейчас, как никогда раньше, ей хотелось оказаться дома, в Ривер-Бенде.
– Номер Лоусонов, Жюстин у телефона. Звонок? Из Америки? Да, я подожду.
Эбби вглянула на свою няню.
– Если это дедушка, я хочу с ним поговорить.
Вместо ответа Жюстин отмахнулась от нее и, покрепче прижав к уху телефонную трубку, заткнула другое пальцем.
– Алло? Это Жюстин. Да, мисс Андерсон, он здесь. Они с миссис Лоусон одеваются к ужину. – Сообразив, что звонит секретарша ее отца, Эбби снова откинулась в кресле. – Конечно, мисс Андерсон, я сейчас же позову его. – С озабоченным видом Жюстин положила трубку рядом с телефоном и почти бегом направилась к хозяйской спальне. – Мистер Лоусон! – позвала она и громко постучала.
– В чем дело, Жюстин? – Хотя дверь заглушала все звуки, в голосе Дина явственно слышались нетерпеливые нотки. Эбби еще ниже сползла в кресле.
– Звонит ваша секретарша. Ей нужно срочно с вами поговорить. У них там… несчастный случай.
– Положи трубку. Я поговорю отсюда.
– Какой несчастный случай? – встрепенулась Эбби. Однако Жюстин ничего не ответила и подошла к телефону. Убедившись, что трубку в спальне сняли, она положила свою на рычаг и застыла у телефона, опустив голову, будто в молитве.
Эбби не на шутку заволновалась.
– Что случилось, Жюстин?
И в тот же момент из спальни послышался страшный крик, тут же перешедший в рыдания. Эбби вскочила с кресла и побежала к двери в родительскую спальню. На секунду задержавшись у порога, она с силой толкнула ее и ворвалась внутрь. Ее взгляду предстал отец. Он крепко обнимал мать, заходившуюся в рыданиях. Дин выглядел ошеломленным и, казалось, сам был готов расплакаться.
Девочка неуверенными шагами подошла к родителям.
– Папа… Что случилось?
– Эбби… – Отец ослабил объятия, в которых сжимал Бэбс, и они вместе повернулись к дочери. В его глазах читалась боль. Мать безуспешно пыталась остановить слезы.
Родители одновременно протянули руки по направлению к Эбби, но она уже боялась подойти к ним. Ей хотелось повернуться и бежать, однако ноги сами по себе несли ее по направлению к вытянутым, трясущимся рукам матери.
– Милая… Твой дедушка… – заговорила мать, но тут же прикрыла рот ладонью. Из ее глаз покатились еще более обильные слезы, смывая тщательно наложенный макияж.
– Что с ним? – помимо своей воли спросила Эбби.
– Произошел несчастный случай, – с отчаянием сказал отец, закрыв глаза и крепко сжимая зубы. – Он переходил улицу и… не заметил машины.
Эбби с испугом переводила взгляд с отца на мать.
– Но ведь он поправится, правда?
Отец отрицательно покачал головой.
– Нет, малышка. Нет… – Он сжал пальцы вокруг ее рук, отчего девочке стало больно. – Я знаю, как сильно ты его любила.
– Нет, – затрясла головой Эбби. Ее хотели убедить в том, что дедушка умер, а она не хотела в это верить. – Он поправится. Вот увидите. Сами увидите, когда мы вернемся домой.
Мать повернулась и спрятала лицо на плече у отца, одновременно обняв Эбби за плечо и притянув к себе. А вот Эбби плакать не могла, боясь, что в таком случае все окажется правдой.
– Я хочу домой, папа.
– Мы уезжаем, милая.
* * *
Похороны были пышными, даже по техасским меркам. На них пришли все, включая губернатора. Но Эбби не плакала даже в этот день. Слезы пришли позже, когда они вернулись в Ривер-Бенд и девочка осталась наедине с собой. Бен нашел ее в стойле Ривервинд. Эбби крепко прижалась к любимой кобыле и горько рыдала. Ему пришлось долго убеждать ее в том, что она никоим образом не должна винить себя в смерти дедушки.
Это событие многое изменило в их жизни. В течение следующего года Дин продал основанную его отцом компанию по производству бурильных жидкостей и ненадолго вернулся в Египет, чтобы все же купить лошадь своей мечты. Учитывая нескончаемые формальности, долгое морское путешествие и двухмесячный карантин, никого не удивило, что новый жеребец оказался в Ривер-Бенде только через год.
Тем временем старые стойла снесли и на их месте начали строить новые современные конюшни. Это был первый шаг в программе модернизации лошадиного хозяйства, в результате которого в течение последующих десяти лет все в Ривер-Бенде было перекроено на новый лад. Дин изменил даже заведенную Р.-Д. традицию, в соответствии с которой имена всех лошадей начинались со слова «Ривер». Теперь он регистрировал своих новых «арабов» под именами с приставкой «Нахр», что в переводе с арабского также означало «река». Так, вывезенный им из Египта Эль-Кедар ибн Судан превратился в Нахр-эль-Кедара.
Теперь поездки в Египет стали ежегодными. Эбби больше не ездила с ним до тех пор, пока не стала подростком, и по-прежнему не разделяла его восхищения пустыней и выросшими в ней «арабами» – худыми и с тонкими спинами. Когда Нахр-эль-Кедару исполнилось пять лет, Дин решил продать всех выращенных дедушкой лошадей вне зависимости от их качеств и потенциала и разводить только коней, имеющих чисто арабские корни. С этим Эбби также не могла согласиться. Ей казалось, что отец последовательно отвергает все, что было сделано ее дедом: сначала его компанию, а теперь и лошадей. И все же, любя отца, она старалась понять, что им двигало, и не обвинять его в неверности памяти Р.-Д.
Впрочем, в ее собственной молодой жизни происходило и без того слишком много новых событий, чтобы еще забивать себе голову этими невеселыми раздумьями. Выставки лошадей, в которых она по-прежнему принимала участие, школа, друзья, первые свидания… Не мучаясь излишней скромностью, Эбби сознавала, что растет настоящей красавицей. Одноклассники бегали за ней просто гурьбой. Разумеется, она понимала, что состояние и известность родителей также способствуют ее популярности.
В год, когда Эбби предстояло окончить школу, ее жизнь стала совсем уж сумбурной. Согласно традиции, в этот год она должна была выйти в свет, а значит, вдобавок к белому платью, обязательному для первого бала, нуждалась в роскошных выходных нарядах от лучших модельеров. На этом настаивала Бэбс.
Придирчивый выбор пятнадцати бальных платьев, бесчисленные примерки, покупка разнообразных женских принадлежностей… Эбби казалось, что приготовления не кончатся никогда. Сезон еще не успел начаться, а она уже похудела на три килограмма. Поначалу подготовка к первому выходу в свет представлялась ей сплошным развлечением, а на деле же оказалась изнурительной работой.
– Вот так, хорошо, – одобрила Бэбс реверанс, который они отрабатывали с Эбби вот уже полчаса. – Теперь давай еще разок, только наклоняйся пониже.
– Еще ниже? Так вот почему это называют «далласским нырком».
Для традиционного светского поклона, при котором девушке было положено чуть ли не ткнуться носом в пол, у дебютанток было много прозвищ: «далласский нырок», «техасский бульк». Официально же это движение называлось «реверанс желтой розы». Исполненное должным образом, оно выглядело полным достоинства и изящества, однако при малейшей оплошности, при любом неверном шаге могло обернуться настоящей катастрофой.
– Тебе надо побольше тренироваться, и тогда это станет получаться естественно и непринужденно – как одно плавное и грациозное движение.
– У меня так никогда не получится, – пробормотала Эбби в свои юбки, стараясь наклонить голову как можно ниже и приседая чуть ли не до самого пола. Она повторяла это движение уже сотый раз, и мышцы на ногах нестерпимо болели.
– А теперь повернись и проделай то же самое перед зеркалом. Не забывай: одно плавное, грациозное движение. – Бэбс изящно продемонстрировала дочери, как это нужно делать.
– Ты жульничаешь, мама. На тебе – брюки, – возмутилась Эбби, одновременно позавидовав тому, как легко все это получается у матери.
– Большинство девушек совершают ошибку, практикуясь в брюках, шортах или обычных платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Когда они приехали в Гизу, там их уже ждала пара оседланных лошадей, на которых они должны были добраться до самих Великих пирамид. Накануне Ахмед с восточной горячностью уверял их в том, что им предоставят настоящих арабских скакунов, но теперь, взглянув на них, Эбби сразу же поняла, что эти тощие лошади не имеют к «арабам» ни малейшего отношения. Взобравшись в седла, они с отцом под палящим солнцем тронулись по направлению к пирамидам, вонзившим свои острия в слепящее безоблачное небо. Эбби была разочарована. Пирамиды выглядели точно так же, как на виденных ею картинках, разве что еще более древними и потрескавшимися.
Подъехав к подножию пирамид, они увидели машину, в которой их ждали Ахмед и Бэбс. Лошади уступили место верблюду, которого погонщик называл Суси. И вот они уже раскачиваются на спине этого ревущего и мычащего «корабля пустыни». Эбби с отцом покатывались со смеху, глядя, как Бэбс испуганно уцепилась за луку причудливого седла, когда верблюд взял с места неторопливой рысцой. Однако экскурсия уже не казалась Эбби такой забавной, когда через несколько минут она попыталась приласкать верблюда, а басурманская скотина вместо благодарности взяла да и плюнула в нее, поставив таким образом мерзкую слюнявую точку в этом увлекательном приключении.
За ужином отец предложил Эбби сопровождать его в запланированной на следующий день поездке на конезавод «Эль-Захраа», где выращивали знаменитых арабских скакунов.
* * *
Конезавод раскинулся на шестидесяти акрах пустынной земли в Эйн-Шамсе, за пределами Каира. До того, как был свергнут король Фарук, завод назывался «Кафр-Фарук» и находился в ведении Королевского сельскохозяйственного общества, однако с приходом к власти президента Насера был переименован в «Эль-Захраа» и управлялся теперь ведомством с более демократическим названием: Египетская организация сельского хозяйства. По странной иронии судьбы «Эль-Захраа» был расположен рядом с тем самым местом, где в свое время находился конезавод Шейх-Обейд, созданный в свое время леди Энн Блант.
Окутанные облаком мельчайшей, словно пудра, пыли, машины ехали по обсаженной пальмами дорожке, направляясь к главным конюшням «Эль-Захраа». По обеим ее сторонам располагались загоны для лошадей. Один только песок, ни единой травинки. Эбби сразу же поняла, что ни «Крэббет Парк», ни тем более Ривер-Бенд это место ничем не напоминает. Зеленый цвет тут отсутствовал начисто – один только песок и слепящее жаркое солнце.
Лошади в отдалении показались ей иссушенными до костей, а когда машины подъехали поближе, девочка поняла, что не ошиблась. У них были точеные головы, выгнутые шеи и высоко посаженные хвосты, что выдавало в них настоящих «арабов». Но где же атласные шкуры? И почему они такие тощие?
Эбби спросила об этом отца, и тот объяснил:
– Египтяне любят худых лошадей, а про наших говорят, что на них слишком много мяса. Знаешь, какая у них любимая поговорка? «Лошади – для езды, а не для еды».
Эбби решила, что поездка в Египет оказалась пустой тратой времени. Она не допускала мысли, что отец может заинтересоваться этими ходячими скелетами или тем более купить их для отправки в Ривер-Бенд.
И все же она ошиблась. После трех часов изнурительных разглядываний и ощупываний животных он все-таки нашел лошадь, которую искал все это время. В одном из загонов несколько однолеток сосредоточенно склонились над охапкой клеверного сена. При приближении Эбби и Дина один из них оторвался от кормежки, поднял голову и взглянул на непрошеных гостей. Такой классически прекрасной головы, как у этого животного, Дин не видел еще никогда и теперь в изумлении замер, встретившись взглядом с огромными черными глазами молодого коня.
Вот она, лошадь его мечты – в песках пустыни, под слепяще-синим небом, в окружении колеблющихся волн полуденного зноя. Дину казалось, что стоит ему моргнуть, и это видение растает. Наконец глаза его стали слезиться. Он невольно на мгновение прикрыл глаза, но ничего не изменилось.
* * *
– Повторяю тебе, Бэбс, такой красивой головы, как у этого жеребенка, мне еще не приходилось видеть ни у одного «араба».
Дин стоял перед зеркалом в гостиной, повязывая галстук, а Бэбс накладывала последние штрихи своего вечернего макияжа перед зеркалом в ванной комнате.
– А по-моему, не такой уж он и замечательный, – вставила Эбби, хотя ее мнения никто не спрашивал. С помощью Жюстин она уже оделась к ужину и теперь, стоя в гостиничной спальне, делала пируэты, наблюдая, как красиво развевается юбка ее нового голубого платья.
– Я еще не знаю, сколько они за него запросят, но когда речь идет о таком жеребенке, цена не имеет значения. Ты часто говоришь о харизме. Так вот, этот жеребенок ею обладает. Его зовут Эль-Кедар ибн Судан. – Дин потуже затянул узел галстука и поправил его, чтобы он сидел точно посередине воротника. – Их управляющего сегодня не было на месте. Мне придется позвонить ему и договориться о встрече на завтра. Куда же запропастилась эта бумажка, на которой мне записали его имя? – Дин поискал глазами на тумбочке. – Должно быть, осталась в кармане другого пиджака. Эбби, принеси мне, пожалуйста, пиджак. Он висит на спинке стула.
Девочка сняла пиджак и, небрежно перекинув его через руку, сделала еще один пируэт, глядя на свою юбку.
– Осторожно, – предупредил отец. – Ты растеряешь все, что лежит у меня в карманах.
Как раз в этот момент из пиджака вылетела почтовая открытка и упала на пол изображением вниз.
– Ты собрался послать дедушке открытку? – спросила девочка и, подняв ее, стала читать: – «Дорогая Рейчел…»
– Читать чужие письма невежливо, Эбби, – одернул ее отец, забирая открытку из ее рук, прежде чем она успела прочесть остальное. Он отошел в сторону и сунул открытку во внутренний карман своего вечернего пиджака. Эбби вприпрыжку последовала за ним.
– А кто такая Рейчел? – с любопытством спросила она.
Он метнул быстрый взгляд в сторону открытой двери в ванную, затем положил ладонь на макушку дочери и улыбнулся:
– Всего лишь моя знакомая. Ты довольна?
– Ага. – Желая насладиться своим отражением, Эбби поскакала к зеркалу, которое только что освободил ее отец. Она посмотрела на темноволосую синеглазую девочку в голубом платьице, белых кожаных туфельках и чулочках с кружевными оборками, а затем снова крутанулась вокруг своей оси, наблюдая за кружением юбки.
Сосредоточенно застегивая бриллиантовую сережку, из ванной появилась Бэбс в шуршащем вечернем платье из розового шифона.
– Как ты думаешь, Дин, ожерелье мне тоже надеть или это будет чересчур?
– Я бы надел.
– Правда? Думаю, тогда у тебя был бы чрезвычайно глупый вид, – с серьезным видом ответила Бэбс. Но в глазах ее прыгал веселый огонек. Дин рассмеялся.
Эбби также решила принять участие во всеобщем веселье. Прыгая вокруг матери, она лукаво посмотрела на отца и сказала:
– Представляешь, мамочка, папа хочет послать открытку какой-то девочке по имени Рейчел!
Молчание. Абсолютное молчание воцарилось в комнате. Улыбка сползла с отцовского лица. Поняв, что случилось нечто непоправимо страшное, Эбби обернулась к матери. Белая как мел, та смотрела на отца с выражением неописуемой боли в глазах.
– Бэбс… – Протянув руки, он сделал шаг по направлению к жене.
– Выйди из комнаты, Эбби. – Мать проговорила это торопливым тоном, в котором звучало отчаяние. Словно вот-вот должно было произойти что-то ужасное.
– Но… – Немного испуганная, Эбби смотрела на мать. Та стояла совершенно неподвижно, не отрывая взгляда от отца.
– Выйди сию же минуту! – Мать повернулась спиной к Эбби и теперь смотрела на высокий комод. Тело ее было напряжено и дрожало. Девочка почувствовала на своем плече руку отца и невольно отшатнулась.
– Пойди к Жюстин, и пусть она тебя причешет. – Мягко, но непреклонно он подвел дочь к двери гостиной.
Уже оказавшись на пороге, она повернулась к отцу.
– Папа, я…
– Я знаю, милая. Все хорошо, – с улыбкой перебил он ее.
Однако Эбби чувствовала, что ничего хорошего во всем этом нет, хотя и не понимала, что она сделала плохого. Ведь ей только хотелось пошутить, потому она и сказала про эту открытку. Неужели они не поняли, что это – шутка? Они ведь сами подшучивали друг над другом, а почему же ей нельзя?
Дверь прикрыли, но осталась щель, и до слуха Эбби почти сразу же донесся низкий голос матери. Ей с трудом удавалось сдерживаться.
– Как ты мог, Дин? Как ты позволил, чтобы она обо всем узнала?
– Она ничего не знает, я клянусь!
– Ты уверен? Что ты ей сказал?
– Ничего.
Теперь дверь закрыли плотно, и продолжение спора между родителями осталось для Эбби тайной. Повернувшись, она медленно поплелась к одному из кресел. Едва удерживаясь, чтобы не заплакать, девочка плюхнулась на подушки и стала смотреть на свое голубое платьице. Оно ей больше не нравилось.
Зазвонил стоявший рядом телефон. Раз, другой. После третьего звонка в гостиную вошла высокая стройная Жюстин и взяла трубку. Эбби сидела, не поднимая глаз. Сейчас, как никогда раньше, ей хотелось оказаться дома, в Ривер-Бенде.
– Номер Лоусонов, Жюстин у телефона. Звонок? Из Америки? Да, я подожду.
Эбби вглянула на свою няню.
– Если это дедушка, я хочу с ним поговорить.
Вместо ответа Жюстин отмахнулась от нее и, покрепче прижав к уху телефонную трубку, заткнула другое пальцем.
– Алло? Это Жюстин. Да, мисс Андерсон, он здесь. Они с миссис Лоусон одеваются к ужину. – Сообразив, что звонит секретарша ее отца, Эбби снова откинулась в кресле. – Конечно, мисс Андерсон, я сейчас же позову его. – С озабоченным видом Жюстин положила трубку рядом с телефоном и почти бегом направилась к хозяйской спальне. – Мистер Лоусон! – позвала она и громко постучала.
– В чем дело, Жюстин? – Хотя дверь заглушала все звуки, в голосе Дина явственно слышались нетерпеливые нотки. Эбби еще ниже сползла в кресле.
– Звонит ваша секретарша. Ей нужно срочно с вами поговорить. У них там… несчастный случай.
– Положи трубку. Я поговорю отсюда.
– Какой несчастный случай? – встрепенулась Эбби. Однако Жюстин ничего не ответила и подошла к телефону. Убедившись, что трубку в спальне сняли, она положила свою на рычаг и застыла у телефона, опустив голову, будто в молитве.
Эбби не на шутку заволновалась.
– Что случилось, Жюстин?
И в тот же момент из спальни послышался страшный крик, тут же перешедший в рыдания. Эбби вскочила с кресла и побежала к двери в родительскую спальню. На секунду задержавшись у порога, она с силой толкнула ее и ворвалась внутрь. Ее взгляду предстал отец. Он крепко обнимал мать, заходившуюся в рыданиях. Дин выглядел ошеломленным и, казалось, сам был готов расплакаться.
Девочка неуверенными шагами подошла к родителям.
– Папа… Что случилось?
– Эбби… – Отец ослабил объятия, в которых сжимал Бэбс, и они вместе повернулись к дочери. В его глазах читалась боль. Мать безуспешно пыталась остановить слезы.
Родители одновременно протянули руки по направлению к Эбби, но она уже боялась подойти к ним. Ей хотелось повернуться и бежать, однако ноги сами по себе несли ее по направлению к вытянутым, трясущимся рукам матери.
– Милая… Твой дедушка… – заговорила мать, но тут же прикрыла рот ладонью. Из ее глаз покатились еще более обильные слезы, смывая тщательно наложенный макияж.
– Что с ним? – помимо своей воли спросила Эбби.
– Произошел несчастный случай, – с отчаянием сказал отец, закрыв глаза и крепко сжимая зубы. – Он переходил улицу и… не заметил машины.
Эбби с испугом переводила взгляд с отца на мать.
– Но ведь он поправится, правда?
Отец отрицательно покачал головой.
– Нет, малышка. Нет… – Он сжал пальцы вокруг ее рук, отчего девочке стало больно. – Я знаю, как сильно ты его любила.
– Нет, – затрясла головой Эбби. Ее хотели убедить в том, что дедушка умер, а она не хотела в это верить. – Он поправится. Вот увидите. Сами увидите, когда мы вернемся домой.
Мать повернулась и спрятала лицо на плече у отца, одновременно обняв Эбби за плечо и притянув к себе. А вот Эбби плакать не могла, боясь, что в таком случае все окажется правдой.
– Я хочу домой, папа.
– Мы уезжаем, милая.
* * *
Похороны были пышными, даже по техасским меркам. На них пришли все, включая губернатора. Но Эбби не плакала даже в этот день. Слезы пришли позже, когда они вернулись в Ривер-Бенд и девочка осталась наедине с собой. Бен нашел ее в стойле Ривервинд. Эбби крепко прижалась к любимой кобыле и горько рыдала. Ему пришлось долго убеждать ее в том, что она никоим образом не должна винить себя в смерти дедушки.
Это событие многое изменило в их жизни. В течение следующего года Дин продал основанную его отцом компанию по производству бурильных жидкостей и ненадолго вернулся в Египет, чтобы все же купить лошадь своей мечты. Учитывая нескончаемые формальности, долгое морское путешествие и двухмесячный карантин, никого не удивило, что новый жеребец оказался в Ривер-Бенде только через год.
Тем временем старые стойла снесли и на их месте начали строить новые современные конюшни. Это был первый шаг в программе модернизации лошадиного хозяйства, в результате которого в течение последующих десяти лет все в Ривер-Бенде было перекроено на новый лад. Дин изменил даже заведенную Р.-Д. традицию, в соответствии с которой имена всех лошадей начинались со слова «Ривер». Теперь он регистрировал своих новых «арабов» под именами с приставкой «Нахр», что в переводе с арабского также означало «река». Так, вывезенный им из Египта Эль-Кедар ибн Судан превратился в Нахр-эль-Кедара.
Теперь поездки в Египет стали ежегодными. Эбби больше не ездила с ним до тех пор, пока не стала подростком, и по-прежнему не разделяла его восхищения пустыней и выросшими в ней «арабами» – худыми и с тонкими спинами. Когда Нахр-эль-Кедару исполнилось пять лет, Дин решил продать всех выращенных дедушкой лошадей вне зависимости от их качеств и потенциала и разводить только коней, имеющих чисто арабские корни. С этим Эбби также не могла согласиться. Ей казалось, что отец последовательно отвергает все, что было сделано ее дедом: сначала его компанию, а теперь и лошадей. И все же, любя отца, она старалась понять, что им двигало, и не обвинять его в неверности памяти Р.-Д.
Впрочем, в ее собственной молодой жизни происходило и без того слишком много новых событий, чтобы еще забивать себе голову этими невеселыми раздумьями. Выставки лошадей, в которых она по-прежнему принимала участие, школа, друзья, первые свидания… Не мучаясь излишней скромностью, Эбби сознавала, что растет настоящей красавицей. Одноклассники бегали за ней просто гурьбой. Разумеется, она понимала, что состояние и известность родителей также способствуют ее популярности.
В год, когда Эбби предстояло окончить школу, ее жизнь стала совсем уж сумбурной. Согласно традиции, в этот год она должна была выйти в свет, а значит, вдобавок к белому платью, обязательному для первого бала, нуждалась в роскошных выходных нарядах от лучших модельеров. На этом настаивала Бэбс.
Придирчивый выбор пятнадцати бальных платьев, бесчисленные примерки, покупка разнообразных женских принадлежностей… Эбби казалось, что приготовления не кончатся никогда. Сезон еще не успел начаться, а она уже похудела на три килограмма. Поначалу подготовка к первому выходу в свет представлялась ей сплошным развлечением, а на деле же оказалась изнурительной работой.
– Вот так, хорошо, – одобрила Бэбс реверанс, который они отрабатывали с Эбби вот уже полчаса. – Теперь давай еще разок, только наклоняйся пониже.
– Еще ниже? Так вот почему это называют «далласским нырком».
Для традиционного светского поклона, при котором девушке было положено чуть ли не ткнуться носом в пол, у дебютанток было много прозвищ: «далласский нырок», «техасский бульк». Официально же это движение называлось «реверанс желтой розы». Исполненное должным образом, оно выглядело полным достоинства и изящества, однако при малейшей оплошности, при любом неверном шаге могло обернуться настоящей катастрофой.
– Тебе надо побольше тренироваться, и тогда это станет получаться естественно и непринужденно – как одно плавное и грациозное движение.
– У меня так никогда не получится, – пробормотала Эбби в свои юбки, стараясь наклонить голову как можно ниже и приседая чуть ли не до самого пола. Она повторяла это движение уже сотый раз, и мышцы на ногах нестерпимо болели.
– А теперь повернись и проделай то же самое перед зеркалом. Не забывай: одно плавное, грациозное движение. – Бэбс изящно продемонстрировала дочери, как это нужно делать.
– Ты жульничаешь, мама. На тебе – брюки, – возмутилась Эбби, одновременно позавидовав тому, как легко все это получается у матери.
– Большинство девушек совершают ошибку, практикуясь в брюках, шортах или обычных платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63