И все-таки дед был похож на волхва, разговарив
ающего с князем Олегом, как их изобразил Виктор Михайлович Васнецов.
Встречаясь с новым человеком, особенно по такому деликатному поводу, я с
некоторых пор стараюсь показывать документы. До меня дошло несколько сл
ухов, что ездит по русской земле какой-то жулик с подручными, который выда
ет себя за других людей и, прикрываясь их именами, занимается бессовестн
ым вымогательством икон. Русский народ простодушен и доверчив. Я понимаю
, что, сколько бы я ни показывал свои документы, ни подтверждал тем самым, ч
то я есть я, все равно ничего не добьешься. Приедет прохвост, назовется пис
ателем, прикинется шелковым, и ему поверят. Поэтому обращаюсь ко всем, с ке
м когда-нибудь где-нибудь мне придется разговаривать: граждане соотече
ственники, люди добрые, проверяйте у меня документы! Я показал свое удост
оверение деду Феофану, но он, вместо того, чтобы внимательно изучить доку
мент, повел меня в избу и стал угощать свежим липовым медом. Он меня угощал
и был ласков, но в глубине глаз таилась настороженность, опаска, холодное
недоумение. В самом деле, что мне стоило брякнуть: вот мои документы (разоб
раться ли деду, что к чему?), я обязан отобрать у вас хранящуюся икону. Пока д
ед опомнится, сел за руль да и был таков!
А икону дед, как видно, хранил на совесть. Перед иконой расставлены свечи,
накапано воском, на трех цепочках висит большая серебряная лампада. Икон
а одета в медный оклад, а за окладом (Господи!) Георгий Победоносец на коне,
и башенка, и царевна, выходящая из башни, и копье, пронзающее пасть дракона
. Мечта моей жизни, хрустальная мечта, как сказал бы Саша Кузнецов-начинаю
щий собиратель. Велел бы сейчас дед Феофан: клади на чурак палец своей рук
и, оттяпаю топором Ц возьмешь икону. Положил бы и палец, лишь бы не на прав
ой руке, ибо должен держать перо.
Сначала дед Феофан хранил и надеялся: не удастся ли доберечь до тех пор, ко
гда можно будет опять поставить среди деревни часовню и снова с молебств
ием водрузить. А теперь хранит без дальней цели, потому что кончается его
век.
Я доел липовый мед, нужно теперь уходить из избы от древнего Георгия Побе
доносца. Но можно ли уйти без попытки, если даже она заведомо бессмысленн
а и бесплодна?
Ц Дедушка Феофан, а не собираетесь ли вы продавать икону, если бы, скажем,
за хорошие деньги?
Ц С удовольствием продал бы, деньги мне нужны. Но не могу я ей распоряжат
ься Ц обчественная. На хранении у меня состоит. Нужно спросить у обчеств
а.
Ц Скажи, у кого нужно спрашивать, я спрошу.
Ц Не знаю, у кого теперь спрашивать. Не у кого теперь спрашивать.
Ц Если не у кого спрашивать, значит, решайся сам.
Ц Не могу. Обчественная. На хранение взял, без обчества не могу.
Ц Но мы же установили, что никакого «обчества» больше нет. Значит, и спра
шивать не у кого. Где твое «обчество», покажи, чтобы я мог спросить.
Ц Не знаю, милый, не знаю. Не у кого спрашивать.
Ц Вот сам и решай, за деньгами я не постою.
Ц Не могу, милый, не моя икона. Доверена мне от обчества.
Я уходил от старика, разозленный его бестолковостью, а он стоял на пороге
с бородой васнецовского кудесника. Не он ли послал мне вдогонку четыре б
ыстрых, как пули пчелы: три запутались в волосах, а четвертая прикипела к к
оже на нежном месте, чуть пониже левого уха.

В другой деревне, зная, что она старинная, мы решили поспрашивать в домах,
не лежит ли на чердаке бросовой старины. Для этого мы нашли бригадира. Мол
одой мужчина, можно бы сказать Ц парень, если бы не женат, встретил нас ок
оло своего дома. Был он самую малость навеселе. Он долго держал мою руку в
своей, вглядывался мне в лицо, широко улыбался при этом, будто встретил ст
арого друга, потом сказал:
Ц А ведь, пожалуй, не Славка.
Ц Да, не Славка. Мы первый раз в вашем селе. Вот взгляните на документы.
Ц Не буду, не буду глядеть, Ц горячо запротестовал бригадир, усиленно и
нарочито отворачиваясь от удостоверения. Ц Или я не доверяю, Ц чай, не м
илиционер. У нас здесь хотя и отделение совхоза, но я работаю по своему пла
ну, у меня свое хозяйство. Все, что вам нужно, Ц в один момент.
Ц Все же взглянули бы на документик, удостовериться.
Еще круче отворачивался бригадир, чтобы и краешком глаза не видеть докум
ента.
Ц Не буду, не буду глядеть, уберите, не буду!
Ц Как хотите. А просьба у нас маленькая… Ц Мы рассказали, что именно нас
интересует.
Бригадир выслушал нашу просьбу, и на его лице появилась раздумчивость, к
ак у полководца перед генеральным сражением.
Ц Так. Взвесим. Прикинем. Начнем с родни.
Бригадирова родня Ц его сестра, живущая своей семьей, Ц пригласила нас
в горницу.
Ц Ну, давай, Антонида, снимай все иконы, будем проверять, нет ли историчес
ких и художественных, Ц распорядился бригадир, переступив порог.
Ц Может быть, не так строго, Ц шепнул я ему, Ц мы ведь не отбирать приеха
ли, а посмотреть. Если понравится, попросим Ц не продадут ли. Бригадир сни
сходительно улыбнулся моей наивности.
Ц Неужели я свой народ не знаю, как с кем разговаривать?
Старых икон у Антониды не было. Одна Ц «Казанская» Ц понравилась нам те
м, что была исполнена в благородной манере, хотя и в XIX веке.
Ц Не продадите?
Ц Жалко. Ой, как жалко. Память она мне, от тети Маши Волченковой.
Ц Родственница, что ли, ваша?
Ц Соседка была тетя Маша Волченкова. Стали их раскулачивать. Ночью подв
ода подъехала. Зима, пурга. Как есть с ребятишками погрузили в сани и повез
ли. Тетя Маша забежала ко мне попрощаться, достала из-под полушубка вот эт
у икону, храни, говорит, память будет. Вот я и храню. Как буду пыль стирать, т
ак и помяну тетю Машу Волченкову.
К каждому жителю у бригадира был свой подход.
Ц Ну, бабка, Ц говорил он в другом доме, Ц открывай сундуки, доставай ст
арье.
Он очень скоро понял, что нам нужно, и говорил какой-нибудь очередной бабк
е так:
Ц Ну что ты нам новые показываешь, куда они годятся? Нет ли у тебя на черда
ке такой иконы, чтобы Ц ничего не видать. Черно. Но все же… чтобы чуть-чуть
и проглядывало.
Мы прошли с бригадиром почти всю деревню. Бригадир переживал больше наше
го. Очень ему хотелось удружить нам. Кроме того, человек он был азартный и
незаметно сам увлекся поисками, охотой.
Шли мимо очередного дома. То есть не то чтобы мы обходили все дома подряд,
но это был очередной дом, намеченный и учтенный в стратегическом плане б
ригадира.
Ц Тетка Пелагея, открывай дверь, пришли иконы глядеть.
Ц Глядите, пожалуйста, мне не жалко. Только в избе-то у меня очень серо.
В избе у тетки Пелагеи, женщины еще вовсе не старой, было действительно се
ровато. Видимо, она потеряла мужа на войне или так умер, от болезни, и посте
пенно ослабела воля к жизни, тетка Пелагея махнула рукой на избу, на поряд
ок в избе: дни идут, сама целый день на работе.
Я как только взглянул в передний угол, так и отозвалось, как говорят медик
и, в области сердца. Среди заведомо заурядных икон, стоящих на полочке в пе
реднем углу, одна выделялась уж тем, что оклад на ней был только по краям. В
середине доски он открывал большое черное пятно, и было это пятно по силу
эту Ц «Спас оглавный». Лик потемнел настолько, что все тут было по бригад
ировой формуле: черно, ничего не видать, но все-таки и проглядывает.
Проглядывал не простой лик, но лик, написанный большим мастером. Живопис
ец придал Спасу какое-то странное, почти угрюмое выражение. Горечь, скорб
ь, упрек, чуть ли не презрение дремали в краешках резко опущенных губ и в т
яжелом укоряющем взгляде. «Что же вы? Я вас учил, принял за вас муки и крова
вую смерть, а вы? Эх вы, людишки!»
Конечно, такая трактовка образа Христа расходится с самой сутью его учен
ия, его принципов, его отношения к людям, ибо главная сущность христианст
ва в том и состоит, чтобы ни в коем случае не упрекать, не обижаться, а тем бо
лее не презирать. Но что же делать, если живописец вложил в своего Спаса им
енно это.
Теперь Ц спокойствие и спокойствие. Икона должна пройти три постепенны
х стадии, прежде чем мы начнем с ее хозяйкой решительный разговор.
Во-первых, не всегда можно снять икону с киота. Здесь нам позволили, и одно
это было уже неплохо.
Во-вторых, нужно во что бы то ни стало выпросить разрешение снять оклад, ч
тобы разглядеть живопись и доску и ради того, что, когда икона в окладе, хо
зяйке труднее с ней расстаться. Эта вторая операция почти всегда удается
. Хозяйке становится и самой любопытно: а что же там под ризой? Хозяйка сам
а дает сахарные щипчики для отгибания и выдергивания гвоздиков.
Наконец риза снята. Под ней много паутины, пыли, высохших до невесомости м
ух. Хозяйка пытается мокрой тряпочкой протереть икону. Этого делать нель
зя. Икона не терпит влаги. Осуждающе отстраняете вы руку хозяйки с мокрой
тряпкой. И в этом отстранении есть уже оттенок того, что снятой с киота, ра
здетой иконой теперь распоряжаетесь вы.
Всякий разговор о продаже иконы богомолки встречают в штыки. Иногда чувс
твуешь, что оборона может быть преодолена, а иногда предчувствие сразу г
оворит, что, сколько ни убеждай, сколько ни проси, ничего на выйдет.
Обычно даже так: чем энергичнее, чем возмущеннее и громче возражает влад
елица иконы в первые минуты атаки, тем легче она потом сдается. Если же ска
жет тихонько: «Нет, люди добрые, икону я не отдам», Ц так и будет.
Тетка Пелагея именно спокойно и тихо сказала:
Ц Материно благословение. Если я ее отдам Ц ничего уж у меня не останетс
я. Пустая изба. Когда помру Ц приходите, берите.
Бригадир сокрушался: «Эх, зря мы обнаружили наш интерес, зря раскрылись. С
колько раз я заходил к ней в избу, все двери отворены, сама у соседки языко
м чешет или в огороде копошится в рядах. Я бы вам эту икону обязательно у т
етки Пелагеи украл. И послал бы посылкой, если она вам нужна. А теперь Пела
гея знает наш интерес, теперь нельзя».
По глазам бригадира нельзя было сказать наверное, что он совсем отказалс
я от мысли утащить икону, и мы, прежде чем уехать, долго внушали ему, что укр
аденную икону мы будем вынуждены привезти тетке Пелагее обратно и таким
образом воровство обнаружится.
Расстались мы если не как друзья-приятели, то как старые знакомые. Только
что не выпили для скрепления знакомства и освящения дружбы.
В третьей деревне… впрочем, почему же в третьей Ц в двадцатой, тридцатой,
сороковой… мы остановились по наитию у крайнего дома и через пять минут
знали, что у тети Паши хранится после разрушения церкви настоящая чудотв
орная икона. И хотя икона могла оказаться вовсе не интересной с точки зре
ния живописи и собирательства и хотя не было никаких надежд на эту икону,
если бы даже она оказалась рублевской, все же не посмотреть на настоящую
чудотворную было никак нельзя.
Дом у тети Паши оказался на замке. Соседка, чистившая на крылечке морковь,
посоветовала:
Ц На зады ступайте. Она с серпом на зады пошла, режет картофельную ботву.

Увидев нас издалека, тетя Паша распрямилась и не резала больше, не нагиба
лась, ждала, когда подойдем и объясним, в чем дело. Она оказалась не старой
женщиной, правда несколько блеклой, будто живет без солнца и воздуха.
Тетя Паша охотно повела нас в избу, хотя и поглядывала искоса: что за окази
я, молодые люди, а заинтересовались иконой. По пути она рассказывала нам п
ро свою святыню:
Ц Явилась она около родничка. У нас между двумя селами глубокий овраг, в
овраге родничок. Вода светлая, студеная. Вокруг самого-то родничка Ц сру
б. Вокруг сруба Ц осока и белые душистые цветы. Чистое место, свежесть. Та
м в осоке около родничка она и явилась. Нашел ее мальчик девяти лет. Ну, тог
да дети были воспитанные. Мальчик свою находку принес в церковь, к священ
нику. Что ж, поставили ее в церкви, помолились и разошлись. А ночью она исче
зла.
Ц Из запертой церкви?
Ц То-то вот и оно. Исчезла, как и не было. Догадались посмотреть около родн
ичка. Пошли, а она в осотке на прежнем месте, где и нашел ее девятилетний ма
льчик. Ну ладно. Опять принесли ее в церковь, опять помолились, а в душах Ц
смятенье.
Ц Значит, недавно дело было, если вы так подробно помните?
Ц Что вы, это было давно, в старину. Рассказывают, передается.
Ц Вы так рассказываете, будто сами присутствовали при этом.
Ц Мне и самой иногда кажется, что я там была. Наверное, потому, что теперь-
то я на нее как следует нагляделась. Привыкла к ней, и кажется мне, знаю ее д
авно. И представляется, как все там происходило, и мальчик представляетс
я, и жуть, которая нашла на всех, когда и в третий раз она снова ушла из церкв
и и снова оказалась в осотке около родничка.
Ц Неужели и в третий раз?
Ц Да, и в третий.
Ц И что же решили предпринять?
Ц Пошли за ней с крестным ходом. Собрался весь приход, все окрестные дере
вни. Вынесли хоругви, вынесли другие иконы на полотенцах. С церковным пен
ием и с колокольным благовестом пошли.
Ц И больше она не уходила?
Ц После этого она успокоилась и стояла в церкви до самого закрытия. Чтил
и ее. Все самые сердечные молитвы к ней несли. Да и как не чтить, мало того, ч
то святая Ц красавица немилосердная. Ни в сказке сказать, ни пером описа
ть.
Женщина оговорилась, конечно, насчет красоты, Ц она хотела сказать «мил
осердная красавица», а вышло наоборот. Я же подумал: какая интересная ого
ворка. Всякая красота есть власть, и власть непреложная, безоговорочная,
повергающая к ногам своим либо поднимающая до себя. Красота есть то, чему
невозможно противостоять, и, значит, она действительно немилосердна.
Ц Да, ни в сказке сказать, ни пером описать. Чтили ее, как чтили бы живую ца
рицу. За десять шагов на колени опускались. При больших-то грехах ползком
ползли, глаз не смели поднять. А теперь вот… Ц тут женщина счастливо улыб
нулась… Ц А теперь вот мне, простой деревенской бабе, бедной бабе, пришла
сь.
Ц Как пришлась?
Ц Когда церковь закрыли, одна женщина ее спасла и спрятала у себя. Потом
так получилось, что женщина эта из наших мест переехала в город. Ну вот, пр
изывает она меня, велит прийти в ночной час, дает икону и говорит: «Поручаю
тебе, Прасковья, хранить. Я ее с собой взять не могу, потому как она здесь яв
илась, здесь ей надлежит быть, в этих местах».
Ц Почему же именно вас призвала хранительница иконы?
Тетя Паша опять счастливо и смущенно заулыбалась:
Ц Значит, так мне было написано. А за что мне такое счастье, этого никто не
знает, не знаю и я сама.
Пока тетя Паша рассказывала, мы дошли до избы. В избе у тети Паши чисто, при
брано, полы скобленые, на окнах занавесочки, на полу пестрые половички.
Я ожидал, что как войду в дом, так и увижу большую церковную икону, стоящую
в переднем углу и сияющую окладом, ибо невероятно, чтобы чудотворную не у
красили окладом, и невероятно, чтобы тетя Паша не чистила его до сияния. Од
нако ничего мы в избе не увидели, кроме обыкновенной полочки и трех обыкн
овенных домовых икон на ней. Тетя Паша встала на лавку, перекрестилась, вз
яла с полки ту икону, которая стояла слева, и бережно положила ее на стол.
Это была «Казанская Божья Матерь» в окладе. Свободным оставался только о
дин лик Богородицы да еще, разумеется, лик младенца. Плотная, тяжелая, поро
дистая доска изогнулась от времени. Шпонки вывалились и потерялись. Пазы
такие же черные, как и сама доска. Под окладом угадывается двойной ковчеж
ек. Одним словом, «Казанская Божья Матерь» XVII века.
И все-таки это была не обыкновенная «Казанская Божья Матерь». Я не думаю,
чтобы все рассказанное тетей Пашей настроило нас на романтический лад. Н
ет, просто написанная неведомым живописцем Богородица была неимоверно,
неправдоподобно красива. Она была красива не красотой живой, полнокровн
ой, горячей женщины, вызывающей по законам жизни и по законам женской кра
соты неясные и затаенные мечты, но той красотой… трудно даже и объяснить.
Недавно я читал хороший роман о древнем Новгороде и вычитал там один эпи
зод. Купец заказал живописцу икону Ц «Параскеву Пятницу». Живописец, чт
обы угодить купцу, решил списать Параскеву с молодой купеческой жены Дом
аши. Вот икона готова, принесена, и купец впервые взглянул. Дальше я выпишу
несколько строчек, потому что лучше не скажешь.
«Смотрел Олекса и постепенно переставал слышать шум. Параскева глядела
на него глазами Домаши, промытыми страданием и мудрой жалостью. И лицо вр
оде не похоже: вытянут овал, удлинен на цареградский лад нос, рот уменьшен
… Прибавил мастер лет Ц и не стара еще, а будто выжгло все плотское, обыде
нное: ушло, отлетело и осталась одна та красота, что живет до старости, до м
огилы… красота матерей».
Молодой романист заикнулся все же о возрасте, но здесь и в голову не пришл
о бы прикидывать, скольких лет женщина изображена на иконе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21