На его потной ладони лежала сережка, она тускло светилась в полумраке комнаты. – Вот, возьми. Рассмотри хорошенько. Ощупай. Вспомни ту, что ты случайно обнаружила в ларце у Табубы. Тебя ведь тоже терзали сомнения, правда, Шеритра? Если за дело возьмется опытный мастер, конечно, можно создать искусную копию столь древней вещицы, как эта, и все же сходство останется неполным – всегда можно обнаружить мельчайшие детали, подсказки, свидетельствующие об истинном возрасте подделки: чуть иные пурпурные прожилки, испещряющие металл, возможно, само золото недостаточно истерто, или камень предательски выдает, что оправлен совсем недавно, или застежка не затерта от долгого соприкосновения с человеческой кожей. И в самую первую секунду ты испытала страх оттого, что решила, будто бы перед тобой – настоящее, древнее украшение, не подделка. Что же, ты не ошиблась! Одна из пары сережек осталась у Табубы. А вторую она обронила, когда выбиралась через потайной лаз из гробницы наружу.
Шеритра крутила в пальцах сережку. Когда он замолчал, она швырнула украшение Гори.
– Да прекрати же, Гори! – воскликнула она. – Ты меня пугаешь!
– Отлично! – быстро проговорил он. – Но это еще не все страхи, о которых я собираюсь тебе рассказать. Я постараюсь быть последовательным и изложить все по порядку. У тебя здесь есть вода?
Не говоря ни слова, она налила брату воды. Он быстро выпил, затем дрожащей рукой поднес к губам свою флягу и отхлебнул макового питья.
– Этим питьем ты себя медленно убиваешь, – упрекнула она брата, тотчас же осознав, что именно она сказала. Он вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на нее долгим взглядом.
– У меня уже началось привыкание к маку, – сказал он. – Теперь мне требуется все больше и больше, чтобы боль не была невыносимой. Но терпеть осталось уже совсем недолго. – Она открыла было рот, чтобы возразить, но он опередил сестру: – Не стоит обманывать себя, Солнышко. Позволь, я продолжу рассказ. Мне необходимо еще о многом тебе поведать, а силы мои на исходе.
Она послушно замолчала и не отрываясь смотрела на него. Сердце у нее разрывалось от боли. Его лицо наполовину закрывали тени, придавая ему особенно грустное выражение. «А ведь он прав, – внезапно подумала Шеритра. – Он умрет». Ее охватила паника, но голосом девушка постаралась не выдать своих чувств.
– Прошу тебя, продолжай, дорогой.
– Отец выкрал принадлежавший им свиток из могилы, прочел заклинание и тем самым вернул их всех к жизни, – начал Гори. – Помнишь, в погребальном зале мы видели, что гробы стоят без крышек? Могу поспорить, они сами приказали похоронить себя в открытых гробах, втайне надеясь, что придет время и какой-нибудь простофиля вскроет гробницу, увидит свиток, пришитый к руке мертвого слуги, ему станет любопытно и он произнесет записанные в этом свитке заклинания. Ему, конечно, не придет в голову, что в той же гробнице за фальшивой стеной лежат в своих гробах Ненефер-ка-Птах и царевна Агура – это их настоящие имена. Потом они пробрались в Мемфис и нашли себе место, где бы можно было укрыться, прийти в себя. Что скажешь, Шеритра?
На его встревоженный вопрос она ответила слабым подобием вымученной улыбки. Какая-то часть ее существа с готовностью откликалась на его аргументы, хотя от рассказа Гори вся ее душа была объята ужасом, и все же оставался еще Хармин, ее единственный, ее возлюбленный, и до конца поверить Гори она никак не могла, страшась того, что тогда ее любовь, вся ее жизнь окажется повергнутой в прах. Ей показалось, что в комнате стало прохладнее, и она движением плеча подтянула простыню повыше. Она старалась внимательно слушать то, о чем говорит Гори, но слушать бесстрастно, не давая воли своему воображению. Ей не хотелось думать о том, как в кромешной тьме гробницы, спрятанные за фальшивой стеной, поднимаются из своих гробов и ходят древние, рассохшиеся, вскрытые ножами бальзамировщиков тела, как они постепенно обретают силу, обрастают фальшивой плотью, как протаскивают через лаз свои древние, засохшие кости наружу, на дневной свет.
– Восхитительная страшная сказка, – твердо заявила она. – И ничего более. Ты говоришь, они отправились в Мемфис, выбравшись из гробницы через подземный ход. Но ведь вход в этот лаз был завален огромным камнем, к тому же за многие сотни лет его занесло песком. Как же они выбрались на поверхность? Тоже чудом?
Может быть. Или с помощью черной магии. Я уверен, они прежде всего позаботились о том, чтобы прорыть такой лаз, по которому они смогли бы выбраться наружу, если кто-нибудь прочтет свиток. Вполне возможно, что они оставили у входа и все необходимые инструменты. Откуда мне знать! – Он поерзал, удобнее устраиваясь на подушке. – Как бы то ни было, им удалось отыскать пустующее поместье, весьма напоминающее их собственное жилище, в котором они жили много веков назад в Коптосе. Одиноко стоящий, тихий, простой в убранстве, этот дом, возможно, помогает им справиться с тоской по настоящему дому и с превратностями новой жизни. Вспомни, какой у них дом, Шеритра. Эта странная тишина, какие-то шорохи и вздохи в пальмовой роще, а когда приезжаешь к ним, когда идешь по мягкой, извилистой дорожке среди пальм, начинает казаться, словно весь живой и привычный мир остался у тебя за спиной. А что внутри? Сплошная история. Мебель непритязательная, совсем простая, да и ее негусто, все предметы – словно выходцы из древних, давно минувших веков… – Голос вдруг изменил ему, и Гори замолчал, собираясь с силами. Потом продолжил: – И вот они, произнеся заклинания, вселяют жизнь в фигурки ушебти, которые, должно быть, были захоронены вместе с ними в этой потайной комнате, после чего приступают к ремонту дома. Потом они выясняют, кто именно выкрал из гробницы их Свиток. Гробница вскрыта. Вокруг кишмя кишат землекопы. Несколько правильно поставленных вопросов – и они получают необходимые сведения. После чего принимаются разрабатывать план мести.
– Но почему мести? – перебила его Шеритра, так глубоко захваченная его рассказом, что вовсе позабыла, что речь идет о Табубе и Сисенете. – Все, что им надо было сделать, – это попытаться выкрасть свой свиток, а потом продолжать жить дальше, никому не мешая. Зачем специально связываться с… – Она замолчала.
– С нашим семейством? – закончил за нее Гори. – Не знаю. Но я чувствую, что причина есть и для нас в ней мало хорошего. Но я не могу долго об этом рассуждать, Шеритра. Меня так мучают боли. – Его голос звучал теперь на высокой ноте. Шеритра чувствовала, что он из последних сил старается скрыть истерическое волнение. Она сочувственно погладила брата по руке. Его кожа горела огнем. – Мне удалось выяснить, что и царевич, и его супруга, а через несколько дней и их сын погибли, утонув в реке, – продолжал он. – Помнишь, как Табуба испугалась, когда чуть не упала в воду у нас на причале? А разве Хармин хотя бы раз, хотя бы в самые жаркие дни купался в реке вместе с тобой?
– Нет, – прошептала она, и ее голос прозвучал едва слышным вздохом. – Но почему, Гори, ты вовлекаешь в эту историю еще и Хармина? Ведь в гробнице было только два саркофага. Это никак не может быть одна и та же семья.
– Ты, похоже, меня не слышишь! – отчаянно воскликнул Гори. – Ты ведь читала свитки. Шеритра, мы столкнулись с самой страшной черной магией. Мы оказались вне пределов разумного, привычного и упорядоченного мира. Логика здесь бессильна! Твой Хармин, то есть Мерху, утонул в Коптосе, там его и похоронили. Я был в его гробнице. Там тоже саркофаг стоял без крышки, а его обитатель скрылся, выбравшись из подземелья наружу и взломав печать на входной двери. Отец разбудил и его, и сын вернулся к своим родителям в Мемфис.
– Нет, нет, – перебила его Шеритра, исступленно качая головой. – Сисенет – дядя Хармина, так говорила Табуба.
Гори беспомощно уставился на нее. Уголки рта у него почернели от маковой настойки, а зрачки расширились так сильно, что радужной оболочки было совсем не видно.
– Табуба и Сисенет – муж и жена, – медленно произнес он, старательно выговаривая каждое слово, будто обращаясь к несмышленому дитя. – А Хармин – их сын. Их сын, Шеритра. Я знаю, как ужасно это слушать, но все же постарайся взглянуть правде в глаза. Шеритра отпрянула.
– Нет, прошу тебя, Гори, не надо! – умоляла она брата. – Хармин здесь ни при чем, он невиновен, я знаю! Он так расстроился, так рассердился на меня, когда я сделала попытку поговорить с ним о его матери. Он…
– Он великолепный актер, который ни перед чем не остановится, равно как и эта мерзкая тварь, что называет себя его матерью. – Гори старался выкрикнуть эти слова в полный голос, но изо рта у него вырвался лишь слабый свист. – Их плоть – холодна, они – мумии. Разве не помнишь, как прохладна во всякое время его кожа, разве не казалось тебе это удивительным? Сейчас, возможно, все меняется, ведь они с каждым днем все больше и больше приспосабливаются к своей второй жизни. Вспомни, как любит жару Табуба. А в гробнице… Поверь, Солнышко, Свиток – создание бога Тота, а в гробнице повсюду свидетельства того, что это семейство его почитало. Бабуины – это животные Тота, полумесяцы – его символ.
– Гори, – твердым голосом прервала его Шеритра, – я не верю ни единому твоему слову. Мне только что пришло в голову, что Табуба прокляла тебя по той же самой причине, почему она заставила отца вычеркнуть нас из завещания. Она убеждена, что если ты останешься в живых, то судьбе да и самой жизни ее нерожденного ребенка будет угрожать смертельная опасность. Когда он родится, тебе надо будет просто убить его, и ты снова сделаешься законным наследником своего отца.
Гори стал смеяться, но тотчас же согнулся пополам, схватившись руками за живот.
– У нее в утробе нет никакого ребенка, – прохрипел он. – Она мертва – ты что, забыла? Мертвым не дано давать новую жизнь, но они вполне в силах отнимать ее у живых. Возможно, она выдумала этого ребенка с какой-то целью, чтобы добиться от отца чего-нибудь еще. Мне теперь кажется, что отец медленно, но неотвратимо отступает в какой-то угол, откуда ему уже не будет спасения, и это она толкает его к погибели, используя для этого ложь и обман, соблазняя его своей красотой, методично разрушая его душу расшатывая все его жизненные устои, пятная и марая его понятия о чести и долге. И скоро его душа, вся его личность распадется. Мне представляется, что она поставила себе целью окончательно уничтожить его духовно и морально. Но почему? Чтобы наказать его за кражу свитка? Это недостаточно веская причина.
Шеритра резко поднялась, схватила полотняную салфетку и окунула ее в кувшин с водой. Она аккуратно обтерла водой лицо, руки и шею брата. От этих действий она почувствовала себя лучше. Пока руки заняты делом, можно не предаваться размышлениям.
– Мы должны отыскать восковую куклу, которую изготовила Табуба, чтобы наслать на тебя эти невыносимые страдания, – убежденно говорила она. – И тогда мы вытащим иголки. Затем надо будет проникнуть в кабинет отца и найти текст заклинания, которое сможет тебя защитить. Когда мы вытащим булавки, твоей жизни больше не будет угрожать опасность, но здоровье придется восстанавливать.
Пока она отирала его лицо и рассказывала об этих планах, Гори послушно сидел. А она понимала, что он теперь не способен ни на какие активные действия, что обыскивать покои Табубы придется ей самой. Быстро набросав на постель еще подушек, она нежно, но настойчиво уговорила Гори прилечь.
– Поспи, – сказала она. – Я подумаю, что можно сделать. Тебе не страшно остаться здесь одному?
А он уже закрыл глаза.
– За дверью стоит Антеф, – пробормотал он. – Пришли его ко мне. И спасибо тебе, Солнышко.
Она поцеловала его во влажный лоб. В его дыхании она почуяла маковую настойку и что-то еще, некую сладковатую горечь, от которой Шеритра в тревоге закусила губу. Когда она неслышно выходила из комнаты, Гори уже погрузился в беспокойную дремоту.
ГЛАВА 20
О если б мог я, стоя на берегу реки,
Обратить лицо к северному ветру
И громко кричать, дабы унять боль,
Что терзает мне грудь!
Стояла душная ночь, от реки поднимался солоноватый, пахнущий речной травой воздух. Шеритра осторожно пробиралась по саду. Она обогнула хозяйственные постройки и приблизилась к домику наложниц. Через несколько дней Табуба должна переехать в свои новые покои, где будет действовать сложная и отлично налаженная система защиты и охраны, существующая в господском доме, и Шеритра, осторожно обходя кусты и не выпуская из виду главный вход в домик, размышляла на эту тему не без некоторой радости.
Пока она раздумывала, как же ей удастся проникнуть внутрь, до ее слуха вдруг донеслись какие-то шорохи и приглушенные звуки голосов. С бешено бьющимся сердцем она замерла на месте и стояла, прислушиваясь, пока наконец не догадалась, что это голоса женщин, – самые душные ночные часы они предпочитали проводить на крыше, где спали, играли или же просто болтали, перемывая косточки всем и каждому. «Может быть, и Табуба там, вместе с остальными? – в тревоге подумала Шеритра. – Если все обитательницы дома решили вынести свои циновки на крышу, стражники будут стоять у той единственной лестницы, по которой можно сюда подняться, а она расположена по другую сторону здания. Значит, у меня на пути может оказаться лишь один человек – привратник».
Она неслышно прошмыгнула между колоннами и вошла внутрь. Шеритра прислушалась. Не доносилось ни единого звука, только из комнаты привратника слышался мерный храп. Шеритра, вся трепеща, продолжала путь. Если Табуба спит в своей комнате, у входа будет выставлен стражник. Девушка осторожно заглянула за угол, откуда начинался длинный коридор – в покои наложниц. Никого, лишь узкая дорожка лунного света, проникающего из высокого окна, расположенного под самым потолком.
Шеритру охватило беспокойство. Она не знала, сколько времени Табуба может провести на крыше, но она, несомненно, вернется к себе еще до восхода солнца. Гори умирает, ночь на исходе. Шеритра бегом подбежала к двери в комнату Табубы и слегка ее приоткрыла. Внутри царила полная тишина. Не помня себя от страха, она распахнула дверь широко и вступила в комнату. Душную приемную заливал все тот же лунный свет, и Шеритра увидела, что комната пуста, лишь по углам мрачно темнели зловещие очертания мебели. Лунного света, пусть неяркого и тусклого, оказалось достаточно, чтобы можно было все рассмотреть.
Шеритра торопливо бросилась на поиски – отбрасывала прочь подушки, разворошила стопку ношеной одежды, пошевелила пальцами цветы в вазах, даже раскрыла золотой ковчежец Тота и, в смущении повторяя тихие слова извинения, ощупала, нет ли чего позади фигурки божества. Она и не думала, что ее поиски сразу увенчаются успехом в этой, первой комнате, поэтому не испытала удивления и разочарования, когда вышла оттуда с пустыми руками.
Она бесшумно скользнула во внутренние покои. Дверь туда была приоткрыта, постель стояла пустой. Мгновенно ей в нос ударил запах духов Табубы – тяжелый аромат мирры, наполняющий все кругом фимиамом и духом страстного томления. Хотя комната была совсем небольшой, у Шеритры создалось впечатление, будто благодаря продуманной расстановке всех находящихся в ней предметов объем окружающего пространства словно бы увеличился. Во всем чувствовалось свойственное хозяйке пристрастие к простоте. Шеритра вновь приступила к поискам, на этот раз тщательно обследуя каждый уголок. Она прощупала постель, провела рукой по раме кровати, изготовленной из кедрового дерева. Раскрывала ящики комода, поднимала крышки со склянок с притираниями и благовониями, забиралась в ларцы с драгоценностями. Ее поиски, тщательные, хотя и поспешные, тем не менее не дали желаемого результата. На краткий миг она замерла на месте и стала напряженно думать: «Куда бы я спрятала эту отвратительную штуку, будь я Табубой?» И Шеритра улыбнулась. Ну конечно! В новых покоях, где все уже готово, все ждет лишь последнего благословения жрецов и появления блистательной хозяйки. Туда, кроме слуг, подметавших пол, вот уже целую неделю никто не заходил. Шеритра резко развернулась и бросилась вон из дома.
Более спокойные поиски в новых покоях оказались столь же бесплодными, и Шеритра в изнеможении бросилась в кресло черного дерева, изукрашенное искусной инкрустацией. Она в отчаянии кусала губы. Шеритре было известно, что восковую куклу выбрасывают лишь после того, как жертва умрет, и что иголки никогда не вытаскивают из воска. «Да у нее может быть бесчисленное множество тайников, чтобы спрятать такую куклу, – в отчаянии думала Шеритра. – Можно выкопать ямку в саду, можно разобрать пол и устроить там потайное хранилище, можно даже притопить небольшой сверток в реке поблизости от берега».
Река. Вскрикнув от волнения, девушка вскочила на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Шеритра крутила в пальцах сережку. Когда он замолчал, она швырнула украшение Гори.
– Да прекрати же, Гори! – воскликнула она. – Ты меня пугаешь!
– Отлично! – быстро проговорил он. – Но это еще не все страхи, о которых я собираюсь тебе рассказать. Я постараюсь быть последовательным и изложить все по порядку. У тебя здесь есть вода?
Не говоря ни слова, она налила брату воды. Он быстро выпил, затем дрожащей рукой поднес к губам свою флягу и отхлебнул макового питья.
– Этим питьем ты себя медленно убиваешь, – упрекнула она брата, тотчас же осознав, что именно она сказала. Он вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на нее долгим взглядом.
– У меня уже началось привыкание к маку, – сказал он. – Теперь мне требуется все больше и больше, чтобы боль не была невыносимой. Но терпеть осталось уже совсем недолго. – Она открыла было рот, чтобы возразить, но он опередил сестру: – Не стоит обманывать себя, Солнышко. Позволь, я продолжу рассказ. Мне необходимо еще о многом тебе поведать, а силы мои на исходе.
Она послушно замолчала и не отрываясь смотрела на него. Сердце у нее разрывалось от боли. Его лицо наполовину закрывали тени, придавая ему особенно грустное выражение. «А ведь он прав, – внезапно подумала Шеритра. – Он умрет». Ее охватила паника, но голосом девушка постаралась не выдать своих чувств.
– Прошу тебя, продолжай, дорогой.
– Отец выкрал принадлежавший им свиток из могилы, прочел заклинание и тем самым вернул их всех к жизни, – начал Гори. – Помнишь, в погребальном зале мы видели, что гробы стоят без крышек? Могу поспорить, они сами приказали похоронить себя в открытых гробах, втайне надеясь, что придет время и какой-нибудь простофиля вскроет гробницу, увидит свиток, пришитый к руке мертвого слуги, ему станет любопытно и он произнесет записанные в этом свитке заклинания. Ему, конечно, не придет в голову, что в той же гробнице за фальшивой стеной лежат в своих гробах Ненефер-ка-Птах и царевна Агура – это их настоящие имена. Потом они пробрались в Мемфис и нашли себе место, где бы можно было укрыться, прийти в себя. Что скажешь, Шеритра?
На его встревоженный вопрос она ответила слабым подобием вымученной улыбки. Какая-то часть ее существа с готовностью откликалась на его аргументы, хотя от рассказа Гори вся ее душа была объята ужасом, и все же оставался еще Хармин, ее единственный, ее возлюбленный, и до конца поверить Гори она никак не могла, страшась того, что тогда ее любовь, вся ее жизнь окажется повергнутой в прах. Ей показалось, что в комнате стало прохладнее, и она движением плеча подтянула простыню повыше. Она старалась внимательно слушать то, о чем говорит Гори, но слушать бесстрастно, не давая воли своему воображению. Ей не хотелось думать о том, как в кромешной тьме гробницы, спрятанные за фальшивой стеной, поднимаются из своих гробов и ходят древние, рассохшиеся, вскрытые ножами бальзамировщиков тела, как они постепенно обретают силу, обрастают фальшивой плотью, как протаскивают через лаз свои древние, засохшие кости наружу, на дневной свет.
– Восхитительная страшная сказка, – твердо заявила она. – И ничего более. Ты говоришь, они отправились в Мемфис, выбравшись из гробницы через подземный ход. Но ведь вход в этот лаз был завален огромным камнем, к тому же за многие сотни лет его занесло песком. Как же они выбрались на поверхность? Тоже чудом?
Может быть. Или с помощью черной магии. Я уверен, они прежде всего позаботились о том, чтобы прорыть такой лаз, по которому они смогли бы выбраться наружу, если кто-нибудь прочтет свиток. Вполне возможно, что они оставили у входа и все необходимые инструменты. Откуда мне знать! – Он поерзал, удобнее устраиваясь на подушке. – Как бы то ни было, им удалось отыскать пустующее поместье, весьма напоминающее их собственное жилище, в котором они жили много веков назад в Коптосе. Одиноко стоящий, тихий, простой в убранстве, этот дом, возможно, помогает им справиться с тоской по настоящему дому и с превратностями новой жизни. Вспомни, какой у них дом, Шеритра. Эта странная тишина, какие-то шорохи и вздохи в пальмовой роще, а когда приезжаешь к ним, когда идешь по мягкой, извилистой дорожке среди пальм, начинает казаться, словно весь живой и привычный мир остался у тебя за спиной. А что внутри? Сплошная история. Мебель непритязательная, совсем простая, да и ее негусто, все предметы – словно выходцы из древних, давно минувших веков… – Голос вдруг изменил ему, и Гори замолчал, собираясь с силами. Потом продолжил: – И вот они, произнеся заклинания, вселяют жизнь в фигурки ушебти, которые, должно быть, были захоронены вместе с ними в этой потайной комнате, после чего приступают к ремонту дома. Потом они выясняют, кто именно выкрал из гробницы их Свиток. Гробница вскрыта. Вокруг кишмя кишат землекопы. Несколько правильно поставленных вопросов – и они получают необходимые сведения. После чего принимаются разрабатывать план мести.
– Но почему мести? – перебила его Шеритра, так глубоко захваченная его рассказом, что вовсе позабыла, что речь идет о Табубе и Сисенете. – Все, что им надо было сделать, – это попытаться выкрасть свой свиток, а потом продолжать жить дальше, никому не мешая. Зачем специально связываться с… – Она замолчала.
– С нашим семейством? – закончил за нее Гори. – Не знаю. Но я чувствую, что причина есть и для нас в ней мало хорошего. Но я не могу долго об этом рассуждать, Шеритра. Меня так мучают боли. – Его голос звучал теперь на высокой ноте. Шеритра чувствовала, что он из последних сил старается скрыть истерическое волнение. Она сочувственно погладила брата по руке. Его кожа горела огнем. – Мне удалось выяснить, что и царевич, и его супруга, а через несколько дней и их сын погибли, утонув в реке, – продолжал он. – Помнишь, как Табуба испугалась, когда чуть не упала в воду у нас на причале? А разве Хармин хотя бы раз, хотя бы в самые жаркие дни купался в реке вместе с тобой?
– Нет, – прошептала она, и ее голос прозвучал едва слышным вздохом. – Но почему, Гори, ты вовлекаешь в эту историю еще и Хармина? Ведь в гробнице было только два саркофага. Это никак не может быть одна и та же семья.
– Ты, похоже, меня не слышишь! – отчаянно воскликнул Гори. – Ты ведь читала свитки. Шеритра, мы столкнулись с самой страшной черной магией. Мы оказались вне пределов разумного, привычного и упорядоченного мира. Логика здесь бессильна! Твой Хармин, то есть Мерху, утонул в Коптосе, там его и похоронили. Я был в его гробнице. Там тоже саркофаг стоял без крышки, а его обитатель скрылся, выбравшись из подземелья наружу и взломав печать на входной двери. Отец разбудил и его, и сын вернулся к своим родителям в Мемфис.
– Нет, нет, – перебила его Шеритра, исступленно качая головой. – Сисенет – дядя Хармина, так говорила Табуба.
Гори беспомощно уставился на нее. Уголки рта у него почернели от маковой настойки, а зрачки расширились так сильно, что радужной оболочки было совсем не видно.
– Табуба и Сисенет – муж и жена, – медленно произнес он, старательно выговаривая каждое слово, будто обращаясь к несмышленому дитя. – А Хармин – их сын. Их сын, Шеритра. Я знаю, как ужасно это слушать, но все же постарайся взглянуть правде в глаза. Шеритра отпрянула.
– Нет, прошу тебя, Гори, не надо! – умоляла она брата. – Хармин здесь ни при чем, он невиновен, я знаю! Он так расстроился, так рассердился на меня, когда я сделала попытку поговорить с ним о его матери. Он…
– Он великолепный актер, который ни перед чем не остановится, равно как и эта мерзкая тварь, что называет себя его матерью. – Гори старался выкрикнуть эти слова в полный голос, но изо рта у него вырвался лишь слабый свист. – Их плоть – холодна, они – мумии. Разве не помнишь, как прохладна во всякое время его кожа, разве не казалось тебе это удивительным? Сейчас, возможно, все меняется, ведь они с каждым днем все больше и больше приспосабливаются к своей второй жизни. Вспомни, как любит жару Табуба. А в гробнице… Поверь, Солнышко, Свиток – создание бога Тота, а в гробнице повсюду свидетельства того, что это семейство его почитало. Бабуины – это животные Тота, полумесяцы – его символ.
– Гори, – твердым голосом прервала его Шеритра, – я не верю ни единому твоему слову. Мне только что пришло в голову, что Табуба прокляла тебя по той же самой причине, почему она заставила отца вычеркнуть нас из завещания. Она убеждена, что если ты останешься в живых, то судьбе да и самой жизни ее нерожденного ребенка будет угрожать смертельная опасность. Когда он родится, тебе надо будет просто убить его, и ты снова сделаешься законным наследником своего отца.
Гори стал смеяться, но тотчас же согнулся пополам, схватившись руками за живот.
– У нее в утробе нет никакого ребенка, – прохрипел он. – Она мертва – ты что, забыла? Мертвым не дано давать новую жизнь, но они вполне в силах отнимать ее у живых. Возможно, она выдумала этого ребенка с какой-то целью, чтобы добиться от отца чего-нибудь еще. Мне теперь кажется, что отец медленно, но неотвратимо отступает в какой-то угол, откуда ему уже не будет спасения, и это она толкает его к погибели, используя для этого ложь и обман, соблазняя его своей красотой, методично разрушая его душу расшатывая все его жизненные устои, пятная и марая его понятия о чести и долге. И скоро его душа, вся его личность распадется. Мне представляется, что она поставила себе целью окончательно уничтожить его духовно и морально. Но почему? Чтобы наказать его за кражу свитка? Это недостаточно веская причина.
Шеритра резко поднялась, схватила полотняную салфетку и окунула ее в кувшин с водой. Она аккуратно обтерла водой лицо, руки и шею брата. От этих действий она почувствовала себя лучше. Пока руки заняты делом, можно не предаваться размышлениям.
– Мы должны отыскать восковую куклу, которую изготовила Табуба, чтобы наслать на тебя эти невыносимые страдания, – убежденно говорила она. – И тогда мы вытащим иголки. Затем надо будет проникнуть в кабинет отца и найти текст заклинания, которое сможет тебя защитить. Когда мы вытащим булавки, твоей жизни больше не будет угрожать опасность, но здоровье придется восстанавливать.
Пока она отирала его лицо и рассказывала об этих планах, Гори послушно сидел. А она понимала, что он теперь не способен ни на какие активные действия, что обыскивать покои Табубы придется ей самой. Быстро набросав на постель еще подушек, она нежно, но настойчиво уговорила Гори прилечь.
– Поспи, – сказала она. – Я подумаю, что можно сделать. Тебе не страшно остаться здесь одному?
А он уже закрыл глаза.
– За дверью стоит Антеф, – пробормотал он. – Пришли его ко мне. И спасибо тебе, Солнышко.
Она поцеловала его во влажный лоб. В его дыхании она почуяла маковую настойку и что-то еще, некую сладковатую горечь, от которой Шеритра в тревоге закусила губу. Когда она неслышно выходила из комнаты, Гори уже погрузился в беспокойную дремоту.
ГЛАВА 20
О если б мог я, стоя на берегу реки,
Обратить лицо к северному ветру
И громко кричать, дабы унять боль,
Что терзает мне грудь!
Стояла душная ночь, от реки поднимался солоноватый, пахнущий речной травой воздух. Шеритра осторожно пробиралась по саду. Она обогнула хозяйственные постройки и приблизилась к домику наложниц. Через несколько дней Табуба должна переехать в свои новые покои, где будет действовать сложная и отлично налаженная система защиты и охраны, существующая в господском доме, и Шеритра, осторожно обходя кусты и не выпуская из виду главный вход в домик, размышляла на эту тему не без некоторой радости.
Пока она раздумывала, как же ей удастся проникнуть внутрь, до ее слуха вдруг донеслись какие-то шорохи и приглушенные звуки голосов. С бешено бьющимся сердцем она замерла на месте и стояла, прислушиваясь, пока наконец не догадалась, что это голоса женщин, – самые душные ночные часы они предпочитали проводить на крыше, где спали, играли или же просто болтали, перемывая косточки всем и каждому. «Может быть, и Табуба там, вместе с остальными? – в тревоге подумала Шеритра. – Если все обитательницы дома решили вынести свои циновки на крышу, стражники будут стоять у той единственной лестницы, по которой можно сюда подняться, а она расположена по другую сторону здания. Значит, у меня на пути может оказаться лишь один человек – привратник».
Она неслышно прошмыгнула между колоннами и вошла внутрь. Шеритра прислушалась. Не доносилось ни единого звука, только из комнаты привратника слышался мерный храп. Шеритра, вся трепеща, продолжала путь. Если Табуба спит в своей комнате, у входа будет выставлен стражник. Девушка осторожно заглянула за угол, откуда начинался длинный коридор – в покои наложниц. Никого, лишь узкая дорожка лунного света, проникающего из высокого окна, расположенного под самым потолком.
Шеритру охватило беспокойство. Она не знала, сколько времени Табуба может провести на крыше, но она, несомненно, вернется к себе еще до восхода солнца. Гори умирает, ночь на исходе. Шеритра бегом подбежала к двери в комнату Табубы и слегка ее приоткрыла. Внутри царила полная тишина. Не помня себя от страха, она распахнула дверь широко и вступила в комнату. Душную приемную заливал все тот же лунный свет, и Шеритра увидела, что комната пуста, лишь по углам мрачно темнели зловещие очертания мебели. Лунного света, пусть неяркого и тусклого, оказалось достаточно, чтобы можно было все рассмотреть.
Шеритра торопливо бросилась на поиски – отбрасывала прочь подушки, разворошила стопку ношеной одежды, пошевелила пальцами цветы в вазах, даже раскрыла золотой ковчежец Тота и, в смущении повторяя тихие слова извинения, ощупала, нет ли чего позади фигурки божества. Она и не думала, что ее поиски сразу увенчаются успехом в этой, первой комнате, поэтому не испытала удивления и разочарования, когда вышла оттуда с пустыми руками.
Она бесшумно скользнула во внутренние покои. Дверь туда была приоткрыта, постель стояла пустой. Мгновенно ей в нос ударил запах духов Табубы – тяжелый аромат мирры, наполняющий все кругом фимиамом и духом страстного томления. Хотя комната была совсем небольшой, у Шеритры создалось впечатление, будто благодаря продуманной расстановке всех находящихся в ней предметов объем окружающего пространства словно бы увеличился. Во всем чувствовалось свойственное хозяйке пристрастие к простоте. Шеритра вновь приступила к поискам, на этот раз тщательно обследуя каждый уголок. Она прощупала постель, провела рукой по раме кровати, изготовленной из кедрового дерева. Раскрывала ящики комода, поднимала крышки со склянок с притираниями и благовониями, забиралась в ларцы с драгоценностями. Ее поиски, тщательные, хотя и поспешные, тем не менее не дали желаемого результата. На краткий миг она замерла на месте и стала напряженно думать: «Куда бы я спрятала эту отвратительную штуку, будь я Табубой?» И Шеритра улыбнулась. Ну конечно! В новых покоях, где все уже готово, все ждет лишь последнего благословения жрецов и появления блистательной хозяйки. Туда, кроме слуг, подметавших пол, вот уже целую неделю никто не заходил. Шеритра резко развернулась и бросилась вон из дома.
Более спокойные поиски в новых покоях оказались столь же бесплодными, и Шеритра в изнеможении бросилась в кресло черного дерева, изукрашенное искусной инкрустацией. Она в отчаянии кусала губы. Шеритре было известно, что восковую куклу выбрасывают лишь после того, как жертва умрет, и что иголки никогда не вытаскивают из воска. «Да у нее может быть бесчисленное множество тайников, чтобы спрятать такую куклу, – в отчаянии думала Шеритра. – Можно выкопать ямку в саду, можно разобрать пол и устроить там потайное хранилище, можно даже притопить небольшой сверток в реке поблизости от берега».
Река. Вскрикнув от волнения, девушка вскочила на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73