Однако в данном случае не следует
забывать, что неизвестность приговора, внушающее
трепет одеяние и импозантность судьи, невежество,
присущее в одинаковой мере почти всем, и винов-
ным, и невиновным, также может стать вероятной
причиной противоречивости, как показаний невинов-
ного, умирающего .от страха, так и преступника, ко-
торый стремится выйти сухим из воды. Это тем бо-
лее вероятно, что противоречия, столь свойственные
людям в нормальной жизни, не могут не усилиться,
когда человек теряет душевное спокойствие и полно-
стью поглощен мыслью о спасении от приближаю-
щейся опасности.
Этот мерзкий способ добывания истины еще и
поныне остается памятником древнего и дикого за-
конодательства, когда испытание огнем, кипящей во-
дой и вооруженными поединками назывались судом
Божьим, как будто звенья непрерывной цепи явле-
ний, берущей начало в первопричине, обязательно
должны перепутываться и рваться в угоду легкомыс-
ленным человеческим поступкам. Единственное раз-
личие между пыткой и испытанием огнем и кипя-
щей водой заключается в том, что исход первой за-
. 124
висит, по-видимому, от силы воли обвиняемого, а
второго - от чисто внешних природных явлений. Но
эта разница только кажущаяся, а не реальная. Дать
правдивые показания под пыткой, причиняющей не-
выразимые страдания, столь же маловероятно теперь,
как и прежде, когда подвергались испытанию огнем
и кипящей водой. Всякое проявление нашей воли
всегда пропорционально силе воздействия на наши
чувства, поскольку воля от них зависит. Способность
человеческих чувств к восприятию ограничена. Поэ-
тому ощущение боли, охватив весь организм, может
превысить предел выносливости подвергнутого пытке,
и ему не останется ничего другого, как избрать крат-
чайший путь к избавлению от мучащих его в дан-
ный момент страданий. Следовательно, ответная реак-
ция обвиняемого на пытку с неизбежностью будет
такой же, как и при испытании огнем и кипящей
водой. Чувствительный невиновный признает себя ви-
новным, надеясь тем самым прекратить страдания. И
таким образом стирается разница между виновными
и невиновными с помощью именно того средства,
которое как раз и призвано эту разницу выявлять.
Излишне было бы дополнительно иллюстрировать
сказанное бесчисленными примерами того, как неви-
новные люди признавали себя виновными, корчась
под пыткой от боли. Нет такой нации, такой эпохи,
которые не давали бы подобных примеров. Увы, лю-
ди не меняются и не делают никаких выводов. Лю-
бой человек с кругозором, выходящим за пределы
125
г
повседневности, устремляется время от времени на
обращенный к нему таинственный и смутный зов
природы. Однако опыт, властвующий над разумом,
его удерживает и внушает страх. Исход пытки, сле-
довательно, дело индивидуального темперамента и
расчета. У каждого эти параметры разные, и прямо
зависят от физической силы и чувствительности. Так
что математический метод больше подходит для ре-
шения этой проблемы, чем судейское усмотрение.
Основываясь на данных о силе мускулов и чувстви-
тельности нервной системы невиновного, можно
рассчитать тот болевой предел, за которым этот не-
виновный вынужден будет признать себя винов-
ным в совершении преступления.
Допрос обвиняемого производится с целью выяв-
ления действительного положения дел, но если выя-
вить это трудно по внешнему виду, жестикуляции,
выражению лица допрашиваемого, когда он спокоен,
то эта задача еще более усложняется, когда страда-
ния искажают весь его внешний облик, по кото-
рому иногда можно догадаться об истинном поло-
жении дел, даже помимо воли человека. Всякое на-
сильственное действие спутывает и заставляет исчез-
нуть мельчайшие индивидуальные признаки предме-
тов, с помощь которых иной раз правда отлича-
ется ото лжи.
Эти истины известны еще со времен древнерим-
ских законодателей, когда пытки применялись лишь
в отношении рабов, которые вообще за людей не
126
считались. Эти истины усвоены Англией. Ее научная
слава, превосходство в торговле и богатстве над
другими странами, и как следствие этого, ее могуще-
ство, примеры доблести и мужества не позволяют
усомниться в доброкачественности ее законов. Пытка
отменена и в Швеции Она отменена и одним из
мудрейших монархов Европы. Он возвел филосо-
фию на престол и стал другом-законодателем
для своих подданных. Он сделал их равными и
свободными, зависящими только от законов. И
это единственный вид равенства и свободы, ко-
торых разумные люди могут требовать при насто-
ящем положении вещей. Пытка не признается необ-
ходимой в законах о военной .службе, хотя вой-
ска рекрутируются большей частью из подонков об-
щества, что, казалось бы, должно было бы сделать
пытку для этого сословия более пригодной, чем для
других сословий. Человеку, не учитывающему порази-
тельную силу обычая, может показаться странным,
что законы гражданские должны учиться гуманным
методам правосудия у душ закоснелых от резни
и крови.
По отношению куiммним прюяуилммям пятка била отме-
нена < Шицин > 1734 i. Ее пиная отмена стала преЗметом но-
юю декрета от 24 шуста 1772 є. васоре после iоiуЗарственною
неремрота, смершенною Густавом III (1746-1792 п.). И мроятно
не без iлнянкя кнми Ч. Беккарни.
Королi Пруссии Фридрих II (1712-1786 єє.) отменил пмтку сра-
зу после мтупления на престол i 1740 i.
127
Наконец, осознанием этих истин начинают смутно
проникаться и те, кто их не приемлет. Признание
подсудимого, сделанное под пыткой, считается ни-
чтожным, если не подтверждено обвиняемым под
присягой после нее. Некоторые ученые и государства
допускают возможность позорного повторного при-
менения пытки до трех раз. Другие же государства и
ученые оставляют это полностью на усмотрение су-
дей. Так что из двух лиц, одинаково невиновных или
одинаково виновных, более физически сильный и
смелый будет оправдан, а более слабый и робкий -
осужден на основании следующего рассуждения: "Я е
качестве суден должен был принятб решение о том, кто
из вас виновен в совершении некоею преступления. Ти -
силiнни, сумел емдержатi болб, поэтому я тея оправдм-
ваю. Ти - сла6ий, сдался, и я виношу те6е оЛинителiний
приiовор. Я понимаю, что признание, вирванное подпит-
кой, не имеет никакой сили. Но я еновi подверiну вас
питке, если ви не подтвердите своих прежних показаний".
Еще одно странное следствие, с необходимостью
вытекающее из применения пыток, заключается в
том, что невиновный поставлен в худшие условия,
чем виновный. Ибо если оба подвергнуты пытке, то
для первого любое решение судьи направлено против
него: признание в совершенном преступлении повле-
чет его осуждение, а в случае непризнания он хотя и
будет оправдан, но только после страданий от незас-
луженной пытки. Для виновного же такое положение
благоприятно уже по своей сути, так как, стойко вы-
128
держав пытку, он должен быть оправдан как не-
виновный. И тем самым он сменил себе боль-
шее наказание на меньшее. Таким образом, невинов-
ный может только потерять, виновный же может и
выиграть.
Закон, санкционирующий пытку, - это закон, ко-
торый призывает: "Люди, терпите боль, и если природа
заложила в вас неистребимое чувство люЛи к самому сее,
если она наделила вас неотъемлеммм правом защищать
самих сея, я порождаю в вас диаметралбно противопо-
ложное чувство - героическую ненавистi к самим себе и
предписиваю вам оЛиняте самих сея, юворя правду, да-
же коiда будут розривати вашу плотi и дроЛтб ваши
кости".
Применение пыток связано с желанием выяснить,
не замешан ли обвиняемый в других преступлениях,
помимо тех, в которых он обвиняется: "Тебя обвиня-
ют в одном преступлении, следователено, не исключено,
что ти виновен и в сотне других. Это сомнение меня тя-
готит. Я хочу рассеять его с помоицю моего собственною
критерия истины. Закони подвергают тебя питкам, по-
сколiку ти - преступник, поскольку ти моє би битi пре-
ступником, посколiку я хочу, чтоби ти бил им"
Наконец, обвиняемого подвергают пытке, чтобы
он назвал соучастников своего преступления. Но если
доказано, что пытка - негодное средство для получе-
ния правдивых показаний, то каким образом она
может помочь выявить соучастников, для чего также
необходимо выявить истинное положение вещей?
129
Ведь человеку, обвиняющему самого себя, еще легче
обвинить других. Справедливо ли подвергать пыткам
людей за чужие преступления? Разве нельзя выявить
соучастников с помощью показаний свидетелей и об-
виняемого, с помощью улик и состава преступления,
словом, всеми теми средствами, которые служат для
доказательства виновности обвиняемого? Соучастни-
ки в большинстве случаев скрываются тотчас после
задержания своего товарища. Сама неопределенность
их судьбы осуждает их на изгнание и освобсркдаег
страну от опасности новых преступлений. В то же
время наказание задержанного обвиняемого достига-
ет своей единственной цели: удерживать с помощью
страха других людей от совершения аналогичных пре-
ступлений.
ХУ11 0 ГОСУДАРСТВЕННОЙ
КАЗНЕ
ыло время, когда почти все наказания носили
денежный характер. Преступления людей считались
частью собственности государя, переходившей к нему
по наследству. Покушение на государственную бе>-
опасность служили источником обогащения. Лица,
которым было поручено охранять государственную
безопасность, были заинтересованы в ее нарушении.
Наказание, таким образом, являлось результатом тяж-
бы между казной (сборщиком денежных средств,
присуждаемых в качестве наказания) и обвиняемым.
131
Это было гражданское дело, допускающее его оспо-
римость, скорее частное, чем публичное. Поэтому
казна здесь наделялась другими правами, чем при
спорах по публично правовым делам. Обвинения наг
рушителю также носили иной характер, нежели те,
которые ему следовало бы предъявить в качестве при-
мера для назидания другим. Судья был, следователь-
но, скорее адвокатом казны, чем объективным иска-
телем истины, представителем казны, а не защитни-
ком и слугой закона. Но так как при данной системе
признание в совершении правонарушений означало
признание себя должником казны, - а именно это
составляло суть уголовной процедуры того време-
ни, - то признание в правонарушении, признание,
сделанное в интересах, а не во вред казне, было и ос-
тается до сих пор (следствие всегда продолжительнее
вызвавших их причин) центром, вокруг которого
вращается весь механизм уголовного судопроизводст
ва. Если подсудимый, несмотря на неопровержимые
доказательства, откажется признать свою вину, то по-
лучит меньшее наказание, чем установленное, и не
будет подвергнут пытке за другие преступления того
же вида, которые мог бы совершить. Если же судье
удастся добиться признания, то он становится полно-
правным хозяином тела обвиняемото и терзает его в
соответствии с установленной процедурой с целью
извлечь из него, как из благоприобретенной земель-
ной собственности, максимальную выгоду. Если факт
преступления доказан, то признание приобретает си-
132
лу основного доказательства. А чтобы сделать это бо-
лее убедительным, его добиваются, причиняя жертве
мучительную и доводящую до отчаяния боль, тогда
как спокойного и объективного признания, сделан-
ного вне суда и не омраченного ужасом процессуаль-
ных пыток, недостаточно для осуждения. Следствие и
вещественные доказательства, проливающие свет на
преступления, но не отвечающие интересам казны, во
внимание не принимаются. Иногда преступник не
подвергается пытке. Но это продиктовано не сочувст-
вием к бедам и тшедушию преступника, а опасением
возможной потери доходов этого существующего и
поныне лишь в воображении и малопонятного уч-
реждения. Судья становится врагом обвиняемого, че-
ловека, закованного в кандалы, ставшего добычей то-
ски, пыток и еще более ужасного будущего. Он не
стремится к истине, а ищет преступление в самом об-
виняемом, подстраивает ему ловушки и в случае неу-
дачи считает себя оскорбленным, поскольку уверен в
собственной непогрешимости, как и все люди. Судья
компетентен решать вопросы о задержании на осно-
вании имеющихся улик, потому что человека сперва
надлежит объявить виновным, чтобы он доказывал
свою невиновность. Это называется оЛинителбнмм
процессом. Так обстоит дело с уголовным судопроиз-
водством во всех уголках просвещенной Европы
XVIII века. Настоящее же "следственное судопроизводст-
во", то есть беспристрастное установление фактиче-
ской стороны дела, предписываемое нам разумом,
133
принято на вооружение военными законами. Его
применяют даже азиатские деспотические режимы в
отношении мелких повседневных дел. Лишь в евро-
пейских судах следственное судопроизводство мало
применимо. Какой запутанный и страшный лаби-
ринт, полный абсурда, который, без сомнения, пока-
жется невероятным более счастливым потомкам! И
лишь философы будущего обнаружат в природе че-
ловека доказательства того, что существование такой
системы было возможно.
XVIII О ПРИСЯГЕ
94 еобходимость присяги обвиняемого порождает
противоречие между законами и естественными чув-
ствами человека, поскольку она требует давать прав-
дивые показания как раз в то время, когда человеку
исключительно выгодно лгать. И получается, будто
человек может присягать себе на погибель, будто ре-
лигиозное чувство не молчит в большинстве людей,
когда речь заходит об их интересах. Опыт всех веков
доказал, что религией, этим драгоценным даром не-
ба, человечество злоупотребляло больше, нежели чем-
135
либо другим. И с какой стати тогда она будет поль-
зоваться уважением у злодеев, если даже люди, счи-
тавшиеся мудрейшими, столь часто совершали пре-
грешения против нее? Влияние, которое религия про-
тивопоставляет страху, испытываемому человеком пе-
ред страданиями, и любви к жизни, оказывается для
большинства слишком слабым, так как оно почти не,
затрагивает чувственной природы человека. Дела не-
бесные управляются совсем иным законом, чем дела
людей. Зачем же тогда сталкивать их друг с другом?
Зачем же ставить человека перед неразрешимым про-
тиворечием: грешить против Бога или способствовать
собственной гибели? Таков закон, который предписы-
вает присяге принуждать человека быть плохим хри-
стианином или мучеником. Постепенно присяга вы-
рождалась в простую формальность, ослабляя тем са-
мым силу религиозного чувства, единственного залога
нравственной чистоты у большинства людей. Опыт
убеждает нас в бесполезности присяги, так как любой
судья может мне представить свидетельство того, что
ни одна присяга не побудила ни одного обвиняемо-
го сказать правду. В этом же убеждает и разум, кото-
рый объявляет бесполезными и, следовательно, вред-
ными все законы, противоречащие естественным чув-
ствам человека. С этими законами происходит то же
самое, что и с плотинами, перегораживающими тече-
ние реки: они рушатся и тотчас уносятся или размы-
ваются образовавшимся благодаря им водоворотом
и незаметно им же уничтожаются. -
Х1Х НЕЗАМДАЛИТЕЛЬНОСТЬ
НАКАЗАНИЙ
Ц ем быстрее следует наказание за совершенное
преступление и чем ближе оно к нему, тем оно будет
справедливее и эффективнее. Я говорю справедливее,
так как это избавляет обвиняемого от бесплодных и
жестоких мучений, связанных с неопределенностью
ожидания, которое усиливается воображением и ощу-
щением собственного бессилия что-либо предпри-
нять. Справедливее еще и потому, что лишение сво-
боды, будучи само по себе наказанием, не может
предшествовать приговору, если только это не про-
137
диктовано необходимостью. Предварительное заклю-
чение, следовательно, является лишь простым задер-
жанием гражданина до признания его судом винов-
ным и поскольку такое задержание является по сути
наказанием, оно должно быть непродолжительным и
максимально легким. Минимальные сроки задержа-
ния определяются временем рассмотрения дела и оче-
редностью. Первый по времени задержанный имеет
право быть судимым прежде других. Строгость пред-
варительного заключения не должна выходить за рамг
ки минимума, необходимого для воспрепятствования
побега и сокрытию улик. Сам процесс_должен закон-
читься в кратчайшие сроки. Что может быть ужасней
контраста между беспечностью судьи и томлением
обвиняемого? Удобства и радости жизни бесчувствен-
ного судьи, с одной стороны, и слезы и тоска содер-
жащегося под стражей - с другой. В целом суро-
вость наказания и последствия преступления должны
производить наиболее сильное впечатление на других
и в минимальной степени отражаться на обвиняе-
мом, ибо общество не может называться правовым,
если оно не признает незыблемого принципа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
забывать, что неизвестность приговора, внушающее
трепет одеяние и импозантность судьи, невежество,
присущее в одинаковой мере почти всем, и винов-
ным, и невиновным, также может стать вероятной
причиной противоречивости, как показаний невинов-
ного, умирающего .от страха, так и преступника, ко-
торый стремится выйти сухим из воды. Это тем бо-
лее вероятно, что противоречия, столь свойственные
людям в нормальной жизни, не могут не усилиться,
когда человек теряет душевное спокойствие и полно-
стью поглощен мыслью о спасении от приближаю-
щейся опасности.
Этот мерзкий способ добывания истины еще и
поныне остается памятником древнего и дикого за-
конодательства, когда испытание огнем, кипящей во-
дой и вооруженными поединками назывались судом
Божьим, как будто звенья непрерывной цепи явле-
ний, берущей начало в первопричине, обязательно
должны перепутываться и рваться в угоду легкомыс-
ленным человеческим поступкам. Единственное раз-
личие между пыткой и испытанием огнем и кипя-
щей водой заключается в том, что исход первой за-
. 124
висит, по-видимому, от силы воли обвиняемого, а
второго - от чисто внешних природных явлений. Но
эта разница только кажущаяся, а не реальная. Дать
правдивые показания под пыткой, причиняющей не-
выразимые страдания, столь же маловероятно теперь,
как и прежде, когда подвергались испытанию огнем
и кипящей водой. Всякое проявление нашей воли
всегда пропорционально силе воздействия на наши
чувства, поскольку воля от них зависит. Способность
человеческих чувств к восприятию ограничена. Поэ-
тому ощущение боли, охватив весь организм, может
превысить предел выносливости подвергнутого пытке,
и ему не останется ничего другого, как избрать крат-
чайший путь к избавлению от мучащих его в дан-
ный момент страданий. Следовательно, ответная реак-
ция обвиняемого на пытку с неизбежностью будет
такой же, как и при испытании огнем и кипящей
водой. Чувствительный невиновный признает себя ви-
новным, надеясь тем самым прекратить страдания. И
таким образом стирается разница между виновными
и невиновными с помощью именно того средства,
которое как раз и призвано эту разницу выявлять.
Излишне было бы дополнительно иллюстрировать
сказанное бесчисленными примерами того, как неви-
новные люди признавали себя виновными, корчась
под пыткой от боли. Нет такой нации, такой эпохи,
которые не давали бы подобных примеров. Увы, лю-
ди не меняются и не делают никаких выводов. Лю-
бой человек с кругозором, выходящим за пределы
125
г
повседневности, устремляется время от времени на
обращенный к нему таинственный и смутный зов
природы. Однако опыт, властвующий над разумом,
его удерживает и внушает страх. Исход пытки, сле-
довательно, дело индивидуального темперамента и
расчета. У каждого эти параметры разные, и прямо
зависят от физической силы и чувствительности. Так
что математический метод больше подходит для ре-
шения этой проблемы, чем судейское усмотрение.
Основываясь на данных о силе мускулов и чувстви-
тельности нервной системы невиновного, можно
рассчитать тот болевой предел, за которым этот не-
виновный вынужден будет признать себя винов-
ным в совершении преступления.
Допрос обвиняемого производится с целью выяв-
ления действительного положения дел, но если выя-
вить это трудно по внешнему виду, жестикуляции,
выражению лица допрашиваемого, когда он спокоен,
то эта задача еще более усложняется, когда страда-
ния искажают весь его внешний облик, по кото-
рому иногда можно догадаться об истинном поло-
жении дел, даже помимо воли человека. Всякое на-
сильственное действие спутывает и заставляет исчез-
нуть мельчайшие индивидуальные признаки предме-
тов, с помощь которых иной раз правда отлича-
ется ото лжи.
Эти истины известны еще со времен древнерим-
ских законодателей, когда пытки применялись лишь
в отношении рабов, которые вообще за людей не
126
считались. Эти истины усвоены Англией. Ее научная
слава, превосходство в торговле и богатстве над
другими странами, и как следствие этого, ее могуще-
ство, примеры доблести и мужества не позволяют
усомниться в доброкачественности ее законов. Пытка
отменена и в Швеции Она отменена и одним из
мудрейших монархов Европы. Он возвел филосо-
фию на престол и стал другом-законодателем
для своих подданных. Он сделал их равными и
свободными, зависящими только от законов. И
это единственный вид равенства и свободы, ко-
торых разумные люди могут требовать при насто-
ящем положении вещей. Пытка не признается необ-
ходимой в законах о военной .службе, хотя вой-
ска рекрутируются большей частью из подонков об-
щества, что, казалось бы, должно было бы сделать
пытку для этого сословия более пригодной, чем для
других сословий. Человеку, не учитывающему порази-
тельную силу обычая, может показаться странным,
что законы гражданские должны учиться гуманным
методам правосудия у душ закоснелых от резни
и крови.
По отношению куiммним прюяуилммям пятка била отме-
нена < Шицин > 1734 i. Ее пиная отмена стала преЗметом но-
юю декрета от 24 шуста 1772 є. васоре после iоiуЗарственною
неремрота, смершенною Густавом III (1746-1792 п.). И мроятно
не без iлнянкя кнми Ч. Беккарни.
Королi Пруссии Фридрих II (1712-1786 єє.) отменил пмтку сра-
зу после мтупления на престол i 1740 i.
127
Наконец, осознанием этих истин начинают смутно
проникаться и те, кто их не приемлет. Признание
подсудимого, сделанное под пыткой, считается ни-
чтожным, если не подтверждено обвиняемым под
присягой после нее. Некоторые ученые и государства
допускают возможность позорного повторного при-
менения пытки до трех раз. Другие же государства и
ученые оставляют это полностью на усмотрение су-
дей. Так что из двух лиц, одинаково невиновных или
одинаково виновных, более физически сильный и
смелый будет оправдан, а более слабый и робкий -
осужден на основании следующего рассуждения: "Я е
качестве суден должен был принятб решение о том, кто
из вас виновен в совершении некоею преступления. Ти -
силiнни, сумел емдержатi болб, поэтому я тея оправдм-
ваю. Ти - сла6ий, сдался, и я виношу те6е оЛинителiний
приiовор. Я понимаю, что признание, вирванное подпит-
кой, не имеет никакой сили. Но я еновi подверiну вас
питке, если ви не подтвердите своих прежних показаний".
Еще одно странное следствие, с необходимостью
вытекающее из применения пыток, заключается в
том, что невиновный поставлен в худшие условия,
чем виновный. Ибо если оба подвергнуты пытке, то
для первого любое решение судьи направлено против
него: признание в совершенном преступлении повле-
чет его осуждение, а в случае непризнания он хотя и
будет оправдан, но только после страданий от незас-
луженной пытки. Для виновного же такое положение
благоприятно уже по своей сути, так как, стойко вы-
128
держав пытку, он должен быть оправдан как не-
виновный. И тем самым он сменил себе боль-
шее наказание на меньшее. Таким образом, невинов-
ный может только потерять, виновный же может и
выиграть.
Закон, санкционирующий пытку, - это закон, ко-
торый призывает: "Люди, терпите боль, и если природа
заложила в вас неистребимое чувство люЛи к самому сее,
если она наделила вас неотъемлеммм правом защищать
самих сея, я порождаю в вас диаметралбно противопо-
ложное чувство - героическую ненавистi к самим себе и
предписиваю вам оЛиняте самих сея, юворя правду, да-
же коiда будут розривати вашу плотi и дроЛтб ваши
кости".
Применение пыток связано с желанием выяснить,
не замешан ли обвиняемый в других преступлениях,
помимо тех, в которых он обвиняется: "Тебя обвиня-
ют в одном преступлении, следователено, не исключено,
что ти виновен и в сотне других. Это сомнение меня тя-
готит. Я хочу рассеять его с помоицю моего собственною
критерия истины. Закони подвергают тебя питкам, по-
сколiку ти - преступник, поскольку ти моє би битi пре-
ступником, посколiку я хочу, чтоби ти бил им"
Наконец, обвиняемого подвергают пытке, чтобы
он назвал соучастников своего преступления. Но если
доказано, что пытка - негодное средство для получе-
ния правдивых показаний, то каким образом она
может помочь выявить соучастников, для чего также
необходимо выявить истинное положение вещей?
129
Ведь человеку, обвиняющему самого себя, еще легче
обвинить других. Справедливо ли подвергать пыткам
людей за чужие преступления? Разве нельзя выявить
соучастников с помощью показаний свидетелей и об-
виняемого, с помощью улик и состава преступления,
словом, всеми теми средствами, которые служат для
доказательства виновности обвиняемого? Соучастни-
ки в большинстве случаев скрываются тотчас после
задержания своего товарища. Сама неопределенность
их судьбы осуждает их на изгнание и освобсркдаег
страну от опасности новых преступлений. В то же
время наказание задержанного обвиняемого достига-
ет своей единственной цели: удерживать с помощью
страха других людей от совершения аналогичных пре-
ступлений.
ХУ11 0 ГОСУДАРСТВЕННОЙ
КАЗНЕ
ыло время, когда почти все наказания носили
денежный характер. Преступления людей считались
частью собственности государя, переходившей к нему
по наследству. Покушение на государственную бе>-
опасность служили источником обогащения. Лица,
которым было поручено охранять государственную
безопасность, были заинтересованы в ее нарушении.
Наказание, таким образом, являлось результатом тяж-
бы между казной (сборщиком денежных средств,
присуждаемых в качестве наказания) и обвиняемым.
131
Это было гражданское дело, допускающее его оспо-
римость, скорее частное, чем публичное. Поэтому
казна здесь наделялась другими правами, чем при
спорах по публично правовым делам. Обвинения наг
рушителю также носили иной характер, нежели те,
которые ему следовало бы предъявить в качестве при-
мера для назидания другим. Судья был, следователь-
но, скорее адвокатом казны, чем объективным иска-
телем истины, представителем казны, а не защитни-
ком и слугой закона. Но так как при данной системе
признание в совершении правонарушений означало
признание себя должником казны, - а именно это
составляло суть уголовной процедуры того време-
ни, - то признание в правонарушении, признание,
сделанное в интересах, а не во вред казне, было и ос-
тается до сих пор (следствие всегда продолжительнее
вызвавших их причин) центром, вокруг которого
вращается весь механизм уголовного судопроизводст
ва. Если подсудимый, несмотря на неопровержимые
доказательства, откажется признать свою вину, то по-
лучит меньшее наказание, чем установленное, и не
будет подвергнут пытке за другие преступления того
же вида, которые мог бы совершить. Если же судье
удастся добиться признания, то он становится полно-
правным хозяином тела обвиняемото и терзает его в
соответствии с установленной процедурой с целью
извлечь из него, как из благоприобретенной земель-
ной собственности, максимальную выгоду. Если факт
преступления доказан, то признание приобретает си-
132
лу основного доказательства. А чтобы сделать это бо-
лее убедительным, его добиваются, причиняя жертве
мучительную и доводящую до отчаяния боль, тогда
как спокойного и объективного признания, сделан-
ного вне суда и не омраченного ужасом процессуаль-
ных пыток, недостаточно для осуждения. Следствие и
вещественные доказательства, проливающие свет на
преступления, но не отвечающие интересам казны, во
внимание не принимаются. Иногда преступник не
подвергается пытке. Но это продиктовано не сочувст-
вием к бедам и тшедушию преступника, а опасением
возможной потери доходов этого существующего и
поныне лишь в воображении и малопонятного уч-
реждения. Судья становится врагом обвиняемого, че-
ловека, закованного в кандалы, ставшего добычей то-
ски, пыток и еще более ужасного будущего. Он не
стремится к истине, а ищет преступление в самом об-
виняемом, подстраивает ему ловушки и в случае неу-
дачи считает себя оскорбленным, поскольку уверен в
собственной непогрешимости, как и все люди. Судья
компетентен решать вопросы о задержании на осно-
вании имеющихся улик, потому что человека сперва
надлежит объявить виновным, чтобы он доказывал
свою невиновность. Это называется оЛинителбнмм
процессом. Так обстоит дело с уголовным судопроиз-
водством во всех уголках просвещенной Европы
XVIII века. Настоящее же "следственное судопроизводст-
во", то есть беспристрастное установление фактиче-
ской стороны дела, предписываемое нам разумом,
133
принято на вооружение военными законами. Его
применяют даже азиатские деспотические режимы в
отношении мелких повседневных дел. Лишь в евро-
пейских судах следственное судопроизводство мало
применимо. Какой запутанный и страшный лаби-
ринт, полный абсурда, который, без сомнения, пока-
жется невероятным более счастливым потомкам! И
лишь философы будущего обнаружат в природе че-
ловека доказательства того, что существование такой
системы было возможно.
XVIII О ПРИСЯГЕ
94 еобходимость присяги обвиняемого порождает
противоречие между законами и естественными чув-
ствами человека, поскольку она требует давать прав-
дивые показания как раз в то время, когда человеку
исключительно выгодно лгать. И получается, будто
человек может присягать себе на погибель, будто ре-
лигиозное чувство не молчит в большинстве людей,
когда речь заходит об их интересах. Опыт всех веков
доказал, что религией, этим драгоценным даром не-
ба, человечество злоупотребляло больше, нежели чем-
135
либо другим. И с какой стати тогда она будет поль-
зоваться уважением у злодеев, если даже люди, счи-
тавшиеся мудрейшими, столь часто совершали пре-
грешения против нее? Влияние, которое религия про-
тивопоставляет страху, испытываемому человеком пе-
ред страданиями, и любви к жизни, оказывается для
большинства слишком слабым, так как оно почти не,
затрагивает чувственной природы человека. Дела не-
бесные управляются совсем иным законом, чем дела
людей. Зачем же тогда сталкивать их друг с другом?
Зачем же ставить человека перед неразрешимым про-
тиворечием: грешить против Бога или способствовать
собственной гибели? Таков закон, который предписы-
вает присяге принуждать человека быть плохим хри-
стианином или мучеником. Постепенно присяга вы-
рождалась в простую формальность, ослабляя тем са-
мым силу религиозного чувства, единственного залога
нравственной чистоты у большинства людей. Опыт
убеждает нас в бесполезности присяги, так как любой
судья может мне представить свидетельство того, что
ни одна присяга не побудила ни одного обвиняемо-
го сказать правду. В этом же убеждает и разум, кото-
рый объявляет бесполезными и, следовательно, вред-
ными все законы, противоречащие естественным чув-
ствам человека. С этими законами происходит то же
самое, что и с плотинами, перегораживающими тече-
ние реки: они рушатся и тотчас уносятся или размы-
ваются образовавшимся благодаря им водоворотом
и незаметно им же уничтожаются. -
Х1Х НЕЗАМДАЛИТЕЛЬНОСТЬ
НАКАЗАНИЙ
Ц ем быстрее следует наказание за совершенное
преступление и чем ближе оно к нему, тем оно будет
справедливее и эффективнее. Я говорю справедливее,
так как это избавляет обвиняемого от бесплодных и
жестоких мучений, связанных с неопределенностью
ожидания, которое усиливается воображением и ощу-
щением собственного бессилия что-либо предпри-
нять. Справедливее еще и потому, что лишение сво-
боды, будучи само по себе наказанием, не может
предшествовать приговору, если только это не про-
137
диктовано необходимостью. Предварительное заклю-
чение, следовательно, является лишь простым задер-
жанием гражданина до признания его судом винов-
ным и поскольку такое задержание является по сути
наказанием, оно должно быть непродолжительным и
максимально легким. Минимальные сроки задержа-
ния определяются временем рассмотрения дела и оче-
редностью. Первый по времени задержанный имеет
право быть судимым прежде других. Строгость пред-
варительного заключения не должна выходить за рамг
ки минимума, необходимого для воспрепятствования
побега и сокрытию улик. Сам процесс_должен закон-
читься в кратчайшие сроки. Что может быть ужасней
контраста между беспечностью судьи и томлением
обвиняемого? Удобства и радости жизни бесчувствен-
ного судьи, с одной стороны, и слезы и тоска содер-
жащегося под стражей - с другой. В целом суро-
вость наказания и последствия преступления должны
производить наиболее сильное впечатление на других
и в минимальной степени отражаться на обвиняе-
мом, ибо общество не может называться правовым,
если оно не признает незыблемого принципа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21