Аналитик же, как это известно ребенку, получает
полномочия и оплату от родителей; он всегда попадает в ложное положение, когда
действует против своих доверителей - даже если это в их интересах. И, дейст-
вительно, при всякого рода необходимых переговорах с родителями этого ребенка я
всегда чувствовала, что у меня нечиста совесть по отношению к ним, и спустя
несколько недель анализ в силу этих невыясненных отношений прекратился из-за
внешнего повода, несмотря на самые благоприятные внутренние условия. Как бы то
ни было в обоих этих случаях легко можно было создать предварительные условия,
необходимые для начала анализа: сознание болезни, доверие и решение на анализ.
Перейдем теперь к рассмотрению другой крайности: случаю, в котором нет ни одного
из этих трех факторов. Речь идет о десятилетнем мальчике с неясными симптомами
многих страхов, нервозности, скрытности и детских перверзных действий. В
последние годы он совершил несколько мелких краж и одну крупную. Конфликт с ро-
дителями не был открытым, сознательным; точно также при поверхностном
рассмотрении нельзя было найти ничего, что свидетельствовало бы о осознании
своего безотрадного в общем состояния или о желании изменить его. Его отношение
ко мне бьхло крайне отрицательным и недоверчивым, все его стремление было
направлено на то, чтобы не допустить открытия его сексуальных тайн. В данном
случае я не могла прибегнуть к одному из тех двух приемов, которые оказались
столь удачными в прежних
28
А Фрейд
случаях Я не могла образовать союз с его сознательным "Я" против отщепившейся
части его существа, так как он вовсе не замечал такого расщепления. Равным
образом я не могла быть его союзницей в его борьбе с окружающим миром, с которым
он (поскольку он осознавал это) был связан сильными чувствами Путь, по которому
я должна была пойти, был, очевидно, иным, более трудным и менее
непосредственнь1м. Речь шла о том, чтобы завоевать доверие, которого нельзя было
добиться прямым путем, и навязать себя человеку, который уверен, что отлично
сможет справиться и без меня Я пыталась добиться этого разными способами. В те-
чение долгого времени я не предпринимала ничего, приспособляясь лишь к его
капризам и подделываясь всеми прямыми и окольными путями под его настроения Если
он приходил на сеанс в веселом настроении, - я тоже была веселой. Если он
предпочитал во время сеанса сидеть под столом, то я вела себя так, как будто это
было в порядке вещей: приподымала скатерть и беседовала с ним. Если он приходил
с бечевкой в кармане и показывал мне, как он завязывает замысловатые узлы и
проделывает разные фокусы, то я показывала ему, что я умею делать еще более
замысловатые узлы и более поразительные фокусы. Если он гримасничал, то я
гримасничала еще больше, а если он предлагал мне попробовать, кто из нас
сильнее, то я старалась показать ему, что я несравненно более сильна Я следовала
за ним также и в беседах на различные темы: от приключений морских пиратов и
географических сведений до коллекций марок и любовных историй. При всех этих
разговорах ни одна тема не казалась мне сомнительной или неподходящей для его
возраста, и мои сообщения были построены таким образом, что они ни разу не
вызвали в нем недоверия, будто за ними скрыта воспитательная цель. Я вела себя
наподобие кинофильма или приключенческого романа, которые не преследуют никакой
иной цели, кроме увлечения зрителя или читателя и которые приспособля ются с
этой целью к интересам и потребностям своей публики И, действительно, моя первая
цель заключалась ис ключительно в том, чтобы, представить собой интерес для
мальчика То обстоятельство, что в течение этого подготовительного периода я
узнала очень многое о его более поверхностных интересах и наклонностях, было
непредвиденным, но очень желательным побочным выигры-
Лекция 1 Введение в детский анализ
29
шем Спустя некоторое время я присоединила к этому другой фактор. Я незаметным
образом оказалась полез ной для него, писала ему во время сеанса его письма на
пишущей машинке, охотно помогала ему записывать его "сны на яву" и вымышленные
им истории, которыми он очень гордился, и даже изготовляла для него во время
сеанса разные безделушки Для одной маленькой девочки, которая проходила в это же
время подговительный период, я очень усердно занималась во время сеансов
вязанием и постепенно одела всех ее кукол и игрушечных зверей. Таким образом, я
развила, коротко говоря, второе приятное качество, не только представляла собой
интерес, но стала еще и полезной. Дополнительным выигрышем второго периода
оказалось то обстоятельство, что благодаря писанию писем и вымышленных историй я
мало-помалу была введена в кр\т его знакомств и фантастической деятельности. Но
затем ко всему этому присоединилось еще нечто несравненно более важное Я дала
ему понять, что, подвергаясь анализу, он получает огромные практические
преимущества так, например, наказуемые действия имеют совершенно иные, гораздо
более благоприятные последствия, если о них узнает сначала аналитик, а от него
уже об этом узнают воспитатели. Таким образом, он при вык прибегать к анализу
как к защите от наказания и к моей помощи - для заглаживания необдуманных
поступков Он просил меня положить на прежнее место украденные им деньги и
приходил ко мне со всеми необходимыми, но неприятными признаниями, которые
следовало сделать своим родителям Он проверял мою пригодность в этом отношении
бесчисленное множество раз, прежде чем он решил действительно в нее поверить. Но
затем уже не оставалось сомнений я стала для него не только интересным и
полезным человеком, но и очень сильной личностью, без помощи которой он уже не
мог обойтись. С помощью этих трех качеств я стала ему необходима; можно было бы
сказать, что он попал в состояние полной зави симости перенесения. Этого момента
я и ждала, чтобы весьма энергично потребовать от него - не в форме словесного
приказания и не сразу - соответствующей компенсации, а именно: выдачи всех его
сокровенных тайн, столь необходимых для анализа, это заняло еще несколько ближе
иших недель, а лишь после этого можно было приступить к настоящему анализу
30
А. Фрейд
Вы видите, что я в данном случае вовсе не стремилась вызвать у ребенка осознание
болезни, которое в дальнейшем пришло само собой совсем иным путем. Здесь задача
заключалась лишь в создании связи, которая должна была быть достаточно прочной
для того, чтобы можно было осуществить дальнейший анализ. Однако, я боюсь, что
после этого подробного описания у вас создалось такое впечатление, будто вся
суть заключается именно в этой связи. Я постараюсь рассеять это впечатление с
помощью других примеров, занимающих среднее положение между приведенными здесь
крайними случаями. Мне было предложено подвергнуть анализу другого десятилетнего
мальчика, у которого в последнее время развился крайне неприятный и беспокойный
для окружающих симптом: бурные припадки ярости и злости, наступавшие у него без
видимого внешнего повода. Они казались тем более странными, что ребенок был
вообще заторможенным и боязливым. В данном случае я легко завоевала его доверие,
так как он знал меня раньше. Точно также решение подвергнуться анализу вполне
совпадало с его собственными намерениями, так как его младшая сестра была уже
моей пациенткой, и ревность к тем преимуществам, которые она очевидно извлекала
из своего положения в семье, стимулировала и его желания. Несмотря на это, я не
могла найти настоящей исходной точки для анализа. Объяснить это было нетрудно.
Хотя он частично сознавал свои страхи, как болезненное состояние, и хотел
избавиться от них и от своих задержек, однако, с его главным симптомом, с
припадками ярости, дело обстояло как раз наоборот. Он несомненно гордился ими,
рассматривал их, как нечто отличающее его от других, хотя бы даже в
неблагоприятном для него смысле, и ему были приятны заботы родителей, вызванные
его состоянием. Таким образом, он свыкся с этим симптомом и, вероятно, вел бы в
то время борьбу за сохранение его, если бы была сделана попытка уничтожить его с
помощью анализа. Я воспользовалась тут несколько скрытным и не совсем честным
приемом. Я решила поссорить его с этой частью его существа. Я заставляла его
описывать мне свои припадки каждый раз, когда они имели место, и притворялась
крайне озабоченной и огорченной. Я осведомлялась, насколько он вообще мог
владеть собой в таком состоянии, и сравнивала его неистовство с поведением
душевнобольного, кото-
Лекцчя ]. Введение в детский анализ
31
рому вряд ли могла уже понадобиться моя помощь. Это озадачило и испугало его,
так как в его честолюбивые черты отнюдь не входила возможность прослыть душевно-
больным. Он стал стараться сдерживать свои порывы, сопротивляться им. Он не
способствовал их проявлению, как раньше, но чувствовал, что действительно
неспособен подавить их и-стал, таким образом, испытывать повышенное чувство
болезни и неудовольствия. Наконец, после нескольких тщетных попыток такого рода,
симптом превратился, как я этого хотела, из ценного достояния в беспокоящее
инородное тело, для преодоления которого он обратился ко мне за помощью. Вас
поразит, что я в этом случае вызвала состояние, существовавшее с самого начала у
маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости: расщепление в собственном
"Я" ребенка. Точно также и в другом случае с семилетней невротичной капризной
девочкой мне пришлось прибегнуть к такому же приему после длительного
подготовительного периода, весьма аналогичного вышеописанному случаю. Я отделила
от ее "Я" все дурнное в ней, персонифицировала его, дала ему собственное имя,
противопоставила его ей и добилась, наконец, того, что она стала мне жаловаться
на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько она страдала от него.
Рука об руку с создавшимся таким образом сознанием болезни идет доступность
ребенка анализу. Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела
возможность подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного
ребенка: ту описанную выше восьмилетнюю девочку, которая отличалась чрезмерной
чувствительностью и которая так много плакала. Она искренне стремилась стать
другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый
мною анализ. Но работа над ней тормозилась всегда на определенном пункте, и я
уже хотела удовольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось
добиться: исчезновением самых мучительных симптомов. Тогда обнаружилось, что
нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу,
и была той именно преградой, на которую наталкивались наши старания, как только
они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, что
выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела, до
которого она разрешала себе
32
А Фрейд
это и за которым начиналась ее преданность няне. Все, что выходило за этот
предел, наталкивалось на упорное и непреодолимое сопротивление. Она
воспроизводила таким образом старый конфликт, который имел место при любовном
выборе между жившими отдельно друг от друга родителями и сыграл большую роль в
ее развитии в раннем детском возрасте Но и это открытие мало помогло делу, так
как теперешняя ее привязанность к воспитательнице была весьма реальна и
обоснованна. Я начала упорную и настойчивую борьбу с этой няней за расположение
ребенка. В этой борьбе обе стороны пользовались всеми доступными им средствами;
я старалась пробудить в ней критику, пыталась поколебать ее слепую привязанность
и стремилась использовать каждый маленький конфликт, какие ежедневно бывают в
детской так, чтоб он расположил ребенка в мою пользу. Я заметила свою победу,
когда маленькая девочка, рассказывая мне однажды об одном таком волновавшем ее
домашнем инциденте, закончила свой рассказ вопросом "Думаешь ли ты, что она
права?" Вот когда анализ проник в более глубокие слои ее психики и дал наилучший
результат из всех приведенных здесь случаев. В данном случае бььдо нетрудно
решить вопрос: допустим ли такой образ действий, как борьба за расположение
ребенка? Влияние воспитательницы, о которой идет речь, было неблагоприятным не
только для анализа, но и для общего развития ребенка. Но представьте себе, в
какое затруднительное положение вы попадаете, когда вашим противником является
не чужой человек, а родители ребенка. Или когда вы стоите перед вопросом:
целесообразно ли для успеха аналитической работы лишать ребенка влияния,
благоприятного и желательного в других отношениях. Мы еще вернемся к этому
пункту при рассмотрении вопроса о практическом проведении детского анализа и об
отношении его к окружающей ребенка среде. Я заканчиваю эту главу двумя
небольшими сообщениями, из которых вы увидите, насколько ребенок может постичь
смысл аналитической работы и терапевтической задачи. Лучший пример -
неоднократно упоминавшаяся здесь маленькая девочка, страдавшая неврозом
навязчивости. Она рассказывала мне однажды о необыкновенно благополучном исходе
ее борьбы со своим чертом и неожиданно потребовала признания с моей стороны.
"Анна Фрейд, - сказала она, - разве я не сильнее моего черта? Разве
Лекция 1 Введение в детский анализ
33
я не могу сама с ним справиться? Ты собственно не нужна мне для этой цели". Я
полностью согласилась с ней. Разумеется, она гораздо сильнее его и может
обойтись без моей помощи. "Но ты мне все-таки нужна", - сказала она, подумав
немного. - "Ты должна помочь мне, чтобы я не была так несчастна, если я должна
быть сильнее его". Я думаю, что и от взрослого невротика нельзя ожидать лучшего
понимания той перемены, на которую он надеется в результате аналитического
лечения. Теперь еще второй случай. Мой десятилетний паци ент, которого я так
подробно описала, находясь в более позднем периоде своего анализа, вступил
однажды в приемной в разговор со взрослым пациентом моего отца Тот рассказал
ему, что его собака растерзала курицу, и он, хозяин собаки, должен был за нее
заплатить. "Собаку следовало бы послать к Фрейду, - сказал мой маленький
пациент, - ей нужен анализ" Взрослый ничего не ответил, но впоследствии выразил
свое крайнее неодобрение. Какое странное впечатление сложилось у этого мальчика
об анализе Ведь собака не больна. Собаке за хотелось растерзать курицу, и она
сделала это. - Я отлично поняла, что мальчик хотел сказать этим. Он, должно
быть, подумал: "Бедная собака! Она так хотела бы быть хорошей, но в ней есть
что-то, заставляющее ее поступать так жестоко с курицами" Вы видите, что у
маленького запущенного невротика вместо сознания болезни легко возникает
сознание испорченности, которое становится таким образом мотивом для проведения
анализа.
Лекция 2 t Приемы детского анализа Я представляю себе, что мои последние выводы
произвели весьма странное впечатление на практических апалишков. Весь арсенал
изложенных мною приемов противоречит в слишком многих пунктах правилам пси-
хоаналитической техники, которыми мы до сих пор руководствовались. Рассмотрим
еще раз мои приемы. Я обещаю маленькой девочке, что она выздоровеет: при этом я
исхожу из тех соображений, что нельзя требовать от ребенка, чтобы он пошел по
неизвестной ему дороге с незнакомым ему лицом к цели, в которой он неуверен. Я
исполняю его очевидное желание зависимости от авторитета и уверенности в успехе.
Я открыто предлагаю себя в союзники и вместе с ребенком критикую его родителей.
В другом случае я веду тайную борьбу против домашней обстановки, в которой живет
ребенок и всеми средствами домогаюсь его любви. Я преувеличиваю опасность
симптома и пугаю пациента для достижения своей цели. И, наконец, я вкрадываюсь в
доверие к детям и навязываю себя им, хотя они уверены, что отлично могут
справиться и без меня. Куда же исчезает предписанная аналитику строгая
сдержанность, осторожность при обещании пациенту возможности выздоровления или
даже одного лишь улучшения, его абсолютная выдержанность во всех личных делах,
полная откровенность в оценке болезни и неограниченная свобода, которая
представляется пациенту, в любой момент прекратить по своему желанию совместную
работу? Хотя мы поддерживаем представление о такой свободе и у маленьких
пациентов, но это остается в большей или меньшей степени фикцией:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
полномочия и оплату от родителей; он всегда попадает в ложное положение, когда
действует против своих доверителей - даже если это в их интересах. И, дейст-
вительно, при всякого рода необходимых переговорах с родителями этого ребенка я
всегда чувствовала, что у меня нечиста совесть по отношению к ним, и спустя
несколько недель анализ в силу этих невыясненных отношений прекратился из-за
внешнего повода, несмотря на самые благоприятные внутренние условия. Как бы то
ни было в обоих этих случаях легко можно было создать предварительные условия,
необходимые для начала анализа: сознание болезни, доверие и решение на анализ.
Перейдем теперь к рассмотрению другой крайности: случаю, в котором нет ни одного
из этих трех факторов. Речь идет о десятилетнем мальчике с неясными симптомами
многих страхов, нервозности, скрытности и детских перверзных действий. В
последние годы он совершил несколько мелких краж и одну крупную. Конфликт с ро-
дителями не был открытым, сознательным; точно также при поверхностном
рассмотрении нельзя было найти ничего, что свидетельствовало бы о осознании
своего безотрадного в общем состояния или о желании изменить его. Его отношение
ко мне бьхло крайне отрицательным и недоверчивым, все его стремление было
направлено на то, чтобы не допустить открытия его сексуальных тайн. В данном
случае я не могла прибегнуть к одному из тех двух приемов, которые оказались
столь удачными в прежних
28
А Фрейд
случаях Я не могла образовать союз с его сознательным "Я" против отщепившейся
части его существа, так как он вовсе не замечал такого расщепления. Равным
образом я не могла быть его союзницей в его борьбе с окружающим миром, с которым
он (поскольку он осознавал это) был связан сильными чувствами Путь, по которому
я должна была пойти, был, очевидно, иным, более трудным и менее
непосредственнь1м. Речь шла о том, чтобы завоевать доверие, которого нельзя было
добиться прямым путем, и навязать себя человеку, который уверен, что отлично
сможет справиться и без меня Я пыталась добиться этого разными способами. В те-
чение долгого времени я не предпринимала ничего, приспособляясь лишь к его
капризам и подделываясь всеми прямыми и окольными путями под его настроения Если
он приходил на сеанс в веселом настроении, - я тоже была веселой. Если он
предпочитал во время сеанса сидеть под столом, то я вела себя так, как будто это
было в порядке вещей: приподымала скатерть и беседовала с ним. Если он приходил
с бечевкой в кармане и показывал мне, как он завязывает замысловатые узлы и
проделывает разные фокусы, то я показывала ему, что я умею делать еще более
замысловатые узлы и более поразительные фокусы. Если он гримасничал, то я
гримасничала еще больше, а если он предлагал мне попробовать, кто из нас
сильнее, то я старалась показать ему, что я несравненно более сильна Я следовала
за ним также и в беседах на различные темы: от приключений морских пиратов и
географических сведений до коллекций марок и любовных историй. При всех этих
разговорах ни одна тема не казалась мне сомнительной или неподходящей для его
возраста, и мои сообщения были построены таким образом, что они ни разу не
вызвали в нем недоверия, будто за ними скрыта воспитательная цель. Я вела себя
наподобие кинофильма или приключенческого романа, которые не преследуют никакой
иной цели, кроме увлечения зрителя или читателя и которые приспособля ются с
этой целью к интересам и потребностям своей публики И, действительно, моя первая
цель заключалась ис ключительно в том, чтобы, представить собой интерес для
мальчика То обстоятельство, что в течение этого подготовительного периода я
узнала очень многое о его более поверхностных интересах и наклонностях, было
непредвиденным, но очень желательным побочным выигры-
Лекция 1 Введение в детский анализ
29
шем Спустя некоторое время я присоединила к этому другой фактор. Я незаметным
образом оказалась полез ной для него, писала ему во время сеанса его письма на
пишущей машинке, охотно помогала ему записывать его "сны на яву" и вымышленные
им истории, которыми он очень гордился, и даже изготовляла для него во время
сеанса разные безделушки Для одной маленькой девочки, которая проходила в это же
время подговительный период, я очень усердно занималась во время сеансов
вязанием и постепенно одела всех ее кукол и игрушечных зверей. Таким образом, я
развила, коротко говоря, второе приятное качество, не только представляла собой
интерес, но стала еще и полезной. Дополнительным выигрышем второго периода
оказалось то обстоятельство, что благодаря писанию писем и вымышленных историй я
мало-помалу была введена в кр\т его знакомств и фантастической деятельности. Но
затем ко всему этому присоединилось еще нечто несравненно более важное Я дала
ему понять, что, подвергаясь анализу, он получает огромные практические
преимущества так, например, наказуемые действия имеют совершенно иные, гораздо
более благоприятные последствия, если о них узнает сначала аналитик, а от него
уже об этом узнают воспитатели. Таким образом, он при вык прибегать к анализу
как к защите от наказания и к моей помощи - для заглаживания необдуманных
поступков Он просил меня положить на прежнее место украденные им деньги и
приходил ко мне со всеми необходимыми, но неприятными признаниями, которые
следовало сделать своим родителям Он проверял мою пригодность в этом отношении
бесчисленное множество раз, прежде чем он решил действительно в нее поверить. Но
затем уже не оставалось сомнений я стала для него не только интересным и
полезным человеком, но и очень сильной личностью, без помощи которой он уже не
мог обойтись. С помощью этих трех качеств я стала ему необходима; можно было бы
сказать, что он попал в состояние полной зави симости перенесения. Этого момента
я и ждала, чтобы весьма энергично потребовать от него - не в форме словесного
приказания и не сразу - соответствующей компенсации, а именно: выдачи всех его
сокровенных тайн, столь необходимых для анализа, это заняло еще несколько ближе
иших недель, а лишь после этого можно было приступить к настоящему анализу
30
А. Фрейд
Вы видите, что я в данном случае вовсе не стремилась вызвать у ребенка осознание
болезни, которое в дальнейшем пришло само собой совсем иным путем. Здесь задача
заключалась лишь в создании связи, которая должна была быть достаточно прочной
для того, чтобы можно было осуществить дальнейший анализ. Однако, я боюсь, что
после этого подробного описания у вас создалось такое впечатление, будто вся
суть заключается именно в этой связи. Я постараюсь рассеять это впечатление с
помощью других примеров, занимающих среднее положение между приведенными здесь
крайними случаями. Мне было предложено подвергнуть анализу другого десятилетнего
мальчика, у которого в последнее время развился крайне неприятный и беспокойный
для окружающих симптом: бурные припадки ярости и злости, наступавшие у него без
видимого внешнего повода. Они казались тем более странными, что ребенок был
вообще заторможенным и боязливым. В данном случае я легко завоевала его доверие,
так как он знал меня раньше. Точно также решение подвергнуться анализу вполне
совпадало с его собственными намерениями, так как его младшая сестра была уже
моей пациенткой, и ревность к тем преимуществам, которые она очевидно извлекала
из своего положения в семье, стимулировала и его желания. Несмотря на это, я не
могла найти настоящей исходной точки для анализа. Объяснить это было нетрудно.
Хотя он частично сознавал свои страхи, как болезненное состояние, и хотел
избавиться от них и от своих задержек, однако, с его главным симптомом, с
припадками ярости, дело обстояло как раз наоборот. Он несомненно гордился ими,
рассматривал их, как нечто отличающее его от других, хотя бы даже в
неблагоприятном для него смысле, и ему были приятны заботы родителей, вызванные
его состоянием. Таким образом, он свыкся с этим симптомом и, вероятно, вел бы в
то время борьбу за сохранение его, если бы была сделана попытка уничтожить его с
помощью анализа. Я воспользовалась тут несколько скрытным и не совсем честным
приемом. Я решила поссорить его с этой частью его существа. Я заставляла его
описывать мне свои припадки каждый раз, когда они имели место, и притворялась
крайне озабоченной и огорченной. Я осведомлялась, насколько он вообще мог
владеть собой в таком состоянии, и сравнивала его неистовство с поведением
душевнобольного, кото-
Лекцчя ]. Введение в детский анализ
31
рому вряд ли могла уже понадобиться моя помощь. Это озадачило и испугало его,
так как в его честолюбивые черты отнюдь не входила возможность прослыть душевно-
больным. Он стал стараться сдерживать свои порывы, сопротивляться им. Он не
способствовал их проявлению, как раньше, но чувствовал, что действительно
неспособен подавить их и-стал, таким образом, испытывать повышенное чувство
болезни и неудовольствия. Наконец, после нескольких тщетных попыток такого рода,
симптом превратился, как я этого хотела, из ценного достояния в беспокоящее
инородное тело, для преодоления которого он обратился ко мне за помощью. Вас
поразит, что я в этом случае вызвала состояние, существовавшее с самого начала у
маленькой девочки, страдавшей неврозом навязчивости: расщепление в собственном
"Я" ребенка. Точно также и в другом случае с семилетней невротичной капризной
девочкой мне пришлось прибегнуть к такому же приему после длительного
подготовительного периода, весьма аналогичного вышеописанному случаю. Я отделила
от ее "Я" все дурнное в ней, персонифицировала его, дала ему собственное имя,
противопоставила его ей и добилась, наконец, того, что она стала мне жаловаться
на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько она страдала от него.
Рука об руку с создавшимся таким образом сознанием болезни идет доступность
ребенка анализу. Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела
возможность подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного
ребенка: ту описанную выше восьмилетнюю девочку, которая отличалась чрезмерной
чувствительностью и которая так много плакала. Она искренне стремилась стать
другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый
мною анализ. Но работа над ней тормозилась всегда на определенном пункте, и я
уже хотела удовольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось
добиться: исчезновением самых мучительных симптомов. Тогда обнаружилось, что
нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу,
и была той именно преградой, на которую наталкивались наши старания, как только
они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, что
выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела, до
которого она разрешала себе
32
А Фрейд
это и за которым начиналась ее преданность няне. Все, что выходило за этот
предел, наталкивалось на упорное и непреодолимое сопротивление. Она
воспроизводила таким образом старый конфликт, который имел место при любовном
выборе между жившими отдельно друг от друга родителями и сыграл большую роль в
ее развитии в раннем детском возрасте Но и это открытие мало помогло делу, так
как теперешняя ее привязанность к воспитательнице была весьма реальна и
обоснованна. Я начала упорную и настойчивую борьбу с этой няней за расположение
ребенка. В этой борьбе обе стороны пользовались всеми доступными им средствами;
я старалась пробудить в ней критику, пыталась поколебать ее слепую привязанность
и стремилась использовать каждый маленький конфликт, какие ежедневно бывают в
детской так, чтоб он расположил ребенка в мою пользу. Я заметила свою победу,
когда маленькая девочка, рассказывая мне однажды об одном таком волновавшем ее
домашнем инциденте, закончила свой рассказ вопросом "Думаешь ли ты, что она
права?" Вот когда анализ проник в более глубокие слои ее психики и дал наилучший
результат из всех приведенных здесь случаев. В данном случае бььдо нетрудно
решить вопрос: допустим ли такой образ действий, как борьба за расположение
ребенка? Влияние воспитательницы, о которой идет речь, было неблагоприятным не
только для анализа, но и для общего развития ребенка. Но представьте себе, в
какое затруднительное положение вы попадаете, когда вашим противником является
не чужой человек, а родители ребенка. Или когда вы стоите перед вопросом:
целесообразно ли для успеха аналитической работы лишать ребенка влияния,
благоприятного и желательного в других отношениях. Мы еще вернемся к этому
пункту при рассмотрении вопроса о практическом проведении детского анализа и об
отношении его к окружающей ребенка среде. Я заканчиваю эту главу двумя
небольшими сообщениями, из которых вы увидите, насколько ребенок может постичь
смысл аналитической работы и терапевтической задачи. Лучший пример -
неоднократно упоминавшаяся здесь маленькая девочка, страдавшая неврозом
навязчивости. Она рассказывала мне однажды о необыкновенно благополучном исходе
ее борьбы со своим чертом и неожиданно потребовала признания с моей стороны.
"Анна Фрейд, - сказала она, - разве я не сильнее моего черта? Разве
Лекция 1 Введение в детский анализ
33
я не могу сама с ним справиться? Ты собственно не нужна мне для этой цели". Я
полностью согласилась с ней. Разумеется, она гораздо сильнее его и может
обойтись без моей помощи. "Но ты мне все-таки нужна", - сказала она, подумав
немного. - "Ты должна помочь мне, чтобы я не была так несчастна, если я должна
быть сильнее его". Я думаю, что и от взрослого невротика нельзя ожидать лучшего
понимания той перемены, на которую он надеется в результате аналитического
лечения. Теперь еще второй случай. Мой десятилетний паци ент, которого я так
подробно описала, находясь в более позднем периоде своего анализа, вступил
однажды в приемной в разговор со взрослым пациентом моего отца Тот рассказал
ему, что его собака растерзала курицу, и он, хозяин собаки, должен был за нее
заплатить. "Собаку следовало бы послать к Фрейду, - сказал мой маленький
пациент, - ей нужен анализ" Взрослый ничего не ответил, но впоследствии выразил
свое крайнее неодобрение. Какое странное впечатление сложилось у этого мальчика
об анализе Ведь собака не больна. Собаке за хотелось растерзать курицу, и она
сделала это. - Я отлично поняла, что мальчик хотел сказать этим. Он, должно
быть, подумал: "Бедная собака! Она так хотела бы быть хорошей, но в ней есть
что-то, заставляющее ее поступать так жестоко с курицами" Вы видите, что у
маленького запущенного невротика вместо сознания болезни легко возникает
сознание испорченности, которое становится таким образом мотивом для проведения
анализа.
Лекция 2 t Приемы детского анализа Я представляю себе, что мои последние выводы
произвели весьма странное впечатление на практических апалишков. Весь арсенал
изложенных мною приемов противоречит в слишком многих пунктах правилам пси-
хоаналитической техники, которыми мы до сих пор руководствовались. Рассмотрим
еще раз мои приемы. Я обещаю маленькой девочке, что она выздоровеет: при этом я
исхожу из тех соображений, что нельзя требовать от ребенка, чтобы он пошел по
неизвестной ему дороге с незнакомым ему лицом к цели, в которой он неуверен. Я
исполняю его очевидное желание зависимости от авторитета и уверенности в успехе.
Я открыто предлагаю себя в союзники и вместе с ребенком критикую его родителей.
В другом случае я веду тайную борьбу против домашней обстановки, в которой живет
ребенок и всеми средствами домогаюсь его любви. Я преувеличиваю опасность
симптома и пугаю пациента для достижения своей цели. И, наконец, я вкрадываюсь в
доверие к детям и навязываю себя им, хотя они уверены, что отлично могут
справиться и без меня. Куда же исчезает предписанная аналитику строгая
сдержанность, осторожность при обещании пациенту возможности выздоровления или
даже одного лишь улучшения, его абсолютная выдержанность во всех личных делах,
полная откровенность в оценке болезни и неограниченная свобода, которая
представляется пациенту, в любой момент прекратить по своему желанию совместную
работу? Хотя мы поддерживаем представление о такой свободе и у маленьких
пациентов, но это остается в большей или меньшей степени фикцией:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67