Только несколько сторожевых костров мерцало на вершине холма, а дальше лишь луна озаряла горы, бегущие к Серебряной, к слишком близкому полю давней битвы. Торисен прошел вдоль границы лагеря и присел на склоне, глядя на восток, на зыбкое море холмов.
Он думал о Кирен. Мысль о леди, возглавляющей дом, совершенно выбила его из колеи, но ведь он в общем-то так мало знает о высокорожденных леди. Большинство из них содержатся в полной изоляции, и брачные контракты составляются единственно в политических целях. Он не видел Калистину до того, как подписал соглашение с ее отцом. Ах, Калистина, такая прекрасная, такая порочная. А если его потерянная сестра выросла в такую же вот ужасную женщину? Невозможно представить. Всю жизнь Джейм не давала ему покоя, но ощущал он ее как-то отстраненно, как некий призрак без лица и голоса. Только вот за последние полтора года чувство ее присутствия усилилось, особенно до или после ночных кошмаров – тогда он был почти уверен, что стоит оглянуться – и она окажется прямо за спиной. Но кого или что он собрался разыскивать? Ветер трепал волосы лорда, забирался даже под поднятый воротник, холодил шею.
– Тори, я вернулась. Я иду за тобой, я найду тебя. То-ри-и-и-и-и…
Он резко вскинулся, вырываясь из дремоты. Нельзя, нельзя. Прошлой ночью он говорил себе, что лучше бодрствовать, потому что любой сон в этом страшном месте обязательно окажется отвратительным; но сейчас с трудом верилось, что какой-то особый кошмар, вроде тагметского, может подползти к нему. Обычно он более осторожен – дни и даже недели, в зависимости от серьезности сна. Наверняка скоро придет время следующего. Нет, он просто переживает из-за смерти Ядрака и оттого, где находится. Время двигаться.
Торисен поднялся, но взгляд его не отрывался от восточных земель, и лорд замешкался, озадаченный. Форма вон тех холмов так знакома… Но как это может быть? Он никогда не был здесь прежде. Вон та гора слева, вдалеке – за ней должен быть острый пик, а за ним холм, похожий на курган, а там…
Пораженный, Торисен спустился в низину и, слегка прихрамывая, зашагал прочь от лагеря, в манящую даль.
Киндри выделили место в просторных внутренних покоях шатра Ардета, где спали кровные родственники лорда, но он выбрал себе крохотную комнатку с краю. В ней едва помещалась его подстилка, а единственный вход в хорошую погоду прикрывал кусок легкого хлопка, а в плохую – грубый холст, но эта комнатка была полностью его. После долгих лет в общей спальне храмовых прислужников такое уединение доставляло шаниру несказанное удовольствие. В первые дни похода он часто лежал здесь до поздней ночи, только чтобы насладиться им. Потом, когда войско ускорило темп, сон стал более ценен. Но здесь, в Белых Холмах, уснуть было просто невозможно.
На вторую ночь Киндри беспокойно ворочался в полудреме под холщовым потолком. Он не привык столько времени проводить в седле, и все его кости ныли от усталости. Даже полчаса двара принесли бы измученному телу облегчение, но каждый раз, когда он уже вот-вот был готов провалиться в сон, сбивчивые видения будили и не давали погрузиться в покой. Сейчас молодому человеку показалось, что под палаткой закачались холмы – словно бесконечная рябь прошла по морю. Вверх, вниз, вверх… Нет, это не матерчатый пол, это руки, белые кости, тонкие кости, тянут, тянут…
– Поднимайся, поднимайся! – раздался в голове тоненький, кричащий голосок. – Пожалуйста, вставай! Ты нужен ему!
– Кому? – пробормотал в полусне Киндри. – Кому я нужен?
Снаружи пылал костер, и золотистый свет проникал в тесную спаленку сквозь завешенный газом дверной проем. По стенам прыгали тени. В ночи бормотали разные голоса, но они обращались не к нему. Он был один… был ли? На задней стене крохотной комнаты виднелась тень, которой не было там прежде, – она склонилась над тенью его лежащего тела. Киндри недоуменно смотрел туда, уверенный, что опять заснул. Тень была маленькая и худая. А, она, должно быть, принадлежит тому мертвому ребенку, чьи кости Верховный Лорд забрал из Киторна и до сих пор возит с собой в седельной сумке. И что она может хотеть от него, пусть даже во сне? А девочка тянет и тянет. Тень шанира начала подниматься.
Киндри откинул одеяло и поспешно встал. Во сне или нет, он не собирается позволять своей тени идти куда-то без него. Он быстро натянул какую-то одежду и последовал за своим черным силуэтом наружу. Его резкая тень и маленькая, нечеткая в лунном свете тень мертвой девочки провели его через лагерь к восточной границе, стараясь держаться пологих склонов. За стоянкой Ярана шанир вслед за тенями взобрался на вершину. Холмы, изгибаясь, тянулись к востоку, белея под чертвертушкой луны, и по одному из них двигалось что-то темное. Еще одна тень? Нет. Кто-то, одетый во все черное. Кто-то, кто слегка прихрамывает. Торисен.
Киндри задержал дыхание. Его первым, бессознательным действием, как у недоумевающего ребенка, было протереть слабые глаза, но видение не улетучилось, как бывает со снами. Теперь он видел холмы, луну и темную, удаляющуюся фигуру куда отчетливее. Нет, это не сон, это явь. Он бодрствует, а Верховный Лорд Кенцирата один, без защиты, уходит в ночь, к полю страшной битвы, где потерпел поражение его отец, к несожженным и, возможно, мстительным мертвецам.
Торисен знал эти холмы. Каждая кривая линия, каждая травинка и камень кричали ему, что он там, откуда, казалось, давно и навсегда ушел. Впереди тьма вставала стеной – черное на черном, заслоняя даже звезды. Ребенком он иногда лежал без сна, глядя в окно, не осмеливаясь даже дышать, чтобы этот мрак не опрокинулся на замок, на Гиблые Земли, на весь Ратиллен. И вот он снова здесь – Барьер и Темный Порог напирают с той стороны. Еще один подъем, и – невероятно! – тут и сам замок, его старый дом, который должен быть в девяти сотнях миль от Белых Холмов.
Он спустился по холму к дому, голова кружилась от ужаса и изумления. Вот каменный мост надо рвом, вот главные ворота – они висят косо. За ними – двор, окруженный кирпичными сараями, амбарами и прочими хозяйственными постройками, теснящимися у внешней зубчатой стены. Впереди поднимается приземистая башня замка. Торисен медленно пошел к ней, оглушенный и не верящий. Между плитами мощеного дворика пробивалась трава, ноги путались в ней. Цепкие виноградные лозы свисали со стен. Как же тут все тихо, как… мертво.
Перед дверьми башни темнела переплетенная груда – наверняка остатки костра. Некому теперь разжечь огонь. Отец трижды проклял бы все на свете, если бы… нет, тут не обуглившиеся сучья, а руки, ноги, головы…
Торисен узнал всех, кого хоть чуть-чуть пощадили пламя и меч: Лон, учивший его скакать на лошади; Мерри, повар; Тиг, а где же твои боевые шрамы? – сгорели… Ему не раз снились их последние мгновения, гибель в сражении, но такое – никогда.
«Это все еще сон, – подумал лорд, чувствуя, как кошмар все крепче сжимает его ледяной хваткой, не дает двинуться с места. – Я заснул там, на холме, и теперь в ловушке. Мне уже больше не проснуться».
– Милорд!
За спиной раздались шаги, руки схватили его за плечи и повернули. Торисен смотрел прямо в лицо Киндри, с трудом различая черты.
– Уходи. Ты не из этого сна.
– Сна? Нет, лорд, послушай: это явь.
– Явь? – Торисен недоуменно моргнул. – Разве такое может быть? Это замок, где я вырос, где умер, проклиная меня, мой отец. Это Гиблые Земли.
Шанир, дрожа, огляделся:
– Не знаю, как такое могло случиться, но мы каким-то образом больше не в Белых Холмах, хотя если бы мы были там, то стояли сейчас прямо посреди старого поля боя. Соответствия. – Он посмотрел на Торисена. – Неужели ты не видишь, Белые Холмы исчезли. Темный Порог навис здесь над самой землей, как и там, и эти два отравленных места на земле столь похожи – ландшафтом, структурой, всем, – что иногда даже кажется, что одно наложено на другое. Наверное, так мы и попали сюда.
– Мы? – Торисен повернулся к нему, начиная пробуждаться и злиться. – А почему ты пошел за мной? Зачем преследуешь? Чего хочешь?
Киндри дернулся и отступил на шаг. Он и забыл, как Торисен ненавидит тех, кто ходит и шпионит за ним.
– Лорд, меня привела девочка; погляди, вот же она. Думаю, это место пугает ее.
Детская тень колыхнулась между ними на омытых лунным светом каменных плитах. Теперь Верховный Лорд заметил ее – она так старалась попасться на глаза, подбежав поближе, что он неосознанно протянул руку, чтобы погладить девочку по голове – по пустоте, где когда-то развевались волосы. Да. Она боится. Это место должно напоминать ей Киторн, если, конечно, все вокруг не галлюцинации его одурманенного рассудка.
Внезапно лорд упал на колено и стукнул кулаком по брусчатке. Кровь запятнала камень.
– Это не сон, – сказал он, поднимаясь и ошеломленно глядя на разбитые костяшки. – Это реальность. Хорошо. Тогда я справлюсь. Но что же, именем всех имен бога, тут произошло?
Киндри удивленно взглянул на лорда:
– Ну как, я так понимаю, что Темные напали на замок лет пятнадцать назад и убили всех, кроме тебя. Ты бежал и пришел в Заречье, где поступил на службу под покровительством лорда Ардета. По крайней мере, так говорят люди.
«Но почему тогда Ганс умер, проклиная своего сына?» – вдруг осознал шанир.
– Да, так говорят, – согласился Торисен, не глядя в смятенные глаза Киндри. Конечно же, он не раз слышал эту историю и никогда не противоречил ей. Слова были правдой – во всем, кроме того, что бойня случилась только несколько лет назад, через многие годы после того, как он сбежал. Если бы кто-то узнал, что он ушел из дома, когда Ганс был еще жив, без его разрешения, то последствия были бы жестокими. – В любом случае, это случилось позже. – Он показал на сожженные тела у дверей. – Кто-то наведался сюда после того, как я ушел.
– Выглядит как неудачный погребальный костер, – сказал Киндри. – Этих людей приволокли сюда и подожгли – это сделал кто-то, полагаю кенцир, кто хотел как лучше, но не знал нужных воспламеняющих рун. Странно. – Он вгляделся в обугленные тела внимательнее. – Непохоже, чтобы они были мертвы уже пятнадцать лет. О бог! – Он отпрыгнул назад, лицо стало белее волос. – Там… женская рука… она шевелится!
Торисен тоже отпрянул:
– Мерлоги… они все стали мерлогами. Ничто не остается мертвым навсегда в этом жутком месте, если не превратится в золу, которую развеет ветер. Огонь лишь заставил их отступить. Но если они все еще здесь, может быть, и он тоже.
– Кто, милорд?
– Оставайся тут с девочкой. Через минуту я вернусь.
Торисен обогнул страшный костер и взбежал по ступеням на первый этаж замка. Обе внутренние двери были сорваны с петель. Он задержался у второй, ожидая, пока глаза привыкнут к слабому свету, просачивающемуся сквозь два узких окна. Перед ним лежал круглый главный зал, где гарнизон собирался за едой и где вершилось правосудие, или то, что выдавалось за него в последние дни перед его бегством.
«Предатели!» – Память всколыхнула эхо того дикого крика, отразила застывшие лица кендаров, повернувшихся к столу лорда. «Едите мой хлеб и замышляете измену! Ты, и ты, и ты!..» – «Отец, нет! Эти люди – мои друзья. Они чтят наш дом. Все, кто здесь». – «Мой дом – может быть, а меня? Нет, нет, мальчик, они обманут тебя, как обманули меня. Нет, больше никогда! Вы, трое, вы держите ножи и режете мясо. Проткните ими меня – или себя!» – «Дитя, уйди отсюда. Ты не сможешь им помочь».
Это Анар, летописец, тянул его за рукав, выталкивал из зала в маленькую столовую с той стороны открытого очага. Позади послышался звук падения чего-то тяжелого, еще один и еще. Кендары сделали единственный, дозволенный честью выбор. Анар поспешно захлопнул дверь.
«Твой отец совсем сумасшедший, знаешь ли, – прошептал он и вдруг захихикал. – Ну да, как и я – иногда. Это все это место, это грязное, проклятое место… Ты должен уходить, дитя, прежде чем он устанет убивать твоих друзей и повернется к тебе. О да, так и будет: эта мысль уже засела в его мозгу. Кто еще может отнять у него оставшиеся крупинки власти?» – «Но, Анар, Ганс же не только мой отец: он лорд Норф, глава нашего дома. Он не отпустит меня, а если я сбегу без разрешения, покину его, то погибнет моя честь».
Анар украдкой кинул взгляд на дверь и придвинулся ближе:
«Есть способ, дитя…»
И он рассказал ему. Если все кендары дома дадут свое согласие, то оно перевесит слово их лорда. Брат Анара, Иштар, пытался получить его, но кендары отказались. Он все-таки был их жрецом и был им нужен. Но Иштар все равно бросил дом, сменив честь на безопасность и комфорт теплого местечка в Тай-Тестигонском храме на юге. Но кендары видят, что творится сейчас. Они позволят Тори уйти, дадут благословение.
«Анар, но разве может что-то перевесить власть лорда?» – «Дитя, это может… я думаю. – Он сглотнул. – А если нет, т-то я беру на себя ответственность за все, что бы ты ни решил, слово чести».
Дверь в зал с треском распахнулась, на пороге возвышался Ганс: «И что это тут такое? Шепчетесь за моей спиной, сговариваетесь…» Торисен повернулся к нему:
«Сэр, мы только обсуждали честь и выбор».
Сейчас зал лежал перед ним пустой и безмолвный, освещенный лишь тусклым светом луны, проникнувшим сквозь решетки окон. В тени у дверей что-то зашуршало. Торисен не обратил внимания. Он быстро пересек зал, направляясь к винтовой лестнице как раз рядом с той маленькой комнатой, и поднялся в непроглядную тьму второго этажа. Ноги помнили высоту каждой ступени.
Здесь были жилые покои семьи, лабиринт сообщающихся комнат, окружающих кабинет лорда, расположенный как раз над главным залом. Нет, какой-то свет еще проникал во внешние комнаты сквозь щели окон, но внутренние были слишком темны даже для острого ночного зрения кенциров, и не все они были свободны. Торисен быстро миновал их, не видя и не слыша ничего, но зная, что он не один. На другой стороне начинала свой витой подъем лесенка северозападной башни.
После мрака внизу зубцы стены казались нестерпимо яркими. Расколотый хрустальный купол сиял как вторая луна, и белая черепица крыши отражала его свет. А в тени северо-восточной башни ждал Серый Лорд Ганс.
Торисен остановился, задыхаясь:
– Отец?
Нет ответа. Как тихо стоит эта мрачная фигура, перед ним возвышается груда полусожженных мертвецов – словно обугленные щепки. Торисен медленно пошел по крыше, приближаясь, готовый драться или бежать – он сам не знал что. Эти тени на груди Ганса… Тело лорда пришпилено прямо к дверям башни тремя стрелами. Безымянный палец правой руки, где он всегда носил кольцо, оторван. На левой руке, когда-то сжимавшей Разящего Родню, не осталось ни одного. И Кольцо, и Меч исчезли. Из-под серого камзола, как раз над тем местом, которое все-таки лизнул погребальный костер, высовывался уголок чего-то белого. Торисен осторожно перешагнул мертвецов и протянул руку. Голова отца дернулась. Тори выхватил свернутую тряпочку и отпрыгнул назад. Кто-то поймал его за ногу. Он упал, покатился, разрывая захват, и оказался напротив хрустального купола. Ганс смотрел вниз, на него, и глаз у него не было.
– Дитя Тьмы… – хриплый, грубый голос, похожий и не похожий на прежний. – Где мой Меч? Где мои пальцы?
Торисен пополз к первой башенке. Позади мертвецы вокруг Ганса зашевелились, медленно, неуверенно распутывая клубок рук и ног. Тори почти скатился вниз по лестнице. У подножия до него долетели шуршание и скрежет – из угла впереди. Мертвые просыпались.
«Ловушка, – пронеслась дикая мысль, – я сам зашел в ловушку… Спокойно, мальчик, спокойно. Раз, два, три!»
Он помчался по темным комнатам второго этажа, оскальзываясь на поворотах. А вот и лестница. Вниз, вниз, а теперь через главный зал.
Из тени, шатаясь, вышла черная фигура и преградила дорогу к дверям. Торисен попытался увернуться и проскользнуть мимо, но споткнулся о разбитую скамью и тяжело упал. Кто-то навис над ним.
– … не прав… – просипел знакомый голос. – Я был неправ… Ничто не перевесит слово лорда. Сними с меня ответственность, дитя. Она жжет меня… жжет…
Торисен в ужасе поднял глаза на лицо Анара. Огонь омерзительно исказил его, обнажив кости скул и куски черепа. Лорд издал нечленораздельный крик, оттолкнул мерлога, с трудом поднялся на ноги и повернулся к дверям. Дребезжащий голос преследовал его:
– Дитя, отпусти меня… отпусти нас всех, дай нам свободу…
Киндри отступил на середину внутреннего двора, подальше от костра, подальше от каменных бараков, наполнившихся теперь потаенными звуками. Торисен схватил его за грудки:
– Руны, слышишь ты, воспламеняющие погребальные руны… Можешь произнести их?
Шанир в ужасе уставился на него:
– Н-не зн-наю…
Он вскрикнул, оборвав сам себя. Груда обгорелых тел у двери лениво заколыхалась. Торисен тряхнул его:
– Говори, чтоб тебя! Освободи их!
Бледный юноша издал булькающий звук и закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Он думал о Кирен. Мысль о леди, возглавляющей дом, совершенно выбила его из колеи, но ведь он в общем-то так мало знает о высокорожденных леди. Большинство из них содержатся в полной изоляции, и брачные контракты составляются единственно в политических целях. Он не видел Калистину до того, как подписал соглашение с ее отцом. Ах, Калистина, такая прекрасная, такая порочная. А если его потерянная сестра выросла в такую же вот ужасную женщину? Невозможно представить. Всю жизнь Джейм не давала ему покоя, но ощущал он ее как-то отстраненно, как некий призрак без лица и голоса. Только вот за последние полтора года чувство ее присутствия усилилось, особенно до или после ночных кошмаров – тогда он был почти уверен, что стоит оглянуться – и она окажется прямо за спиной. Но кого или что он собрался разыскивать? Ветер трепал волосы лорда, забирался даже под поднятый воротник, холодил шею.
– Тори, я вернулась. Я иду за тобой, я найду тебя. То-ри-и-и-и-и…
Он резко вскинулся, вырываясь из дремоты. Нельзя, нельзя. Прошлой ночью он говорил себе, что лучше бодрствовать, потому что любой сон в этом страшном месте обязательно окажется отвратительным; но сейчас с трудом верилось, что какой-то особый кошмар, вроде тагметского, может подползти к нему. Обычно он более осторожен – дни и даже недели, в зависимости от серьезности сна. Наверняка скоро придет время следующего. Нет, он просто переживает из-за смерти Ядрака и оттого, где находится. Время двигаться.
Торисен поднялся, но взгляд его не отрывался от восточных земель, и лорд замешкался, озадаченный. Форма вон тех холмов так знакома… Но как это может быть? Он никогда не был здесь прежде. Вон та гора слева, вдалеке – за ней должен быть острый пик, а за ним холм, похожий на курган, а там…
Пораженный, Торисен спустился в низину и, слегка прихрамывая, зашагал прочь от лагеря, в манящую даль.
Киндри выделили место в просторных внутренних покоях шатра Ардета, где спали кровные родственники лорда, но он выбрал себе крохотную комнатку с краю. В ней едва помещалась его подстилка, а единственный вход в хорошую погоду прикрывал кусок легкого хлопка, а в плохую – грубый холст, но эта комнатка была полностью его. После долгих лет в общей спальне храмовых прислужников такое уединение доставляло шаниру несказанное удовольствие. В первые дни похода он часто лежал здесь до поздней ночи, только чтобы насладиться им. Потом, когда войско ускорило темп, сон стал более ценен. Но здесь, в Белых Холмах, уснуть было просто невозможно.
На вторую ночь Киндри беспокойно ворочался в полудреме под холщовым потолком. Он не привык столько времени проводить в седле, и все его кости ныли от усталости. Даже полчаса двара принесли бы измученному телу облегчение, но каждый раз, когда он уже вот-вот был готов провалиться в сон, сбивчивые видения будили и не давали погрузиться в покой. Сейчас молодому человеку показалось, что под палаткой закачались холмы – словно бесконечная рябь прошла по морю. Вверх, вниз, вверх… Нет, это не матерчатый пол, это руки, белые кости, тонкие кости, тянут, тянут…
– Поднимайся, поднимайся! – раздался в голове тоненький, кричащий голосок. – Пожалуйста, вставай! Ты нужен ему!
– Кому? – пробормотал в полусне Киндри. – Кому я нужен?
Снаружи пылал костер, и золотистый свет проникал в тесную спаленку сквозь завешенный газом дверной проем. По стенам прыгали тени. В ночи бормотали разные голоса, но они обращались не к нему. Он был один… был ли? На задней стене крохотной комнаты виднелась тень, которой не было там прежде, – она склонилась над тенью его лежащего тела. Киндри недоуменно смотрел туда, уверенный, что опять заснул. Тень была маленькая и худая. А, она, должно быть, принадлежит тому мертвому ребенку, чьи кости Верховный Лорд забрал из Киторна и до сих пор возит с собой в седельной сумке. И что она может хотеть от него, пусть даже во сне? А девочка тянет и тянет. Тень шанира начала подниматься.
Киндри откинул одеяло и поспешно встал. Во сне или нет, он не собирается позволять своей тени идти куда-то без него. Он быстро натянул какую-то одежду и последовал за своим черным силуэтом наружу. Его резкая тень и маленькая, нечеткая в лунном свете тень мертвой девочки провели его через лагерь к восточной границе, стараясь держаться пологих склонов. За стоянкой Ярана шанир вслед за тенями взобрался на вершину. Холмы, изгибаясь, тянулись к востоку, белея под чертвертушкой луны, и по одному из них двигалось что-то темное. Еще одна тень? Нет. Кто-то, одетый во все черное. Кто-то, кто слегка прихрамывает. Торисен.
Киндри задержал дыхание. Его первым, бессознательным действием, как у недоумевающего ребенка, было протереть слабые глаза, но видение не улетучилось, как бывает со снами. Теперь он видел холмы, луну и темную, удаляющуюся фигуру куда отчетливее. Нет, это не сон, это явь. Он бодрствует, а Верховный Лорд Кенцирата один, без защиты, уходит в ночь, к полю страшной битвы, где потерпел поражение его отец, к несожженным и, возможно, мстительным мертвецам.
Торисен знал эти холмы. Каждая кривая линия, каждая травинка и камень кричали ему, что он там, откуда, казалось, давно и навсегда ушел. Впереди тьма вставала стеной – черное на черном, заслоняя даже звезды. Ребенком он иногда лежал без сна, глядя в окно, не осмеливаясь даже дышать, чтобы этот мрак не опрокинулся на замок, на Гиблые Земли, на весь Ратиллен. И вот он снова здесь – Барьер и Темный Порог напирают с той стороны. Еще один подъем, и – невероятно! – тут и сам замок, его старый дом, который должен быть в девяти сотнях миль от Белых Холмов.
Он спустился по холму к дому, голова кружилась от ужаса и изумления. Вот каменный мост надо рвом, вот главные ворота – они висят косо. За ними – двор, окруженный кирпичными сараями, амбарами и прочими хозяйственными постройками, теснящимися у внешней зубчатой стены. Впереди поднимается приземистая башня замка. Торисен медленно пошел к ней, оглушенный и не верящий. Между плитами мощеного дворика пробивалась трава, ноги путались в ней. Цепкие виноградные лозы свисали со стен. Как же тут все тихо, как… мертво.
Перед дверьми башни темнела переплетенная груда – наверняка остатки костра. Некому теперь разжечь огонь. Отец трижды проклял бы все на свете, если бы… нет, тут не обуглившиеся сучья, а руки, ноги, головы…
Торисен узнал всех, кого хоть чуть-чуть пощадили пламя и меч: Лон, учивший его скакать на лошади; Мерри, повар; Тиг, а где же твои боевые шрамы? – сгорели… Ему не раз снились их последние мгновения, гибель в сражении, но такое – никогда.
«Это все еще сон, – подумал лорд, чувствуя, как кошмар все крепче сжимает его ледяной хваткой, не дает двинуться с места. – Я заснул там, на холме, и теперь в ловушке. Мне уже больше не проснуться».
– Милорд!
За спиной раздались шаги, руки схватили его за плечи и повернули. Торисен смотрел прямо в лицо Киндри, с трудом различая черты.
– Уходи. Ты не из этого сна.
– Сна? Нет, лорд, послушай: это явь.
– Явь? – Торисен недоуменно моргнул. – Разве такое может быть? Это замок, где я вырос, где умер, проклиная меня, мой отец. Это Гиблые Земли.
Шанир, дрожа, огляделся:
– Не знаю, как такое могло случиться, но мы каким-то образом больше не в Белых Холмах, хотя если бы мы были там, то стояли сейчас прямо посреди старого поля боя. Соответствия. – Он посмотрел на Торисена. – Неужели ты не видишь, Белые Холмы исчезли. Темный Порог навис здесь над самой землей, как и там, и эти два отравленных места на земле столь похожи – ландшафтом, структурой, всем, – что иногда даже кажется, что одно наложено на другое. Наверное, так мы и попали сюда.
– Мы? – Торисен повернулся к нему, начиная пробуждаться и злиться. – А почему ты пошел за мной? Зачем преследуешь? Чего хочешь?
Киндри дернулся и отступил на шаг. Он и забыл, как Торисен ненавидит тех, кто ходит и шпионит за ним.
– Лорд, меня привела девочка; погляди, вот же она. Думаю, это место пугает ее.
Детская тень колыхнулась между ними на омытых лунным светом каменных плитах. Теперь Верховный Лорд заметил ее – она так старалась попасться на глаза, подбежав поближе, что он неосознанно протянул руку, чтобы погладить девочку по голове – по пустоте, где когда-то развевались волосы. Да. Она боится. Это место должно напоминать ей Киторн, если, конечно, все вокруг не галлюцинации его одурманенного рассудка.
Внезапно лорд упал на колено и стукнул кулаком по брусчатке. Кровь запятнала камень.
– Это не сон, – сказал он, поднимаясь и ошеломленно глядя на разбитые костяшки. – Это реальность. Хорошо. Тогда я справлюсь. Но что же, именем всех имен бога, тут произошло?
Киндри удивленно взглянул на лорда:
– Ну как, я так понимаю, что Темные напали на замок лет пятнадцать назад и убили всех, кроме тебя. Ты бежал и пришел в Заречье, где поступил на службу под покровительством лорда Ардета. По крайней мере, так говорят люди.
«Но почему тогда Ганс умер, проклиная своего сына?» – вдруг осознал шанир.
– Да, так говорят, – согласился Торисен, не глядя в смятенные глаза Киндри. Конечно же, он не раз слышал эту историю и никогда не противоречил ей. Слова были правдой – во всем, кроме того, что бойня случилась только несколько лет назад, через многие годы после того, как он сбежал. Если бы кто-то узнал, что он ушел из дома, когда Ганс был еще жив, без его разрешения, то последствия были бы жестокими. – В любом случае, это случилось позже. – Он показал на сожженные тела у дверей. – Кто-то наведался сюда после того, как я ушел.
– Выглядит как неудачный погребальный костер, – сказал Киндри. – Этих людей приволокли сюда и подожгли – это сделал кто-то, полагаю кенцир, кто хотел как лучше, но не знал нужных воспламеняющих рун. Странно. – Он вгляделся в обугленные тела внимательнее. – Непохоже, чтобы они были мертвы уже пятнадцать лет. О бог! – Он отпрыгнул назад, лицо стало белее волос. – Там… женская рука… она шевелится!
Торисен тоже отпрянул:
– Мерлоги… они все стали мерлогами. Ничто не остается мертвым навсегда в этом жутком месте, если не превратится в золу, которую развеет ветер. Огонь лишь заставил их отступить. Но если они все еще здесь, может быть, и он тоже.
– Кто, милорд?
– Оставайся тут с девочкой. Через минуту я вернусь.
Торисен обогнул страшный костер и взбежал по ступеням на первый этаж замка. Обе внутренние двери были сорваны с петель. Он задержался у второй, ожидая, пока глаза привыкнут к слабому свету, просачивающемуся сквозь два узких окна. Перед ним лежал круглый главный зал, где гарнизон собирался за едой и где вершилось правосудие, или то, что выдавалось за него в последние дни перед его бегством.
«Предатели!» – Память всколыхнула эхо того дикого крика, отразила застывшие лица кендаров, повернувшихся к столу лорда. «Едите мой хлеб и замышляете измену! Ты, и ты, и ты!..» – «Отец, нет! Эти люди – мои друзья. Они чтят наш дом. Все, кто здесь». – «Мой дом – может быть, а меня? Нет, нет, мальчик, они обманут тебя, как обманули меня. Нет, больше никогда! Вы, трое, вы держите ножи и режете мясо. Проткните ими меня – или себя!» – «Дитя, уйди отсюда. Ты не сможешь им помочь».
Это Анар, летописец, тянул его за рукав, выталкивал из зала в маленькую столовую с той стороны открытого очага. Позади послышался звук падения чего-то тяжелого, еще один и еще. Кендары сделали единственный, дозволенный честью выбор. Анар поспешно захлопнул дверь.
«Твой отец совсем сумасшедший, знаешь ли, – прошептал он и вдруг захихикал. – Ну да, как и я – иногда. Это все это место, это грязное, проклятое место… Ты должен уходить, дитя, прежде чем он устанет убивать твоих друзей и повернется к тебе. О да, так и будет: эта мысль уже засела в его мозгу. Кто еще может отнять у него оставшиеся крупинки власти?» – «Но, Анар, Ганс же не только мой отец: он лорд Норф, глава нашего дома. Он не отпустит меня, а если я сбегу без разрешения, покину его, то погибнет моя честь».
Анар украдкой кинул взгляд на дверь и придвинулся ближе:
«Есть способ, дитя…»
И он рассказал ему. Если все кендары дома дадут свое согласие, то оно перевесит слово их лорда. Брат Анара, Иштар, пытался получить его, но кендары отказались. Он все-таки был их жрецом и был им нужен. Но Иштар все равно бросил дом, сменив честь на безопасность и комфорт теплого местечка в Тай-Тестигонском храме на юге. Но кендары видят, что творится сейчас. Они позволят Тори уйти, дадут благословение.
«Анар, но разве может что-то перевесить власть лорда?» – «Дитя, это может… я думаю. – Он сглотнул. – А если нет, т-то я беру на себя ответственность за все, что бы ты ни решил, слово чести».
Дверь в зал с треском распахнулась, на пороге возвышался Ганс: «И что это тут такое? Шепчетесь за моей спиной, сговариваетесь…» Торисен повернулся к нему:
«Сэр, мы только обсуждали честь и выбор».
Сейчас зал лежал перед ним пустой и безмолвный, освещенный лишь тусклым светом луны, проникнувшим сквозь решетки окон. В тени у дверей что-то зашуршало. Торисен не обратил внимания. Он быстро пересек зал, направляясь к винтовой лестнице как раз рядом с той маленькой комнатой, и поднялся в непроглядную тьму второго этажа. Ноги помнили высоту каждой ступени.
Здесь были жилые покои семьи, лабиринт сообщающихся комнат, окружающих кабинет лорда, расположенный как раз над главным залом. Нет, какой-то свет еще проникал во внешние комнаты сквозь щели окон, но внутренние были слишком темны даже для острого ночного зрения кенциров, и не все они были свободны. Торисен быстро миновал их, не видя и не слыша ничего, но зная, что он не один. На другой стороне начинала свой витой подъем лесенка северозападной башни.
После мрака внизу зубцы стены казались нестерпимо яркими. Расколотый хрустальный купол сиял как вторая луна, и белая черепица крыши отражала его свет. А в тени северо-восточной башни ждал Серый Лорд Ганс.
Торисен остановился, задыхаясь:
– Отец?
Нет ответа. Как тихо стоит эта мрачная фигура, перед ним возвышается груда полусожженных мертвецов – словно обугленные щепки. Торисен медленно пошел по крыше, приближаясь, готовый драться или бежать – он сам не знал что. Эти тени на груди Ганса… Тело лорда пришпилено прямо к дверям башни тремя стрелами. Безымянный палец правой руки, где он всегда носил кольцо, оторван. На левой руке, когда-то сжимавшей Разящего Родню, не осталось ни одного. И Кольцо, и Меч исчезли. Из-под серого камзола, как раз над тем местом, которое все-таки лизнул погребальный костер, высовывался уголок чего-то белого. Торисен осторожно перешагнул мертвецов и протянул руку. Голова отца дернулась. Тори выхватил свернутую тряпочку и отпрыгнул назад. Кто-то поймал его за ногу. Он упал, покатился, разрывая захват, и оказался напротив хрустального купола. Ганс смотрел вниз, на него, и глаз у него не было.
– Дитя Тьмы… – хриплый, грубый голос, похожий и не похожий на прежний. – Где мой Меч? Где мои пальцы?
Торисен пополз к первой башенке. Позади мертвецы вокруг Ганса зашевелились, медленно, неуверенно распутывая клубок рук и ног. Тори почти скатился вниз по лестнице. У подножия до него долетели шуршание и скрежет – из угла впереди. Мертвые просыпались.
«Ловушка, – пронеслась дикая мысль, – я сам зашел в ловушку… Спокойно, мальчик, спокойно. Раз, два, три!»
Он помчался по темным комнатам второго этажа, оскальзываясь на поворотах. А вот и лестница. Вниз, вниз, а теперь через главный зал.
Из тени, шатаясь, вышла черная фигура и преградила дорогу к дверям. Торисен попытался увернуться и проскользнуть мимо, но споткнулся о разбитую скамью и тяжело упал. Кто-то навис над ним.
– … не прав… – просипел знакомый голос. – Я был неправ… Ничто не перевесит слово лорда. Сними с меня ответственность, дитя. Она жжет меня… жжет…
Торисен в ужасе поднял глаза на лицо Анара. Огонь омерзительно исказил его, обнажив кости скул и куски черепа. Лорд издал нечленораздельный крик, оттолкнул мерлога, с трудом поднялся на ноги и повернулся к дверям. Дребезжащий голос преследовал его:
– Дитя, отпусти меня… отпусти нас всех, дай нам свободу…
Киндри отступил на середину внутреннего двора, подальше от костра, подальше от каменных бараков, наполнившихся теперь потаенными звуками. Торисен схватил его за грудки:
– Руны, слышишь ты, воспламеняющие погребальные руны… Можешь произнести их?
Шанир в ужасе уставился на него:
– Н-не зн-наю…
Он вскрикнул, оборвав сам себя. Груда обгорелых тел у двери лениво заколыхалась. Торисен тряхнул его:
– Говори, чтоб тебя! Освободи их!
Бледный юноша издал булькающий звук и закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44