– Он, может, и идиот, но поддерживает тебя, и в нем моя кровь. А коли ты забыл, то альтернатива лишь Кори, а у него мать из Каинронов. Это же совершенно неприемлемо. Но оставим эти бесполезные споры, – добавил он, поднимаясь. – Дело решенное. Завтра на Совете ты провозгласишь Демота.
– Нет, – ответил Торисен.
Впервые с тех пор, как он стал Верховным Лордом, Торисен отказал Ардету в более чем серьезной «просьбе» – он чувствовал, что так будет правильнее. Лорд ожидал, что сейчас в нем закипит старое негодование, но вместо этого ощутил лишь изнеможение и тупую боль в ноге. Он нагнулся над каминной решеткой, вглядываясь в огонь, ловя на себе холод острых глаз Ардета.
– Я сейчас Верховный Лорд, Адрик, а не один из твоих младших полевых офицеров, – сказал он, не отрываясь от языков пламени. – Я делаю то, что считаю нужным для блага Кенцирата, вне зависимости от твоих или моих личных желаний. Большее, что я могу, – это пообещать защищать твои интересы всегда, когда смогу. Я обязан тебе многим, если не всем. А что до Комана, я просто не слишком хорошо знаю Демота и Кори, чтобы выбирать между ними.
– Ты молодой дурак. Как думаешь, сколько у тебя осталось времени?
Шаги на винтовой лестнице заставили обоих мужчин резко обернуться. В комнату, держа прикрытый поднос, вошел Бур.
– Ужин, милорд.
– О черт. – Голос Ардета изменился, и он тяжело рухнул в кресло, прижав ладони к лицу.
– Адрик? – Торисен склонился над ним. – С тобой все в порядке?
– Вот на что у нас и правда нет времени, – глухо сказал Ардет, – так это на глупые перебранки. – Он позволил рукам упасть. Все сто сорок девять лет жизни глубоко отпечатались на его лице и сейчас были как никогда заметны. – Особенно тогда, когда Южное Войско уже в пути. Ты правда думаешь, что Переден готов взять на себя командование?
– Надеюсь, – осторожно ответил Торисен. – У него был почти год тренировки в качестве моего заместителя, а всю настоящую работу делал Харн.
Ардет откинулся на спинку, прикрыв глаза.
– Он поздний ребенок, последний мой сын. Остальные погибли в Белых Холмах, сражаясь за твоего отца. Иногда я жалею, что не остался там с ними. – Он снова встал, на этот раз куда медленнее. – Подумай о Комане. А впрочем, кого бы ты ни выбрал, другой всегда может подкрасться к тебе сзади с ножом, и ты в конце концов обнаружишь, что я был прав, как всегда.
Он взглянул на дальнюю стену и моргнул, по лицу пробежала тень испуга.
– Адрик?
– Ничего, ничего… – Ардет тряхнул седой головой, словно пытаясь очистить разум. – Поешь что-нибудь и поспи. По тебе не скажешь, что прогулка на север была таким уж отдыхом. – Он задержался на лестнице. – Переден, знаешь ли, очень высокого мнения о тебе, а я тем более.
– Угу, высокого, как мой левый башмак, – проворчал Бур, когда высокорожденный скрылся. – Этот избалованный сосунок плевал бы на твою тень, если бы осмелился.
Торисен вздохнул:
– Знаю. Проследи, чтобы Ардет благополучно добрался до своих покоев, хорошо?
– Да, лорд… Ты не рассказывал ему о Тентире?
– Трое! Нет, ни слова. Бур хмыкнул:
– Он скоро все равно услышит об этом предостаточно. – Он направился к лестнице и вышел, прикрыв за собой дверь.
Почему же он ничего не сказал о Тентире? Это вовсе не было сознательным решением, а какой-то инстинктивной неохотой рассказывать Ардету больше, чем требуется. Торисен поднял дневник и перелистал его. Имена, даты, события… Анар, старый учитель, завел такую книгу, когда почувствовал, что разум начинает покидать его. Анар, замок, Ганс… Ардет верил, что Серый Лорд умер до ухода сына.
То, что это было не так, – секрет, о существовании которого лорд из Омирота никогда не должен заподозрить.
– Память надежнее, – пробормотал Торисен и кинул дневник в огонь.
Когда страницы охватило пламя, он отвернулся и увидел детскую тень на стене – она будто сидела на столе и качала ножками. Так вот что напугало Ардета. Кстати, а что он собирается делать с ней? Что сделать в первую очередь? Ответ лежал где-то на поверхности, но он отмахнулся от простейшего. Хоть один раз он может поступить так, как ему хочется, не задавая себе вопросов? Он подхватил сумку и уселся у камина, крепко обхватив ее.
– А как же быть с Каинроном? – спросил он пустоту. Нет ответа. Он слишком устал и не может думать ни о чем, кроме внука. Да, его можно пообещать Калдану – как последнее средство спасения. Войско отправится на бой, и – кто знает? – он ведь может и погибнуть, сражаясь с Роем. А если нет, и Калистина понесет, Каинрон наверняка двинется против него во имя его же ребенка. Он еще сможет контролировать происходящее, а если нет, то хотя бы предотвратить гражданскую войну, убив себя. Тогда Каинрон станет Верховным Лордом во всем, кроме звания, а уж за этим-то дело не постоит.
«Его заботит, что думают о нем люди, – до тех пор, пока это будет уже неважно».
Торисен вспомнил крики Киндри. Какой же запас жестокости скопился у Трех Народов? Неужели этого хочет от них холодное, загадочное божество Кенцирата?
Торисен сидел, глядя на огонь, вновь и вновь прокручивая в голове одни и те же мысли, пока далекий звук рога не разорвал цепочку. Он очнулся у потухшего камина, с удивлением обнаружив, что уснул. Кто, во имя Порога, может трубить вызов в столь поздний час? Он вскочил и толчком распахнул ставни. С этой высоты внешний двор казался звездным небом – столько костров пылало на нем, но они не шли ни в какое сравнение с рекой факелов, стекающей с севера, – воины шли в боевом порядке. Повелительный рог зазвучал снова.
– Рестомир! – раздался вопль стража с башни. – Рестомир!
Итак, Каинрон прибыл и привел за собой двадцать тысяч готовых к битве людей. Как его, должно быть, поразили незапертые внешние ворота и голые стены. Может ли он быть столь глуп, чтобы напасть на спящий лагерь? Торисену хотелось бы, чтобы это было так, тогда месть остальных лордов пала бы на Калдана.
Факелы приблизились к воротам: два, шесть, двенадцать – к Готрегору направлялась делегация.
Торисен накинул камзол. Держа седельную сумку, он открыл южную дверь и шагнул на узкую платформу – мостик, соединяющий две башни замка, качающийся под ногами при дуновении ветра.
Внизу Каинрон въезжал во внутренний двор. С ним были три его законных сына и маленькая, жалкая фигурка – это мог быть только Донкерри. Герольд протрубил еще раз, пробудив нескончаемое эхо, заметавшееся между каменных стен.
– Потише! – прокричал им Торисен сверху. – Здесь люди спать пытаются!
Каинрон задрал голову и вздрогнул. Торисен вдруг вспомнил и тайком позлорадствовал – лорда из Рестомира так же тошнило от высоты, как и Бура. Он незаметно переместил свой вес так, чтобы узкий мостик зашатался еще сильнее.
– Верховный Лорд! – провопил ему Каинрон. – На твоих руках кровь моего сына. Я требую правосудия!
– Я тоже! – Торисен тоже не жаловался на голосовые связки. – Но утром.
Лесенка качалась взад-вперед, в двадцати футах над плоской крышей замка, в семидесяти над мощеным двором.
– Звание не защитит тебя от последствий грязного деяния! – ревел Каинрон, отчаянно бросаясь формулами официального вызова, который он не предполагал совершать на повышенных тонах, да еще и обращаясь к движущейся цели. – Если ты отречешься и не признаешь вину, я скажу, что ты лжец, и… и… да остановишь ты это когда-нибудь?!
– Остановить что? – закричал Торисен. Мостик превратился в качели, возносящие его к звездам и опускающие обратно, ветер разметал черные волосы, пряди упали на лицо. – Калдан, иди в постель! Твои покои готовы, я назначил сбор Совета на девять утра. А если ты слишком возбужден, чтобы спать, пожалей хоть нас. Спокойной ночи!
Каинрон, казалось, был расположен поспорить, но, насколько мог разглядеть Торисен, ему уже определенно становилось нехорошо. Он позволил сыновьям уговорить себя зайти внутрь дома.
Торисен подождал, пока мостик успокоится, и вернулся в юго-западную башенку, где размещалась его спальня. Прекрасно. Кто-то, наверное Бур, развел большой огонь в камине. Он разделся при мерцающем свете пламени и прилег рядом. Завтрашний день больше не тревожил лорда. Каинрон раньше уже не раз спотыкался, стремясь к убийству, и уж как-нибудь это случится опять. Их бог, может, и любит жестоких, но не дураков. Он уснул почти сразу и во сне видел себя вновь ребенком, толкающим качели, стоящие на краю пропасти, на которых сидела его сестра.

Звук трубы, высокий и ясный. Еще одна процессия направляется к воротам. Утренний свет сверкнул на малиновом бархате и белых мехах, на стали и кости. Пламенный стяг Брендана трепетал над его головой, и пляшущая тень, падая на его лицо, обостряла и без того резкие черты. Свиты меньших домов – Данира, Эдирр, Комана, Ярана – ожидали во внутреннем дворе, выкликая воинственные приветствия, и люди Брендана отвечали им. За Бренданом следовали Рандир, Ардет и Каинрон – в нарастающем порядке значимости лордов.
– А я говорю, что тебе нужно было как-то заявить о себе, – ворчал Бур, наводя блеск на сапоги Торисена, прежде чем подать их лорду.
– Ты имеешь в виду, тайком выбраться на рассвете через заднюю дверь и возвратиться через главную, стуча в 6арабаны? Нет уж, спасибо. Пусть они идут ко мне. – Он натянул сапоги, стараясь не морщиться, когда голенище правого соприкоснулось с икрой.
– Все еще болит, да?
Торисен устало взглянул на кендара:
– Ерунда, не о чем говорить. – И правда, сегодня укус червяка выглядел как расплывчатое кольцо синяков, не больше.
Бур держал на вытянутых руках черный камзол с длинными рукавами, пока Торисен влезал в него. Высокий воротник ощущался непривычно без заткнутых за него метательных ножей, но если бы они даже и пережили битву с перевратом, в данной ситуации все равно не стоило брать их. Жаль, оружейник наверняка не успеет сделать новые до выступления на юг, а вернуть старые не получится – особенно учитывая то, где засел один. Вот так, все готово, за исключением одного пункта.
– Надеюсь, ты не забыл о Кентиаре, – сказал он Буру. Тот засопел:
– Я надеялся, что ты не вспомнишь. Здесь он.
Он открыл железный футлярчик. Внутри лежал – узкий серебряный ошейник, причудливо расписанный рунами, значение которых забылось в веках, усыпанный драгоценными камнями, меняющими цвет. Его нашли в незаконченном храме в Котифире, когда Кенцират впервые пришел в Ратиллен. Одни считали, что это подарок загадочных Строителей, другие – что его просто случайно забыли там. В любом случае, во времена сомнений после падения Мастера, Кентиар стал и эмблемой, и проверкой законности власти – предположительно, лишь истинный Верховный Лорд мог спокойно носить его. Многие ставили эту веру под сомнение, но у того, кто пожелал бы надеть эту вещь, должен был иметь крепкие нервы.
Бур мрачно извлек ошейник из футляра. Те, кто неосторожно касались внутренней поверхности украшения, рисковали остаться без пальцев или того хуже. После того как Ганс снял с себя Кентиар и титул, ошейник двадцать лет лежал в кресле – вызов и насмешка над претендентами. Однажды подвыпивший высокорожденный в шутку надел его во время обеда. В следующую секунду аккуратно отрезанная голова упала на стол и, подпрыгнув, шлепнулась в супницу. После этого никто больше не осмеливался прикасаться к вещице, пока еще через десять лет не явился сын Ганса.
Сам Торисен совершенно не доверял Кентиару. За его долгую историю ошейник обезглавил трех Верховных Лордов, чьи претензии на власть, насколько всем казалось, были вполне обоснованными и законными. Неудивительно, что за прошедшие столетия немногие решались так рисковать. Если Каинрон захватит господство, он наверняка отвертится и никогда не наденет Кентиар; но Торисен, пришедший на место отца без Кольца и Меча, чувствовал, что должен сделать широкий жест, чтобы доказать, кто он такой. Теперь придется начинать почти сначала.
– Все готово, лорд.
– Ты уверен, что хочешь подвергнуть опасности еще один хороший камзол? Ладно, ладно… начинай.
Бур поднес серебряный ошейник к горлу своего лорда. Петельки по обеим сторонам обруча выпрямились и со зловещим щелчком сомкнулись. Торисен замер, не дыша. Ничего.
– Полный порядок, – улыбнулся он Буру. – Никакой приправы к супу сегодня не будет. Вот и славно.
Поднявшись из Зала Совета, беспорядочный гомон достиг ушей Верховного Лорда.
Лорды Кенцирата обернулись и замолкли при его появлении. Они сгрудились в дальнем конце комнаты под картой Ратиллена, залитой сейчас утренним светом. Промелькнула мысль, что все они сторонятся его, но тут он почувствовал гнилостный запашок поблизости. Куча мехов в кресле слева от его собственного подняла голову. Это был Ядрак, лорд Яран. Зеленый свет от витража падал пятнышками на его лысую голову так, что она казалась покрытой плесенью. Его беззубый рот растянулся в кривой, но приветливой улыбке.
– Ганс!
Торисен поспешил вперед и подхватил тонкую руку, больше похожую на птичью лапку, протянутую ему старым лордом. Кто-то на той стороне комнаты сдавленно закашлялся.
– Нет, не Ганс, – мягко сказал он. – Торисен. Помнишь?
В мутных глазах Ярана проскользнуло смущение и ужас.
– Торисен? – Он что-то вспомнил и расслабился. – Тори! Ну да, конечно. Как глупо с моей стороны. А это мой праправнук, Кирен.
Аккуратно одетый юноша, которого Торисен до сих пор не замечал, выступил вперед и чуть склонился перед Верховным Лордом. Черты его лица были необычайно правильны и тонки, а их выражение – непроницаемо. Торисен поклонился в ответ и повернулся к остальным. Итак, начинается.
– Полагаю, вы все уже знаете, что прошлой ночью в Тентире был убит Нусар и что милорд Каинрон думает, что это сделал я.
Каинрон негромко фыркнул:
– «Думает»!
– Вероятно, он также довел до вашего сведения, что я окончательно сдался безумию, бегущему в крови Норфов.
Ардет тихонько простонал. Сумасшествие, как и дряхление, считалось не только наследственным, но и заразном, о нем даже упоминать было небезопасно.
– Очевидно, этот вопрос надо урегулировать до того, как мы перейдем к решению более важных проблем. Дабы сберечь время, будем считать, что вызов уже оглашен. Ответ таков – нет, я не убивал Нусара. Решение за тобой, милорд Каинрон: назови меня лжецом, если можешь.
Он уселся во главе стола, сложил руки и стал ждать.
Долгую секунду собравшиеся лорды молча взирали на него. К этому времени все они наверняка уже знали о том, что случилось в Тентире, но никто, и меньше всех – Каинрон, не ожидал, что Верховный Лорд вот так прямо возьмет быка за рога. Ардет занял место по правую руку от Торисена, метнув через стол полный неприкрытого ужаса взгляд на Ярана. С невозмутимым видом сел Даниор, суетливо пристроился на стуле Демот из Комана, поспешил и Брендан, нашедший это наиболее приличным. Близнецы Эдирр обменялись вопросительными взглядами и усмехнулись. Один сел, другой стоял – они уравновешивали друг друга. Каинрон, элегантный Рандир и Кори из Комана сердито глядели из угла.
– Итак, милорд? – поторопил Торисен.
Каинрон кисло посмотрел на него. Он действительно убедил себя в том, что Верховный Лорд уже переступил грань, и был оскорблен, видя его таким хладнокровным, таким… разумным. Но даже безумцы могут быть хитры и коварны – вот и лорд таков. Он принялся ходить взад-вперед, быстро выкладывая свои доводы:
– Это убийство стало кульминацией давнишней вражды и не было столь уж неожиданным. Лорд Норф никогда не любил моего сына.
– А кто любил? – пробормотал Даниор, и Ардет шикнул на него.
– Он намекал, что Нусар пытался покушаться на него, один раз посредством змеи, а один раз (да уберегут нас предки) – обрушив стену.
– Так вот что случилось в Тиглоне, – с глубокомысленным видом сказал Эссен, сидящий близнец, не скрывая насмешки.
– А мы-то всегда удивлялись, – подхватил стоящий Эссир в том же тоне.
Каинрон одарил их обоих яростным взором. Но, усилием воли взяв себя в руки, он принялся описывать спор в Тентире, последующее обнаружение обнаженного обезображенного тела Нусара и золотую монету, зажатую у него во рту.
– Да, все это выглядит как работа сумасшедшего, – задумчиво сказал Брендан, – или как если бы кто-то симулировал безумие, чтобы бросить тень на Верховного Лорда, – извини, Торисен, – но сами по себе факты еще ничего не доказывают – ни вины, ни невиновности.
– Что ж, гиблое твое дело, милорд, – рассмеялся Даниор.
– Не совсем, не совсем. Есть у меня еще одно, последнее, неопровержимое доказательство. Не стоило тебе так спешить клясться честью, дорогой Норф, потому что теперь ты обесчещенный клятвопреступник. Ты не только лишил жизни моего сына – тебя видели за этим делом! Ха! Я все-таки встряхнул тебя под конец, а?
– Да, я в замешательстве, другого слова не нахожу. Как мог кто-то видеть то, чего я никогда не совершал?
– Кто видел, Калдан?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44