Они увлеклись разговором и почти не замечали других людей на улицах и в переулках, по которым шли. Впереди и позади них шагал небольшой эскорт из гвардейцев, скучающих и думающих о пиве, которого они выпьют, едва их сменят. Когда в стену над головой Олио ударил камень, вся группа остановилась, пораженная. Эдейтор нагнулся и подобрал камень.
– По-моему, кто-то БРОСИЛ его в вас.
Он в удивлении поднял взгляд на Олио.
Гвардейцы, разом насторожившиеся, окружили своего царственного подопечного, свирепо глядя кругом в поисках любого признака противника в мельтешащей толпе, но не видя никого особо подозрительного.
Олио заливался румянцем. Ему было трудно поверить, будто кто-то мог достаточно сильно невзлюбить его, чтобы пожелать причинить ему вред. Поняв, что это задело его чувства, он смутился.
– А может, его бросили в ТЕБЯ, – сказал он Эдейтору, лишь наполовину шутя.
Эдейтор даже не потрудился ответить. Он глядел на двух молодых парней, болтающих у входа в таверну на другой стороне улицы. А затем он заметил, что гвардейцы начинают беспокоиться. Им не нравилось вне привычного окружения; они хотели забрать своего принца в безопасное место за стеной дворца.
– А вы идите, – велел он принцу.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Олио, которому не понравилась мысль оставить прелата. – Что, если камень все же предназначался вам? Я оставлю с вами гвардейца.
– Нет, – твердо отказался Эдейтор. – Идите домой, ваше высочество. Я приду и увижусь с вами ближе к вечеру.
Он кивнул командиру гвардейцев, который занял место позади принца и строевым шагом двинулся в сторону дворца, вынуждая Олио шагать вперед.
– Эдейтор! – выкрикнул Олио.
– Нынче вечером! – прокричал Эдейтор ему вслед.
Он подождал, пока группа не исчезла в толпе, а затем подошел к двум замеченным им ранее юношам. Те притворялись, будто его нет, поэтому Эдейтор кашлянул, привлекая внимание.
– Чем можем помочь? – с деланной скукой спросил один из юнцов.
– Почему вы бросили камень в принца Олио? – спокойно спросил он.
– Не бросал я никакого камня! – с негодующим видом воскликнул юноша.
– Один из вас бросил.
– Вы не можете этого доказать! – сердито объявил второй юнец,
– А мне и не надо, – ответил Эдейтор. – Мне требовалось лишь высказать королевским гвардейцам предположение, что это вы напали на их принца, и они без колебаний зарубили бы вас на месте.
Юнцы побледнели, но, похоже, не оробели.
– Но теперь вы сами по себе, прелат Фэнхоу, – сказал ему первый. – И поблизости нет никаких гвардейцев, способных помочь вам.
Эдейтор наклонился поближе – так, что его лицо оказалось всего в ладони от лица парня.
– Я же маг, дурень. Чтобы прихлопнуть тебя, мне гвардеец не нужен.
Парень побелел и опустил взгляд на свои сапоги, избегая взгляда Эдейтора. Выражение лица второго юноши предполагало, что он предпочел бы находиться сейчас где угодно, лишь бы не возле своего друга.
– Почему бы нам не зайти в таверну выпить по кружке? Я поставлю вам пиво.
– Вы серьезно? – спросил первый юноша.
– Серьезно как никогда. – Эдейтор кивнул. – Я хочу задать вам несколько вопросов.
– О чем?
– Не стану притворяться, будто считаю тебя самым умным парнем в Кендре, – небрежно обронил Эдейтор, – но определенно не считаю тебя уж НАСТОЛЬКО глупым.
Все трое вошли в таверну и нашли свободный столик. Эдейтор кликнул слугу и заказал три кружки пива. Когда кружки доставили, он дал юнцам сделать несколько глотков.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Линдеон, – назвался первый.
– Веремер, – представился второй.
– Так вот, Линдеон и Веремер, я не знаю, который из вас бросил тот камень в принца Олио, в данную минуту мне это все равно. Но я хочу знать, почему.
Юноши вперили в него недоверчивые взгляды.
– Вы это не серьезно, – сказал Веремер. Эдейтор просто поднял брови. – Я хочу сказать, ведь все же знают, кто такой Олио…
– ПРИНЦ Олио, – поправил его Эдейтор. – Или Его высочество. – Он сделал ударение на заглавных буквах.
– И все знают, что его высочество ведьмак, так же, как и его сестра!
Эдейтор был настолько поражен, что не нашел ответа.
– И что они приносят в жертву детей, творя свою волшбу! – добавил Линдеон.
– Если это шутка, то она зашла достаточно далеко, – серьезно произнес Эдейтор. – Я воспротивился своей естественной склонности сдать вас гвардейцам, но теперь гадаю, а правильно ли…
– Но ведь все знают, что это правда! – вмешался полуумоляющим тоном Веремер. Линдеон энергично закивал. – Разве не правда, что Арива…
– Ее величество! – отрезал Эдейтор. – Королева Арива! Веремер покачал головой.
– Проклятье, прелат, не указывайте мне, как говорить об этих людях! – Он ткнул пальцем в воздух. – Разве не правда, что она убила родную дочь ради волшбы? И что в ту же ночь в старом городе вспыхнул пожар? А Олио был в то самое время в старом городе, помогая ей?
– Это нелепо! – воскликнул Эдейтор.
– Нет, не нелепо! – возразил Линдеон. – Так все и было!
– Было! – гневно выпалил Эдейтор. – Да вы понятия не имеете, как все…
– Но это еще не все! – не дал ему договорить Веремер. – Чтобы завоевать трон, она убила родного брата и обвинила в этом преступлении бедного злосчастного принца Линана.
Ужаснувшийся Эдейтор так бы и сел, но он уже сидел.
– Кто вам все это рассказал?
– Да это ж всем известно, – сказал Веремер. – Об этом весь город знает.
– Значит, весь город ничегошеньки не знает, – промолвил прелат. – Королева Арива любила Берейму. Она ни за что не причинила бы ему вреда. И она отчаянно хотела ребенка. Как и каждой правительнице, ей нужен наследник. И зачем бы ей пожелать сжечь старый город? Все это не имеет смысла.
Юнцы переглянулись поверх кружек с пивом.
– Ну, я просто говорил вам то, о чем известно всем, – стоял на своем Веремер.
– С каких пор им это известно?
– С тех самых пор, как бог стал наказывать Гренду-Лир за преступления Аривы, – ответил ему Линдеон. – Против нас пошли четты – пошли против тех, кто спас их от работорговцев. И мы потеряли Хьюм, Чандру и, говорят, по меньшей мере одну армию.
– Какие преступления?
– Те самые, о которых мы вам говорили, – напомнил ему Линдеон. – И она спит с дядей своего бедного покойного мужа.
– С канцлером! – воскликнул Эдейтор.
– Все это общеизвестно. Бог карает нас за ее преступления, ее и ее брата.
Эдейтор посмотрел на их лица – они выражали гнев и такую уверенность!.. Он не знал, что и сказать. Они на миг показали ему мир, о существовании которого он и не подозревал. Он все не мог понять, как кто-то мог поверить лжи и фантазиям, о которых ему только что поведали, но если Линдеон и Веремер были честны, то простой народ верил этому.
Он встал, бросил на стол монету.
– Заплатите этим за пиво.
– С нее положена сдача, – указал Веремер.
– Оставьте ее себе, – бросил Эдейтор и вышел.
Томлин чистил голубятню, как поступал почти каждый день. Он как раз закончил выгребать со второго уровня гуано и укладывать его в мешки на удобрение, когда сверху донеслось биение крыльев и стук клеток. Он поспешил подняться на третий уровень и увидел, что все восемь клеток, зарезервированных для голубей Великой Армии, теперь заполнены. Он подошел к каждой клетке и забрал послание с ноги каждого голубя. Голубятник подумал, что это крайне странно, и поспешил в кабинет канцлера. Когда секретарь увидел, как тот ворвался туда, он без колебаний пошел звать Оркида. Канцлер появился почти сразу и протянул руку за посланием. Томлин отдал ему весь груз.
– Восемь посланий?
Томлин кивнул.
– И все восемь голубей из Великой Армии.
Оркид сел на край секретарского стола и, открыв одно из посланий, прочел его. Томлин и секретарь увидели, как он побледнел. Он открыл и прочел второе послание, затем третье, а затем и все остальные. Медленно выдохнув, канцлер приказал секретарю:
– Передайте королеве, что я должен немедленно видеть ее.
Секретарь умчался выполнять.
– Значит, мне идти? – осведомился Томлин.
Канцлер кивнул, и Томлин, ощущая большее беспокойство, чем когда-либо мог припомнить, вернулся на голубятню.
Оставшись один, Оркид взял одно из посланий. Все они были одинаковыми: «Претендентке на престол Ариве Розетем и канцлеру Оркиду Грейвспиру. Ваша армия сметена в пыль. Я иду. Король Линан Розетем».
«Волноскок» добрался до порта Кендры незадолго до полудня. Едва сойдя с корабля, Деджанус, страдающий похмельем и пьяный от красного вина, выпитого за короткое плавание, направился прямиком в таверну «Пропавший моряк». Спотыкаясь, он вошел в пивной зал и уселся за первый же столик. Другие посетители уставились на него, зная, кто он такой и где ему полагалось бы находиться. Беглый командующий рыкнул на них, и они отвели взгляды. Подошел испуганный слуга. Деджанус заказал самого лучшего красного, какое есть в заведении, и заплатил за него целую золотую монету.
– Но, сударь, у меня нет с этого сдачи!
– Не беспокойся об этом, – отмахнулся Деджанус. – Уже на следующей неделе деньги ничего не будут стоить. – Эта мысль показалась ему весьма забавной, и он расхохотался.
Слуга спешно убрался выполнять заказ. Покуда Деджанус ждал, посетители один за другим ушли, и он остался единственным клиентом во всей таверне. Слуга вернулся с большим кувшином вина и кружкой, а затем снова поспешил удалиться.
Деджанус принялся пить всерьез. Он выдул одну кружку тремя большими глотками, подождал ровно столько, чтобы внутри потеплело, а затем взялся за вторую. К тому времени, когда он опустошал третью, Деджанус чувствовал себя храбрее, чем бывал хоть мгновение с тех самых пор, как повел Великую Армию на подмогу капитану Урлингу.
– Что же такое случилось с тем капитаном? – гадал он вслух. Вероятно, его порубили четты, точно так же, как и всех других злосчастных солдат, которыми он командовал. – Не по моей вине! – выкрикнул он. Они были храбрыми, но необученными. Он ничего не мог поделать. Но сделал все, что в его силах при таких обстоятельствах.
– Обстоятельствах Оркида, – проворчал он. – Злоумышляющего против меня. Я выпущу кишки этому ублюдку.
Но сперва он выпьет еще вина.
– Да. Сегодня же. Я зарублю его, рассеку от макушки до паха. И высыплю его внутренности на все его треклятые бумаги и на все его треклятые подписи. Но как насчет подружки канцлера, королевы? И ее тоже зарублю. Выпущу ей кишки, как и Оркиду. А потом сам буду королем. – Он рыгнул. – А королям нечего бояться.
Поул не мог больше читать. Некоторым тайнам следует оставаться неузнанными. Он закрыл переводимый том и отодвинул его. Ощущение возникло такое, словно он отталкивает от себя искушение. История была не просто знанием, решил он; она была подстрекательницей, проклятием для стабильности и порядка. Вместе с этим пониманием, которое медленно нарастало последние несколько дней, пришло и еще кое-что – нечто, называемое им своей совестью, хотя он и знал, что все далеко не так просто и не так священно. Он позабыл, что значило быть священником, а быть им – значило чтить бога.
«А я делал что угодно, только не чтил его», – сказал он себе. Но пока еще не слишком поздно. Он все еще оставался примасом, и отныне по мере сил примет всю ответственность на свои плечи. «И в один прекрасный день я признаюсь. Когда закончится война, когда в королевстве будет царить мир… когда я примирюсь с самим собой… тогда я признаюсь в своем преступлении против Гироса Нортема и против Церкви, приму то наказание, которого заслуживаю». Приняв такое решение, он собрал все заметки и переводы, которые сделал по томам, а также том, над которым работал сейчас, покинул свой кабинет и направился прямиком к башне Коланус, где и поставил том на его законное место. Какой-то самый короткий миг он подумывал, не уничтожить ли эти книги, но на подобное у него не было никакого права, даже как у примаса. Покинув башню, он направился в церковную библиотеку. Там у очага собралось шестеро послушников, читающих тексты и пергаменты. Когда Поул вошел, они быстро встали, но он взмахом руки велел им сесть и, игнорируя их изумленные взгляды, бросил свои бумаги в огонь. Понаблюдав и убедившись, что ни одна страница не избежала пламени, он улыбнулся послушникам и вновь направился к себе в кабинет. По пути он прошел мимо Книги Дней. Та была открыта, как всегда, на последней записи.
Он остановился и заботливо вырвал испорченные им страницы. Послушники снова с изумлением воззрились на его действия, и он снова весело улыбнулся им. Прежде чем уйти, он перечел последнюю запись Нортема, сделанную в тот день, когда Поул убил его.
«Молю о руководстве и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении».
– И молю о спасении, – повторил про себя Поул, а затем, впервые в жизни, без колебаний и искренне до последнего слова он помолился о спасении, и все еще глядящие на него послушники снова изумились, увидев, как по его щекам скатились слезы.
Когда Оркид прибыл в покои Аривы, с ней был Харнан Бересард и, с удивлением увидел он, еще один аманит, вернее, аманитка – худощавая женщина средних лет с самым печальным лицом, какое он когда-либо видел. Затем он заметил, что Арива тоже выглядит пораженной горем. Неужели королева уже прослышала об уничтожении Великой Армии?
– Оркид, у меня ужасные новости, – сказала Арива.
– Знаю, – ответил он. – Я как раз пришел сообщить вам.
– Мне очень жаль. Должно быть, это ужасно для вас.
Оркид недоуменно моргнул. Новость, конечно, ужасная, но почему именно для него? И кто эта аманитка? Он внезапно понял, что Арива говорит не о поражении Великой Армии. А это могло означать только одно…
– Мой брат, – догадался он. И повернулся к женщине. – Кто вы?
– Линдгара. Я служу… служила… главой секретариата короля Марина.
– Служила?
– Мне очень жаль, канцлер Грейвспир, но ваш брат мертв.
– Понимаю, – произнес он голосом, упавшим до шепота. Тело его вдруг сделалось невероятно тяжелым. Он оперся рукой о спинку кресла.
– Пилла пала, – сказала Арива.
– Пала? – Он не понял. Пала перед кем?
– Четты захватили Аман, – начала объяснять Арива, но остановилась и кивнула Линдгаре.
– Армия четтов вторглась в южные пустыни, истребляя саранахов, а потом вошла в Аман. Никто не думал, что четты настолько организованны… что они способны отправить одну армию на восток, а другую еще и на юг.
– Эта армия… где она сейчас? – медленно спросил Оркид.
– Собирается зимовать в Амане. Что они станут делать весной, мне неизвестно.
– Они вас отпустили?
– Они отпустили всех, кто не захотел остаться в Пилле.
– Амемун? – спросил он, вспомнив о старом друге. – Он спасся?
– Не уверена, но скорее всего, он пал вместе с саранахами. Когда произошло вторжение, Амемун был у них. Возможно, он еще жив, но мне это кажется маловероятным.
Арива подошла к Оркиду и обняла его.
– Эта новость едва ли не больше того, что я способна вынести, – призналась она. – Но насколько ужасней она должна быть для вас! Мы с вами потеряли почти все, что нам дорого в этом мире.
Он попытался заговорить, но не смог. «Я же канцлер», – сказал он себе и оттолкнул грозившее захлестнуть его горе.
– Есть новость и похуже, – грубо бросил он.
Арива выпустила его и отступила на шаг.
– Что это за новость?
Он протянул ей одно из отправленных Линаном посланий. Она взяла его нерешительно и прочла не сразу. Оркид наблюдал за тем, как посерела ее кожа. Она поняла; увидела все по его глазам.
– Сколько погибло? – спросила она.
– Не знаю.
– Линан скоро будет здесь.
Он услышал, как Линдгара прерывисто вздохнула.
– Да, боюсь, что так.
– Я потеряла север и запад, – сказала она. – Боюсь, что я потеряла и все королевство.
– Я тоже этого боюсь.
Она покачала головой, а затем выпрямилась, провела руками по одежде, словно стряхивая пыль и грязь.
– Нет. Я не приму этого. Я королева Гренды-Лир, дочь Ашарны Розетем. Я не сдамся этому мятежнику и отщепенцу. – Она повернулась к Харнану. – Уведомите о положении дел нового коннетабля. Как его зовут?
– Арад, – ответил вместо секретаря Оркид.
Он почувствовал, как набирается от нее сил. Он тоже выпрямился во весь рост и больше не опирался о спинку кресла.
– Да, Арад. Велите ему готовить дворец к осаде. Он должен достать в городе все припасы, какие только сможет. Все боевые корабли, какие есть в порту, немедленно приготовить к плаванию. Они должны отправиться в Луризию и Сторию и доставить подкрепления. Отправить с голубями срочные послания во все провинции, какие еще остаются под моей властью; они должны немедля набрать новые полки и обучить их за зиму. Отправить послания всем Двадцати Домам; я хочу, чтобы вся знать, способная держать оружие, явилась с ним во дворец и помогла защищать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– По-моему, кто-то БРОСИЛ его в вас.
Он в удивлении поднял взгляд на Олио.
Гвардейцы, разом насторожившиеся, окружили своего царственного подопечного, свирепо глядя кругом в поисках любого признака противника в мельтешащей толпе, но не видя никого особо подозрительного.
Олио заливался румянцем. Ему было трудно поверить, будто кто-то мог достаточно сильно невзлюбить его, чтобы пожелать причинить ему вред. Поняв, что это задело его чувства, он смутился.
– А может, его бросили в ТЕБЯ, – сказал он Эдейтору, лишь наполовину шутя.
Эдейтор даже не потрудился ответить. Он глядел на двух молодых парней, болтающих у входа в таверну на другой стороне улицы. А затем он заметил, что гвардейцы начинают беспокоиться. Им не нравилось вне привычного окружения; они хотели забрать своего принца в безопасное место за стеной дворца.
– А вы идите, – велел он принцу.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Олио, которому не понравилась мысль оставить прелата. – Что, если камень все же предназначался вам? Я оставлю с вами гвардейца.
– Нет, – твердо отказался Эдейтор. – Идите домой, ваше высочество. Я приду и увижусь с вами ближе к вечеру.
Он кивнул командиру гвардейцев, который занял место позади принца и строевым шагом двинулся в сторону дворца, вынуждая Олио шагать вперед.
– Эдейтор! – выкрикнул Олио.
– Нынче вечером! – прокричал Эдейтор ему вслед.
Он подождал, пока группа не исчезла в толпе, а затем подошел к двум замеченным им ранее юношам. Те притворялись, будто его нет, поэтому Эдейтор кашлянул, привлекая внимание.
– Чем можем помочь? – с деланной скукой спросил один из юнцов.
– Почему вы бросили камень в принца Олио? – спокойно спросил он.
– Не бросал я никакого камня! – с негодующим видом воскликнул юноша.
– Один из вас бросил.
– Вы не можете этого доказать! – сердито объявил второй юнец,
– А мне и не надо, – ответил Эдейтор. – Мне требовалось лишь высказать королевским гвардейцам предположение, что это вы напали на их принца, и они без колебаний зарубили бы вас на месте.
Юнцы побледнели, но, похоже, не оробели.
– Но теперь вы сами по себе, прелат Фэнхоу, – сказал ему первый. – И поблизости нет никаких гвардейцев, способных помочь вам.
Эдейтор наклонился поближе – так, что его лицо оказалось всего в ладони от лица парня.
– Я же маг, дурень. Чтобы прихлопнуть тебя, мне гвардеец не нужен.
Парень побелел и опустил взгляд на свои сапоги, избегая взгляда Эдейтора. Выражение лица второго юноши предполагало, что он предпочел бы находиться сейчас где угодно, лишь бы не возле своего друга.
– Почему бы нам не зайти в таверну выпить по кружке? Я поставлю вам пиво.
– Вы серьезно? – спросил первый юноша.
– Серьезно как никогда. – Эдейтор кивнул. – Я хочу задать вам несколько вопросов.
– О чем?
– Не стану притворяться, будто считаю тебя самым умным парнем в Кендре, – небрежно обронил Эдейтор, – но определенно не считаю тебя уж НАСТОЛЬКО глупым.
Все трое вошли в таверну и нашли свободный столик. Эдейтор кликнул слугу и заказал три кружки пива. Когда кружки доставили, он дал юнцам сделать несколько глотков.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Линдеон, – назвался первый.
– Веремер, – представился второй.
– Так вот, Линдеон и Веремер, я не знаю, который из вас бросил тот камень в принца Олио, в данную минуту мне это все равно. Но я хочу знать, почему.
Юноши вперили в него недоверчивые взгляды.
– Вы это не серьезно, – сказал Веремер. Эдейтор просто поднял брови. – Я хочу сказать, ведь все же знают, кто такой Олио…
– ПРИНЦ Олио, – поправил его Эдейтор. – Или Его высочество. – Он сделал ударение на заглавных буквах.
– И все знают, что его высочество ведьмак, так же, как и его сестра!
Эдейтор был настолько поражен, что не нашел ответа.
– И что они приносят в жертву детей, творя свою волшбу! – добавил Линдеон.
– Если это шутка, то она зашла достаточно далеко, – серьезно произнес Эдейтор. – Я воспротивился своей естественной склонности сдать вас гвардейцам, но теперь гадаю, а правильно ли…
– Но ведь все знают, что это правда! – вмешался полуумоляющим тоном Веремер. Линдеон энергично закивал. – Разве не правда, что Арива…
– Ее величество! – отрезал Эдейтор. – Королева Арива! Веремер покачал головой.
– Проклятье, прелат, не указывайте мне, как говорить об этих людях! – Он ткнул пальцем в воздух. – Разве не правда, что она убила родную дочь ради волшбы? И что в ту же ночь в старом городе вспыхнул пожар? А Олио был в то самое время в старом городе, помогая ей?
– Это нелепо! – воскликнул Эдейтор.
– Нет, не нелепо! – возразил Линдеон. – Так все и было!
– Было! – гневно выпалил Эдейтор. – Да вы понятия не имеете, как все…
– Но это еще не все! – не дал ему договорить Веремер. – Чтобы завоевать трон, она убила родного брата и обвинила в этом преступлении бедного злосчастного принца Линана.
Ужаснувшийся Эдейтор так бы и сел, но он уже сидел.
– Кто вам все это рассказал?
– Да это ж всем известно, – сказал Веремер. – Об этом весь город знает.
– Значит, весь город ничегошеньки не знает, – промолвил прелат. – Королева Арива любила Берейму. Она ни за что не причинила бы ему вреда. И она отчаянно хотела ребенка. Как и каждой правительнице, ей нужен наследник. И зачем бы ей пожелать сжечь старый город? Все это не имеет смысла.
Юнцы переглянулись поверх кружек с пивом.
– Ну, я просто говорил вам то, о чем известно всем, – стоял на своем Веремер.
– С каких пор им это известно?
– С тех самых пор, как бог стал наказывать Гренду-Лир за преступления Аривы, – ответил ему Линдеон. – Против нас пошли четты – пошли против тех, кто спас их от работорговцев. И мы потеряли Хьюм, Чандру и, говорят, по меньшей мере одну армию.
– Какие преступления?
– Те самые, о которых мы вам говорили, – напомнил ему Линдеон. – И она спит с дядей своего бедного покойного мужа.
– С канцлером! – воскликнул Эдейтор.
– Все это общеизвестно. Бог карает нас за ее преступления, ее и ее брата.
Эдейтор посмотрел на их лица – они выражали гнев и такую уверенность!.. Он не знал, что и сказать. Они на миг показали ему мир, о существовании которого он и не подозревал. Он все не мог понять, как кто-то мог поверить лжи и фантазиям, о которых ему только что поведали, но если Линдеон и Веремер были честны, то простой народ верил этому.
Он встал, бросил на стол монету.
– Заплатите этим за пиво.
– С нее положена сдача, – указал Веремер.
– Оставьте ее себе, – бросил Эдейтор и вышел.
Томлин чистил голубятню, как поступал почти каждый день. Он как раз закончил выгребать со второго уровня гуано и укладывать его в мешки на удобрение, когда сверху донеслось биение крыльев и стук клеток. Он поспешил подняться на третий уровень и увидел, что все восемь клеток, зарезервированных для голубей Великой Армии, теперь заполнены. Он подошел к каждой клетке и забрал послание с ноги каждого голубя. Голубятник подумал, что это крайне странно, и поспешил в кабинет канцлера. Когда секретарь увидел, как тот ворвался туда, он без колебаний пошел звать Оркида. Канцлер появился почти сразу и протянул руку за посланием. Томлин отдал ему весь груз.
– Восемь посланий?
Томлин кивнул.
– И все восемь голубей из Великой Армии.
Оркид сел на край секретарского стола и, открыв одно из посланий, прочел его. Томлин и секретарь увидели, как он побледнел. Он открыл и прочел второе послание, затем третье, а затем и все остальные. Медленно выдохнув, канцлер приказал секретарю:
– Передайте королеве, что я должен немедленно видеть ее.
Секретарь умчался выполнять.
– Значит, мне идти? – осведомился Томлин.
Канцлер кивнул, и Томлин, ощущая большее беспокойство, чем когда-либо мог припомнить, вернулся на голубятню.
Оставшись один, Оркид взял одно из посланий. Все они были одинаковыми: «Претендентке на престол Ариве Розетем и канцлеру Оркиду Грейвспиру. Ваша армия сметена в пыль. Я иду. Король Линан Розетем».
«Волноскок» добрался до порта Кендры незадолго до полудня. Едва сойдя с корабля, Деджанус, страдающий похмельем и пьяный от красного вина, выпитого за короткое плавание, направился прямиком в таверну «Пропавший моряк». Спотыкаясь, он вошел в пивной зал и уселся за первый же столик. Другие посетители уставились на него, зная, кто он такой и где ему полагалось бы находиться. Беглый командующий рыкнул на них, и они отвели взгляды. Подошел испуганный слуга. Деджанус заказал самого лучшего красного, какое есть в заведении, и заплатил за него целую золотую монету.
– Но, сударь, у меня нет с этого сдачи!
– Не беспокойся об этом, – отмахнулся Деджанус. – Уже на следующей неделе деньги ничего не будут стоить. – Эта мысль показалась ему весьма забавной, и он расхохотался.
Слуга спешно убрался выполнять заказ. Покуда Деджанус ждал, посетители один за другим ушли, и он остался единственным клиентом во всей таверне. Слуга вернулся с большим кувшином вина и кружкой, а затем снова поспешил удалиться.
Деджанус принялся пить всерьез. Он выдул одну кружку тремя большими глотками, подождал ровно столько, чтобы внутри потеплело, а затем взялся за вторую. К тому времени, когда он опустошал третью, Деджанус чувствовал себя храбрее, чем бывал хоть мгновение с тех самых пор, как повел Великую Армию на подмогу капитану Урлингу.
– Что же такое случилось с тем капитаном? – гадал он вслух. Вероятно, его порубили четты, точно так же, как и всех других злосчастных солдат, которыми он командовал. – Не по моей вине! – выкрикнул он. Они были храбрыми, но необученными. Он ничего не мог поделать. Но сделал все, что в его силах при таких обстоятельствах.
– Обстоятельствах Оркида, – проворчал он. – Злоумышляющего против меня. Я выпущу кишки этому ублюдку.
Но сперва он выпьет еще вина.
– Да. Сегодня же. Я зарублю его, рассеку от макушки до паха. И высыплю его внутренности на все его треклятые бумаги и на все его треклятые подписи. Но как насчет подружки канцлера, королевы? И ее тоже зарублю. Выпущу ей кишки, как и Оркиду. А потом сам буду королем. – Он рыгнул. – А королям нечего бояться.
Поул не мог больше читать. Некоторым тайнам следует оставаться неузнанными. Он закрыл переводимый том и отодвинул его. Ощущение возникло такое, словно он отталкивает от себя искушение. История была не просто знанием, решил он; она была подстрекательницей, проклятием для стабильности и порядка. Вместе с этим пониманием, которое медленно нарастало последние несколько дней, пришло и еще кое-что – нечто, называемое им своей совестью, хотя он и знал, что все далеко не так просто и не так священно. Он позабыл, что значило быть священником, а быть им – значило чтить бога.
«А я делал что угодно, только не чтил его», – сказал он себе. Но пока еще не слишком поздно. Он все еще оставался примасом, и отныне по мере сил примет всю ответственность на свои плечи. «И в один прекрасный день я признаюсь. Когда закончится война, когда в королевстве будет царить мир… когда я примирюсь с самим собой… тогда я признаюсь в своем преступлении против Гироса Нортема и против Церкви, приму то наказание, которого заслуживаю». Приняв такое решение, он собрал все заметки и переводы, которые сделал по томам, а также том, над которым работал сейчас, покинул свой кабинет и направился прямиком к башне Коланус, где и поставил том на его законное место. Какой-то самый короткий миг он подумывал, не уничтожить ли эти книги, но на подобное у него не было никакого права, даже как у примаса. Покинув башню, он направился в церковную библиотеку. Там у очага собралось шестеро послушников, читающих тексты и пергаменты. Когда Поул вошел, они быстро встали, но он взмахом руки велел им сесть и, игнорируя их изумленные взгляды, бросил свои бумаги в огонь. Понаблюдав и убедившись, что ни одна страница не избежала пламени, он улыбнулся послушникам и вновь направился к себе в кабинет. По пути он прошел мимо Книги Дней. Та была открыта, как всегда, на последней записи.
Он остановился и заботливо вырвал испорченные им страницы. Послушники снова с изумлением воззрились на его действия, и он снова весело улыбнулся им. Прежде чем уйти, он перечел последнюю запись Нортема, сделанную в тот день, когда Поул убил его.
«Молю о руководстве и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении».
– И молю о спасении, – повторил про себя Поул, а затем, впервые в жизни, без колебаний и искренне до последнего слова он помолился о спасении, и все еще глядящие на него послушники снова изумились, увидев, как по его щекам скатились слезы.
Когда Оркид прибыл в покои Аривы, с ней был Харнан Бересард и, с удивлением увидел он, еще один аманит, вернее, аманитка – худощавая женщина средних лет с самым печальным лицом, какое он когда-либо видел. Затем он заметил, что Арива тоже выглядит пораженной горем. Неужели королева уже прослышала об уничтожении Великой Армии?
– Оркид, у меня ужасные новости, – сказала Арива.
– Знаю, – ответил он. – Я как раз пришел сообщить вам.
– Мне очень жаль. Должно быть, это ужасно для вас.
Оркид недоуменно моргнул. Новость, конечно, ужасная, но почему именно для него? И кто эта аманитка? Он внезапно понял, что Арива говорит не о поражении Великой Армии. А это могло означать только одно…
– Мой брат, – догадался он. И повернулся к женщине. – Кто вы?
– Линдгара. Я служу… служила… главой секретариата короля Марина.
– Служила?
– Мне очень жаль, канцлер Грейвспир, но ваш брат мертв.
– Понимаю, – произнес он голосом, упавшим до шепота. Тело его вдруг сделалось невероятно тяжелым. Он оперся рукой о спинку кресла.
– Пилла пала, – сказала Арива.
– Пала? – Он не понял. Пала перед кем?
– Четты захватили Аман, – начала объяснять Арива, но остановилась и кивнула Линдгаре.
– Армия четтов вторглась в южные пустыни, истребляя саранахов, а потом вошла в Аман. Никто не думал, что четты настолько организованны… что они способны отправить одну армию на восток, а другую еще и на юг.
– Эта армия… где она сейчас? – медленно спросил Оркид.
– Собирается зимовать в Амане. Что они станут делать весной, мне неизвестно.
– Они вас отпустили?
– Они отпустили всех, кто не захотел остаться в Пилле.
– Амемун? – спросил он, вспомнив о старом друге. – Он спасся?
– Не уверена, но скорее всего, он пал вместе с саранахами. Когда произошло вторжение, Амемун был у них. Возможно, он еще жив, но мне это кажется маловероятным.
Арива подошла к Оркиду и обняла его.
– Эта новость едва ли не больше того, что я способна вынести, – призналась она. – Но насколько ужасней она должна быть для вас! Мы с вами потеряли почти все, что нам дорого в этом мире.
Он попытался заговорить, но не смог. «Я же канцлер», – сказал он себе и оттолкнул грозившее захлестнуть его горе.
– Есть новость и похуже, – грубо бросил он.
Арива выпустила его и отступила на шаг.
– Что это за новость?
Он протянул ей одно из отправленных Линаном посланий. Она взяла его нерешительно и прочла не сразу. Оркид наблюдал за тем, как посерела ее кожа. Она поняла; увидела все по его глазам.
– Сколько погибло? – спросила она.
– Не знаю.
– Линан скоро будет здесь.
Он услышал, как Линдгара прерывисто вздохнула.
– Да, боюсь, что так.
– Я потеряла север и запад, – сказала она. – Боюсь, что я потеряла и все королевство.
– Я тоже этого боюсь.
Она покачала головой, а затем выпрямилась, провела руками по одежде, словно стряхивая пыль и грязь.
– Нет. Я не приму этого. Я королева Гренды-Лир, дочь Ашарны Розетем. Я не сдамся этому мятежнику и отщепенцу. – Она повернулась к Харнану. – Уведомите о положении дел нового коннетабля. Как его зовут?
– Арад, – ответил вместо секретаря Оркид.
Он почувствовал, как набирается от нее сил. Он тоже выпрямился во весь рост и больше не опирался о спинку кресла.
– Да, Арад. Велите ему готовить дворец к осаде. Он должен достать в городе все припасы, какие только сможет. Все боевые корабли, какие есть в порту, немедленно приготовить к плаванию. Они должны отправиться в Луризию и Сторию и доставить подкрепления. Отправить с голубями срочные послания во все провинции, какие еще остаются под моей властью; они должны немедля набрать новые полки и обучить их за зиму. Отправить послания всем Двадцати Домам; я хочу, чтобы вся знать, способная держать оружие, явилась с ним во дворец и помогла защищать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54