Если повезет, он будет опережать четтов ровно настолько, чтобы уцелеть, пока не доберется до Даависа.
«Если повезет», – повторил он про себя.
Внезапно ему пришло в голову, что пребывание в Даависе, возможно, отнюдь не сделает его положение более надежным. Если разведотряд четтов направлялся на юг, то, скорее всего, от него не сильно отстала и армия четтов, и Серефа без труда догадался, куда именно та направляется.
Малли бросил игральную кость. Та упала пятеркой кверху.
– Вот оно! – крикнул он. – Как раз то, что мне нужно! – Он передвинул свой белый камешек на пять клеток по нацарапанной многоугольной игровой площадке, поставив его на красный камешек. – Твой герцог готов!
Старый солдат хмыкнул, а затем улыбнулся сидящему напротив него мальчику.
– В самом деле. По-моему, ты выиграл войну. Малли ухмыльнулся во весь рот.
– Ты дал мне выиграть, Бреттин?
– Я не стал бы тебя так обманывать, Малли, – заверил его солдат.
Не вполне правдиво. Когда внук только осваивал эту игру, Бреттин не раз позволял ему выигрывать, но уже больше года не поддавался. И Малли выигрывал чаще, чем проигрывал. Он был мальчик смышленый. «Слишком смышленый, чтобы служить солдатом, – подумал Бреттин. – Увы, ничто иное его не интересует. Ну, его бедняга отец пошел в меня, так что это не удивительно».
– А что ты держал в своем замке? – спросил Малли.
– Давай посмотрим. – Бреттин перевернул ракушки, скрывающие последние несколько камешков. – Два копьеносца и лучник. А как у тебя?
Малли поднял одну за другой свои ракушки. Ни под одной из них ничего не оказалось.
– Вот шельмец, – рассмеялся Бреттин. – Я же мог в любое время взять твой замок.
– Но ведь не взял же, – рассмеялся в ответ Малли. – Сыграем еще?
– Мне скоро в дозор, Малли…
– Ну пожалуйста, Бреттин. Это же займет не больше нескольких минут.
– Боже, и кто это вдруг сделался таким самоуверенным? – Он взъерошил Малли волосы. – На этот раз я расставляю первым.
Малли согласился и встал поразмять ноги. Бреттин собрал все камешки и начал развертывать свои войска, выбрав на этот раз построение «тараном» с поддерживающими его мечниками. Отец Малли хорошо владел мечом, вспомнил он. Но не настолько хорошо, чтобы отбиться от четтского улана. Он заставил себя думать о другом. О внуках. Это подойдет. И о своей невестке, которую он любил, словно родную дочь, и которая отвечала ему такой же любовью. О маленьком Сервене, всего двух лет от роду, и о милом Малли, которого он любил больше всего остального в мире. Надо будет поговорить с матерью Малли о настоящей школе и настоящей работе для мальчика – такой, при которой он не вывалит свои кишки на каком-нибудь проклятом пыльном поле боя. Тут на глаза у него навернулась слеза. Он стер ее загрубелым пальцем и сосредоточился на своих фигурах.
А Малли тем временем воспользовался дозволением находиться на стене. Дед его нечасто выходил сюда с дозором, а он любил смотреть сверху на город, на широкую, плавно несущую свои воды реку Барду на юге и на обширные, слегка всхолмленные сельские просторы на севере. В один прекрасный день он станет путешественником, проследует вверх по Барде до ее истока в горах Уферо и найдет золото. А когда разбогатеет, он создаст для великой королевы Кендры армию и поведет ее на север громить Хаксус, а потом в Океаны Травы – отомстить четтам за смерть отца. На север, через все эти лиги ферм, полей и пологих холмов…
– Бреттин!
– Да, Малли.
– Я вижу дым.
– С фермы?
– Нет. Белый дым. Целый столб дыма. А вон еще один, южнее первого.
Бреттин встал так быстро, что уронил копье.
– Твою мать! – произнес он себе под нос. – Они идут.
Малли, хорошо знавший, когда надо притворяться, будто он не слышит, как ругается Бреттин, а когда не надо, уточнил:
– Четты?
Бреттин кивнул и, подобрав копье, рысью бросился к ближайшей башне – поднять тревогу, – сопровождаемый бегущим за ним по пятам Малли.
Этот белый дым наблюдали и другие – но для них он означал нечто иное.
– Сожалею, Линан, – повинилась Коригана. – Разведчики подкачали. Даавис успели предупредить.
Линан устало кивнул.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь. На сей раз враг подготовлен лучше. Я не рассчитывал, что они так быстро установят столько сторожевых постов.
– Если поднажмем, армия может к ночи достичь Даависа.
– Нет. Мы прибудем слишком поздно и слишком усталыми для боя. Вскоре стемнеет и городские ворота просто запрут, а от нашей кавалерии будет мало проку. Подождем до завтра.
– Хаксусские солдаты хотят, чтобы мы нарубили леса для их машин.
– Прекрасно. Но не сейчас. Вот когда доберемся до города, тогда и придет время вырубить, если понадобится, целые леса. А пока нам незачем тащить с собой больше необходимого. Эта армия и так движется довольно медленно.
– Ты привык к четтской армии. – Коригана усмехнулась. – А у нас теперь и пехота Салокана.
– Притом деморализованная пехота. Слишком часто ее били в этом году, чтобы сохранилось хоть какое-то рвение.
– Победа это исправит.
– Тогда давай надеяться, что мы им ее подарим.
Коригана изучила взглядом лицо Линана. Она увидела морщины беспокойства, залегшие в уголках его рта и глаз, глубокие складки, казалось, навсегда избороздившие лоб. Кампания в Хаксусе была стремительной, жестокой, но Коригана и не представляла, сколько сил она отняла у него. Королева хотела наклониться и поцеловать его, но сделать это на глазах армии значило поставить его в неловкое положение.
– Ты одержишь свою победу, любовь моя, – прошептала она.
– На этот раз да. Я не позволю Гренде-Лир дважды разбить меня. – Он повернулся к ней и чуть улыбнулся. – Нисколько не сомневаюсь в этом.
Коригана увидела, что это правда, и ощутила укол страха. С той ночи, когда они занимались любовью, она надеялась, что ей удалось что-то узнать о нем. Но при ясном свете дня она понимала, что надежда эта бесплодна. Он был чем-то новым в ее опыте – воином и одновременно невинным мальчиком, и она не представляла, как это понять. В ярости, когда он становился больше чем человеком – или, может быть, меньше, чем человеком, – Линан просто ужасал, и все же в остальное время он казался малышом, почти ребенком – но отягощенным непосильным бременем. Он не хотел сражаться, но только битва раскрепощала его; вся беда в том, что Коригана сомневалась, сможет ли когда-нибудь полюбить Линана, сметающего все на своем пути, Линана, которого невозможно даже ранить, того, кто упивался резней. И все же именно эти качества привязывали к нему тех, кто следовал за ним. Воины-четты считали Линана чуть ли не богом. Если понадобится, они пойдут за ним на верную смерть, притом охотно. И Коригана знала: если это пойдет на пользу его делу, он не колеблясь пошлет их на верную смерть.
«В этом наше отличие», – сказала она себе, молясь, чтобы это было правдой.
Фарбен сделал вид, будто не заметил, что Чариона и Гален вышли из ее опочивальни вместе, быстро застегивая пояса с мечами и натягивая через голову длинные кольчуги. Собственно, он надеялся, что любовник может улучшить печально известный вспыльчивый нрав королевы.
– Два сигнальных огня? – отрывисто потребовала она ответа. Ну, возможно, это СО ВРЕМЕНЕМ улучшит ее нрав.
– Да, ваше величество.
– Только два?
Фарбен вздохнул. Сколькими способами она собирается задать этот вопрос?
– Да, ваше величество.
Чариона и Гален переглянулись.
– Это означает, что разведчики четтов сильно опережают свою армию, – сделал вывод Гален. – Только так они могли внезапно захватить столько сторожевых постов.
– Возможно, нам повезло, что мы вообще получили предупреждение.
– Я немедля отправлюсь туда с подразделением рыцарей. Посмотрим, не удастся ли нам определить, в каком направлении они наступают.
– Нет, – отрезала Чариона.
Фарбен заметил, как на лице Галена промелькнуло раздражение. О, замечательно. У них обоих нрав как у больших медведей в течке. Только этого двору и не хватало.
– Но нам же надо узнать, какие намерения у Линана, – настаивал Гален.
– Ты думаешь как командир полевой армии, а не армии города, готовящегося к осаде. Мы и так знаем, какие намерения у Линана. Он идет прямо на нас. И нам известно, как быстро может передвигаться армия четтов. Если они не будут здесь к вечеру, то уж к завтрашнему дню прибудут наверняка. Что еще ты сможешь узнать, отправившись со своими рыцарями на север от города? Я имею в виду, помимо того, какое ощущение бывает у проткнутого четтской стрелой.
Гален открыл было рот, собираясь ответить, но мозг у него работал быстрей языка, и он снова закрыл его. Это Фарбен тоже заметил, и решил, что у этого кендрийского аристократа – равно как и у Чарионы, – возможно, все-таки есть какие-то компенсирующие черты.
– Собери своих рыцарей вместе и не пускай их на стены. Я не хочу, чтобы они были привязаны к обороне; для этого у меня есть уйма пехоты. А мне нужны войска для вылазки.
Гален мрачно улыбнулся.
– Это подойдет нам больше всего, – признал он. – А чем собираетесь заняться вы?
– Мое место – с моим народом. Ты сможешь найти меня на стенах.
Они на мгновение остановились, обменявшись взглядом, который Фарбен мог истолковывать, как ему хотелось, и разошлись в разные стороны. Фарбен последовал за Чарионой, сосредоточившись в ожидании инструкций, которые обязательно последуют.
– Во-первых, все мои командиры должны встретиться со мной у главных ворот. Во-вторых, все способные держать оружие должны взять его из арсенала, в том числе и легкораненые. В-третьих, отправь в Кендру почтового голубя. Сообщи им, что через день нас осадят. Спроси у них, не подходит ли к нам на выручку армия. Какие угодно войска. И как насчет Джеса Прадо и его наемников? Где они?
– Да, ваше величество.
Они вышли из дворца и зашагали по центральному проспекту города к главным воротам.
– Ты все еще следуешь за мной, Фарбен?
– На случай, если у вас есть еще какие-то указания, – принялся оправдываться он.
– У меня больше нет указаний, – сказала она. – Пока.
Основная часть сил Линана прибыла под стены Даависа, когда уже почти стемнело. Следуя недвусмысленным указаниям не штурмовать город, четтские знамена держались за пределами досягаемости луков. Когда вскоре после наступления ночи прибыл и Линан, он выслушал доклады командиров знамен и разведчиков, а затем решил проехаться и лично осмотреть городские стены.
– Но ведь темно же, – указал один из офицеров.
– Я все увижу довольно неплохо, – натянуто улыбнулся Линан.
Офицер покраснел.
– Мне не следовало сомневаться…
– Не оправдывайся, – прервал его Линан. – В сомнении нет ничего плохого.
Командиры армии поклонились и вышли; в шатре остались только Коригана, Эйджер и Гудон.
– А насколько хорошо ты видишь ночью? – спросил Эйджер.
– Почти так же хорошо, как ты днем.
– Это говорит отнюдь не о многом. – Эйджер похлопал себя по пустой глазнице.
– Думаю, ночное зрение у меня не хуже, чем у Силоны.
Упоминание имени лесной вампирши заставило всех собравшихся умолкнуть. Линан обвел внимательным взглядом их лица, замечая, что все избегают встречаться с ним взглядом, даже Коригана. Это заставило его почувствовать себя одиноким.
– Мне лучше не медлить, – сказал он, направляясь к лошади.
– Составить тебе компанию? – спросила Коригана.
Линан поднялся в седло и посмотрел с его высоты на маленькую группу своих друзей. В их глазах он увидел любовь и в свою очередь почувствовал прилив любви к ним всем – и гнетущий страх, что ему не удастся защитить их от беды. «Я испытываю к ним отцовские чувства», – подумал Линан, забывая, что он самый младший из всей четверки.
– Да нет, со мной все будет прекрасно, – успокоил он Коригану и чуть тронул шпорами лошадь.
Гудон поехал рядом с ним. Линан улыбнулся ему.
– Не веришь, что со мной все будет прекрасно?
– Что ты, маленький господин, я верю, что с тобой все будет прекрасно, даже если ты искупаешься в Барде посреди стаи джайзру.
Улыбка Линана превратилась в усмешку. Он живо вспомнил ужас и панику, которые ощутил, когда в первый и последний раз столкнулся с летающими угрями. Неуязвим он или нет, ему не хотелось бы вновь пережить тот опыт.
– Тогда ты, должно быть, собираешься сказать мне что-то очень важное и очень мудрое.
– Ты надо мной смеешься, – неискренне обиделся Гудон, отвечая на усмешку Линана.
– В самом деле, – признал Линан. – Так что выкладывай.
Выражение лица Гудона стало более серьезным.
– Ты не сможешь защитить нас, прогоняя от себя.
Линан даже не пытался скрыть удивления.
– Как ты узнал?.. Гудон только рукой махнул.
– Мы слишком многое пережили вместе, чтобы я не понимал, что ты иногда думаешь, а иногда чувствуешь, особенно относительно тех, кто тебе небезразличен. Потеря Камаля ранила тебя глубже, чем ты когда-нибудь признаешься, даже самому себе. Но ведь это же война, Линан, и мы связали свою судьбу с тобой – к добру или к худу. И все мы приняли свое решение самостоятельно. Не поворачивайся к нам спиной, думая, будто тем самым убережешь нас от зла.
Линан покраснел.
– Я никогда не повернусь к тебе спиной, Гудон, и ни к кому из других.
– Не намеренно. Мы твои друзья, Линан, твои товарищи по оружию, а не твои дети.
– Я не забуду, – кивнул Линан.
Гудон улыбнулся.
– Тогда это вся мудрость, какой я хотел поделиться с тобой! – провозгласил он и остановил лошадь, давая Линану проехать вперед.
Но не проехал тот и пятидесяти шагов, как к нему подъехала всадница.
– Куда едешь, Линан? – спросила она.
– Дженроза. У тебя все хорошо?
– Мы должны кое о чем поговорить.
– И ты туда же? А нельзя ли подождать с этим? Я хочу осмотреть стены Даависа…
– Я поеду с тобой, – заявила она таким тоном, который означал: «Я поеду с тобой независимо от того, нравится тебе это или нет».
– Ты пропустила мой вопрос мимо ушей, – заметил Линан.
Словно в доказательство данного наблюдения, Дженроза продолжала игнорировать его. Они вместе выехали из лагеря. Городские стены вырастали перед ними, белея на темной равнине. На взгляд Линана они выглядели внушительными, и он помнил, что они достойно показали себя в противостоянии Салокану. Он подсчитал башни, сумел разглядеть даже шлемы и копья городских стражников, когда те обходили стены дозором. Сперва он поехал на восток, а затем на юг, к берегу Барды. Там он повстречал дозорных из эйдже-ровского клана Океана, с луками поджидавших в засаде любую баржу, какая попытается уплыть из города вниз по течению.
«Мне следовало об этом подумать, – сказал себе Линан. – Что еще я упустил? Что бы сказал мне сейчас Камаль?»
Мысль о Камале наполнила его печалью. У него все еще не нашлось времени толком погоревать о смерти друга. С самой смерти отца, которого Линан лишился в детстве, Камаль всегда был ему учителем и опекуном и любил его, как родного сына. Он взглянул на Дженрозу и понял, что смерть Камаля стала для нее по меньшей мере столь же тяжким горем. Почему она еще не заговорила с ним? Она ведь сказала, что ей надо с ним о чем-то поговорить.
– Я тоскую по Камалю, – сказал он вдруг, удивленный этими словами.
А затем – с неожиданной уверенностью – понял, почему произнес их.
Дженроза выглядела захваченной врасплох. Линан расслышал, как участилось ее дыхание.
– Сейчас не время…
– Именно сейчас самое время, – быстро перебил он. – Мы по-настоящему не разговаривали после его смерти. Не сидели рядом и не говорили как друзья; не вспоминали его вместе как друзья. Я даже с Эйджером ни о чем таком не говорил.
– Я не хочу говорить об этом, – ровным голосом отозвалась она. – Не хочу вспоминать ту боль. Мы в самом разгаре войны, и к концу ее смерть Камаля будет представляться… – Дженроза умолкла. Она собиралась сказать «незначительной», но ложь застряла у нее в горле.
Он потянулся взять ее за руку, но она отшатнулась. Униженный, не зная, что теперь делать, он убрал руку. Дженроза тоже казалась неуверенной и не знала, что сказать и куда смотреть.
Наконец Линан спросил:
– Для чего ты хотела меня видеть?
Какой-то миг Дженроза выглядела так, словно не понимала вопроса.
– Извини, – начала было она, но он оборвал ее взмахом руки.
– Для чего ты хотела меня видеть? – настаивал он, теперь уже сурово.
– На четтов напали в Океанах Травы.
– Да кто может напасть на четтов? – с явным недоверием спросил он.
– Враг, сражающийся пешим, со знаменем, изображающим птицу, которой я не узнала.
– Откуда ты об этом знаешь? Что за магия?..
– Сильная магия, как уверяет Подытоживающая. – Дженроза собиралась сказать еще что-то, да передумала.
– Ты уверена, что это не событие, случившееся в отдаленном прошлом? Или еще не случившееся?
Она покачала головой.
– Я применила магию два утра назад. И уверена, что увидела нападение, когда оно происходило.
– Два утра назад? – переспросил он, внезапно разъярясь. – Боже, женщина, отчего ты тогда же не сказала мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«Если повезет», – повторил он про себя.
Внезапно ему пришло в голову, что пребывание в Даависе, возможно, отнюдь не сделает его положение более надежным. Если разведотряд четтов направлялся на юг, то, скорее всего, от него не сильно отстала и армия четтов, и Серефа без труда догадался, куда именно та направляется.
Малли бросил игральную кость. Та упала пятеркой кверху.
– Вот оно! – крикнул он. – Как раз то, что мне нужно! – Он передвинул свой белый камешек на пять клеток по нацарапанной многоугольной игровой площадке, поставив его на красный камешек. – Твой герцог готов!
Старый солдат хмыкнул, а затем улыбнулся сидящему напротив него мальчику.
– В самом деле. По-моему, ты выиграл войну. Малли ухмыльнулся во весь рот.
– Ты дал мне выиграть, Бреттин?
– Я не стал бы тебя так обманывать, Малли, – заверил его солдат.
Не вполне правдиво. Когда внук только осваивал эту игру, Бреттин не раз позволял ему выигрывать, но уже больше года не поддавался. И Малли выигрывал чаще, чем проигрывал. Он был мальчик смышленый. «Слишком смышленый, чтобы служить солдатом, – подумал Бреттин. – Увы, ничто иное его не интересует. Ну, его бедняга отец пошел в меня, так что это не удивительно».
– А что ты держал в своем замке? – спросил Малли.
– Давай посмотрим. – Бреттин перевернул ракушки, скрывающие последние несколько камешков. – Два копьеносца и лучник. А как у тебя?
Малли поднял одну за другой свои ракушки. Ни под одной из них ничего не оказалось.
– Вот шельмец, – рассмеялся Бреттин. – Я же мог в любое время взять твой замок.
– Но ведь не взял же, – рассмеялся в ответ Малли. – Сыграем еще?
– Мне скоро в дозор, Малли…
– Ну пожалуйста, Бреттин. Это же займет не больше нескольких минут.
– Боже, и кто это вдруг сделался таким самоуверенным? – Он взъерошил Малли волосы. – На этот раз я расставляю первым.
Малли согласился и встал поразмять ноги. Бреттин собрал все камешки и начал развертывать свои войска, выбрав на этот раз построение «тараном» с поддерживающими его мечниками. Отец Малли хорошо владел мечом, вспомнил он. Но не настолько хорошо, чтобы отбиться от четтского улана. Он заставил себя думать о другом. О внуках. Это подойдет. И о своей невестке, которую он любил, словно родную дочь, и которая отвечала ему такой же любовью. О маленьком Сервене, всего двух лет от роду, и о милом Малли, которого он любил больше всего остального в мире. Надо будет поговорить с матерью Малли о настоящей школе и настоящей работе для мальчика – такой, при которой он не вывалит свои кишки на каком-нибудь проклятом пыльном поле боя. Тут на глаза у него навернулась слеза. Он стер ее загрубелым пальцем и сосредоточился на своих фигурах.
А Малли тем временем воспользовался дозволением находиться на стене. Дед его нечасто выходил сюда с дозором, а он любил смотреть сверху на город, на широкую, плавно несущую свои воды реку Барду на юге и на обширные, слегка всхолмленные сельские просторы на севере. В один прекрасный день он станет путешественником, проследует вверх по Барде до ее истока в горах Уферо и найдет золото. А когда разбогатеет, он создаст для великой королевы Кендры армию и поведет ее на север громить Хаксус, а потом в Океаны Травы – отомстить четтам за смерть отца. На север, через все эти лиги ферм, полей и пологих холмов…
– Бреттин!
– Да, Малли.
– Я вижу дым.
– С фермы?
– Нет. Белый дым. Целый столб дыма. А вон еще один, южнее первого.
Бреттин встал так быстро, что уронил копье.
– Твою мать! – произнес он себе под нос. – Они идут.
Малли, хорошо знавший, когда надо притворяться, будто он не слышит, как ругается Бреттин, а когда не надо, уточнил:
– Четты?
Бреттин кивнул и, подобрав копье, рысью бросился к ближайшей башне – поднять тревогу, – сопровождаемый бегущим за ним по пятам Малли.
Этот белый дым наблюдали и другие – но для них он означал нечто иное.
– Сожалею, Линан, – повинилась Коригана. – Разведчики подкачали. Даавис успели предупредить.
Линан устало кивнул.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь. На сей раз враг подготовлен лучше. Я не рассчитывал, что они так быстро установят столько сторожевых постов.
– Если поднажмем, армия может к ночи достичь Даависа.
– Нет. Мы прибудем слишком поздно и слишком усталыми для боя. Вскоре стемнеет и городские ворота просто запрут, а от нашей кавалерии будет мало проку. Подождем до завтра.
– Хаксусские солдаты хотят, чтобы мы нарубили леса для их машин.
– Прекрасно. Но не сейчас. Вот когда доберемся до города, тогда и придет время вырубить, если понадобится, целые леса. А пока нам незачем тащить с собой больше необходимого. Эта армия и так движется довольно медленно.
– Ты привык к четтской армии. – Коригана усмехнулась. – А у нас теперь и пехота Салокана.
– Притом деморализованная пехота. Слишком часто ее били в этом году, чтобы сохранилось хоть какое-то рвение.
– Победа это исправит.
– Тогда давай надеяться, что мы им ее подарим.
Коригана изучила взглядом лицо Линана. Она увидела морщины беспокойства, залегшие в уголках его рта и глаз, глубокие складки, казалось, навсегда избороздившие лоб. Кампания в Хаксусе была стремительной, жестокой, но Коригана и не представляла, сколько сил она отняла у него. Королева хотела наклониться и поцеловать его, но сделать это на глазах армии значило поставить его в неловкое положение.
– Ты одержишь свою победу, любовь моя, – прошептала она.
– На этот раз да. Я не позволю Гренде-Лир дважды разбить меня. – Он повернулся к ней и чуть улыбнулся. – Нисколько не сомневаюсь в этом.
Коригана увидела, что это правда, и ощутила укол страха. С той ночи, когда они занимались любовью, она надеялась, что ей удалось что-то узнать о нем. Но при ясном свете дня она понимала, что надежда эта бесплодна. Он был чем-то новым в ее опыте – воином и одновременно невинным мальчиком, и она не представляла, как это понять. В ярости, когда он становился больше чем человеком – или, может быть, меньше, чем человеком, – Линан просто ужасал, и все же в остальное время он казался малышом, почти ребенком – но отягощенным непосильным бременем. Он не хотел сражаться, но только битва раскрепощала его; вся беда в том, что Коригана сомневалась, сможет ли когда-нибудь полюбить Линана, сметающего все на своем пути, Линана, которого невозможно даже ранить, того, кто упивался резней. И все же именно эти качества привязывали к нему тех, кто следовал за ним. Воины-четты считали Линана чуть ли не богом. Если понадобится, они пойдут за ним на верную смерть, притом охотно. И Коригана знала: если это пойдет на пользу его делу, он не колеблясь пошлет их на верную смерть.
«В этом наше отличие», – сказала она себе, молясь, чтобы это было правдой.
Фарбен сделал вид, будто не заметил, что Чариона и Гален вышли из ее опочивальни вместе, быстро застегивая пояса с мечами и натягивая через голову длинные кольчуги. Собственно, он надеялся, что любовник может улучшить печально известный вспыльчивый нрав королевы.
– Два сигнальных огня? – отрывисто потребовала она ответа. Ну, возможно, это СО ВРЕМЕНЕМ улучшит ее нрав.
– Да, ваше величество.
– Только два?
Фарбен вздохнул. Сколькими способами она собирается задать этот вопрос?
– Да, ваше величество.
Чариона и Гален переглянулись.
– Это означает, что разведчики четтов сильно опережают свою армию, – сделал вывод Гален. – Только так они могли внезапно захватить столько сторожевых постов.
– Возможно, нам повезло, что мы вообще получили предупреждение.
– Я немедля отправлюсь туда с подразделением рыцарей. Посмотрим, не удастся ли нам определить, в каком направлении они наступают.
– Нет, – отрезала Чариона.
Фарбен заметил, как на лице Галена промелькнуло раздражение. О, замечательно. У них обоих нрав как у больших медведей в течке. Только этого двору и не хватало.
– Но нам же надо узнать, какие намерения у Линана, – настаивал Гален.
– Ты думаешь как командир полевой армии, а не армии города, готовящегося к осаде. Мы и так знаем, какие намерения у Линана. Он идет прямо на нас. И нам известно, как быстро может передвигаться армия четтов. Если они не будут здесь к вечеру, то уж к завтрашнему дню прибудут наверняка. Что еще ты сможешь узнать, отправившись со своими рыцарями на север от города? Я имею в виду, помимо того, какое ощущение бывает у проткнутого четтской стрелой.
Гален открыл было рот, собираясь ответить, но мозг у него работал быстрей языка, и он снова закрыл его. Это Фарбен тоже заметил, и решил, что у этого кендрийского аристократа – равно как и у Чарионы, – возможно, все-таки есть какие-то компенсирующие черты.
– Собери своих рыцарей вместе и не пускай их на стены. Я не хочу, чтобы они были привязаны к обороне; для этого у меня есть уйма пехоты. А мне нужны войска для вылазки.
Гален мрачно улыбнулся.
– Это подойдет нам больше всего, – признал он. – А чем собираетесь заняться вы?
– Мое место – с моим народом. Ты сможешь найти меня на стенах.
Они на мгновение остановились, обменявшись взглядом, который Фарбен мог истолковывать, как ему хотелось, и разошлись в разные стороны. Фарбен последовал за Чарионой, сосредоточившись в ожидании инструкций, которые обязательно последуют.
– Во-первых, все мои командиры должны встретиться со мной у главных ворот. Во-вторых, все способные держать оружие должны взять его из арсенала, в том числе и легкораненые. В-третьих, отправь в Кендру почтового голубя. Сообщи им, что через день нас осадят. Спроси у них, не подходит ли к нам на выручку армия. Какие угодно войска. И как насчет Джеса Прадо и его наемников? Где они?
– Да, ваше величество.
Они вышли из дворца и зашагали по центральному проспекту города к главным воротам.
– Ты все еще следуешь за мной, Фарбен?
– На случай, если у вас есть еще какие-то указания, – принялся оправдываться он.
– У меня больше нет указаний, – сказала она. – Пока.
Основная часть сил Линана прибыла под стены Даависа, когда уже почти стемнело. Следуя недвусмысленным указаниям не штурмовать город, четтские знамена держались за пределами досягаемости луков. Когда вскоре после наступления ночи прибыл и Линан, он выслушал доклады командиров знамен и разведчиков, а затем решил проехаться и лично осмотреть городские стены.
– Но ведь темно же, – указал один из офицеров.
– Я все увижу довольно неплохо, – натянуто улыбнулся Линан.
Офицер покраснел.
– Мне не следовало сомневаться…
– Не оправдывайся, – прервал его Линан. – В сомнении нет ничего плохого.
Командиры армии поклонились и вышли; в шатре остались только Коригана, Эйджер и Гудон.
– А насколько хорошо ты видишь ночью? – спросил Эйджер.
– Почти так же хорошо, как ты днем.
– Это говорит отнюдь не о многом. – Эйджер похлопал себя по пустой глазнице.
– Думаю, ночное зрение у меня не хуже, чем у Силоны.
Упоминание имени лесной вампирши заставило всех собравшихся умолкнуть. Линан обвел внимательным взглядом их лица, замечая, что все избегают встречаться с ним взглядом, даже Коригана. Это заставило его почувствовать себя одиноким.
– Мне лучше не медлить, – сказал он, направляясь к лошади.
– Составить тебе компанию? – спросила Коригана.
Линан поднялся в седло и посмотрел с его высоты на маленькую группу своих друзей. В их глазах он увидел любовь и в свою очередь почувствовал прилив любви к ним всем – и гнетущий страх, что ему не удастся защитить их от беды. «Я испытываю к ним отцовские чувства», – подумал Линан, забывая, что он самый младший из всей четверки.
– Да нет, со мной все будет прекрасно, – успокоил он Коригану и чуть тронул шпорами лошадь.
Гудон поехал рядом с ним. Линан улыбнулся ему.
– Не веришь, что со мной все будет прекрасно?
– Что ты, маленький господин, я верю, что с тобой все будет прекрасно, даже если ты искупаешься в Барде посреди стаи джайзру.
Улыбка Линана превратилась в усмешку. Он живо вспомнил ужас и панику, которые ощутил, когда в первый и последний раз столкнулся с летающими угрями. Неуязвим он или нет, ему не хотелось бы вновь пережить тот опыт.
– Тогда ты, должно быть, собираешься сказать мне что-то очень важное и очень мудрое.
– Ты надо мной смеешься, – неискренне обиделся Гудон, отвечая на усмешку Линана.
– В самом деле, – признал Линан. – Так что выкладывай.
Выражение лица Гудона стало более серьезным.
– Ты не сможешь защитить нас, прогоняя от себя.
Линан даже не пытался скрыть удивления.
– Как ты узнал?.. Гудон только рукой махнул.
– Мы слишком многое пережили вместе, чтобы я не понимал, что ты иногда думаешь, а иногда чувствуешь, особенно относительно тех, кто тебе небезразличен. Потеря Камаля ранила тебя глубже, чем ты когда-нибудь признаешься, даже самому себе. Но ведь это же война, Линан, и мы связали свою судьбу с тобой – к добру или к худу. И все мы приняли свое решение самостоятельно. Не поворачивайся к нам спиной, думая, будто тем самым убережешь нас от зла.
Линан покраснел.
– Я никогда не повернусь к тебе спиной, Гудон, и ни к кому из других.
– Не намеренно. Мы твои друзья, Линан, твои товарищи по оружию, а не твои дети.
– Я не забуду, – кивнул Линан.
Гудон улыбнулся.
– Тогда это вся мудрость, какой я хотел поделиться с тобой! – провозгласил он и остановил лошадь, давая Линану проехать вперед.
Но не проехал тот и пятидесяти шагов, как к нему подъехала всадница.
– Куда едешь, Линан? – спросила она.
– Дженроза. У тебя все хорошо?
– Мы должны кое о чем поговорить.
– И ты туда же? А нельзя ли подождать с этим? Я хочу осмотреть стены Даависа…
– Я поеду с тобой, – заявила она таким тоном, который означал: «Я поеду с тобой независимо от того, нравится тебе это или нет».
– Ты пропустила мой вопрос мимо ушей, – заметил Линан.
Словно в доказательство данного наблюдения, Дженроза продолжала игнорировать его. Они вместе выехали из лагеря. Городские стены вырастали перед ними, белея на темной равнине. На взгляд Линана они выглядели внушительными, и он помнил, что они достойно показали себя в противостоянии Салокану. Он подсчитал башни, сумел разглядеть даже шлемы и копья городских стражников, когда те обходили стены дозором. Сперва он поехал на восток, а затем на юг, к берегу Барды. Там он повстречал дозорных из эйдже-ровского клана Океана, с луками поджидавших в засаде любую баржу, какая попытается уплыть из города вниз по течению.
«Мне следовало об этом подумать, – сказал себе Линан. – Что еще я упустил? Что бы сказал мне сейчас Камаль?»
Мысль о Камале наполнила его печалью. У него все еще не нашлось времени толком погоревать о смерти друга. С самой смерти отца, которого Линан лишился в детстве, Камаль всегда был ему учителем и опекуном и любил его, как родного сына. Он взглянул на Дженрозу и понял, что смерть Камаля стала для нее по меньшей мере столь же тяжким горем. Почему она еще не заговорила с ним? Она ведь сказала, что ей надо с ним о чем-то поговорить.
– Я тоскую по Камалю, – сказал он вдруг, удивленный этими словами.
А затем – с неожиданной уверенностью – понял, почему произнес их.
Дженроза выглядела захваченной врасплох. Линан расслышал, как участилось ее дыхание.
– Сейчас не время…
– Именно сейчас самое время, – быстро перебил он. – Мы по-настоящему не разговаривали после его смерти. Не сидели рядом и не говорили как друзья; не вспоминали его вместе как друзья. Я даже с Эйджером ни о чем таком не говорил.
– Я не хочу говорить об этом, – ровным голосом отозвалась она. – Не хочу вспоминать ту боль. Мы в самом разгаре войны, и к концу ее смерть Камаля будет представляться… – Дженроза умолкла. Она собиралась сказать «незначительной», но ложь застряла у нее в горле.
Он потянулся взять ее за руку, но она отшатнулась. Униженный, не зная, что теперь делать, он убрал руку. Дженроза тоже казалась неуверенной и не знала, что сказать и куда смотреть.
Наконец Линан спросил:
– Для чего ты хотела меня видеть?
Какой-то миг Дженроза выглядела так, словно не понимала вопроса.
– Извини, – начала было она, но он оборвал ее взмахом руки.
– Для чего ты хотела меня видеть? – настаивал он, теперь уже сурово.
– На четтов напали в Океанах Травы.
– Да кто может напасть на четтов? – с явным недоверием спросил он.
– Враг, сражающийся пешим, со знаменем, изображающим птицу, которой я не узнала.
– Откуда ты об этом знаешь? Что за магия?..
– Сильная магия, как уверяет Подытоживающая. – Дженроза собиралась сказать еще что-то, да передумала.
– Ты уверена, что это не событие, случившееся в отдаленном прошлом? Или еще не случившееся?
Она покачала головой.
– Я применила магию два утра назад. И уверена, что увидела нападение, когда оно происходило.
– Два утра назад? – переспросил он, внезапно разъярясь. – Боже, женщина, отчего ты тогда же не сказала мне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54