— не понял Билл.— Затем, — пояснила Мятникова. — Затем, что эти чемоданы погрузят на самолет, который полетит в твою страну…— А-а-а! — въехал Билл. — Это ты здорово придумала!— Сейчас, тучка прикроет солнце.Она смотрела на светило, щуря глаза, а когда большая черная непогода заслонила его, прокричала:— Вперед, мой славный рыцарь!И опять они побежали в слаженном порыве. И им все удалось. Билл в мгновение распорол резцом саквояж крокодиловой кожи и запрятал свое тело в пахучих шмотках. Мятниковой достался пластиковый кофр, в который она, впрочем, как и ее друг, проникла запросто.Тележка стояла, и Мятникова не знала, когда она тронется. Но ей было приятно лежать в человеческих вещах и думать о новой жизни, о новых крысятах, которых она непременно воспитает по-человечески — добрыми, любящими родителей детьми. Она даже немного задремала, так ей было спокойно, а проснулась, когда тележку качнуло, и она поехала, поскрипывая несмазанной сцепкой.А потом рабочие кидали чемоданы в нутро самолета. Вскоре дверь грузового отделения захлопнулась и, выбравшись из кофра, Мятникова позвала:— Билл!..— Я здесь…— У нас получилось! — радовалась Мятникова.— Мы что, уже летим?— Пока нет, но уже скоро! Запустят двигатели, но ты не бойся шума, так положено!..— Я ничего не боюсь! — опять прихвастнул Билл. — Ты ведь знаешь, я служил в специальном подразделении! Повернись задом!Она решила ему не отказывать, и на несколько мгновений соития ей даже показалось, что она получила удовольствие, как моральное, так и физическое. Он хотел было победно завершить дело производителя, как взревели неожиданно самолетные двигатели. Напуганный герой отпрыгнул от Лили, так и не запустив в ее лоно свое горячее семя.— Не бойся! — прокричала она. — Мы взлетаем!Мятникова почувствовала, как самолет вырулил на взлетную площадку, услышала характерное для взлета завывание и взялась коготками за какую-то веревку.— Держись!Билл просто нырнул в свой крокодиловый саквояж и на нервной почве съел в нем зубную пасту вместе со щеткой, а также надкусил бумажник с денежными купюрами и пластиковыми картами.Наконец, они взлетели, и двигатели стали работать тише.— Ты слышишь меня? — спросила Мятникова.— Слышу, — ответил Билл. — Теперь-то мы, наконец, летим?— Летим, — ответила она просто.— Хорошо.Он появился из саквояжа с перепачканной «колгейтом» мордой, а она вытащила из кофра теплый плед из ангоры. Увидела своего героя и рассмеялась. Разложила плед, и они легли рядом. Легли и заснули, так как предыдущий день был тяжек для них обоих.Проснулась она совсем счастливой. Размеренно гудели двигатели «Боинга», все фантазии и надежды осуществились даже во сне, а потому Лиля просто лежала с закрытыми глазами и думала о себе, как о Лиле Брик, а о Билле, как о Маяковском… Маяковский тоже бывал в Америке…Все ее романтические мечтания сопровождал привычный звук обрабатываемого металла. Так обычно точил свои зубы толстый крыс… А ведь он мог перегрызть титан… Сильное, необыкновенное животное!..Она неожиданно ужаснулась этому звуку, открыла глаза и вскочила на лапы. Огляделась, ища Билла.Медалист как раз заканчивал с очередной связкой проводки. Металлическая крошка так и летела в разные стороны.— Что ты делаешь! — закричала она.— А что такое? — не отрываясь, поинтересовался он. — Дело обычное, точу зубы… Больно металл мягок…— Немедленно перестань! Это же самолет, и ты нас погубишь! Наши мечты!..Но было уже поздно. Билл превратил в металлическую труху несколько метров проводов, и пилоты в кабине гигантской машины потеряли не только связь с землей, но и управление самолетом. Рули отказали, и весь экипаж сидел с открытыми ртами, понимая, что если не произойдет чуда, то через несколько минут самолет сорвется с курса, и тогда…Чуда не произошло. Умная машина, чьи мозги обескровил Билл своими гигиеническими процедурами, несколько раз клюнула пространство, а потом сорвалась в штопор.— Как тихо! — с удовлетворением оценил Билл.А потом его и Мятникову охватила невесомость. Кишки похолодели и словно поплыли отдельно от тел.— Мы гибнем! — проговорила Лиля.— Чегой-то?— Мы падаем!..— Куда? — удивлено поинтересовался он.— На землю!— В мою страну?За бортом «Боинга» нарастал ужасающий свист, и, казалось, были слышны крики и предсмертные вопли людей.— Ты сгрыз что-то важное, и теперь самолет падает! — пыталась объяснить объятая ужасом Мятникова.— Я всегда делаю то, что важно!— Сейчас ты сделал самое важное в своей жизни! Через несколько мгновений мы умрем!— Я — здоров. У меня прекрасное самочувствие и отличная живучесть!— Идиот! — успела проговорить она и потеряла возможность мыслить.А потом удар!«Боинг», захлебываясь, развалился на три части и пошел ко дну Атлантического океана.К этому моменту на борту самолета не осталось ни одного живого человека, лишь две гигантские крысы выдержали перегрузки и теперь, задержав дыхание, мощно работая лапами, пытались вынырнуть на поверхность.Мятникова первая выскочила на океанский простор и хватала, хватала воздух зубастой пастью, стараясь успокоить сердце, которое, казалось, готово было лопнуть.Он вынырнул на поверхность минутой позже. Дышал спокойно, видимо, ему, действительно, всунули в голову какой-то чип.— Это Америка? — поинтересовался Билл.— Ага, — подтвердила она со злостью.— А где земля? Ты говорила, что мы падаем на землю!..— Я ошиблась… Под нами целый километр воды, а до Америки их уж точно пара тысяч.— Далеко, — констатировал крыс, бултыхая лапами по воде, как собака.— Погибли сотни людей! — взорвалось сознание Мятниковой.— Хорошо, что мы не люди! Надо плыть в Америку!От осознания, что натворил Билл, который не понимал произошедшего, Мятникова хотела добровольно хлебнугь воды и утонуть, но сил не хватило на собственную смерть, а потому она сказала, что до Америки плыть два года.— Я плохо плаваю, — признался Билл. — И потом, мне жить осталось меньше года. Я ведь не молод…Она ничего не ответила, просто поплыла на восток. Он засучил лапами вслед за ней, но с каждым ее гребком отставал все больше и больше.Она вспомнила, что была двукратной чемпионкой Европы по плаванию, а потому передвигалась в воде с необычайной легкостью.— Эй! — кричал он. — Подожди! У меня кончаются силы!Она желала, чтобы он умер, как умерли ее мечты и мечты еще сотен людей, покоившихся сейчас на океанском дне, а потому подождала его, решив полюбоваться, как толстая тварь пойдет ко дну.Билл вскоре подплыл и рассказал, что вода соленая, что ее пить нельзя — рвет.Он был хитрым и совсем не хотел умирать, а потому неожиданно рванул к Мятниковой и вцепился зубами в ее хвост. Она попыталась было поднырнуть под него и царапнуть по пузу когтями, но встретила его когти, поранившись до крови.— Плыви! — приказал он. — Ты хорошо плаваешь, а потому должна спасать меня!— Ты!… Ты!…Она не нашлась, что бы такого сказать убийственного, дабы ранить хотя бы его самолюбие, коли не тело. К тому же соль разъедала порезы на боку, а солнце нагревало голову, и пришлось нырнуть, дабы остудиться.— Ну, плыви, плыви! — поторопил Билл. — Спасай меня!..И она поплыла. Сказала лишь:— Меня ненадолго хватит! Нет пресной воды, еды… Мы утонем!— Ты постарайся! Я очень важная персона!И опять ей нечего было сказать ему в ответ. Злость сбивала дыхание, и Мятниковой то и дело приходилось прихлебывать соленой воды.— Ты — собачий медалист!— Говорят, что собаки умнее человека, — ответил крыс. — Конечно, не все…Его невозможно было пробить. Она знала, что и пытаться не стоит. Нет у него такого органа, нет у мерзкой крысы души!Дальше они плыли в полном молчании. Удивительно, но Лиля совсем не уставала, словно была крысой водяной, а не сухопутной… Наступила ночь, и над океаном зависла огромная желтая луна.— Как моя медаль, — сравнил Билл.Луна светила щедро, и при этом грустном подобии солнца, в заемных лучах, Мятникова вдруг увидела рыбку, которую автоматически схватила зубами и тотчас проглотила, не жуя. А потом другую… И еще несколько поймала, набив мягкими косточками и плавниками живот…К утру она вдруг почувствовала ужасающую боль в хвосте.— Что ты делаешь?!. — закричала Лиля.— Я ем, — ответил Билл.— Что ты ешь?— Твой хвост!— Ах, ты паразит! — закричала она, вновь попыталась поднырнуть под крыса, чтобы нанести ему рану, но он так ей врезал по животу…— Не могу же я умереть голодной смертью! — пояснил. — Но ты не волнуйся, я буду есть твой хвост по частям. Надо экономить! На сегодня я закончил!..— Ты — редкая сволочь! Я тебя спасаю, а ты меня ешь!..— Если спасаешь, то спасай до конца!— Хочешь, я поймаю тебе рыбу?— Тогда мне придется тебя отпустить, — подумал Билл вслух. — И ты уплывешь. Следовательно, я погибну… Буду есть твой хвост…— Тебе никогда не стать человеком! — в сердцах произнесла Мятникова.— Это правда…— Так и сдохнешь крысой!— Боюсь, тебя ожидает то же самое…Вдруг она осознала его слова, так ясно и так драматично, что слезы брызнули из глаз! А ведь все из-за него! Не будь Билла, жила бы Мятникова в своем человеческом теле… Она зажмурилась изо всех сил и проговорила про себя из какой-то детской сказки:— Вот я, вот я, превращаюсь в ЧЕЛОВЕКА!После этих слов, она посчитала до трех и открыла глаза, вновь обнаружив крысиные лапы, неутомимо двигающиеся в воде.— Ты — глупая! — частично подслушал мысли подруги Билл. — Все животные хотят стать людьми, но еще никто и никогда не осуществил своей мечты!— Ты тоже хочешь стать человеком?— Конечно.— Чтобы ты стал тогда делать?— Я бы вставлял глупым крысам чипы в мозги, ел бы колбасу и был бы, как Слизкин.— А каким был Слизкин? — спросила Мятникова, продолжая плакать.— Он научил меня всему. Был заботлив, самоотвержен…— Что тебе мешает быть заботливым, самоотверженным?— Инстинкт самосохранения. У людей его очень мало… Когда-то Слизкин рассказал мне, что грызунов в пять раз больше, чем всех остальных млекопитающих, вместе взятых. Потому что мы знаем самую главную цель всякого существа — выжить! Я выживаю и потому ем твой хвост…Дальше они вновь плыли молча. Ей вновь ночью попалась стайка рыбешек, и она поела. А утром он опять откусил часть ее хвоста.На это раз она не закричала, а лишь сдавленно застонала.И вновь они плыли.Она вдруг поняла, что, когда он доест ее хвост, то примется пожирать и ее саму.— Совершенно верно, — подтвердил Билл. — Но я тебя экономлю…— Спасибо…Еще три раза Билл откусывал от ее хвоста, а потом она увидела большой белый корабль, стоящий под светом луны, словно волшебный. Там, наверху, на палубе, играла музыка, звучал человеческий смех, взлетали яркими снопами петарды и салюты.— «Академик Иванов», — прочитала Мятникова на борту и увидела толстенную якорную цепь, уходившую в пучину морскую. — Мы спасены!— Да? — обрадовался Билл.— Мы заберемся по этой цепи в трюм корабля, и он отвезет нас на землю.Так и сделали. Лезли вверх, словно горную вершину штурмовали…А потом мчались с быстротой молнии, метались среди человеческих ног под истошный женский визг, пока, наконец, не скатились по лестнице со средней палубы в трюм.Дышали тяжело и печально.А наверху богатые женщины выговаривали капитану:— У вас крысы на борту!— Такие огромные, как медведи! — истерически вскрикивала тетя, габаритами не уступающая гималайской породе.— Защитите наших женщин и детей от инфекций! — слышались голоса.Капитан был мужчиной тертым. Его уравновешенность не могла поколебать и сотня истерических женщин. Он взял в одну руку бокал с шампанским, в другую микрофон, подул в него и произнес маленькую речь.— Уважаемые дамы и господа! — продемонстрировал капитан чудесный бас. — Вы все образованные люди и, конечно, читали много художественной литературы, в которой описываются всевозможные крушения кораблей. Вы все прекрасно знаете, что первыми покидают судно… Кто?— Крысы… — загудело общество.— Правильно. Отсюда вывод: на нашем корабле крысы есть, а значит…— Значит, мы не тонем, — проверещала худющая брюнетка в декольте.— Слава Богу! — вскричал капитан. — На нашем корабле есть женщина-логик! И за нее я хочу поднять этот бокал! — Он лишь слегка пригубил, профессионально отметил восстановившееся спокойствие и незаметно кивнул ансамблю…— Feelings… — услышала доносящееся с палубы Мятникова. Это была ее любимая песня, в которой говорилось о чувствах, которых у нее никогда не было… Или почти не было… Эх, Коровкин…В этот момент пришлось забыть о музыке, так как Лиля почувствовала, что в трюме они с Биллом совсем не одни. Глаза привыкли к темноте, и спасенные рассмотрели с десяток крыс, совсем не маленького размера, которые, пригнув головы, медленно приближались к непрошенным гостям.— Нас здесь не ждали, — оценил Билл.— Порвут на коврики, — предположила Мятникова.— Небоись…За крупными крысами подкрадывались и мелкие, сверкая в темноте красными глазами.— Сейчас бросятся, — предупредил Билл. — Иди ко мне за спину!..Она вовсе не ожидала от него такого благородства, но среагировала быстро, укрывшись за его толстым задом.То, как дрался Билл, можно было назвать искусством. Все его движения были молниеносно быстры, но и изящно ленивы. Он ничуть не волновался, вспарывая хозяевам животы, перекусывая глотки. Одной лапой вообще не пользовался, да и с места не сходил, так что Лиля ощущала себя, как в театре… Биллу понадобилось минут семь-восемь, чтобы навалить кучу трупов, на которую он взобрался, продемонстрировал перетрусившей мелочи медаль и яростно пискнул в отступившую толпу, объявив себя вожаком.Несогласных не было, новеньким выделили самое сухое место в трюме, и жизнь пошла своим чередом. Хвост у Мятниковои, а вернее, его обрубок, зажил в один день, Билл иногда подходил к ней сзади, и она, вновь беременная, слушала вечерами свою любимую песню.— Feelings… — соблазнял одиноких капитан.А потом они неожиданно приплыли. Мятникова услышала, как женский голос вещал через громкоговоритель:— Внимание, внимание!.. Наш «Академик Иванов» пришвартовался в порту города-героя Новороссийска. Господ, прибывших первым классом, ожидает автобус «мерседес» с номерным знаком 34-41. Остальные отправятся комфортабельными автобусами «Икарус» к поезду, отбывающему через два часа в столицу нашей Родины город Москву.— Какая Москва? — крякнул Билл. — Соединенные Штаты Америки где?..— Скажи спасибо, что жив остался!..Американский герой Билл вдруг стал грустным и в дальнейшем безропотно подчинялся Мятниковой.Им вновь удалось пробраться в багаж, и следовали они до Москвы в полном комфорте. По пути она родила шестерых крысят, которых Билл есть отказался, но они и сами померли, так как у Мятниковои не оказалось молока.Билл всю дорогу молчал и даже на вопросы подруги не отвечал. Лишь когда они мчались галопом через весь Курский вокзал, вдруг проговорил:— Слизкин… Василий Кузьмич…И здесь она решила его бросить. Забыть навсегда мелочного героя с чипом в башке и без души в груди.Она напрягла все свои силы, отпрыгнула в сторону и стрелой полетела к какой-то торчащей из земли трубе. Собираясь нырнуть в нее, она лишь на мгновение глянула назад, обнаружив Билла сидящим по-собачьи и грустно смотрящим ей вслед. И совсем не блестела на солнце медаль. Истерлась позолота…Она бежала по каким-то коммуникациям и плакала. Сама не знала о чем. Наверное, ей больше не хотелось быть крысой, не хотелось рожать мертвых детенышей и подставлять свой зад по первой прихоти какого-то урода… Она услышала под землей звуки метро и поняла, что поедет домой. Она вернется на свою блочную Родину, прогрызет в двери квартиры дыру и будет жить по-человечьи… В крысином облике… 19 Вова Рыбаков пролежал на полу недвижимым два дня. Истощился до предпоследнего дыхания, а когда все же пополз на кухню хлебнуть из-под крана воды, обнаружил по пути прямоугольный листок, на котором было написано по-иностранному и имелась пропечатанная цифра с многочисленными нулями.«Это же мой кленовый лист! — осознал Вова. — Бывший…»Дополз до ванной и обнаружил там тысячи таких же прямоугольных листков с аналогичными буквами и цифрами.— Что же это такое? — сдавленно спросил он у потолка.Выбежал на улицу и сразу к деревьям. Уже подбегая, хватался ладошкой за сердце…Возле некоторых осин и кленов стояли люди и обсуждали происходящее.— Аномалия какая-то, — поставил диагноз мужик с напряженно-умным лицом и с крестом пластыря на лбу. — Катаклизм…— Симпатичные, — порадовалась старушка из шестого подъезда. — Обратная сторона пустая, можно блокнотики делать для записей.— И сметать их легче, чем листья, — поддержала радость дворничиха. — А уж как горят!..— Осени не будет, — тихонько проговорил Вова Рыбаков.— А кто любит ее, эту твою осень! — осклабился мужик с пластырем. — Только Пушкин. А Пушкина замочили лет триста назад! Ты тоже Пушкин?— Нет, я — Рыбаков, — признался Вова, вспоминая, какие хорошие рисунки были у классика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25