— Я не подписывался на войну!— А два косаря зелеными тебе за что положили? За мирный труд в Сочинском зверохозяйстве?— А я думал, две рублями, — залыбился Жбан. — За две зеленых я хоть в эпицентр ядерного взрыва.Опять все заржали.Василий Кузьмич выждал укрепление положительных эмоций в команде и произнес высокопарно:— Вы должны стать элитой!.. Сейчас всем все понятно?Мужики закивали головами.— Тогда можете идти к клеткам и выбирать себе питомцев!Первым делом Андрюшка бросился к гиене, трусливо поджимающей зад, но ощеривающей пасть, пугая набором великолепных резцов, которым даже кавказец похвастаться не может. Ну, где еще такую животину вблизи увидишь!— Ну-ну, милая! — вполз Слизкин в самую клетку. — Чего ты боишься!..Его взгляд встретился с взглядом гиены, она сразу же успокоилась и улеглась на пол, усыпанный опилками, высунув несоразмерно длинный фиолетовый язык.Андрюшкины флюиды проникали в мозг зверя, делая того ручным. Слизкин подползал все ближе к пятнистой шкуре, пока не услышал дыхание хищника. Положил руку сначала на длинную шею с гривой, будто у пони, поворошил пальцами, а затем медленно опустил руку к животу, нащупав твердые сосочки и ощутив биение сердца — почти бешенное. Но тепло его руки заставило сердце гиены стучать медленнее. Парень приговаривал: «Все хорошо, милая», — и звериный ритм замедлился, словно человечий.Слизкин совершенно не чувствовал, как пристально наблюдает за ним Василий Кузьмич, как глаза капитана щурятся от наслаждения открывшейся картиной. Андрюшка занимался любимым делом, а потому был погружен в него без обмана.Неожиданно взвыл Зыков. Его боднула коза, с которой он пытался найти что-нибудь общее.— Э-э-э! — прокричал Василий Кузьмич. — У коз нюх хуже, чем у человека. Мы ее для молока держим!— Табличку бы повесили! — обиженно откликнулся Зыков. — Я-то, под козла косил, чтобы она меня за своего приняла!В клетках вновь заржали, а вслед за людьми залаяли собаки, затявкала лисица, даже черепахи удивленно созерцали этот мир.— А с рысью так можешь? — услышал Андрюшка вопрос Василия Кузьмича.— Чего ж, и с рысью могу!Слизкин встал в клетке, а к его ногам жалась гиена, сердце которой опять стучало о грудину, как клюв дятла по древесному стволу.— Пробовал?— Не-а.— Откуда тогда уверенность?— Не знаю.— Тогда иди.— Пойду.Андрюшка почапал к клетке с рысью, думая — до чего хороша гиена, какое чудесное создание природы. Красавица!Рысь с глазами рассерженной цыганки по-прежнему металась в клетке, выделывая немыслимые пируэты. Она то и дело рыкала, так что обычному человеку даже на пять метров к клетке было страшно подходить.А этот парень, с его больными костями, доковылял до дверки, буднично щелкнул шпингалетом и полез в клетку, неуклюже отклячив зад, с трудом пролезший в дверь.Он еще не успел обернуться, а кошка, прижав уши с кисточками к черепу, уже летела к человеческой спине, выпустив серповидные когти, чтобы разорвать плоть до души.Василий Кузьмич уже дергал застежку кобуры, но Слизкин в самый последний момент успел повернуться грудью и поглядеть в наполненные ненавистью очи рыси…Она приземлилась к нему на грудь, как домашняя кошка, спланировав мягко и нежно.Слизкин краем глаза увидел в руках капитана пистолет и успел выкрикнуть:— Не стреляйте!Затем обнял кошку за шею, словно та девушкой была, и сам мурлыкал от удовольствия, когда непокорная вдруг стала лизать его в самые губы, щекоча длинными усами.— Ишь, баловница! — шептал счастливый Андрюшка. — Славная девочка…Василий Кузьмич утер пот со лба и вложил пистолет в кобуру.— Давай, парень, вылезай! — приказал капитан.— Еще немножечко, — попросил Слизкин, словно ребенок.— Он сейчас ее трахнет! — прокомментировал Зыков.— Он хоть кошку, — ответил Мозгин, нашедший какой-то спокойный молчаливый контакт с немецкой овчаркой. — А ты козу!Хороший парень Зыков ни на что не обижался. Но у него из всех присутствующих был самый неважный результат. После козы он попробовал приласкать коккера, но собачка только истерически взвизгивала и жалась в угол, путаясь в длинных ушах… Зато у Жбана все получилось. Таксы целым выводком смотрели ему в лицо, словно вверяя свои судьбы странному русскому мужику с добрыми глазами.Потом был обед, а после другая группа животных, в другом вольере, поделенном на клетки. Кабаны, волк, две белки, барсук, скунс и карликовая пони, хрустящая яблочками-китайками.Слизкин в этот раз занимался маленькой лошадкой, а Зыкову вновь не повезло. Скунс пустил ему вонючую струю прямо в лицо, за что получил сильного пинка. Казалось, Василий Кузьмич ничего не видел такого, смотрел на Мозгина, который вновь нашел молчаливое согласие о партнерстве у волка, с тощими боками, но с таким крепким взглядом. Жбан забавлялся с белками, которые даже в рот к нему залезали, выискивая съестное… Мужик посмеивался, пока одна из самых ловких не сдернула коронку с зуба…Вечером ужинали, а когда потянуло ко сну, Василий Кузьмич вдруг произнес страшное:— Зыков отчислен!— За что? — обалдел тот.— Можете переночевать, а после завтрака на автобус!— За что?!! — оборотился ко всем весельчак.Но все потупили сытые взгляды в ламинированный пол, прекрасно зная, за что.Зыков сразу сник, не получив поддержки товарищей, сказал всем «до свидания» и пошел в комнату, где спал прошлую ночь с Чеботаренко, который, наверное, уже лежал в своей кровати на гражданке.А утром Зыкова уже не было на объекте 1932, зато во время завтрака завыл многочисленными децибелами сигнал тревоги, который заставил всех сорваться со своих мест и бежать за Василием Кузьмичем.То, что они увидели во дворе, где находились клетки с животными, повергло всех в тяжелый шок. Было такое ощущение, что в зверинце побывал десяток живодеров. Все животные были перебиты с особой жестокостью. Овчаркам посносили головы топором, который валялся здесь же, под ногами, окровавленный. Таксам просто свернули шеи, они лежали в лужах крови, словно спали.— А-а-а! — простонал Жбан, закрыв лицо руками.А у Слизкина даже стона не получалось, когда он глядел на гиену, череп которой был сплющен сучковатым поленом. Вырванный глаз, зарывшийся в опилки, казалось, смотрел укоризненно, с немым вопросом: «Зачем вы меня сюда из Африки притащили»?Лисица пропала из клетки вовсе, а красавица рысь лежала на спине, словно женщина, закусив краешек языка, с неживыми стеклянными глазами. Лишь только коза осталась в этом мире и истошно блеяла, расстроенная кровавыми пятнами на своих снежных боках.Лицо Василия Кузьмича было белее самого белого мрамора, когда он трогал кончиками пальцев расколотые черепашьи панцири.Все хотели было бежать в соседний двор, но капитан приказал возвращаться, пошел сам, в сопровождении двух прапоров.Через полчаса вернулся, с пустыми глазами и поникшими плечами.— Всех? — спросил Мозгин.Василий Кузьмич кивнул.— И пони?!. — не удержался Слизкин.— Всем отдыхать до завтра! — приказал капитан.Мужики до вечера просидели в столовой, обсуждая произошедшую бойню.— Ну, Зыков!.. — выдавил Жбан. — Сука! Передавил моих, как кутят!— Я бы его, — признался Мозгин. — Я бы его в отхожее место отправил жить. Китайцы так делали. Ноги, руки отрубали, слуха лишали, глаза выкалывали, оставляли только обоняние. Потом выхаживали обрубочек и помещали жить в сортир. Никаких контактов с внешним миром, только путем обоняния. Дыши, сколько хочешь!Все представили себе такое наказание, а впечатлительного Андрюшку чуть не стошнило.К ужину привезли Зыкова.У него заплыл синяком правый глаз, а губы разрослись до негритянских и кровоточили.— За что, ребята? — просипел он, показанный товарищам лишь на минуту.Ответа не получил, его утащили неизвестно куда.— А все зависть человеческая, — поставил диагноз Жбан.Все были согласны и надеялись, что с Зыковым произведут процедуры, описанные сообществу Мозгиным.В эту ночь засыпали особенно тяжело и мучились до рассвета кошмарами. А потом провыла слишком ранняя сирена, и мужики потянулись к выходу.Оказалось совсем рано. Земля еще не отпустила предрассветного тумана, трава была мокрой, а на деревянном чурбане сидел живодер Зыков и, обхватив голову руками, плакал.Слизкин подумал, что Зыкова сейчас расстреляют перед всеми, лишат жизни, отчего его неокрепшее сердце дрогнуло.Здесь же, в компании прапоров, находился и Стеклов. Он улыбался как-то странно, и Андрюшка подумал, что его простили и не отчислили. Может быть, он станет расстреливать Зыкова.Из тумана шагнул на всеобщее обозрение Василий Кузьмич и быстрым шагом подошел к плачущему Зыкову. Он присел перед ним на колени, взял за плечи и проговорил:— Прости! Прости, если можешь!Никто не понимал, что происходит, лишь Зыков теперь рыдал в голос.Капитан поднялся и оборотился к подчиненным:— Стеклов это.Шоковое известие для всех. Смотрели на улыбающуюся сволочь и думали, что через него мог невинный человек погибнуть.— Расстрелять! — высказался Жбан, переполненный, как пивная бочка пивом, эмоциями.— Я тебе расстреляю! — прикрикнул Василий Кузьмич. — В партизанском отряде, что ли?— Ну, бля, уроды! — с похабной улыбочкой выругался Стеклов. — Козлы вонючие! Я вам козу специально оставил, чтобы вы плодились и размножались!— Слизкин! — позвал капитан.— Я!— Хочешь ударить?— Нет, — не раздумывая, ответил Андрюшка. — Я не за самосуд!— Не бойся, парень! Мы его подержим!— Давай, Дрюча! — умолял Жбан.— Сказал — нет!— Можно, я? — вызвался Мозгин.— Увести! — скомандовал капитан.Прапорщики тотчас уволокли Стеклова в туман, а Василий Кузьмич вновь подошел к Зыкову. Тот уже не плакал, сидел камнем на пеньке.— Прости… — Потом обратился к мужикам: — Всем спать! — и тоже шагнул в туман.А мужики не расходились, собирались с духом. Все прошли мимо Зыкова, каждый похлопал несчастливца по плечу и произнес свое «прости».Конечно, Зыкова отправили на гражданку, по причине сломанной психики. Что стало со Стекловым, народ так и не узнал. Василий Кузьмич молчал и на приставания только морщился.После этого случая мужики были разобщены и посещали лишь теоретические занятия по подрывному делу. Сидели по шесть-восемь часов, прожевывая лекции о всевозможных взрывчатых веществах, о закладках и промышленных минах, о самодельщине и много еще о чем. Все это хозяйство показывали на экране со слайдоскопа, чтобы в мозгах отпечатывалось. После занятий ели, а потом чистили и скоблили от крови клетки. И так почти целый месяц.— Зачем столько чистим? — поинтересовался Жбан. — Уже десять слоев сняли!— Новых животных скоро завезут, — объяснил Василий Кузьмич. — Чтобы запаха крови не чувствовали.— А как скоро? — спросил Андрюшка.— Скоро. Вы, Слизким, зайдите сегодня ко мне в тринадцать ноль-ноль.— Есть.— Да, — вспомнил капитан. — В субботу присяга…Настроение у мужиков заметно улучшилось от сообщения про новых животных, а присягу уже проходили, не внове!В тринадцать ноль-ноль Слизкин прибыл к капитану. Хотел было сесть на табурет…— Не здесь будем разговаривать! — упредил Василий Кузьмич. — Следуй за мной.Они вышли из административного здания и в сопровождении прапоров углубились в лес. Шли минут тридцать, пока не открылась поляна, где стоял одноэтажный дом без окон, окруженный высоким забором с колючей проволокой кольцами, защищенный четырьмя вышками с пулеметчиками.Затрещала рация, в которую Василий Кузьмич проговорил пароль: «Я — Каин». Услышал в ответ: «Я твой брат — Авель», — и пулеметчики расслабились.Открылись металлические ворота. Маленькую группу прибывших встретила женщина лет двадцати восьми, с немодной белой косой, одетая в медицинский халат.— Здрасте, Василий Кузьмич! — поздоровалась.— Привет, Женечка! — тепло улыбнулся капитан. — Принимай пополнение!— Какое же это пополнение? — развела Женечка руками.Слизкин хотел было обидеться за то, что его с ходу лажают, но женщина пояснила:— Он же единственный здесь штатский.— В субботу присягнет! Зато специалист высокой квалификации!— Такой молодой? Генетик?— Контактер, — пояснил капитан.— А-а, — потеряла интерес Женечка. — Ну, пойдемте обедать.Ели борщ и картошку с грибами. После Василий Кузьмич повел Андрюшку осматривать место дислокации. Сопровождала их Женечка, и Слизкин был рад, что прапора остались в столовой наедаться впрок.Первая комната, в которую они попали, мучила глаза ярким светом, и было в ней жарко от тепловых нагревателей.Андрюшка увидел большой аквариум по центру, а в нем сотни белых мышек копошились.— Удавам, что ли, на прокорм разводите? — поинтересовался парень.— Не торопись!В следующей комнате, в отгороженном прозрачным пластиком углу, шныряли такие же белые, как и мыши, лабораторные крысы. К головам многих были прикреплены какие-то провода, или антенки.— Хочешь фокус? — спросила Женечка, видя, что Андрюшку грызуны не впечатлили вовсе.Слизкин пожал плечами, мол, не я здесь хозяин, делайте, что хотите.Женщина достала из кармана маленький пульт, похожий на те, которыми автомобили открывают, нажала на кнопочку, раздалась негромкая музыка, а крыски вдруг, словно солдаты, повернулись в одну сторону и почти шаг в шаг пошли на север.— Здорово? — поинтересовалась Женечка.— Ничего, — ответил Андрюшка.Она нажала на другую кнопочку. Крысы словно по команде развернулись и потопали на юг.— Ну? — посмотрела на парня Женечка.— Наверное, слабые токи на участки мозга воздействуют. Вот и весь фокус.— Гляди, какой умный!— А я что тебе говорил, — заулыбался довольный Василий Кузьмич. — Парень что надо! Главное показывай!В третьей комнате освещение было, наоборот, тусклым. Но то, что увидел Андрюшка, привело его существо в полный восторг. Две огромных крысы черной масти, одна почти метр в длину, другая сантиметров восемьдесят, но с толстым брюхом, стояли посреди комнаты, обитой листовым железом, и грызли какие-то бруски. Стоял металлический скрежет, как если бы кто-то мучил напильником тонкий дюралевый лист.Крысы коротко поглядели на вошедших почти человечьими глазами с длинными ресницами и продолжили свое дело.— Знаешь, что они грызут? — в восторге тряхнул Андрюшку за руку Василий Кузьмич. — Знаешь? Это — титановые бруски! Металл такой есть наикрепчайший, слыхал?Слизкин был потрясен. Хрен с ним, с металлом! Он был потрясен могуществом природы, которая способна фантазировать так высоко и тонко.— Я буду с ними работать?! — спросил он, затаив дыхание.— Будешь, будешь! — уверил капитан. — Но только под контролем Женечки!Полночи Слизкин не спал, все грезил о контакте с выдающимися грызунами, а потом пришла Женечка и сделала его мужчиной.Андрюшка не понимал, что с ним происходит, лежал на спине, открыв рот в безмолвном крике, чувствуя, как его плоть находится в чужой плоти, как прыгает перед глазами, то вверх, то вниз, аккуратный пупок, похожий на поплавок, как крепкие зубы кусают его за худосочные плечи и хлещет, хлещет по щекам коса.«Распутная девка, — мелькало в мозгу. — В распутстве, что ли, счастье?..»Наконец, Женечка угомонилась, прокричав напоследок напуганной курицей. Слизкин лишь скромно и коротко простонал.— Большой, — похвалила девушка.— Да, — поддержал Андрюшка. — Выдающийся самец этот крыс!Она засмеялась и сунула руку в неприличное место, отчего у Слизкина ягодицы напряглись.— Во, дурак!— Я не дурак. Был бы дураком, здесь бы не находился.— Да ты еще и бахвал! — она вдруг сделала серьезные глаза. — А еще я окончила музыкальную школу по классу флейты…— Немодный инструмент, — заметил Андрюшка.— Зато язык умелый, — прошептала девушка и сыграла ноктюрн Шопена на достоинстве Слизкина, от чего тот чуть умом не тронулся, трижды опустошался, да так ярко, что думал, не выдержит, помрет!Она улыбалась потом совершенно неприлично, отправив внутрь желудка его девственное семя, блестела губами и говорила, что работа ей нравится, только скучно малость здесь без общества. Офицеров нет, кроме Василия Кузьмича!— А прапорщики?— У тех пола вообще нет. Они телохранители.— Так ты, значит, со мною со скуки? — предположил Андрюшка. — За неимением другого материала?— О-о-о, — простонала Женечка. — Тебе-то что, со скуки или из баловства? Если бы я жила в Японии, только за то, чтобы провести со мною вечер, какой-нибудь самурай заплатил бы две тысячи долларов. Это без интима!— За что это?— Там ценят флейтисток. У них, у япошек, фантазия развита прекрасно! А уж за работу языком заплатят мою годовую российскую зарплату.— Чего ж не едешь в Японию? — полюбопытствовал Андрюшка.— Я ж не шлюха! Я научный работник!— Расскажи про крыс, научный работник!— А чего про них рассказывать… Мальчик — американец, Дейв, девочка — русская, Варя. Беременная.— Это я заметил.— Дня через два разродится. Ты себе и выберешь крысеныша для воспитания. С ними надо с самого начала. Геном крысы на девяносто пять процентов схож с человечьим, а соображают они в пять раз лучше любой собаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25