Если мелькали ранее сомнения, то сейчас она была бой-бабой, нашла в себе силы, откупорила 0,75 «Московской», взяла стакан и налила до краев.— Пей, волшебник! — протянула руку с посудой, чуть пролила, и несколько капель потекли по ее пухлой руке.Вова принял, сетуя, что посуда единственная, есть, правда, другая — фужер хрустальный, но он с трещиной, а это — плохая примета.— Пей, любезный, — подбодрила Зинка. — Я уж после…— Ну, хорошо тогда… Я поехал…Он держал наполненный до краев стакан двумя пальцами, и Зюкина удивлялась, как тот не выскользнет, так как остальные части Вовиного тела потрясывало заметно.— Ух!.. — утерся художник рукавом.— Угощайся, родной!Зюкина подвинула ближе к Вове упаковочную бумажку, на которой имелись и селедочка, и колбаска, и кусок вафельного торта…Пока творец закусывал, она по-мужски плеснула себе, коротко выдохнула носом и выпила стакан в два глотка.— О! — только и выговорил Вова.— А ты как думал! — хмыкнула Зинка, чей желудок омыло горячим приливом. В глазах бабы заблестело, она взяла с бумажки торт и громко хрустнула вафлями. — А чего у тебя окно открыто? — поинтересовалась, слизывая с губ вместе с красной помадой шоколад.— Да так, — застеснялся Рыбаков, вспоминая непристойные жесты.— На звезды смотрел? — криво улыбнулась Зюкина, наливая Вове опять до краев.— Ага…Он кивнул и вновь взялся за стекло двумя перстами… Водка маленьким водопадиком, весело журча, прокатилась по кишочкам и стекла в одно озерцо, которое быстро всасывалось в кровь… Куснул от селедки хвост вместе с костями. Заулыбался от прилива настроения и от того, что благодетельница Зинка вдруг щипнула его за ягодицу. Было стеснительно, но вместе с тем возникло некое старое и забытое ощущение. Так плоть вспоминает вместо ударов плетью поглаживание нежной руки.Вова хихикнул и даже отодвинулся, совсем не желая вспоминать. Плеть для него была привычнее, а потому, чтобы сгладить свое волнение, он теперь сам глотнул «Московской» прямо из горла и так широко улыбнулся Зюкиной, что та подивилась зубам гения, будто на выставку чудес стамоталогии попала. У этого бомжары были все зубы на месте. Мало того, белизна их, крупных, с зубчиками на кончиках, как у детишек, просто слепила. Зинка от удивления открыла свой рот и заблестела в ответ золотом.— Покажи мне звезды! — жарко попросила она. — Где Венера?— Я не знаю звезд, — испугался Вова.— Тогда я тебе покажу!Зюкина подтащила Рыбакова к окну и стала тыкать пальцем в небо наугад.— Это — Большая медведица! — она клонила пьяненького художника к подоконнику. — Это — Млечная дорога, это — просто Луна!.. Видишь?— Нет, — признался Вова, не в силах распрямиться под тяжестью Зинкиной руки.— Не видишь? — вскричала она.— Нет… — подтвердил он.— Тогда давай, вали в небо! Там разглядишь!Зюкина взяла одной рукой Вову за шиворот, другой за ягодицы в растянутых трениках, раскачала его на счет раз-два-три и выкинула гения из окна в небо.Не дожидаясь звука упавшего тела, продавщица кинулась к стене и ножом стала снимать обои с ангелом. Фактура отваливалась легко, как во всех новостройках обои клеили на слюну, но Зинка чувствовала, что времени хватит только на одного крылатого, выбрала, конечно, мужика, на хрена ей баба, и работала, работала, капая потом на пол…Конечно, она не видела, как прозрачная сущность второго, или второй, отделилась от стены, вылетела в ночное окно, быстро нагнала падающего Вову, подхватила своего создателя на руки и медленно опустила пьяное тело в траву неповрежденным. Потом сущность вернулась в рукотворный образ и почти до самого утра наблюдала за тем, как Зюкина сантиметр за сантиметром ворует ангела… * * * Вова, светлая душа, проснулся с утреца в росистой травке, подумал, что в детстве его душа находится, и принялся ползать на карачках, пытаясь отыскать волшебный мешок.Его, конечно, погнала дворничиха, но не слишком грубо, а так, слегка метлой по заду, чтобы очухался. Знала Вову не по имени, а по безобидному нраву, потому и милицию не привлекла.Он вернулся домой в грузовом лифте и долго стоял возле стены, раззявя рот, глядя на след от исчезнувшего ангела.Улетел, подумал, почувствовав легкий ветерок из открытого окна.Второй же был на месте и улыбался по-прежнему с нежностью, с каким-то состраданием даже. Он тоже улыбнулся своему намалеванному, потом поглядел на подсохшую еду на бумаге, вспомнил Зюкину и свой полет на Венеру.Просто подумал, что не долетел, и переключился на кленовый лист.Будто молотком по сердцу ударили.Половину его съела бумага, оформляя зеленую плоть в простой прямоугольник.Опять побежал на улицу и нашел все деревья украшенными точно такими же листьями. И на всех написано одинаковое, по-иностранному и с цифрами.И тогда он понял.Возвращался домой и понял. Лег на пол грудью, щекой ощущая прохладу щербатого паркета.Это все старик, думал. Талант забрать не смог, осень забрал…В это время Зинка Зюкина влезала в частный самолет «Фокер» в аэропорту «Внуково-3», заплатив за багаж таможеннику Выхину, которого когда-то на это место и устроила за тридцаточку баксов. В ожидании вылета выхлебала граммов шестьсот вискаря, а когда взлетели, перекрестилась и пожелала Вовчику мягкой, как пух, земли.Он лежал, вжавшись в пол, и понимал:Осени не будет…Осени не будет никогда! 17 Полковник Журов с самого утра грустил. Чего-то ему сегодня все опостылело. Гаркнул в селектор, чтобы ничьего на его этаже духа не было, заперся в кабинете и откупорил бутылочку коньяка. Достал сигарку, обмакнул ее кончик в благородную жидкость и пустил струю пахучего дыма.Он проанализировал такое свое необычное состояние и нашел много составляющих, которые и определили сегодняшнюю мрачность его души.Во-первых, конечно, самое главное — это грузинец, полкаш фээсбэешный. Ясно, что его, Журова, в этой ситуации ничего хорошего не ждет! А в министерство опять захотелось. Можно было бы и в спецназ, но уже форма не та, да и квалификация утеряна… Второе — это покалеченный сотрудник Пожидаев. Хоть и сам виноват, но там разбираться долго не станут, просто погладят Журова против шерстки и награду к юбилею не дадут.Да еще лысый этот уж сколько сидит без санкции. Хорошо, что — идиот и жаловаться не пойдет, а так он своей черепушкой всю его репутацию «коммандос» похерил. Все ботинки об него попортил Журов, а толку ноль. Подчиненные глаза воротят…Журов выпил двадцать граммов, и задал сакраментальный, но очень важный вопрос. Задал его вслух, обратившись к бюсту Президента России.— А кто виноват?.. Кто во всем виноват?Выпил еще двадцать, затянулся кубаной и принялся мыслить логически.Все началось с наряда Хренина и Душко…Здесь Журов хохотнул, представив, как из задницы рядового выезжает железнодорожный состав. Представил на себе, понял, что больно…Это они вызвали «скорую», приехавшую с этой карлицей Бове. А к кому вызвали? К лысому. Правильно. Потом запросили подкрепление, и выехал на бульвар Пожидаев. Там лысый завладел табельным оружием Хренина и выстрелил в Душко… Бедный парень, пожалел полковник. Досталось же ему!.. И нога, и ж… Стоп!!! Кто в кого выстрелил?!!— Да что же это я! — загасил сигару в пепельнице Журов. — Это же наша версия! Коллегиальная!… Липовая! Не лысый стрелял в Душко, а Хренин… Как же я забыл!.. А чего он стрелял?.. Да какая разница! Пусть разбирательство, пусть весь отдел премии лишают!.. Кто виноват?.. Хренин! Хренин — сучий потрох!!! Бове, лишь ниточка, потянувшаяся за выстрелом, Пожидаев веревочка, прикрепившаяся к ниточке, а уж грузин — канат!Полковник порадовался, что голова его еще не отказывает, почесал в благодарность затылок и подумал, что теперь знает виновного, а если он знает такового, то что надо делать? Правильно. Принимать меры…Он сел за стол и нежно ткнул пальчиком кнопку селектора.— Хренина ко мне!— Ушел в гастроном на обед!Журов рассказал селектору весь матерный словарь за одну минуту. Причем он не просто выдавал слово за словом, а выстраивал их в смысловую очередность, которая при переводе на язык обыкновенный означала:— Я всех ваших мам любовником буду! Всех поставлю, как собачек женского пола, на четвереньки и каждому засуну в природное отверстие по гранате! И т. д.— Сбегать, что ли, за Хрениным, товарищ полковник? — поинтересовались из селектора.— Ага.— Понятно. А то вы как-то замысловато!..Журов разбил очередной бюст…Прошло время, и в селекторе закряхтело:— Товарищ полковник, вас можно?— Меня никогда нельзя! — рявкнул Журов в ответ. — Это я могу любого и когда захочу!— Здесь девушка к вам давешняя прибыла, — не обращал внимание на раздражение начальства селектор. — Говорит, по очень важному делу.— Какая девушка? — с недовольством поинтересовался начальник отдела, хотя уже понимал, какая, и кривил физиономию, как будто лимон разжевал.— Бове — фамилия. Которая старшине моргала выколола.Журов поправил на брюках ремень, в брюках хозяйство и распорядился пускать.Она вошла — сама нежность. В темненьких очочках, со свежей прической и пахнущая тем запахом, который как раз подходил к двум другим — сигарному и коньячному.— Шанель номер пять? — случайно спросил полковник.— Угадали, — улыбнулась Сашенька, хотя духи были даже не французскими.— С чем пожаловали в нашу скромную обитель?Сашенька поглядела на разбитый бюст и поинтересовалась:— Что ж вы так с Президентом неосторожно?Еще одна гэбистка, тяжело вздохнул Журов и еще раз сказал:— Я вас слушаю… — А сам подумал: застрелить ее, что ли?Бове села на дерматиновый стул и сообщила, что имеет грандиозный план!— Какой? — вяло поинтересовался мент.— Внимание включите!— Ну, включил!— Выпускаем Зураба сейчас же!Сашенька торжествующе молчала, ожидая соответствующей реакции.Лицо Журова окислилось, как старый медный провод в сырой обстановке.— Это все?— Почти. Мы отпускаем Зураба, и он перестает нам всем мстить!— С чего бы?— Душко пишет бумагу, что не имеет к нему претензий, Зураб пишет точно такую же вам, я выхожу за грузина замуж, ну, а вы просите его о том, чего вам нужно.Вот-вот полковника должно было замкнуть.— За кого замуж?— За Зураба. Он мне давно предлагает.— Да я за Душко… — вдруг побагровел Журов. — За парня своего, за ж… его!— Душко не в претензии, я же сказала!.. Его прооперировали, всего двадцать один шов… — Сашенька поднялась со стула, взяла коньячную бутылку и плеснула себе в полковничий бокал. Выпила маленькими глоточками. — Поди, в министерство хотите? — спросила. — У Зураба такие связи, будет кабинет и секретарша… А там и генерала к юбилею…Попала в живое, словно пуля в печень. Полковник даже на минуту отключился, представляя свежую «Волгу» и просторный кабинет с портретом Президента на стене. Чувствовал, что девушка не блефует.— Вам-то что со всего этого?— Лысого отпустите.— Слизькина?— Его.— Да, пожалуйста! Забирайте вашего идиота! Я сам его давеча хотел отпустить! — полковник икнул. — Только у него, как вам сказать… Ну… Физиономия несколько в необычном состоянии… Без претензий?— У нас у всех все в необычном состоянии!Крякнул селектор, сообщив, что Хренин явился.— Пусть ждет!.. А мне давай сюда грузина тащи!— Без уважения тащить?— Я тебе руки распущу, стервец! Мы не палачи какие-нибудь! Мы российская милиция, призванная соблюдать закон так, как он писан, а не так, как мы его трактуем!.. Понял?!Из селектора донесся грохот, и Сашенька подумала, что сотрудник упал в обморок.— В наручниках грузина! — крикнул вдогонку Журов, а пока ждали Зураба, офицер, чуточку актерствуя, вяло интересовался, зачем Сашеньке, такой красавице, в наши смутные времена выходить замуж за кавказца?— Да вам-то какое дело! — схамила уставшая девушка.— В общем, никакого, — подтвердил Журов. — Немодно это сейчас как-то…Дальше сидели молча, смотрели в разные стороны и ждали.Дождались.По коридору загромыхали шаги, и через несколько секунд в кабинет втолкнули полковника спецслужбы, чье лицо походило на помидор, который долго бросали об стену.— Торжествуешь? — прошипел Зураб в сторону Сашеньки, и все заметили отсутствие нескольких зубов у грузина. — Рано…— Значит, слушай меня, полкаш! — вдруг переменился в лице Журов. — На свободу хочешь? Или я тебе пятерку обещаю!Грузин повертел головой, ожидая подвоха, но спросил:— Что делать надо?Мент достал бумагу и шлепнул на нее ручку.— Значит, напишешь, что претензий ни ко мне, полковнику Журову, ни к моим подчиненным, ни еще к кому по вышеуказанному делу не имеешь! Уяснил?— Я подпишу, — резонно заметил Зураб, — а вы меня обратно в камеру.. Жив этот, как его, Душко? Депо ваше железнодорожное?Журову опять захотелось стрелять, но он сдержался.— Жив.— Молодца!..— Выпустим тебя, не обмочись! Слово офицера! * * * — Чего испугались-то? — поинтересовался Зураб. — Ведомства моего? Так это правильно. Часа через два отыщут!— У тебя на даче два килограмма героина нашли, — с сочувственной улыбкой рассказал Журов. — Отборный… Взятие заложника, да еще сотрудника МВД… Ай, — полковник с безнадежностью махнул рукой.— Подписывай, — тихо попросила Сашенька.— Сука ты! — прошептал грузин, зло, но гордо, словно орел, которому на шею удавку набросили.— Я знаю, — согласилась девушка. — Замуж меня возьмешь?Он посмотрел на нее испепеляющим взглядом, в котором заключалось все — и исследование на правду, и проверка себя на оставшуюся любовь, и ненависть, примешавшаяся к любви…— Возьму! — ответил, поняв, что она не обманывает.— Пиши бумагу, — попросила Сашенька Зураба, а товарища полковника мимикой попросила покинуть кабинет, показав пальчиком — на одну минуту.— Вы тут определяйтесь быстрее, а я на секунду…— Наручники, — напомнил Зураб.— И в них писать можно. А то не знаешь!..Полковник вышел в приемную, увидал Хренина, который лыбился не по случаю, вспомнил его вину и дал сержанту со всего маху ногой по морде, так что сопли все стены попортили…Сашенька подошла к Зурабу и опустилась на колени. Ее маленькие пальчики расстегнули всякие пуговки, а голова, от которой исходил волшебный запах, склонилось над самым интимным, но лишь коснулась вздыбившегося губкой, а после все быстро застегнула обратно, как было.— Пиши.— Я пишу, — дрожащим голосом сообщил Зураб.— Душко за муку сто тысяч отдашь, понял?— Не проблема…— Хочешь свадьбу в Тбилиси?— Зачем? — удивился сын Грузии. — В Капфера… Я тебе подарю белую лодку и назову ее — «Сашенька»!..— Пиши…Вернулся товарищ полковник и понял, что можно расстегивать наручники.— Да, — словно только сейчас вспомнила девушка. — Товарищ полковник очень помог нам всем… Мне кажется, что с его способностями в отделе сидеть…— Ну, что вы, что вы, — покраснел Журов и, скрывая стыдливую радость, наклонился над селектором, в который отправил устное сообщение: — Готовьте лысого к выписке. Слизькина, я говорю!!! — проорал.Журов прочитал каракули Зураба, собственноручно снял наручники и елейным голосом предупредил:— Вы же умный человек… Ваша бумажка полежит у меня в сейфе… Не возражаете?— Нет, — ответил грузин, растирая запястья.Он сейчас на все был согласен, вспоминая то острейшее мгновение сладости, на которое его подсадила Сашенька, словно на крючок. Ему до смерти было необходимо попасть с ней в постель, или у него мозги спекутся.Полковник Журов глядел, как девица по-хозяйски берет трубку его телефона и стукает ноготками по клавишам.Убил бы, думал. Но сначала бы… Хотя не в его вкусе, слишком маленькая ростом.Сашенька вызвала из больницы перевозку, все вышли из кабинета, найдя в коридоре сержанта Хренина, хлюпающего сливовым носом, из которого сочилась кровавая юшка.— Кстати, — между прочим сообщил Журов, — Душко к ордену Мужества представляем.— Ага, — отозвался грузин.Хренин завыл побитой дворнягой, а Сашенька вообразила подтягивающегося Душко с орденом на заднице. Картина оказалась столь возбуждающей, что, выйдя на улицу, она потерлась о бедро грузина.— Не вспыхивай! — предупредила, наблюдая, как выводят из отдела лысого. Тот протягивал к Журову руки, улыбался и говорил: «Слизькин… Василий Кузьмич!».Она, как истинный врач, в работе над кандидатской тотчас забыла про сексуальные утехи и отбыла к больному, велев Зурабу, ждать ее на городской квартире.Журов даже помахал вослед, удаляющейся «скорой». Здесь к отделу подкатили два «галенвагена» с государственными номерами, и полковник понял, что конфликт разрешился вовремя. Хотел было напомнить о министерстве, но передумал и зашагал внутрь родного отдела гордый и усталый.Ни в этот день, ни на следующий Сашенька не принесла сексуального облегчения грузину, так как была увлечена своим новым пациентом. Она добилась полного рентгеновского обследования и не нашла у лысого никаких повреждений костей.Здоровяк, однако, подумала. Невероятные регенерационные способности. Синяки прошли уже к вечеру первого дня, а рана на месте бывшего уха, несмотря на антисанитарные условия милицейской камеры, даже не загноилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25