Правда? Да, конечно, я катаюсь на лыжах… Когда? Ой, Морган, ужасно соблазнительно, но я не уверена, что смогу… ты застрял из-за снежного бурана – Боже, как романтично! Ну, конечно же, я бы хотела быть с тобой, но у меня работа, Морган… Ну, не знаю, возможно, смогу…
Ее веселый смех резко прозвучал в тишине здания, и Саманта с завистью посмотрела на нее.
– Хорошо, мы поговорим об этом, когда ты приедешь… ведь ты же сможешь меня уговорить? – она опять рассмеялась. – Ну хорошо. Да, буду ждать твоего звонка… да… я тоже… Пока.
Венеция положила трубку и радостно побежала по коридору к кухне, сопровождаемая завистливым взглядом Саманты.
«Роллс» от гостиницы «Палас» промчал их по заснеженным улицам курорта Сент-Мориц, затем вверх по заросшему елями склону горы к огромному с острыми крышами шале, которое, казалось, еще продолжало расти. Управляющий вышел, чтобы лично встретить их и убедить, что весь персонал позаботится о том, чтобы они ни в чем не испытывали неудобств.
– Очень хороший снег, – сообщил он им, – и выпадет еще; боюсь, будет даже многовато. Но, если даже нас и занесет, мадемуазель сможет найти себе занятие – у нас есть свой каток и бассейн, и спортивный зал, можно поиграть в сквош, в бридж, мы устраиваем танцы – можно даже посетить наши магазинчики…
– Хватит, хватит, – засмеялся Морган. – Мадемуазель отправится в горы, а потом с них съедет, причем очень быстро. Я с ней поспорил на десять фунтов, что обгоню ее, по крайней мере, в пяти спусках.
– Я тебе забыла кое-что сказать, – сказала ему Венеция, когда они шли к лифту. – Дело в том, что я впервые встала здесь на лыжи, когда мне было три года – я приехала с матерью, а Дженни была отличной спортсменкой. Она сама – превосходная лыжница и хотела, чтобы меня обучали лучшие тренеры. Так что если ты и обойдешь меня в скорости, Морган МакБейн, а я такого даже и допустить не могу, то ты никогда не превзойдешь меня в мастерстве.
– Возможно, ты и права, – улыбнулся он. – Мои тренировки заключались в том, что отец примерно полчаса показывал мне основные движения. Затем он посадил меня в кабину подъемника и отправил на вершину, а там сказал: «Следуй за мной». У меня не было выбора – если я хотел спуститься вниз, мне оставалось только последовать за ним. И я поехал. Мне это очень понравилось, хотя я упал, наверное, раз десять. Он ни разу не помог мне подняться, лишь ждал и давал советы, как это сделать.
Пока они шли за управляющим по коридору, Венеция рисовала в своем воображении маленького испуганного мальчика, одного на склоне горы – наверное, гора казалась ему ужасно крутой.
– Похоже, у тебя суровый отец, – отозвалась она.
– Да. Был – и остается. Но все равно, это самый лучший отец в мире. Он вырастил меня без матери и делал это так, как считал наиболее правильным. – Морган слегка улыбнулся. – Но он твердо знал одно – его сын не будет неженкой; деньги нужны, чтобы хорошо питаться и получить хорошее образование, а не для того, чтобы баловать ребенка.
Венеция втайне решила, что Фитц МакБейн – суровый старый тиран, однако вслух ничего не сказала.
– Вот ваша комната, мадемуазель. – Управляющий торжественно отворил дверь.
Это была просторная, залитая солнцем комната, в которой стояла масса цветов и две скромные односпальные кровати, ожидая, какую из них она выберет. Венеция вопросительно взглянула на Моргана.
– Моя комната рядом, – сказал он. – Даю тебе пятнадцать минут, чтобы переодеться, и сразу же в горы, хорошо?
– Обед подается в ресторане, сэр, – сказал управляющий, провожая Моргана до двери.
Венеция рассмеялась, услышав ответ.
– Обед? У нас нет для этого времени – мы потом в каком-нибудь кафе в горах что-нибудь перекусим.
Когда Морган хотел чего-либо, он действовал немедленно. Он прилетел в Лондон, уговорил ее бросить работу и увез в Швейцарию буквально следующим же рейсом. Венеция с опаской посмотрела на сдвоенную кровать. Она, разумеется, ожидала, что Морган снимет для нее отдельную комнату – Морган не мог проявить ни нескромности, ни самонадеянности, чтобы заказать им один номер на двоих, да и отношения у них были еще не на той стадии. Но все же. Она села на край кровати, стянула сапоги и джинсы и влезла в теплые тонкие рейтузы, хлопчатобумажную водолазку, затем в лыжный костюм. Она натянула меховые мохнатые сапоги, пристегнула к поясу сумку, схватила темные очки и направилась к двери. В коридоре ее уже ждал Морган, готовый постучать в дверь. – А я быстрее, – сказал он торжествующе. – Первый раунд за мной.
– Я думала, мы соревнуемся только на трассе, – возмутилась Венеция.
– Конечно, конечно… только будь начеку, мисс Венеция Хавен, – предупредил он. – Тебе придется нелегко!
Венеция уже забыла, как это на самом деле здорово. Они начали с самой простой трассы – просто для того, чтобы ноги привыкли к лыжам, как сказал Морган, хотя в глубине души она подумала, что он просто проявляет благородство, позволяя в случае, если сложные трассы покажутся ей чересчур опасными, пойти на попятный. А это вполне могло случиться, подумала она, отстегивая крепления и взваливая лыжи на плечи – ноги дрожали с непривычки. Но все равно было очень здорово: снег отличный, небо голубое, лишь на горизонте виднелась небольшая полоска облаков, а солнце пекло вовсю. А пока она стояла внизу, у конца трассы, ожидая Моргана, который дважды упал в самом начале и поэтому сильно отстал. Она обогнала его по крайней мере минуты на три, подумалось ей, когда он, сделав разворот, остановился рядом с ней.
– Ты победила в честной и упорной борьбе, – улыбнулся он. – Черт побери, Венни, я не очень-то поверил, когда ты сказала, что неплохо катаешься, да ты просто потрясающе катаешься. Чувствую, мне придется здорово потрудиться, чтобы быть на уровне.
– Безусловно, – с надменным видом сказала она, – и проигравший покупает для победителя подогретое вино и бутерброд, договорились?
Морган с шумом втянул в себя воздух.
– Ты даже не предполагаешь, во что ввязываешься. – Он взвалил лыжи на спину и обнял ее за плечи, направляясь к небольшому, но заполненному народом кафе с видом на долину. – К концу недели, Венни Хавен, ты, возможно, пожалеешь об этом. Ты просто разоришься!
Солнечные лучи золотили снег, разбивая его на миллионы сверкающих брызг, а они сидели, согретые горячим вином, утолив голод бутербродами с ветчиной на поджаренном хлебе, и с удовольствием наблюдали за тем, что происходит в долине.
«Ну, разве не блаженство?» – подумал Морган. Он был в горах – а горы он любил всегда – в чудесный день, который послала им судьба, с девушкой, к которой он испытывал самые теплые чувства. Он украдкой бросил взгляд на профиль Венни, потягивающей вино и любующейся открывающейся перед ней панорамой, похожей на яркую открытку. Ему нравился мягкий изгиб ее профиля с чуть заметной ямочкой на правой щеке, которая то появлялась, то исчезала, когда она разговаривала, придавая лицу чуть заметную очаровательную асимметричность. Ему нравился открытый взгляд больших синих глаз, длинные загнутые ресницы с золотистыми кончиками, ему нравилось, как она стягивает лентой свои густые светлые волосы, нравилась изящная спина, которая казалась тоненькой и хрупкой даже под объемной лыжной курткой, хотя таковой она не являлась. Венеция была человеком сильным – и не только физически, но и по характеру. Он знал, с каким упорством она занимается своими обедами, он очень хотел помочь ей, ведь можно же было бы как-то облегчить ей жизнь? Однако его не покидало чувство, что Венеция не отступит ни ради кого или чего, пока не добьется поставленной цели.
– Ну что, попробуем еще? – спросила Венни, натягивая мягкую пушистую серо-розовую шапочку, подобранную в цвет костюма. – Я собираюсь пройти по сложной трассе, а ты?
– Давай, веди.
Они дружно протопали в своих тяжелых ботинках по деревянному полу террасы к выходу, взяли из ряда приставленных к стенке лыж свои, пристегнули их и покатили к подъемникам. Сидя в ползущей вверх кабине и держась за руки в качающемся кресле, Венеция чувствовала, что она на седьмом небе.
Снег, таившийся в тех облаках, которые утром были видны на горизонте, начал падать крупными хлопьями, и когда они, спустившись в пятый и последний раз, направились в «Палас», уже бушевала настоящая метель.
– Здорово мы успели, – проговорил Морган, складывая лыжи и ботинки в специальный шкафчик. – Спорим, что завтра все трассы будут закрыты.
Венеция что-то промычала, разминая уже начинающие побаливать мускулы: – О-о-ох, боюсь, что меня это уже не волнует… У меня одно желание – залезть в горячую ванну, а потом спать целую неделю.
– Что касается горячей ванны, то это я тебе разрешаю, – сказал Морган, – а затем пойдем в бар что-нибудь выпить, а потом обед при свечах для двоих, а потом… – Морган обнял ее за плечи и притянул к себе.
– А потом? – прошептала она, лукаво глядя на него из-под приспущенных ресниц.
– Будем танцевать, целоваться… – Морган решительно прижал свои губы к ее холодным губам, чувствуя, как ее руки обхватывают его шею.
– Ну вот, обнимаемся здесь в кладовке для лыж, как старшеклассники, – усмехнулся Морган, – а ведь ты замерзла. Никогда в жизни мне не приходилось целовать такие ледяные губы. Пошли, тебя еще надо засунуть в эту горячую ванну. Мы продолжим с того места, где остановились, но попозже.
Господи, думала Венеция, идя рядом с ним, до чего же здорово, когда кто-то заботится о тебе. С Морганом так спокойно и удобно.
Венни надела длинное шерстяное прямое платье лилового цвета с высоким воротником, широкими плечами и длинными рукавами, с поясом из простроченного атласа такого же цвета. На любой другой это платье выглядело бы слишком простым и даже вульгарным, подумал Морган, но на высокой и стройной Венни оно смотрелось великолепно. Они представляли собой необыкновенно красивую пару, и в гостинице, где было немало красивых людей, многие поворачивали головы в их сторону, когда они выходили из уютного бара с горящим камином и прошли в ресторан.
После горячей ванны, взбодренная коктейлем из шампанского, Венни ощущала себя заново рожденной. Она чувствовала, как кровь бурлит в каждой ее жилке, но это было волнение другого рода, не такое, как там, в горах.
Тогда это было вызвано чудесным днем и стремительным спуском. Теперь же она просто радовалась тому, что молода, красива и рядом с ней Морган в элегантном черном смокинге.
Официант усадил их за стол, на котором горели свечи, юноша протянул руку и взял ее ладонь.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что ты особенно прекрасна при свечах? – спросил он с улыбкой. – Может быть, даже более прекрасна, чем на лыжной трассе. Хотя, вынужден признаться, ненамного!
– Тебе тоже идет, – лукаво отпарировала она. – При свете свечей глаза у тебя становятся похожими на хороший портвейн.
– Ну вот, опять о еде и питье. Хочешь сказать, что умираешь с голоду? – Морган поцеловал ее пальцы и отпустил руку.
– Ну, конечно. Ведь на обед ты угостил меня лишь одним бутербродом, – сказала Венни, опытным взглядом оценивая список закусок. – Боже, какой выбор!
Морган с улыбкой наблюдал, как она выбирает блюда, водя пальцем вдоль списка и что-то бормоча.
– Морган? А можно я закажу две закуски, но зато не буду брать горячего? Тут все такое вкусное… я просто должна попробовать улиток, но мне еще хочется и ветчины по-горски.
Морган вздохнул с притворным сожалением.
– Значит, фондю ты не будешь?
– Нет, фондю не буду, – решительно заявила она.
– Ну, слава Богу, – с облегчением вздохнул Морган. – С кем-либо другим я бы такого не потерпел, но для тебя, уж так и быть, Венни, если хочешь, закажи три закуски, или четыре, или пять.
– Нет, спасибо. Двух достаточно.
– Ты действительно всегда точно знаешь, чего хочешь? – Глаза их встретились сквозь мерцающий свет свечи.
– Иногда, – согласилась Венни, – иногда действительно знаю.
Они удивительно мало поели для проголодавшихся людей, но все, как сказала Венни, было необыкновенно вкусным и изысканным. Затем они немного потанцевали под медленную музыку, она прижалась к нему и положила голову ему на грудь, где, как подумал он, ей самое место. Около двенадцати начала сказываться усталость, и, хотя ситуация была самая неподходящая, Венеция зевнула.
– Ой, прости меня, – сказала она с виноватым видом, – я просто ужасно устала.
Морган рассмеялся.
– Ну слава Богу, что не от скуки, – проговорил он, беря ее за руку и ведя по направлению к лифту.
– Тебя раньше когда-нибудь целовали в лифте? – спросил он, когда дверь за ними закрылась и они остались одни.
– Никогда, – радостно прошептала она.
На этот раз он целовал ее по-другому, в поцелуе его было меньше нежности, но больше страсти. Он длился все то время, пока лифт шел вверх, и, когда на их этаже раскрылись двери, они так и предстали перед глазами изумленной пары, поджидающей лифт.
Вспыхнув, Венеция быстрым шагом пошла по коридору, держа за руку Моргана; она не думала, что их кто-нибудь увидит, в тот момент для нее ничего не существовало, кроме этого поцелуя.
У ее двери они остановились, Морган вставил ключ в дверь и распахнул ее. Он подумал, что у нее действительно утомленный вид; здоровый румянец, игравший днем на ее щеках, пропал, лицо побледнело, под глазами обозначились тени, но она была необыкновенно хороша. Он не мог уйти просто так.
– Венни? – Взгляды их встретились. – Можно я войду поцеловать тебя перед сном? Я же не хочу, чтобы кто-нибудь застал нас за этим в коридоре? Мы и так опозорились в лифте.
Венеция улыбнулась.
– Мысль неплохая.
Ей было так хорошо в его объятиях… ей бы хотелось спать вот так – ощущая его руки на своих плечах, и это, наверное, было бы чудесно. Она почувствовала, как дрожат и раскрываются его губы, и ждала, что это вот-вот случится – эта волна страсти и влечения, этот фейерверк, который взрывается где-то внутри тебя, эта страсть, от которой дрожит все тело и подгибаются колени. Разве не так чувствуют себя влюбленные?
Морган провел рукой по ее стройной спине, прижимая ее к себе еще крепче, покрывая поцелуями ее лицо, глаза. Боже, как он хочет ее… он на секунду прервал свои поцелуи, чтобы взглянуть на ее прекрасное лицо. Она была так хороша, но выглядела такой уставшей!
– Я настоящий негодяй, – сказал он, целуя ее в щеку. – Ты просто с ног валишься. Тебе надо поскорее лечь и спать, пока не выспишься окончательно, как принцесса из сказки.
Это, конечно, так и есть, подумала Венеция, когда он вышел, поцеловав ее на прощанье, она действительно устала. Сбросив туфли, она рухнула на кровать, думая о Моргане. Но ведь она решила, что должна испытать не только это… Ведь Морган – не просто приятель, он – совершенно особенный человек. Когда она была с ним, у нее было такое чувство… такое чувство защищенности… Она уже и не помнила, когда испытывала это в последний раз – наверное, еще до того времени, как уехала из дома и от Дженни в Англию учиться. Да, Морган очень заботился о ней. Даже сейчас, например, она же чувствовала, что он хочет ее, но он пересилил себя… Но разве страсть не заставляет забыть об усталости, подумала она с тревогой. Разве прикосновения его губ не зажгли в ней огонь? Дженни всегда уступала страсти – если бы не это, тогда их троих не было бы на свете, но из слов Дженни она понимала, что это чувство сметает все остальное. Для Дженни страсть была превыше всего. Тогда почему же она не чувствовала ничего подобного?
Венни стянула с себя платье и надела бледно-желтую мужскую пижаму, которую Лидия Ланкастер подарила мужу на Рождество и которую Венни у них заняла, поскольку в ней она выглядела намного более соблазнительной, чем во всех этих кружевных ночных сорочках. Она стерла кремом с лица косметику, расчесала волосы и села перед зеркалом, обхватив себя за голову, рассматривая свое чистое и лоснящееся от крема лицо. Ведь она же любит Моргана? По крайней мере, ей бы хотелось любить его. И, кроме того, она думала, что Морган любит ее, она надеялась, что это так, он действительно был к ней неравнодушен. Вздохнув, она отвернулась, чтобы не видеть своих недоумевающих глаз, и залезла в кровать. Лежа в темноте, она вспоминала весь прошедший день, то, как здорово было кататься с гор, как они сидели, сцепившись руками в подъемнике, вспомнила обед при свечах, танцы под мягкую музыку, поцелуи в лифте… она совсем потеряла голову от его поцелуев, разве нет? Но, во всяком случае, сказала она себе, существует ведь разная любовь, не все же испытывают всепоглощающую страсть… Истинная любовь может быть более… более удобной.
Морган не мог уснуть. Ему показалось, что в комнате слишком жарко, он вылез из кровати, подошел к окну и стал смотреть на улицу. В ночном воздухе еще кружился снег. Морган со вздохом задернул занавеску. Завтра на лыжах не пойдешь, все занесло. А с кем еще лучше всего быть занесенным снегом, как не с Венецией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ее веселый смех резко прозвучал в тишине здания, и Саманта с завистью посмотрела на нее.
– Хорошо, мы поговорим об этом, когда ты приедешь… ведь ты же сможешь меня уговорить? – она опять рассмеялась. – Ну хорошо. Да, буду ждать твоего звонка… да… я тоже… Пока.
Венеция положила трубку и радостно побежала по коридору к кухне, сопровождаемая завистливым взглядом Саманты.
«Роллс» от гостиницы «Палас» промчал их по заснеженным улицам курорта Сент-Мориц, затем вверх по заросшему елями склону горы к огромному с острыми крышами шале, которое, казалось, еще продолжало расти. Управляющий вышел, чтобы лично встретить их и убедить, что весь персонал позаботится о том, чтобы они ни в чем не испытывали неудобств.
– Очень хороший снег, – сообщил он им, – и выпадет еще; боюсь, будет даже многовато. Но, если даже нас и занесет, мадемуазель сможет найти себе занятие – у нас есть свой каток и бассейн, и спортивный зал, можно поиграть в сквош, в бридж, мы устраиваем танцы – можно даже посетить наши магазинчики…
– Хватит, хватит, – засмеялся Морган. – Мадемуазель отправится в горы, а потом с них съедет, причем очень быстро. Я с ней поспорил на десять фунтов, что обгоню ее, по крайней мере, в пяти спусках.
– Я тебе забыла кое-что сказать, – сказала ему Венеция, когда они шли к лифту. – Дело в том, что я впервые встала здесь на лыжи, когда мне было три года – я приехала с матерью, а Дженни была отличной спортсменкой. Она сама – превосходная лыжница и хотела, чтобы меня обучали лучшие тренеры. Так что если ты и обойдешь меня в скорости, Морган МакБейн, а я такого даже и допустить не могу, то ты никогда не превзойдешь меня в мастерстве.
– Возможно, ты и права, – улыбнулся он. – Мои тренировки заключались в том, что отец примерно полчаса показывал мне основные движения. Затем он посадил меня в кабину подъемника и отправил на вершину, а там сказал: «Следуй за мной». У меня не было выбора – если я хотел спуститься вниз, мне оставалось только последовать за ним. И я поехал. Мне это очень понравилось, хотя я упал, наверное, раз десять. Он ни разу не помог мне подняться, лишь ждал и давал советы, как это сделать.
Пока они шли за управляющим по коридору, Венеция рисовала в своем воображении маленького испуганного мальчика, одного на склоне горы – наверное, гора казалась ему ужасно крутой.
– Похоже, у тебя суровый отец, – отозвалась она.
– Да. Был – и остается. Но все равно, это самый лучший отец в мире. Он вырастил меня без матери и делал это так, как считал наиболее правильным. – Морган слегка улыбнулся. – Но он твердо знал одно – его сын не будет неженкой; деньги нужны, чтобы хорошо питаться и получить хорошее образование, а не для того, чтобы баловать ребенка.
Венеция втайне решила, что Фитц МакБейн – суровый старый тиран, однако вслух ничего не сказала.
– Вот ваша комната, мадемуазель. – Управляющий торжественно отворил дверь.
Это была просторная, залитая солнцем комната, в которой стояла масса цветов и две скромные односпальные кровати, ожидая, какую из них она выберет. Венеция вопросительно взглянула на Моргана.
– Моя комната рядом, – сказал он. – Даю тебе пятнадцать минут, чтобы переодеться, и сразу же в горы, хорошо?
– Обед подается в ресторане, сэр, – сказал управляющий, провожая Моргана до двери.
Венеция рассмеялась, услышав ответ.
– Обед? У нас нет для этого времени – мы потом в каком-нибудь кафе в горах что-нибудь перекусим.
Когда Морган хотел чего-либо, он действовал немедленно. Он прилетел в Лондон, уговорил ее бросить работу и увез в Швейцарию буквально следующим же рейсом. Венеция с опаской посмотрела на сдвоенную кровать. Она, разумеется, ожидала, что Морган снимет для нее отдельную комнату – Морган не мог проявить ни нескромности, ни самонадеянности, чтобы заказать им один номер на двоих, да и отношения у них были еще не на той стадии. Но все же. Она села на край кровати, стянула сапоги и джинсы и влезла в теплые тонкие рейтузы, хлопчатобумажную водолазку, затем в лыжный костюм. Она натянула меховые мохнатые сапоги, пристегнула к поясу сумку, схватила темные очки и направилась к двери. В коридоре ее уже ждал Морган, готовый постучать в дверь. – А я быстрее, – сказал он торжествующе. – Первый раунд за мной.
– Я думала, мы соревнуемся только на трассе, – возмутилась Венеция.
– Конечно, конечно… только будь начеку, мисс Венеция Хавен, – предупредил он. – Тебе придется нелегко!
Венеция уже забыла, как это на самом деле здорово. Они начали с самой простой трассы – просто для того, чтобы ноги привыкли к лыжам, как сказал Морган, хотя в глубине души она подумала, что он просто проявляет благородство, позволяя в случае, если сложные трассы покажутся ей чересчур опасными, пойти на попятный. А это вполне могло случиться, подумала она, отстегивая крепления и взваливая лыжи на плечи – ноги дрожали с непривычки. Но все равно было очень здорово: снег отличный, небо голубое, лишь на горизонте виднелась небольшая полоска облаков, а солнце пекло вовсю. А пока она стояла внизу, у конца трассы, ожидая Моргана, который дважды упал в самом начале и поэтому сильно отстал. Она обогнала его по крайней мере минуты на три, подумалось ей, когда он, сделав разворот, остановился рядом с ней.
– Ты победила в честной и упорной борьбе, – улыбнулся он. – Черт побери, Венни, я не очень-то поверил, когда ты сказала, что неплохо катаешься, да ты просто потрясающе катаешься. Чувствую, мне придется здорово потрудиться, чтобы быть на уровне.
– Безусловно, – с надменным видом сказала она, – и проигравший покупает для победителя подогретое вино и бутерброд, договорились?
Морган с шумом втянул в себя воздух.
– Ты даже не предполагаешь, во что ввязываешься. – Он взвалил лыжи на спину и обнял ее за плечи, направляясь к небольшому, но заполненному народом кафе с видом на долину. – К концу недели, Венни Хавен, ты, возможно, пожалеешь об этом. Ты просто разоришься!
Солнечные лучи золотили снег, разбивая его на миллионы сверкающих брызг, а они сидели, согретые горячим вином, утолив голод бутербродами с ветчиной на поджаренном хлебе, и с удовольствием наблюдали за тем, что происходит в долине.
«Ну, разве не блаженство?» – подумал Морган. Он был в горах – а горы он любил всегда – в чудесный день, который послала им судьба, с девушкой, к которой он испытывал самые теплые чувства. Он украдкой бросил взгляд на профиль Венни, потягивающей вино и любующейся открывающейся перед ней панорамой, похожей на яркую открытку. Ему нравился мягкий изгиб ее профиля с чуть заметной ямочкой на правой щеке, которая то появлялась, то исчезала, когда она разговаривала, придавая лицу чуть заметную очаровательную асимметричность. Ему нравился открытый взгляд больших синих глаз, длинные загнутые ресницы с золотистыми кончиками, ему нравилось, как она стягивает лентой свои густые светлые волосы, нравилась изящная спина, которая казалась тоненькой и хрупкой даже под объемной лыжной курткой, хотя таковой она не являлась. Венеция была человеком сильным – и не только физически, но и по характеру. Он знал, с каким упорством она занимается своими обедами, он очень хотел помочь ей, ведь можно же было бы как-то облегчить ей жизнь? Однако его не покидало чувство, что Венеция не отступит ни ради кого или чего, пока не добьется поставленной цели.
– Ну что, попробуем еще? – спросила Венни, натягивая мягкую пушистую серо-розовую шапочку, подобранную в цвет костюма. – Я собираюсь пройти по сложной трассе, а ты?
– Давай, веди.
Они дружно протопали в своих тяжелых ботинках по деревянному полу террасы к выходу, взяли из ряда приставленных к стенке лыж свои, пристегнули их и покатили к подъемникам. Сидя в ползущей вверх кабине и держась за руки в качающемся кресле, Венеция чувствовала, что она на седьмом небе.
Снег, таившийся в тех облаках, которые утром были видны на горизонте, начал падать крупными хлопьями, и когда они, спустившись в пятый и последний раз, направились в «Палас», уже бушевала настоящая метель.
– Здорово мы успели, – проговорил Морган, складывая лыжи и ботинки в специальный шкафчик. – Спорим, что завтра все трассы будут закрыты.
Венеция что-то промычала, разминая уже начинающие побаливать мускулы: – О-о-ох, боюсь, что меня это уже не волнует… У меня одно желание – залезть в горячую ванну, а потом спать целую неделю.
– Что касается горячей ванны, то это я тебе разрешаю, – сказал Морган, – а затем пойдем в бар что-нибудь выпить, а потом обед при свечах для двоих, а потом… – Морган обнял ее за плечи и притянул к себе.
– А потом? – прошептала она, лукаво глядя на него из-под приспущенных ресниц.
– Будем танцевать, целоваться… – Морган решительно прижал свои губы к ее холодным губам, чувствуя, как ее руки обхватывают его шею.
– Ну вот, обнимаемся здесь в кладовке для лыж, как старшеклассники, – усмехнулся Морган, – а ведь ты замерзла. Никогда в жизни мне не приходилось целовать такие ледяные губы. Пошли, тебя еще надо засунуть в эту горячую ванну. Мы продолжим с того места, где остановились, но попозже.
Господи, думала Венеция, идя рядом с ним, до чего же здорово, когда кто-то заботится о тебе. С Морганом так спокойно и удобно.
Венни надела длинное шерстяное прямое платье лилового цвета с высоким воротником, широкими плечами и длинными рукавами, с поясом из простроченного атласа такого же цвета. На любой другой это платье выглядело бы слишком простым и даже вульгарным, подумал Морган, но на высокой и стройной Венни оно смотрелось великолепно. Они представляли собой необыкновенно красивую пару, и в гостинице, где было немало красивых людей, многие поворачивали головы в их сторону, когда они выходили из уютного бара с горящим камином и прошли в ресторан.
После горячей ванны, взбодренная коктейлем из шампанского, Венни ощущала себя заново рожденной. Она чувствовала, как кровь бурлит в каждой ее жилке, но это было волнение другого рода, не такое, как там, в горах.
Тогда это было вызвано чудесным днем и стремительным спуском. Теперь же она просто радовалась тому, что молода, красива и рядом с ней Морган в элегантном черном смокинге.
Официант усадил их за стол, на котором горели свечи, юноша протянул руку и взял ее ладонь.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что ты особенно прекрасна при свечах? – спросил он с улыбкой. – Может быть, даже более прекрасна, чем на лыжной трассе. Хотя, вынужден признаться, ненамного!
– Тебе тоже идет, – лукаво отпарировала она. – При свете свечей глаза у тебя становятся похожими на хороший портвейн.
– Ну вот, опять о еде и питье. Хочешь сказать, что умираешь с голоду? – Морган поцеловал ее пальцы и отпустил руку.
– Ну, конечно. Ведь на обед ты угостил меня лишь одним бутербродом, – сказала Венни, опытным взглядом оценивая список закусок. – Боже, какой выбор!
Морган с улыбкой наблюдал, как она выбирает блюда, водя пальцем вдоль списка и что-то бормоча.
– Морган? А можно я закажу две закуски, но зато не буду брать горячего? Тут все такое вкусное… я просто должна попробовать улиток, но мне еще хочется и ветчины по-горски.
Морган вздохнул с притворным сожалением.
– Значит, фондю ты не будешь?
– Нет, фондю не буду, – решительно заявила она.
– Ну, слава Богу, – с облегчением вздохнул Морган. – С кем-либо другим я бы такого не потерпел, но для тебя, уж так и быть, Венни, если хочешь, закажи три закуски, или четыре, или пять.
– Нет, спасибо. Двух достаточно.
– Ты действительно всегда точно знаешь, чего хочешь? – Глаза их встретились сквозь мерцающий свет свечи.
– Иногда, – согласилась Венни, – иногда действительно знаю.
Они удивительно мало поели для проголодавшихся людей, но все, как сказала Венни, было необыкновенно вкусным и изысканным. Затем они немного потанцевали под медленную музыку, она прижалась к нему и положила голову ему на грудь, где, как подумал он, ей самое место. Около двенадцати начала сказываться усталость, и, хотя ситуация была самая неподходящая, Венеция зевнула.
– Ой, прости меня, – сказала она с виноватым видом, – я просто ужасно устала.
Морган рассмеялся.
– Ну слава Богу, что не от скуки, – проговорил он, беря ее за руку и ведя по направлению к лифту.
– Тебя раньше когда-нибудь целовали в лифте? – спросил он, когда дверь за ними закрылась и они остались одни.
– Никогда, – радостно прошептала она.
На этот раз он целовал ее по-другому, в поцелуе его было меньше нежности, но больше страсти. Он длился все то время, пока лифт шел вверх, и, когда на их этаже раскрылись двери, они так и предстали перед глазами изумленной пары, поджидающей лифт.
Вспыхнув, Венеция быстрым шагом пошла по коридору, держа за руку Моргана; она не думала, что их кто-нибудь увидит, в тот момент для нее ничего не существовало, кроме этого поцелуя.
У ее двери они остановились, Морган вставил ключ в дверь и распахнул ее. Он подумал, что у нее действительно утомленный вид; здоровый румянец, игравший днем на ее щеках, пропал, лицо побледнело, под глазами обозначились тени, но она была необыкновенно хороша. Он не мог уйти просто так.
– Венни? – Взгляды их встретились. – Можно я войду поцеловать тебя перед сном? Я же не хочу, чтобы кто-нибудь застал нас за этим в коридоре? Мы и так опозорились в лифте.
Венеция улыбнулась.
– Мысль неплохая.
Ей было так хорошо в его объятиях… ей бы хотелось спать вот так – ощущая его руки на своих плечах, и это, наверное, было бы чудесно. Она почувствовала, как дрожат и раскрываются его губы, и ждала, что это вот-вот случится – эта волна страсти и влечения, этот фейерверк, который взрывается где-то внутри тебя, эта страсть, от которой дрожит все тело и подгибаются колени. Разве не так чувствуют себя влюбленные?
Морган провел рукой по ее стройной спине, прижимая ее к себе еще крепче, покрывая поцелуями ее лицо, глаза. Боже, как он хочет ее… он на секунду прервал свои поцелуи, чтобы взглянуть на ее прекрасное лицо. Она была так хороша, но выглядела такой уставшей!
– Я настоящий негодяй, – сказал он, целуя ее в щеку. – Ты просто с ног валишься. Тебе надо поскорее лечь и спать, пока не выспишься окончательно, как принцесса из сказки.
Это, конечно, так и есть, подумала Венеция, когда он вышел, поцеловав ее на прощанье, она действительно устала. Сбросив туфли, она рухнула на кровать, думая о Моргане. Но ведь она решила, что должна испытать не только это… Ведь Морган – не просто приятель, он – совершенно особенный человек. Когда она была с ним, у нее было такое чувство… такое чувство защищенности… Она уже и не помнила, когда испытывала это в последний раз – наверное, еще до того времени, как уехала из дома и от Дженни в Англию учиться. Да, Морган очень заботился о ней. Даже сейчас, например, она же чувствовала, что он хочет ее, но он пересилил себя… Но разве страсть не заставляет забыть об усталости, подумала она с тревогой. Разве прикосновения его губ не зажгли в ней огонь? Дженни всегда уступала страсти – если бы не это, тогда их троих не было бы на свете, но из слов Дженни она понимала, что это чувство сметает все остальное. Для Дженни страсть была превыше всего. Тогда почему же она не чувствовала ничего подобного?
Венни стянула с себя платье и надела бледно-желтую мужскую пижаму, которую Лидия Ланкастер подарила мужу на Рождество и которую Венни у них заняла, поскольку в ней она выглядела намного более соблазнительной, чем во всех этих кружевных ночных сорочках. Она стерла кремом с лица косметику, расчесала волосы и села перед зеркалом, обхватив себя за голову, рассматривая свое чистое и лоснящееся от крема лицо. Ведь она же любит Моргана? По крайней мере, ей бы хотелось любить его. И, кроме того, она думала, что Морган любит ее, она надеялась, что это так, он действительно был к ней неравнодушен. Вздохнув, она отвернулась, чтобы не видеть своих недоумевающих глаз, и залезла в кровать. Лежа в темноте, она вспоминала весь прошедший день, то, как здорово было кататься с гор, как они сидели, сцепившись руками в подъемнике, вспомнила обед при свечах, танцы под мягкую музыку, поцелуи в лифте… она совсем потеряла голову от его поцелуев, разве нет? Но, во всяком случае, сказала она себе, существует ведь разная любовь, не все же испытывают всепоглощающую страсть… Истинная любовь может быть более… более удобной.
Морган не мог уснуть. Ему показалось, что в комнате слишком жарко, он вылез из кровати, подошел к окну и стал смотреть на улицу. В ночном воздухе еще кружился снег. Морган со вздохом задернул занавеску. Завтра на лыжах не пойдешь, все занесло. А с кем еще лучше всего быть занесенным снегом, как не с Венецией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42