Боже, какое облегчение я испытал!
— Кто тебя так? Скотина Сэртис? — спросил Крис. Гнев клокотал в его голосе.
— Скотина Грантчестер. Крис опять куда-то исчез.
В саду было полно людей. Появились какие-то полицейские. Огромный автобус, желтый, белый, серебристый, высился над всей этой сценой, как гигантское олицетворение хаоса. Я лежал в пруду и наблюдал за снующими вокруг в поисках дармового пива футбольными фанатами, которые злились, что никакого пива здесь нет. Полицейские кого-то хватали и щелкали наручниками. Попались в руки стражей порядка и четверо бандитов, переоценивших возможность скрыться. И еще я видел, как растеряна Пэтси и как веселое настроение Сэртиса сменилось отупением и тревогой.
Какой-то фанат объяснял полицейским, что никому не известная девица угнала автобус, стоявший возле пивного бара, где они собирались немного освежиться. Эта девица вдруг объявила, что где-то поблизости бесплатного пива — хоть залейся. Симпатичная такая, она еще сказала, чтобы мы поспешали в этот сад.
Когда они ушли, вернулся Крис.
— Этот гад Грантчестер пытался улизнуть, — сказал Крис. — Теперь он никуда не уйдет.
— Крис, — сказал я, — тебе лучше слинять отсюда.
— Ты так думаешь? — Полиция ищет молодую женщину, которая управляла автобусом.
Что— то шлепнулось в воду мне на грудь.
Вот оно что — влажно поблескивающий медный кастет. Я смахнул его в воду. Пусть скроется на дне.
Рука Криса на миг сжала мне плечо, и вот уже его темная фигура промелькнула передо мной в последний раз и нырнула из освещенной части сада в тень.
Фарс продолжался. Какой-то здоровенный полисмен в форме велел мне выбираться из пруда. Я не подчинился, и тогда он надел на меня наручники и ушел, не слушая никаких возражений.
Постепенно в саду оказалось много людей, которые не были ни полицейскими в форме, ни футбольными фанатами, а представителями закона в штатском, или — иными словами — в твидовых жакетах с кожаными латками на локтях.
Над головой у меня плескался искусственный водопад. Я поднял руки в наручниках и направил тонкую струйку холодной воды себе на лицо.
Чей— то голос произнес:
— Вылезайте из воды.
Я открыл глаза. Приказ исходил от какого-то полицейского чина. Чуть позади него стояла Пэтси.
Этот полицейский был человеком средних лет. Его голос звучал спокойно, без всякой злости, но вряд ли пребывание в пруду длинноволосого типа в наручниках заслуживало поощрения.
— Вылезайте, — повторил он. — Давайте-ка, давайте.
— Не знаю, сумеет ли он, — озабоченно сказала Пэтси. — Его избили...
— Кто?
Пэтси взглянула на унылые группы людей в наручниках, сидевших на траве. Вид у бедняг был разочарованный — ни тебе пива, ни веселья и вообще чепуха какая-то...
— И у него ожоги, — добавила Пэтси. — Я не сумела остановить их.
Полицейский чин взглянул на мангал с тлеющими угольями.
— Нет, ожоги вот от этой решетки.
Один из полицейских нагнулся, чтобы поднять решетку, и сразу отдернул руку и принялся дуть на пальцы.
Меня это рассмешило.
Пэтси мой смех огорчил.
— Это не смешно, Александр, — сокрушенно-назидательно сказала она.
— Миссис Бенчмарк, вы знаете этого человека? — спросил полицейский чин.
— Да, конечно. — Пэтси сверху вниз смотрела на меня. Я старался ответить ей самым безразличным взглядом, готовый снести какое-нибудь очередное оскорбление. — Он... он мой брат.
Меня это сокрушило сильнее, чем все старания Грантчестера.
Пэтси увидела, какое действие оказали на меня ее слова, и заплакала.
Пэтси, мой непримиримый враг, заплакала.
Но вот она быстро смахнула с глаз слезы и сказала полицейскому, что могла бы в толпе футбольных фанатов найти тех, кто избивал меня, после чего полицейский чин и Пэтси ушли, а на их месте возник Сэртис, снова сдуру повеселевший.
— Где Гольден-Мальт? — ни с того ни с сего спросил он меня, глумливо улыбаясь.
Мне показалось, что еще немного, и он лягнет меня ногой в голову.
— Заткнись, — сказал я ему, — и не рыпайся больше, понял? Иначе Пэтси узнает, куда ты шастаешь вечерами по средам. Я назову ей точный адрес, да-да, адрес одного маленького домика на окраине Гвилфорда и имя той проститутки, что живет в этом домике. И зачем ты ходишь туда, Пэтси тоже узнает.
От испуга у Сэртиса отвисла челюсть, и глаза чуть не вылезли из орбит.
— Что? Как... Что? — заикался он. — Это неправда, я скажу ей, что ты врешь.
— Я платил тому, кто следил за тобой. — Настала моя очередь злорадно усмехаться. — Так что держи язык за зубами и не давай волю рукам. И если ты пока еще устраиваешь Пэтси, я не стану ее разочаровывать в тебе, понял?
У него был жалкий вид. Он попятился от меня, как будто боялся заразиться чумой. А у меня на душе полегчало, и яркие разноцветные огни среди деревьев опять понравились мне. Нет, что ни говори, а все-таки бывают в жизни приятные минуты...
* * *
Никто воочию не видел, как подвергся нападению и был надежно связан у себя в гараже Оливер Грантчестер. Его так быстро нокаутировали, что он и сам не успел не то что разглядеть, но и заметить своего обидчика. Когда его нашли, он уже успел прийти в себя. У него сильно болела голова от удара по затылку, а нос и челюсть оказались сломаны. Выяснилось также, что кто-то, когда Грантчестер был уже в нокауте, повредил его гениталии.
Знать бы кто. Да разве узнаешь? Экая досада!
Полиция поместила Грантчестера в тюремный госпиталь, где адвокату оказали врачебную помощь.
* * *
Пэтси еще раз успешно уладила дела.
Ее стараниями я был устроен в частную больницу, специализированную на лечении ожогов. Пожилая женщина-врач взялась за дело, несмотря на то, что был субботний вечер.
— Мой дорогой, — сказала она, — хорошего мало. Ваши повреждения причиняют вам сильную боль, но вы молодой, крепкий мужчина, и все будет хорошо.
В ход пошла биосинтетическая противоожоговая кожа и огромные повязки. Голосом доброй бабушки докторша говорила:
— Кроме того, у вас трещины в ребрах. Или скажете, их нет?
— Скажу — есть. Она улыбнулась:
— А теперь спать.
* * *
Лечение шло так успешно, что уже в шесть утра я набрал номер пейджера Криса, а через пять минут между нами состоялся разговор.
— Где ты пропадаешь? — почти сердито и обиженно сказал он.
Я все объяснил ему.
— Эта больница только для миллионеров! — ужаснулся Крис.
— Тогда забери меня отсюда или хотя бы привези какую-нибудь одежонку.
Крис привез мою собственную одежду, ту, что позаимствовал три дня назад, чтобы незаметно уйти с поминок. Когда он подъехал к больнице, я стоял, наблюдая, как серый рассвет возвращается на грешную землю. — Больничное одеяние не годится для визитов, — заметил Крис, когда мы приветствовали друг друга.
— У меня все отобрали прошлой ночью.
— Упросил бы их.
— Напрасный труд.
— Если честно, — немного смущенно сказал Крис, — не ожидал, что ты сегодня уже будешь на ногах.
— Мне так удобней, — кратко заверил я Криса. — С этим автобусом, должен сказать тебе, вышло здорово.
— А то нет? — широко улыбнулся Крис.
— А вообще — как все было? Рассказал бы.
Он вытащил из машины сумку с одеждой и подошел к тому окну, возле которого стоял я. Лицо Криса сияло от удовольствия. Высокие скулы, светло-каштановые волосы, блестящие карие глаза — озорная физиономия. Важное или тем более торжественное выражение лица было несвойственно ему. Рассказывая о событиях субботнего вечера, Крис не мог удержаться от смеха.
— Те бандиты, что напали на тебя из кустов, настоящие громилы, скоты. Я сразу понял: вот они — те, кого я искал. Если честно, Ал, я с ними не справился бы. Не больше, чем ты.
Я кивнул, признавая правоту слов Криса.
— Ну, я и подумал, — продолжал Крис, — что лучше всего вызвать наряд полиции, чтобы окружить эту сволочь. А для начала я укрылся за высокой деревянной оградой сада и нашел там такое место, откуда мог видеть сквозь кусты, что творится в саду, благо света там было, сам знаешь, вдосталь. Смотрю, эти четверо привязали тебя к дереву. Один надел перчатки. А тут еще трое подошли. Всего семеро, а с семерыми в одиночку тем более не управишься, сам понимаешь.
— Разумеется, — сказал я.
Этих троих я сразу узнал. Жирного верзилу, адвоката, я видел на похоронах твоего отчима.
— Да, — подтвердил я.
— Ну, Сэртиса-то я знаю как облупленного.
— Да.
— А третья была его жена. Я кивнул.
— Смотрю, тебя уже бьют. Тут я помчался к бару и давай звонить оттуда в полицию. Здесь, говорю, творится черт знает что, а эти болваны мне — черт знает что творится каждую субботу вечером. Однако спросили, где я нахожусь и откуда звоню. Я к бармену: так, мол, и так, чей это дом, где в саду горят огни? А он мне — мистера, говорит, Оливера Грантчестера, известного адвоката. Сообщаю об этом полиции, а им хоть бы что. Ах, вы, думаю, идиоты! И, ей Богу, просто не знаю, что же мне делать.
Я тоже не знал бы, подумал я.
— Вдруг к бару подкатывает этот автобус, с жизнерадостными психами в оранжевых шарфах. Фанаты, конечно, поперли в бар, и тут я думаю, манна небесная! Выбегаю из бара, смотрю — половина оболтусов еще в автобусе, кричу им — тут рядом пиво задарма, а сам — на место водителя и вперед, напролом сквозь ограду, прямехонько в сад известного адвоката мистера Грантчестера.
— Номер удался, — сказал я. Удался-то удался, но...
— Не стоит вспоминать, — сказал я.
— Попробуй забудь такое, — поежился Крис.
— Главное, что ты пришел вовремя.
— Хорошо еще, что нагрянули эти болваны из полиции. Да сколько сразу! — Крис, а что ты сделал с Грантчестером? — спросил я.
— Легонько пнул его разок куда надо.
Да, вспомнил я, башмаки у Криса и без каблуков были довольно боеспособные.
— Ну и малость подправил ему рожу кастетом, — добавил Крис. — Негодяй негодяю рознь. Одно дело боксерские перчатки, а другое — жечь людей... Скотина! Хорошо еще — не убил его совсем.
— Полиция интересовалась, не знаю ли я, кто связал Грантчестера. Откуда же, говорю, мне знать, когда я лежал в пруду?
Крис рассмеялся:
— На тебя стоит работать! Понадоблюсь — звони. За Грантчестера — премия.
* * *
Пэтси молча вошла ко мне, когда я сидел на краю постели, одетый в брюки и рубашку, и чувствовал себя прескверно. Кому-кому, а Пэтси я предпочел бы не попадаться на глаза в таком состоянии.
— Уйди, — сказал я, и она ушла.
Первым человеком, возникшим в дверях после ухода Пэтси, оказалась медсестра, до зубов вооруженная шприцами и ампулами.
* * *
Еще до полудня меня посетил полицейский инспектор Вернон, которого, как выяснилось, я видел в саду.
— Миссис Бенчмарк сказала мне, что вы уже одеты, — начал он, не подавая мне руки.
— Вы хорошо ее знаете?
— Она патрон местных благотворительных обществ, помогающих полиции. — Вот как?
Я стоял у окна, и инспектор подошел ко мне и встал рядом. В небе стремительно неслись облака. Мне нравились такие дни в горах.
— Миссис Бенчмарк говорит, что мистер Грантчестер, также один из наших патронов, подговорил четверых мужчин напасть на вас.
— Считайте, что так и было, — согласился я. Инспектор был грузным человеком небольшого роста, уже начавшим седеть. Скромный чин для такого возраста. Инспектор немногого добился в продвижении по служебной лестнице. Обычно такие служаки бывают хотя и приземленными, но дотошными сыщиками.
— Вы можете сказать мне, что побудило мистера Грантчестера к этому? — спросил меня инспектор.
— Спросите об этом самого мистера Грантчестера. Он, вероятно, лучше знает, что ответить на этот вопрос.
— У него перелом нижней челюсти. Сегодня утром он не мог говорить. И весь живот у мистера Грантчестера в кровоподтеках.
И снова Вернон спросил, не знаю ли я, кто напал на Грантчестера. А я, конечно, снова не знал. Я ведь был в пруду, о чем инспектору хорошо известно, повторил я.
Однако я принес следствию пользу, сообщив инспектору, что еще раньше, в Шотландии, те же четверо бандитов навестили меня, намяли мне бока, разукрасили физиономию и ограбили, о чем я тогда же заявил в тамошнюю полицию. Я предложил инспектору Вернону связаться также со старшим инспектором Рейнольдсом из Лестерширской полиции и поговорить с ним о человеке, которого жгли на той же решетке, что и меня. Вернон что-то методично записывал. Если я буду в состоянии, сказал он, то завтра утром был бы весьма желателен мой визит к нему на службу. За мной могут прислать машину без опознавательных знаков.
«Действуй по обстоятельствам», — сказал бы Крис, а меня хватило лишь на «о'кей».
* * *
Ни шатко ни валко, а день прошел. Настала и тоже прошла ночь.
Синяки почернели. Повреждена была только правая сторона грудной клетки. «Работа» левши.
Подверглись новому врачебному осмотру ожоги. Никаких признаков инфекции. Большая удача, сказали мне. Еще бы! Ведь вода в пруду не была стерильной.
* * *
В понедельник утром я, не внемля советам врачей, настоял на том, чтобы они меня отпустили. Слишком много дел — так сказал я им.
Приехала машина, чтобы отвезти меня к инспектору Вернону. Там мне сразу же предложили заглянуть через окно в ярко освещенную комнату и сказать, не видел ли я раньше кого-нибудь из находящихся там восьмерых человек.
Нет проблем. Номера первый, третий, седьмой и восьмой.
— Они все отрицают, говорят, что пальцем вас не тронули.
Я постарался так взглянуть на Вернона, чтобы он сумел прочесть у меня в глазах. «Не говорите чепухи», и сказал:
— Вы сами видели их в саду и сами же там их арестовали. — Но я не видел, как они совершали преступление, нанося вам тяжкие телесные повреждения.
Я закрыл глаза, чтобы не поддаться своему настроению, не вскипеть от боли.
— Номер третий надел боксерские перчатки и «нанес мне повреждения», которые нетрудно увидеть на моем лице. Он левша. Остальные наблюдали за его «работой». Все четверо укладывали меня на горячую решетку. Они же, эти четверо, напали на меня возле моего дома в Шотландии. Я не знаю их имен, но знаю их в лицо.
Я уже не раз убеждался в том, что наша доблестная британская полиция не только никогда не приносит извинений за свои неправильные действия, но и не видит в этом необходимости. Однако инспектор Вернон вежливо пригласил меня в маленькую комнатку для беседы и предложил мне кофе, что, по его мнению, уже означало проявление самого искреннего внимания.
— Миссис Бенчмарк не смогла с уверенностью опознать этих людей, — заметил инспектор Вернон.
Я спросил Вернона, говорил ли он с сержантом Берриком из Шотландской полиции и со старшим инспектором Рейнольдсом из Лестершира. Их не оказалось на месте, ответил инспектор Вернон.
Черт бы побрал эти уик-энды!
Могу я позвонить по телефону, спросил я.
Смотря куда, сказал инспектор Вернон. Звонки в другие города недешевы.
— В Лондон, — сказал я, — врачу.
К своему удивлению, я сразу же дозвонился до Кейта Роббистона, как всегда, куда-то спешившего.
— Не найдется ли у вас для меня немного ваших чудодейственных таблеток? — спросил я его.
— А что случилось? — сказал он.
— Меня опять били.
— Кто?
— Те же самые ублюдки.
— О! И так же, как в прошлый раз?
— Не совсем... Хуже.
— Что значит «хуже»?
— Трещины в ребрах и несколько ожогов.
— Ожогов?
— Ничего общего с делами минувших дней. Доктор Роббистон засмеялся. Потом он говорил с инспектором Верноном и сказал, что моя мать убьет его, если он не оправдает моих надежд, и что таблетки будут доставлены в течение ближайших двух часов.
После разговора с доктором Кейтом Роббистоном Вернон куда-то вышел. Вскоре принесли кофе на подносе, а я сидел и не знал, сколько меня еще тут продержат, чего я жду и что будет дальше. Когда Вернон вернулся, я сказал ему, что у седьмого номера видел часы моего отца.
— Между прочим, — добавил я, — седьмому номеру было неприятно, когда меня пытали.
— Это не уменьшает его вины.
— Возможно... но если вы пообещаете смягчить его наказание, он может рассказать вам о том, что случилось с Норманом Кворном.
Я думал, инспектор Вернон спросит: «С кем?», но он, не сказав ни слова, вышел. Констебль вскоре принес мне сандвич. Уже наступило время ленча.
Привезли мои таблетки. От них мне стало легче.
Прошло немало времени, прежде чем инспектор Вернон возвратился. Усевшись за стол напротив меня, он сказал, что разговора, который сейчас состоится между нами, не было. Такова его личная просьба, и он будет весьма признателен мне, если я соглашусь ее выполнить. Понял ли я его, спросил инспектор. — Вполне, — сказал я.
— Прежде всего, скажите, можете ли вы определенно узнать золотые часы своего отца?
— С тыльной стороны на них есть надпись «Алисэйру от Вивьен».
Вернон еле заметно улыбнулся. За все это время он ничем больше не выказал своего удовольствия.
— Будем считать, что номера седьмого зовут Берни, — сказал инспектор. — Берни, как вы сами заметили, не обладает столь же крепкими нервами, как его сообщники. — Вернон сделал паузу. — Могу я быть вполне уверен, что вы никому не скажете того, о чем мы говорим с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Кто тебя так? Скотина Сэртис? — спросил Крис. Гнев клокотал в его голосе.
— Скотина Грантчестер. Крис опять куда-то исчез.
В саду было полно людей. Появились какие-то полицейские. Огромный автобус, желтый, белый, серебристый, высился над всей этой сценой, как гигантское олицетворение хаоса. Я лежал в пруду и наблюдал за снующими вокруг в поисках дармового пива футбольными фанатами, которые злились, что никакого пива здесь нет. Полицейские кого-то хватали и щелкали наручниками. Попались в руки стражей порядка и четверо бандитов, переоценивших возможность скрыться. И еще я видел, как растеряна Пэтси и как веселое настроение Сэртиса сменилось отупением и тревогой.
Какой-то фанат объяснял полицейским, что никому не известная девица угнала автобус, стоявший возле пивного бара, где они собирались немного освежиться. Эта девица вдруг объявила, что где-то поблизости бесплатного пива — хоть залейся. Симпатичная такая, она еще сказала, чтобы мы поспешали в этот сад.
Когда они ушли, вернулся Крис.
— Этот гад Грантчестер пытался улизнуть, — сказал Крис. — Теперь он никуда не уйдет.
— Крис, — сказал я, — тебе лучше слинять отсюда.
— Ты так думаешь? — Полиция ищет молодую женщину, которая управляла автобусом.
Что— то шлепнулось в воду мне на грудь.
Вот оно что — влажно поблескивающий медный кастет. Я смахнул его в воду. Пусть скроется на дне.
Рука Криса на миг сжала мне плечо, и вот уже его темная фигура промелькнула передо мной в последний раз и нырнула из освещенной части сада в тень.
Фарс продолжался. Какой-то здоровенный полисмен в форме велел мне выбираться из пруда. Я не подчинился, и тогда он надел на меня наручники и ушел, не слушая никаких возражений.
Постепенно в саду оказалось много людей, которые не были ни полицейскими в форме, ни футбольными фанатами, а представителями закона в штатском, или — иными словами — в твидовых жакетах с кожаными латками на локтях.
Над головой у меня плескался искусственный водопад. Я поднял руки в наручниках и направил тонкую струйку холодной воды себе на лицо.
Чей— то голос произнес:
— Вылезайте из воды.
Я открыл глаза. Приказ исходил от какого-то полицейского чина. Чуть позади него стояла Пэтси.
Этот полицейский был человеком средних лет. Его голос звучал спокойно, без всякой злости, но вряд ли пребывание в пруду длинноволосого типа в наручниках заслуживало поощрения.
— Вылезайте, — повторил он. — Давайте-ка, давайте.
— Не знаю, сумеет ли он, — озабоченно сказала Пэтси. — Его избили...
— Кто?
Пэтси взглянула на унылые группы людей в наручниках, сидевших на траве. Вид у бедняг был разочарованный — ни тебе пива, ни веселья и вообще чепуха какая-то...
— И у него ожоги, — добавила Пэтси. — Я не сумела остановить их.
Полицейский чин взглянул на мангал с тлеющими угольями.
— Нет, ожоги вот от этой решетки.
Один из полицейских нагнулся, чтобы поднять решетку, и сразу отдернул руку и принялся дуть на пальцы.
Меня это рассмешило.
Пэтси мой смех огорчил.
— Это не смешно, Александр, — сокрушенно-назидательно сказала она.
— Миссис Бенчмарк, вы знаете этого человека? — спросил полицейский чин.
— Да, конечно. — Пэтси сверху вниз смотрела на меня. Я старался ответить ей самым безразличным взглядом, готовый снести какое-нибудь очередное оскорбление. — Он... он мой брат.
Меня это сокрушило сильнее, чем все старания Грантчестера.
Пэтси увидела, какое действие оказали на меня ее слова, и заплакала.
Пэтси, мой непримиримый враг, заплакала.
Но вот она быстро смахнула с глаз слезы и сказала полицейскому, что могла бы в толпе футбольных фанатов найти тех, кто избивал меня, после чего полицейский чин и Пэтси ушли, а на их месте возник Сэртис, снова сдуру повеселевший.
— Где Гольден-Мальт? — ни с того ни с сего спросил он меня, глумливо улыбаясь.
Мне показалось, что еще немного, и он лягнет меня ногой в голову.
— Заткнись, — сказал я ему, — и не рыпайся больше, понял? Иначе Пэтси узнает, куда ты шастаешь вечерами по средам. Я назову ей точный адрес, да-да, адрес одного маленького домика на окраине Гвилфорда и имя той проститутки, что живет в этом домике. И зачем ты ходишь туда, Пэтси тоже узнает.
От испуга у Сэртиса отвисла челюсть, и глаза чуть не вылезли из орбит.
— Что? Как... Что? — заикался он. — Это неправда, я скажу ей, что ты врешь.
— Я платил тому, кто следил за тобой. — Настала моя очередь злорадно усмехаться. — Так что держи язык за зубами и не давай волю рукам. И если ты пока еще устраиваешь Пэтси, я не стану ее разочаровывать в тебе, понял?
У него был жалкий вид. Он попятился от меня, как будто боялся заразиться чумой. А у меня на душе полегчало, и яркие разноцветные огни среди деревьев опять понравились мне. Нет, что ни говори, а все-таки бывают в жизни приятные минуты...
* * *
Никто воочию не видел, как подвергся нападению и был надежно связан у себя в гараже Оливер Грантчестер. Его так быстро нокаутировали, что он и сам не успел не то что разглядеть, но и заметить своего обидчика. Когда его нашли, он уже успел прийти в себя. У него сильно болела голова от удара по затылку, а нос и челюсть оказались сломаны. Выяснилось также, что кто-то, когда Грантчестер был уже в нокауте, повредил его гениталии.
Знать бы кто. Да разве узнаешь? Экая досада!
Полиция поместила Грантчестера в тюремный госпиталь, где адвокату оказали врачебную помощь.
* * *
Пэтси еще раз успешно уладила дела.
Ее стараниями я был устроен в частную больницу, специализированную на лечении ожогов. Пожилая женщина-врач взялась за дело, несмотря на то, что был субботний вечер.
— Мой дорогой, — сказала она, — хорошего мало. Ваши повреждения причиняют вам сильную боль, но вы молодой, крепкий мужчина, и все будет хорошо.
В ход пошла биосинтетическая противоожоговая кожа и огромные повязки. Голосом доброй бабушки докторша говорила:
— Кроме того, у вас трещины в ребрах. Или скажете, их нет?
— Скажу — есть. Она улыбнулась:
— А теперь спать.
* * *
Лечение шло так успешно, что уже в шесть утра я набрал номер пейджера Криса, а через пять минут между нами состоялся разговор.
— Где ты пропадаешь? — почти сердито и обиженно сказал он.
Я все объяснил ему.
— Эта больница только для миллионеров! — ужаснулся Крис.
— Тогда забери меня отсюда или хотя бы привези какую-нибудь одежонку.
Крис привез мою собственную одежду, ту, что позаимствовал три дня назад, чтобы незаметно уйти с поминок. Когда он подъехал к больнице, я стоял, наблюдая, как серый рассвет возвращается на грешную землю. — Больничное одеяние не годится для визитов, — заметил Крис, когда мы приветствовали друг друга.
— У меня все отобрали прошлой ночью.
— Упросил бы их.
— Напрасный труд.
— Если честно, — немного смущенно сказал Крис, — не ожидал, что ты сегодня уже будешь на ногах.
— Мне так удобней, — кратко заверил я Криса. — С этим автобусом, должен сказать тебе, вышло здорово.
— А то нет? — широко улыбнулся Крис.
— А вообще — как все было? Рассказал бы.
Он вытащил из машины сумку с одеждой и подошел к тому окну, возле которого стоял я. Лицо Криса сияло от удовольствия. Высокие скулы, светло-каштановые волосы, блестящие карие глаза — озорная физиономия. Важное или тем более торжественное выражение лица было несвойственно ему. Рассказывая о событиях субботнего вечера, Крис не мог удержаться от смеха.
— Те бандиты, что напали на тебя из кустов, настоящие громилы, скоты. Я сразу понял: вот они — те, кого я искал. Если честно, Ал, я с ними не справился бы. Не больше, чем ты.
Я кивнул, признавая правоту слов Криса.
— Ну, я и подумал, — продолжал Крис, — что лучше всего вызвать наряд полиции, чтобы окружить эту сволочь. А для начала я укрылся за высокой деревянной оградой сада и нашел там такое место, откуда мог видеть сквозь кусты, что творится в саду, благо света там было, сам знаешь, вдосталь. Смотрю, эти четверо привязали тебя к дереву. Один надел перчатки. А тут еще трое подошли. Всего семеро, а с семерыми в одиночку тем более не управишься, сам понимаешь.
— Разумеется, — сказал я.
Этих троих я сразу узнал. Жирного верзилу, адвоката, я видел на похоронах твоего отчима.
— Да, — подтвердил я.
— Ну, Сэртиса-то я знаю как облупленного.
— Да.
— А третья была его жена. Я кивнул.
— Смотрю, тебя уже бьют. Тут я помчался к бару и давай звонить оттуда в полицию. Здесь, говорю, творится черт знает что, а эти болваны мне — черт знает что творится каждую субботу вечером. Однако спросили, где я нахожусь и откуда звоню. Я к бармену: так, мол, и так, чей это дом, где в саду горят огни? А он мне — мистера, говорит, Оливера Грантчестера, известного адвоката. Сообщаю об этом полиции, а им хоть бы что. Ах, вы, думаю, идиоты! И, ей Богу, просто не знаю, что же мне делать.
Я тоже не знал бы, подумал я.
— Вдруг к бару подкатывает этот автобус, с жизнерадостными психами в оранжевых шарфах. Фанаты, конечно, поперли в бар, и тут я думаю, манна небесная! Выбегаю из бара, смотрю — половина оболтусов еще в автобусе, кричу им — тут рядом пиво задарма, а сам — на место водителя и вперед, напролом сквозь ограду, прямехонько в сад известного адвоката мистера Грантчестера.
— Номер удался, — сказал я. Удался-то удался, но...
— Не стоит вспоминать, — сказал я.
— Попробуй забудь такое, — поежился Крис.
— Главное, что ты пришел вовремя.
— Хорошо еще, что нагрянули эти болваны из полиции. Да сколько сразу! — Крис, а что ты сделал с Грантчестером? — спросил я.
— Легонько пнул его разок куда надо.
Да, вспомнил я, башмаки у Криса и без каблуков были довольно боеспособные.
— Ну и малость подправил ему рожу кастетом, — добавил Крис. — Негодяй негодяю рознь. Одно дело боксерские перчатки, а другое — жечь людей... Скотина! Хорошо еще — не убил его совсем.
— Полиция интересовалась, не знаю ли я, кто связал Грантчестера. Откуда же, говорю, мне знать, когда я лежал в пруду?
Крис рассмеялся:
— На тебя стоит работать! Понадоблюсь — звони. За Грантчестера — премия.
* * *
Пэтси молча вошла ко мне, когда я сидел на краю постели, одетый в брюки и рубашку, и чувствовал себя прескверно. Кому-кому, а Пэтси я предпочел бы не попадаться на глаза в таком состоянии.
— Уйди, — сказал я, и она ушла.
Первым человеком, возникшим в дверях после ухода Пэтси, оказалась медсестра, до зубов вооруженная шприцами и ампулами.
* * *
Еще до полудня меня посетил полицейский инспектор Вернон, которого, как выяснилось, я видел в саду.
— Миссис Бенчмарк сказала мне, что вы уже одеты, — начал он, не подавая мне руки.
— Вы хорошо ее знаете?
— Она патрон местных благотворительных обществ, помогающих полиции. — Вот как?
Я стоял у окна, и инспектор подошел ко мне и встал рядом. В небе стремительно неслись облака. Мне нравились такие дни в горах.
— Миссис Бенчмарк говорит, что мистер Грантчестер, также один из наших патронов, подговорил четверых мужчин напасть на вас.
— Считайте, что так и было, — согласился я. Инспектор был грузным человеком небольшого роста, уже начавшим седеть. Скромный чин для такого возраста. Инспектор немногого добился в продвижении по служебной лестнице. Обычно такие служаки бывают хотя и приземленными, но дотошными сыщиками.
— Вы можете сказать мне, что побудило мистера Грантчестера к этому? — спросил меня инспектор.
— Спросите об этом самого мистера Грантчестера. Он, вероятно, лучше знает, что ответить на этот вопрос.
— У него перелом нижней челюсти. Сегодня утром он не мог говорить. И весь живот у мистера Грантчестера в кровоподтеках.
И снова Вернон спросил, не знаю ли я, кто напал на Грантчестера. А я, конечно, снова не знал. Я ведь был в пруду, о чем инспектору хорошо известно, повторил я.
Однако я принес следствию пользу, сообщив инспектору, что еще раньше, в Шотландии, те же четверо бандитов навестили меня, намяли мне бока, разукрасили физиономию и ограбили, о чем я тогда же заявил в тамошнюю полицию. Я предложил инспектору Вернону связаться также со старшим инспектором Рейнольдсом из Лестерширской полиции и поговорить с ним о человеке, которого жгли на той же решетке, что и меня. Вернон что-то методично записывал. Если я буду в состоянии, сказал он, то завтра утром был бы весьма желателен мой визит к нему на службу. За мной могут прислать машину без опознавательных знаков.
«Действуй по обстоятельствам», — сказал бы Крис, а меня хватило лишь на «о'кей».
* * *
Ни шатко ни валко, а день прошел. Настала и тоже прошла ночь.
Синяки почернели. Повреждена была только правая сторона грудной клетки. «Работа» левши.
Подверглись новому врачебному осмотру ожоги. Никаких признаков инфекции. Большая удача, сказали мне. Еще бы! Ведь вода в пруду не была стерильной.
* * *
В понедельник утром я, не внемля советам врачей, настоял на том, чтобы они меня отпустили. Слишком много дел — так сказал я им.
Приехала машина, чтобы отвезти меня к инспектору Вернону. Там мне сразу же предложили заглянуть через окно в ярко освещенную комнату и сказать, не видел ли я раньше кого-нибудь из находящихся там восьмерых человек.
Нет проблем. Номера первый, третий, седьмой и восьмой.
— Они все отрицают, говорят, что пальцем вас не тронули.
Я постарался так взглянуть на Вернона, чтобы он сумел прочесть у меня в глазах. «Не говорите чепухи», и сказал:
— Вы сами видели их в саду и сами же там их арестовали. — Но я не видел, как они совершали преступление, нанося вам тяжкие телесные повреждения.
Я закрыл глаза, чтобы не поддаться своему настроению, не вскипеть от боли.
— Номер третий надел боксерские перчатки и «нанес мне повреждения», которые нетрудно увидеть на моем лице. Он левша. Остальные наблюдали за его «работой». Все четверо укладывали меня на горячую решетку. Они же, эти четверо, напали на меня возле моего дома в Шотландии. Я не знаю их имен, но знаю их в лицо.
Я уже не раз убеждался в том, что наша доблестная британская полиция не только никогда не приносит извинений за свои неправильные действия, но и не видит в этом необходимости. Однако инспектор Вернон вежливо пригласил меня в маленькую комнатку для беседы и предложил мне кофе, что, по его мнению, уже означало проявление самого искреннего внимания.
— Миссис Бенчмарк не смогла с уверенностью опознать этих людей, — заметил инспектор Вернон.
Я спросил Вернона, говорил ли он с сержантом Берриком из Шотландской полиции и со старшим инспектором Рейнольдсом из Лестершира. Их не оказалось на месте, ответил инспектор Вернон.
Черт бы побрал эти уик-энды!
Могу я позвонить по телефону, спросил я.
Смотря куда, сказал инспектор Вернон. Звонки в другие города недешевы.
— В Лондон, — сказал я, — врачу.
К своему удивлению, я сразу же дозвонился до Кейта Роббистона, как всегда, куда-то спешившего.
— Не найдется ли у вас для меня немного ваших чудодейственных таблеток? — спросил я его.
— А что случилось? — сказал он.
— Меня опять били.
— Кто?
— Те же самые ублюдки.
— О! И так же, как в прошлый раз?
— Не совсем... Хуже.
— Что значит «хуже»?
— Трещины в ребрах и несколько ожогов.
— Ожогов?
— Ничего общего с делами минувших дней. Доктор Роббистон засмеялся. Потом он говорил с инспектором Верноном и сказал, что моя мать убьет его, если он не оправдает моих надежд, и что таблетки будут доставлены в течение ближайших двух часов.
После разговора с доктором Кейтом Роббистоном Вернон куда-то вышел. Вскоре принесли кофе на подносе, а я сидел и не знал, сколько меня еще тут продержат, чего я жду и что будет дальше. Когда Вернон вернулся, я сказал ему, что у седьмого номера видел часы моего отца.
— Между прочим, — добавил я, — седьмому номеру было неприятно, когда меня пытали.
— Это не уменьшает его вины.
— Возможно... но если вы пообещаете смягчить его наказание, он может рассказать вам о том, что случилось с Норманом Кворном.
Я думал, инспектор Вернон спросит: «С кем?», но он, не сказав ни слова, вышел. Констебль вскоре принес мне сандвич. Уже наступило время ленча.
Привезли мои таблетки. От них мне стало легче.
Прошло немало времени, прежде чем инспектор Вернон возвратился. Усевшись за стол напротив меня, он сказал, что разговора, который сейчас состоится между нами, не было. Такова его личная просьба, и он будет весьма признателен мне, если я соглашусь ее выполнить. Понял ли я его, спросил инспектор. — Вполне, — сказал я.
— Прежде всего, скажите, можете ли вы определенно узнать золотые часы своего отца?
— С тыльной стороны на них есть надпись «Алисэйру от Вивьен».
Вернон еле заметно улыбнулся. За все это время он ничем больше не выказал своего удовольствия.
— Будем считать, что номера седьмого зовут Берни, — сказал инспектор. — Берни, как вы сами заметили, не обладает столь же крепкими нервами, как его сообщники. — Вернон сделал паузу. — Могу я быть вполне уверен, что вы никому не скажете того, о чем мы говорим с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34