Ее привязывают к недоуздку и гоняют лошадей по большому кругу. Верхом на них ведь еще не ездят. Их еще никогда не седлали. Молодые слишком.— Я бы хотела посмотреть, — сказала Касси, глядя на свой гипс и явно прикидывая, успеем ли мы.— А где вы жить будете? — спросил Морт. — Где вас искать?— Еще не знаем, — сказал я.— В самом деле? А может, здесь поживете? У меня тут есть лишняя кровать. — Он отхватил сразу полтоста и проглотил не жуя. — Вот сами и будете отвечать на свои звонки. Разумно?— Разумно, — ответил я. — На пару дней... Спасибо большое.— Значит, решено! — он жизнерадостно улыбнулся Касси. — Дочка будет очень рада. Жены-то у меня нет, знаете ли. Ушла она. И Миранда — это дочка моя — скучает. Ей шестнадцать, и ей не хватает женского общества.Оставайтесь на недельку! Вам на сколько надо-то?— Мы не знаем, — сказала Касси.Он коротко кивнул.— Верно. Что загадывать-то? Там видно будет.Он небрежно взял ножик для бумаги и принялся чистить ногти, сразу напомнив мне Джонатана, который все время, сколько я его помнил, чистил ногти острием винтовочной пули.— Я думал на выходные поехать в Ирландию, — сказал я. — Попробую помириться с Донаваном.Морт одарил меня ослепительной улыбкой.— Я слышал, что вы дерьмо и ублюдок и что вас следует, самое меньшее, шесть раз проволочь, привязав за ноги, вокруг ипподрома.Телефон, стоявший на столе у него под рукой, зазвонил. Морт схватил трубку после первого же звонка.— Алло! — крикнул он в трубку.— О! — сказал он. — Привет, Люк! — Он принялся делать мне знаки бровями. — Да. Он здесь. Завтракает.Морт передал мне трубку, сказав:— Люк говорит, он только что звонил вам.— Вильям, — спросил Люк спокойным, понимающим тоном, — как там новые жеребята?— Отлично. Жалоб пока не было.— Я думал приехать, поглядеть на них. Оценить, что вы там мне накупили. Послушайте, приятель, окажите мне услугу: закажите номер в «Бедфорд-армс» на двое суток, четырнадцатое и пятнадцатое октября, ладно?— Ладно, — ответил я.— Передайте привет Касси, — сказал он. — Приводите ее на обед в «Бедфорд» четырнадцатого, о'кей? Я буду рад с ней познакомиться. Кстати, приятель, от вас я собираюсь в Дублин. Вы едете на ярмарку в Боллсбридж?— Да, собирался. Умер Ральф Финнеган, будут распродавать его лошадей...Люк, похоже, одобрил мои намерения.— И кого вы выберете? Кто у него там лучший?— Оксидайз. Двухлеток, хорошо выезженный, быстрый, в перспективе следующее дерби. И наверняка очень дорогой.Люк что-то проворчал.— Донавану отправите?— Конечно.Ворчание превратилось в смешок.— Ну, увидимся четырнадцатого.И Люк повесил трубку.— Что, приедет? — спросил Морт, и я кивнул и сказал ему когда.— Да, он обычно приезжает в октябре, — сказал Морт. Он спросил, не хотим ли мы посмотреть, как тренируют оставшихся лошадей, но я торопился закончить дела в доме, поэтому мы с Касси вернулись в деревню и для начала заехали в пивную. Хозяин, которого мы сегодня еще не видели, сметал с порога опавшие листья. Он был в своей рубашке с короткими рукавами.— Вам не холодно? — спросила Касси. Банан, весь вспотевший, в отличие от нас, кутавшихся в пуховки, объяснил, что только что ворочал бочонки с пивом в подвале. Мы сказали, что на время уезжаем, и объяснили почему.— Заходите, — сказал он, покончив с листвой. — Кофе хотите?Мы выпили с ним кофе в баре, только он в свое еще добавил мороженого и бренди, а мы отказались.— Ну конечно, — дружелюбно согласился он, — я буду забирать вашу почту. Бумаги, молоко, все, что хотите. Еще что-нибудь?— Хватит ли у вас благородства на великий подвиг? — спросила Касси.Он покосился на нее поверх своей пенистой кружки.— Выкладывайте!— Моя желтая машина записана на сегодня на техобслуживание и проверку, и я подумала...— Не отгоню ли я ее в гараж?— А обратно вас привезет Вильям, — заискивающе сказала она.— Для вас, Касси, все что угодно, — сказал Банан. — Прямо сейчас.— С меня сегодня гипс снимут! — радостно сообщила она. Я посмотрел в ее ясные серые глаза и подумал, что я так ее люблю, что даже смешно. «Не бросай меня! — подумал я. — Останься со мной навсегда. Мне без тебя теперь будет так одиноко. Просто невыносимо...»Мы все вместе подъехали к нашему домику и оставили машину на дороге, потому что Касси хотела, чтобы Банан вывел из гаража ее маленькое чудище.Они с Бананом пошли к гаражу, чтобы открыть его, а я, одним глазом глядя на них, направился к Дому, чтобы отпереть входную дверь и подобрать письма, которые падали прямо на коврик.Домик выглядел таким тихим и мирным, что все наши предосторожности показались ненужными, как заборы на луне.«Нет, — сказал я себе. — Анджело непредсказуем. Словно вулкан. Вулкану тоже можно желать всего самого лучшего, но ожидать от него разумного поведения по меньшей мере глупо». «Берегись тигров!»Из гаража послышался какой-то грохот, но в нем не было ничего угрожающего, так что я не обратил внимания.На коврике лежало шесть конвертов. Я наклонился, подобрал их, проглядел. Три счета Люку, квитанция о налоге на дом, рекламка издательства и письмо Касси от ее матери из Сиднея. Обычные будничные письма, ничего такого, ради чего стоило бы умереть.Я оглядел напоследок славную гостиную, клетчатые оборки на занавесках, соломенных куколок, раскачивающихся на сквозняке... «Ничего, — подумал я, — скоро вернемся».Дверь кухни была открыта, свет из окна блестел на белой стене — и в этом свете шевельнулась тень.«Банан и Касси, — машинально подумал я. — Вошли через дверь в кухне...» Нет. Через эту дверь они войти не могли. Она заперта.Я не успел ни испугаться, ни как-то среагировать — даже волосы дыбом встать не успели. В дверях появился глушитель пистолета, черный силуэт на фоне белой стены, а вслед за ним — Анджело, весь в черном, распираемый торжествующей ненавистью, похожий на дьявола.Что-то говорить было бессмысленно. Я мгновенно понял, что он пришел меня убить, что я смотрю в лицо собственной смерти. Анджело был исполнен такой решимости, настолько отдался жестокости, был так опьянен тягой к разрушению, что никто на свете не мог бы остановить его словами.Я действовал скорее инстинктивно, нежели осмысленно. Схватив бейсбольную биту, которая так и лежала на подоконнике, вцепившись в рукоятку с ловкостью отчаяния, я замахнулся на Анджело единым плавным движением всего тела, от ноги через тело к руке с битой, обрушившись на руку с пистолетом всем своим весом.Анджело выстрелил мне в грудь в упор, с расстояния шести футов. Я ощутил рвущий удар, и больше ничего. Это даже не помешало мне довершить удар. Через какую-то долю секунды бита ударила Анджело поруке, сломав ему запястье так же легко, как сам Анджело сломал руку Касси.Удар был так силен, что я потерял равновесие и отшатнулся от двери.Анджело выронил пистолет и прижал правую руку к телу, взвыв от боли. Он согнулся в три погибели, неуклюже бросился прочь, во входную дверь, и побежал по дорожке, ведущей на улицу.Я смотрел на него в окно в каком-то странном спокойствии, зная, что сейчас еще ничего не произошло, но вот-вот должно случиться, потому что в моей груди сидит пуля.Я думал, что Анджело все-таки добрался до треклятого Дерри. Все-таки отомстил. Он знает, что его выстрел попал в цель. Анджело будет уверен, что поступил правильно, даже если ему придется провести остаток жизни в тюрьме.Должно быть, сейчас, несмотря на сломанную руку, несмотря на грозящее ему заключение, он испытывает неукротимую, безумную радость победы.Битва окончена, и война тоже. Анджело будет удовлетворен тем, что победил — зримо, материально, ощутимо. В дом вбежали Банан и Касси и с облегчением увидели, что я стою, немного прислонясь к буфету, по всей видимости, целый и невредимый.— Это был Анджело? — спросила Касси.— Ага.Банан посмотрел на валяющуюся на полу бейсбольную биту и сказал:— Ты его ударил.— Да.— Это хорошо! — с удовлетворением сказала Касси. — Пусть теперь сам в гипсе ходит!Банан увидел пистолет Анджело и нагнулся подобрать его.— Не трогай, — сказал я.Он, не распрямляясь, посмотрел на меня вопросительно.— Отпечатки пальцев, — пояснил я. — Теперь он точно сядет пожизненно.— Но...— Он в меня стрелял, — сказал я. Они уставились на меня, сперва с недоверием, потом с тревогой.— Куда? — спросила Касси.Я коротко указал левой рукой на грудь. Правая рука отяжелела и бессильно висела. Я равнодушно подумал, что, наверное, порвана часть мускулов, которые ею двигают.— "Скорую" вызвать? — спросил Банан.— Да.«Они просто не понимают, как это серьезно», — подумал я. Они ни видели никаких повреждений, а я заботился в основном о том, как сказать им об этом, чтобы не напугать Касси до смерти.На самом деле в тот момент я не ощущал ничего особенного, но умом понимал, что вот-вот станет очень плохо. Внутри меня, подобно лавине, нарастали болезненные изменения. Все быстрее и быстрее, но пока терпимо.— Позвоните в кембриджскую больницу, — сказал я и сам удивился своему спокойствию.Потом я, сам того не желая, опустился на колени, и беспокойство у них на лицах сменилось ужасом.— Ты действительно ранен! — воскликнула Касси.— Я... я... — я не мог придумать, что сказать. Она внезапно оказалась рядом со мной, встала на колени, ощупала меня и с ужасом обнаружила входное отверстие, которого было не видно сквозь теплую куртку, и выходное отверстие на спине, значительно больше первого. Обе раны сильно кровоточили.— Боже мой! — воскликнула она, совершенно ошеломленная.Банан подошел посмотреть, и я понял по их лицам, что теперь они все знают, и объяснять уже больше ничего не надо.Помрачневший Банан отошел, снял трубку, лихорадочно полистал справочник и набрал номер.— Да, — говорил он. — Да, срочно. В человека стреляли. Да, я сказал «стреляли»... В грудь... Да, жив... Да, в сознании... Нет, пуля застрять не могла. — Он дал адрес дома и коротко объяснил, как доехать. — Да не задавайте вы дурацких вопросов. Скажите им, пусть оторвут задницу...Да-да, очень серьезное, бога ради, не тратьте времени... Имя? Мое?! Господь всемогущий! Джон Фрисби.Он гневно швырнул трубку и сказал:— Они хотят знать, обращались ли мы в полицию. Им-то какое дело?Я не мог заставить" себя сказать ему, что обо всех огнестрельных ранениях полагается сообщать в полицию. Мне уже становилось трудно дышать.Однако единственное, что я мог выдавить, стоило того.— Пистолет... — проговорил я. — В полиэтиленовый пакет не кладите... Конденсат смывает отпечатки...На лице у Банана появилось изумление. Видимо, он не понимал, что я сказал это сейчас, потому что вскоре уже совсем не смогу говорить. Мне становилось все хуже. Все тело сделалось холодным и липким, на лбу выступил пот. Я кашлянул и вытер рукой красную струйку, которая вытекла изо рта. Меня накрыло волной слабости, и я обнаружил, что тяжело привалился к буфету, а потом мешком осел на пол.— Вильям! Нет! — воскликнула Касси. Если я когда-нибудь сомневался, что она меня любит, теперь я в этом убедился. Такое бездонное отчаяние поддельным быть не могло.— Не беспокойся... — выдавил я. И попытался улыбнуться, но, похоже, неубедительно. Я снова закашлялся, и на этот раз крови было еще больше.Я пытался дышать на дне озера. А озеро становилось все глубже, все новые потоки вливались в него... Это происходило все быстрее и быстрее...Очень быстро. Я не готов, подумал я. А кто готов?Я слышал, как Банан настойчиво говорит что-то, но не мог разобрать ни слова. Сознание начало таять. Окружающий мир исчезал. «Я умираю, — подумал я. — Правда, умираю... Слишком быстро...»Глаза у меня закрылись, потом открылись снова. Дневной свет выглядел странно. Слишком ярким. Я увидел, что лицо у Касси мокрое от слез.Я попытался сказать «Не плачь!», но мне не хватало дыхания. Дышать сделалось почти невозможно. Откуда-то издалека все еще доносился голос Банана. У меня было ощущение, что все превращается в жидкость. Как будто тело мое тает, и глубокая подземная река выходит из берегов и уносит меня...Последняя, смутная мысль на краю сознания: господи помилуй, я тону в собственной крови! Глава 21 Следующим, что я увидел, было лицо Касси. Но это было не меньше, чем через сутки, и Касси не плакала, а спокойно спала. Она сидела у моей кровати, и вокруг все было белое, сплошное стекло и хром, и много-много ламп.Реанимация и все такое.Несколько часов я приходил в себя. Сперва почувствовал боль, которой сначала не ощущал, потом увидел трубки, снабжающие разными жидкостями ком глины, именуемый моим телом, потом услышал голоса, которые говорили о том, как мне повезло, что я здесь; что я умер и все-таки жив.Я благодарил их всех, и благодарил искренне. Благодарил Банана, который, видимо, подхватил меня и на моей собственной машине на скорости сто миль в час отвез в Кембридж, потому что так было быстрее, чем дожидаться «скорой».Благодарил двух хирургов, которые, похоже, трудились весь день и половину ночи, очищая и зашивая мое правое легкое и препятствуя крови вытекать из раны с той же скоростью, с какой в мою вену накачивали новую.Благодарил сиделок, которые ловко возились со сложными приспособлениями, и заочно благодарил доноров, которые отдали мне свою кровь.Благодарил Касси за то, что она любит меня и что она сидела рядом со мной все время, пока врачи ей позволяли.Благодарил судьбу за то, что смертоносный кусок металла миновал сердце. Благодарил всех, кого только мог, за все, что мог придумать, так был рад, что остался в живых.Длинные повторяющиеся видения, что являлись мне в беспамятстве, растаяли, ушли, перестали быть живой реальностью. Я перестал видеть Дьявола, который ходил вокруг меня тихо, но неумолимо, выжидая, чтобы похитить мою душу. Он ушел, Падший Ангел, Дьявол с лицом Анджело, с желтым лицом, окруженным седеющими волосами, и двумя черными дырами вместо глаз. Исчез Враг.Я снова вернулся в легкомысленный и радостный реальный мир, где существовали вот эти трубки, а не воплощения Зла.Я не говорил о том, как близок я был к смерти, потому что они сами говорили мне об этом каждые пять минут. Я не говорил, что заглянул в пространства вечности и видел там Тьму кромешную и понял, что она имеет смысл и облик. Видения умирающих и вернувшихся с порога смерти всегда подозрительны. Анджело был живой человек, а не Дьявол, не воплощение, не дом и не ходячая оболочка. Это бред, нарушение функции мозговых клеток заставили меня перепутать одно с другим и принять другого за Того, Одного. Я ничего не говорил, сперва боясь, что меня высмеют, а потом — оттого, что чувствовал, что и впрямь ошибся и что все эти видения были всего лишь... видениями.Обычными видениями.— Где Анджело? — спросил я.— Врачи говорили, что тебе нельзя переутомляться.Я посмотрел на лицо Касси, внезапно ставшее скрытным.— Я все равно лежу, падать мне некуда, — сказал я. — Так что выкладывай.— Ну, — неохотно ответила она, — он здесь...— Здесь?! В этой больнице?Она кивнула.— В соседней палате.— Но почему? — ошеломленно спросил я. — Он разбил машину. — Она с тревогой взглянула на меня, видимо боясь, что я снова потеряю сознание, но потом успокоилась. — Он налетел на автобус миль за шесть отсюда.— После того как он убежал от нас?Она кивнула.— Его привезли сюда. Его принесли в реанимацию, пока мы с Бананом сидели и ждали. Мы просто глазам своим не поверили.Значит, еще не кончено... Я прикрыл глаза. Это никогда не кончится.Куда бы я ни шел, Анджело последует за мной повсюду. Наверно, даже в могилу.— Вильям! — беспокойно окликнула меня Касси.— М-м?— Ох. Я подумала...— Нет-нет, все в порядке.— Он был на грани смерти, — продолжала она. — Как и ты. Он до сих пор в коме.— А что у него?— Травма черепа.За следующие несколько дней я постепенно узнал, что работники больницы не могли поверить, когда Банан с Касси сказали им, что Анджело — тот самый человек, который в меня стрелял. Они так же долго и упорно боролись за его жизнь, как и за мою, и, видимо, в реанимации наши койки стояли рядом, пока Касси не сказала им, что, если я очнусь и увижу его рядом, у меня будет инфаркт.Полиция, видимо, указала на то, что, если Анджело очнется первым, он может захотеть меня добить. И теперь Анджело лежал без сознания в соседней палате, под неусыпным оком констебля.Странно было думать, что он здесь, так близко. Странно и неприятно. Я даже не думал, что это так на меня подействует, но каждый раз, как отворялась дверь, сердце у меня так и подпрыгивало. Разум говорил, что Анджело не придет, не может прийти. А подсознание все равно боялось.Удивительно, как быстро исцеляется тело! С меня сняли трубки; я начал поворачиваться на бок; вставать на ноги; ходить — и все это за неделю. Конечно, я передвигался еще с трудом, и рана побаливала, но я явно ожил. Анджело, похоже, тоже становилось лучше. Он потихоньку выкарабкивался из бездны. Он открывал невидящие глаза, реагировал на внешние раздражители.Я слышал об этом от сиделок, от уборщиц, от сестры, которая делала уколы. И все они с любопытством смотрели на меня, выжидая, как я к этому отнесусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30