Он смотрел на меня без всякого выражения.— Нельзя представить себе два более несхожих характера, чем у Анджело и Лайэма О'Рорке, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы объяснили ему это.Хотя вряд ли из всего этого что-то выйдет, подумал я. Физическая слабость Гарри Гилберта прогрессирует, хоть он это и скрывает, и, вероятнее всего, его шаткий контроль над Анджело продержится только до тех пор, пока Анджело нуждается в деньгах.По телу Гилберта прошла дрожь, но на лице ничего не отразилось. И он с какой-то подавленной яростью сказал:— Это все из-за вашего брата!И я осознал, насколько бесполезен мой визит. В конце концов, Гарри Гилберт — всего лишь старик, который, как и его сын, слепо цепляется за старую идею фикс. Даже если Гарри Гилберт и был когда-то разумным человеком, сейчас он таковым уже не является. И все же я сделал еще одну попытку.Я сказал:— Если бы вы тогда заплатили миссис О'Рорке, если бы вы купили у нее систему Лайэма, как договаривались, вы владели бы ею по праву и могли бы с тех самых пор извлекать из нее прибыль. Ведь мой брат позаботился о том, чтобы вы ее не получили, именно потому, что вы отказались заплатить миссис О'Рорке.— Она была уже старуха, — холодно ответил он.Я изумленно уставился на него.— Вы хотите сказать, что возраст был достаточной причиной, чтобы ей не заплатить?Он не ответил.— Послушайте, — сказал я, — если я угоню у вас машину, неужели меня оправдают на том основании, что вы слишком больны, чтобы водить ее?— Трепач, — сказал Гилберт. — Ничтожество.— Лох! — подтвердил Эдди.— Эдди, — устало сказал Гилберт, — ты умеешь возить коляску и готовить обед. Больше ты ни на что не годишься, так что заткнись.Эдди взглянул на него наполовину вызывающе, наполовину испуганно. Я понял, что он обязан Гарри Гилберту куском хлеба и крышей над головой, что в большом и жестоком мире пособнику убийцы не так-то просто найти тепленькое место и что он боится потерять свою работу при Гилберте. Я сказал Гарри Гилберту:— Почему бы вам не сделать то, что вы когда-то собирались сделать?Купили бы Анджело букмекерскую контору, и пусть система играет за него.Мне ответили новым неподвижным взглядом. Потом Гилберт сказал:— В бизнесе тоже талант нужен. У меня он есть. Но он есть не у всякого.Я кивнул. Вряд ли он мог бы заставить себя сказать что-то еще. И уж, конечно, я — последний человек, кому он признается, что под руководством Анджело любое предприятие прогорит за пару недель.— Держите своего сына подальше от меня, — сказал я. — Добывая эти программы, я сделал для вас больше, чем вы заслуживаете. Вы не имеете права владеть ими. Вы не имеете права требовать, чтобы эта система в пять минут сделала вас миллионерами. Вы не имеете права предъявлять мне претензии за то, что она этого не выполнила. Предупредите Анджело. Я могу быть не менее жесток, чем он. Так что, ради вас и ради него самого, сделайте так, чтобы он ко мне больше не являлся.А потом развернулся и пошел прочь, не ожидая какого бы то ни было ответа. Я не спеша прошел через гостиную и вышел в холл. Позади меня послышались шаги по паркету. Эдди.Я не обернулся. Он догнал меня, когда я отворил дверь и вышел на улицу, и остановил меня, взяв за рукав. Он воровато оглянулся через плечо, туда, где его дядюшка молча сидел в великолепном эркере, — видимо, знал, что старик его не одобрит. Но, увидев, что Гарри смотрит на поле для гольфа, он ухмыльнулся мне мерзкой самодовольной улыбочкой.— Лох! — сказал он вполголоса. — Анджело не понравится, что ты сюда приходил!— Беда какая! — Я стряхнул его руку со своей.Он снова ухмыльнулся со смешанным коварством, злобой и торжеством и полушепотом произнес:— Анджело купил пистолет! Глава 18 — Ты что такой задумчивый? — спросила у меня Касси.— Неспокойно мне.Мы, как обычно, сидели за столом в ресторанчике Банана. Банан неслышно расхаживал по залу в своих стоптанных туфлях, никуда не торопясь, но тем не менее успевая обслужить всех. В намеренно созданном интимном полумраке поблескивали широкие листья растений, стаканы и столовые приборы сверкали в сиянии свечей, а в темноте потихоньку росла плесень.— Это на тебя не похоже, — сказала Касси. Я улыбнулся ее худенькой, загорелой, простодушной мордочке и сказал, что мне больше всего не хочется, чтобы Анджело нанес нам ответный визит.— А ты что, действительно думаешь, что он придет?— Не знаю.— Новых соломенных куколок нам не достать, — сказала Касси. — Сейчас уже поздно, приличной соломы не найти.Ее рука в гипсе неуклюже лежала на столе. Я коснулся пальцев, торчащих из гипса.— Послушай, ты не согласилась бы на время расстаться со мной?— Нет.— А предположим, я скажу, что устал от тебя?— Это не правда.— Ты уверена?— Абсолютно! — сказала она с довольным видом. — А потом, на время — это на сколько?Я отхлебнул вина. А черт его знает, на сколько!— Ну, пока я не улажу дела с Анджело, — сказал я. — И не спрашивай меня, когда это будет, потому что я не знаю. Но, наверно, первое, что надо сделать, — это убедить Люка, что ему необходим компьютер здесь, в Британии.— А это будет трудно?— Возможно, да. У него есть компьютер в Калифорнии... он может сказать, что еще один будет лишним.— А зачем тебе? Для тех программ?Я кивнул.— Я думаю, — сказал я, — что надо попробовать его у кого-нибудь одолжить. Или попроситься к кому-нибудь поработать. Я хочу выяснить, как система О'Рорке определяет победителей и что Анджело делает не так. Может быть, если я смогу указать ему на ошибку, он успокоится.— А мы-то думали, что достаточно будет отдать ему кассеты...— Ну, что ж поделаешь.— Прямо репей какой-то, — сказала Касси. — Уже думаешь, что избавился от него, — а он снова тут как тут.«Да, — подумал я, — только репей не станет ходить с пистолетом».Банан с благоговейным видом принес на соседний столик суфле, в честь которого он получил свое имя — ароматное, с золотистой корочкой и сверкающими воздушными пиками. Старая корова, из чьих рук вышло это произведение искусства, должно быть, по-прежнему работала по правилам; Банан, присоединившийся к нам за кофе, мрачно сообщил об этом.— Целый час морковку чистила! А машине этой работы на десять секунд!Но она говорит, что машина — вещь опасная и за работу с машиной я должен приплачивать ей отдельно!Отросшая борода Банана оказалась курчавой, что было совершенно неожиданно, если принять во внимание, что волосы на голове у него были прямые.Впрочем, на мой взгляд, это вполне соответствовало двойственности его натуры.— С исторической точки зрения, — сказал он, — попытка умиротворить тирана неразумна.— Это в смысле старую корову?— Нет, Анджело.— А что ты предлагаешь? — спросил я. — Полномасштабные боевые действия?— Нет. Это имеет смысл, только если ты уверен в победе. С исторической точки зрения полномасштабные боевые действия — это всегда лотерея.— Старая корова может уволиться, — улыбаясь, заметила Касси.Банан кивнул.— Тираны всегда с каждым разом требуют все больше и больше. На будущий год она наверняка захочет мотоцикл.— Послушай, ты случайно не знаешь человека, у которого есть компьютер, в который можно загрузить любой язык? — спросил я.— Турецкий, индо-китайский и все такое?— Ну да. А также тарабарский, волапюк, жаргонный и абракадабру.— Обратись к социологам.Но вместо этого я на следующее утро позвонил Теду Питтсу. Но застал только Джейн.— Теда нет, — сказала она. — Он, увы, все еще в Швейцарии. Могу я чем-нибудь помочь?Я объяснил, что мне нужно у кого-то одолжить хороший компьютер, чтобы проверить программы, и Джейн с сожалением сказала, что компьютер Теда она мне одолжить не сможет, тем более сейчас, когда его нет дома: она знает, что он работает над специальной программой для занятий со студентами, и, если кто-то сейчас залезет в компьютер, вся работа может пропасть.— Да, тогда не стоит, — согласился я. — А вы не знаете, у кого еще есть компьютер, которым я мог бы воспользоваться?Она поразмыслила.— Ну, есть еще Рут, — сказала она с сомнением в голосе. — Рут Квигли.— А кто это?— Бывшая ученица Теда. На самом деле он говорит, что сейчас она уже знает столько же, сколько и он. Когда она приходит и они начинают разговаривать, я ни слова не понимаю. Словно марсиан слушаешь.— А у нее есть свой компьютер?— У нее все есть, — без зависти ответила Джейн. — Из богатой семьи. Единственный ребенок. Что ни захочет, все ее. И золотая голова вдобавок. Вроде даже как нечестно, да?— Небось еще и красавица?— Ну... — Джейн призадумалась. — Недурна. На самом деле не знаю.Когда общаешься с Рут, таких вещей просто не замечаешь.— Ну, и где же мне ее найти?— В Кембридже. Я потому про нее и подумала, что она живет по дороге к вам. Она пишет программы для обучающих машин. Хотите, я ей позвоню? Когда вы к ней собираетесь?Я сказал «сегодня», через полчаса получил адрес и отправился в путь, разыскивать квартиру в современном многоэтажном здании на окраине города.Рут Квигли оказалась очень юной — я прикинул, что ей едва за двадцать. И еще я понял, что имела в виду Джейн, когда говорила, что ее облика не замечаешь: в первую очередь поражал ее стремительный ум. У нее были светлые глаза, темно-русые курчавые волосы, тонкая стройная шея, но заметнее всего была эта манера нетерпеливо вздергивать голову и говорить скороговоркой, словно Рут раздражало, что язык не поспевает достаточно быстро выражать ее мысли.— Да. Входите. Кассеты принесли? — Она не тратила драгоценного времени на пустые изъявления вежливости. — Сюда. Джейн говорила, это старый «Бейсик» для «Грэнтли». Язык у вас с собой? Сами загрузите или давайте я?— Я бы предпочел...— Ну, давайте. На какой стороне?— Э-э... первая программа на первой стороне.— Верно. Проходите.Двигалась Рут с той же стремительностью. Не успел я и шагу ступить, как она пронеслась по короткому коридорчику и скрылась за дверью. «Должно быть, ей все время кажется, что мир невыносимо медлителен», — подумал я.Комната, куда я вошел вслед за ней, вероятно, изначально задумывалась как спальня, но тедерь в ней не было ничего похожего на спальню. На полу лежал мягкий, глушивший шаги зеленый палас, чем-то похожий на звериную шкуру, ряд сильных ламп, поднимающихся жалюзи на окнах, матово-белые стены и на столах — машины, вроде тех, что я видел у Теда Питтса, только в два раза больше.— Рабочая комната, — сказала Рут Квигли.— Э-э... да.Здесь было прохладнее, чем на улице. Я услышал слабое гудение кондиционера и сказал об этом. Она кивнула, не поднимая глаз от компьютера.«Бейсик» для «Грэнтли» был уже почти загружен.— Пыль для компьютера — все равно что песок в шестеренках. Жара, сырость — все делает их капризными. Они ведь все чистокровки...Программы для скачек. Чистокровные компьютеры. Побеждает совершенство. Затраченные усилия дают преимущество. «Надо же, — подумал я, — уже начинаю думать как она!»— Я у вас время отнимаю, — сказал я извиняющимся тоном.— Нет, я с удовольствием. Для Джейн и Теда я все что угодно. Они это знают. Каталоги у вас с собой? Они понадобятся. Программы простые, но ответы должны быть точные. С большинством учебных программ то же самое. Мне иногда надоедает. Большой выбор ответов. Ребенок тратит полчаса на то, чтобы найти верный, и я вознаграждаю его фразой вроде: «Верно. Ты молодец!»Хотя на самом деле ничего особенного. Но говорят, что нужно поощрение. А вы как думаете?— Это одаренные дети?Она метнула на меня стремительный взгляд.— Все дети одаренные. Некоторые больше других. Их нужно учить как можно лучше. А их не учат. Учителя ревнивы, вы знаете?— Мой брат всегда говорил, как здорово, когда в классе есть очень способный мальчик.— Он великодушен. Как Тед. Ну вот, работайте. Я буду заходить, вы не обращайте внимания. Я работаю над сортировкой списка строк-массивов. Они говорят, что у них это занимает восемнадцать минут, представляете? Я это сделала за пять секунд, но только с одномерными. А мне нужны двухмерные, чтобы не путаться в данных. Я засовываю программы на машинном языке в память с «Бейсика», а потом перевожу машинный код в символы Ассемблера. Я вам не надоела?— Нет, — сказал я. — Только я ни слова не понимаю.— Извините. Забыла, что вы не такой, как Тед. Ну, давайте.Я принес с собой в «дипломате» кассеты с программами, каталоги скаковых лошадей, несколько племенных книг, свежие номера хорошей газеты по конному спорту и, чувствуя себя необычайно медлительным, с точки зрения Рут Квигли, принялся за работу. Мне надо было определить, каких лошадей система Лайэма О'Рорке назовет возможными победителями и какие действительно пересекли финишную прямую первыми. Мне еще пригодился бы список лошадей, на которых ставил Анджело, но я решил, что это я узнаю завтра у Тэффа и Лансера; вот тогда и выясню, где Анджело промахнулся. «Название файла?»«cload „donca“», — напечатал я и нажал клавишу «enter». На экране замигали звездочки. Я дождался, пока загорится «Готово», снова нажал «enter» и был вознагражден. «Какая из скачек в Донкастере?» «СентЛеджер», — напечатал я. "Донкастер: Сент-Леджер. Введите кличку лошади и нажмите «enter».«Дженотти», — напечатал я и нажал «enter». "Донкастер: СентЛеджер.Дженотти.Отвечайте на вопросы «Да» или «Нет» или вводите цифру, потом нажимайте «enter». Выигрывала ли лошадь скачку в двухлетнем возрасте?" «Да», напечатал я.«Сколько дней прошло с тех пор, как лошадь в последний раз участвовала в скачках?»Я заглянул в ежедневную газету — там такие сведения всегда приводятся, — и напечатал "23.«Выигрывала ли лошадь на дистанции одна миля шесть фарлонгов?» «Нет».«Участвовала ли лошадь в скачках на одну милю шесть фарлонгов?»«Нет».«Какова самая длинная дистанция, на которой выигрывала лошадь (в фарлонгах)?» «12».«Участвовала ли лошадь в гладких скачках?» «Нет».«Введите сумму призов, которые лошадь выиграла в этом сезоне».Я заглянул в каталог и впечатал сумму призов Дженотти, довольно большую, но не ошеломляющую.«Выигрывали ли эту дистанцию потомки отца лошади?»Я заглянул в каталоги — на это времени потребовалось значительно больше — и ответил «Да».«Потомки матери?» «Да».«Шансы лошади оцениваются как двадцать к одному или ниже?» «Да».«Случалось ли жокею выигрывать на классических дистанциях?» «Да».«Случалось ли тренеру выигрывать на классических дистанциях?» «Да».«Другие лошади?» «Да».Я снова вернулся к началу и повторил ту же операцию для каждой лошади, которая участвовала в скачке. Вопросы не всегда были одни и те же: если ответы были другие, вопросы иногда менялись. О некоторых лошадях задавали гораздо больше вопросов, чем о других. Мне понадобилось не меньше часа, чтобы отыскать ответы на все вопросы, и я подумал, что, если когда-нибудь займусь этим делом всерьез, надо будет сделать более удобные таблицы, чем те, которые имеются в каталогах. Когда я наконец ответил «Нет» на вопрос «Другие лошади?», то получил ответ, который не оставлял сомнений в гениальности Лайэма О'Рорке.Список возглавлял Дженотти. На втором месте оказался аутсайдер, на третьем — лошадь, которая вырвалась вперед в самом начале. Именно в этом порядке они и пришли к финишу. Я не верил своим глазам.— Что, что-то не так? — внезапно спросила Рут. — У вас такой вид озадаченный...— Нет-нет, все верно...— Да, это настораживает! — Рут улыбнулась. — Если я сразу получаю ожидаемый результат, я проверяю, проверяю и проверяю. Почивать на лаврах не годится. Кофе хотите?Я согласился, и она сварила кофе с той же быстротой, с какой делала все остальное.— Сколько вам лет? — спросил я.— Двадцать один, а что?— А я думал, что вы закончили университет.— Я защитилась в двадцать лет и один месяц. А что такого? Хотя, конечно, пришлось пробиваться. В наше время все такие медлительные... Сорок лет назад бывало, что люди защищались и в девятнадцать, и даже раньше. А теперь все помешались на календарном возрасте. К чему? Зачем ставить людям палки в колеса? Жизнь и так ужасно короткая. В двадцать лет шесть месяцев сдала на магистра. Училась одновременно на двух факультетах. Никто не знал.Я не распространялась. Теперь вот докторскую пишу. Вам не скучно?— Нет, — искренне ответил я.Она улыбнулась, словно летнее солнышко. Улыбка мелькнула и исчезла.— Папа говорит, я зануда.— На самом деле он так не думает.— Он хирург, — сказала она так, словно это все объясняло. — И мама тоже. Оба страдают комплексом вины. Надо отдавать людям больше, чем ты получаешь, и все такое. И ничего не могут с этим поделать.— А вы?— Пока не знаю. Я и отдавать-то особо не могу. Я ведь не могу получить работу, для которой гожусь. Они смотрят на то, сколько мне лет, и по этому судят. Просто убийственно! При чем здесь возраст? Они дадут мне эту работу в тридцать, хотя я куда лучше могу ее делать сейчас. Поэты и математики лучше всего работают до двадцати пяти. И что им остается?— Работать самому, — сказал я.— Господи! Вы понимаете? Вы зря тратите время, занимайтесь вашими программами. Не надо мне говорить, что делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30