Мы дружески попрощались, и я лег с Касси в постель, занявшись любимым делом.— Как ты думаешь, нам это когда-нибудь надоест? — спросила она.— Спроси меня, когда нам будет лет по восемьдесят.— Так долго не живут! — сказала она. Нам и в самом деле обоим так казалось.Касси каждый день ездила на своей маленькой желтой машине в Кембридж и там по восемь часов сидела в конторе, обсуждая закладные. Голова у нее была вечно набита всякими терминами вроде вкладов под проценты и досрочной выплаты, и я временами думал, как странно, что она в свои двадцать пять лет не стремится меня захомутать.Я раньше уже пробовал жить вместе с женщиной: почти год прожил вместе с хорошенькой блондиночкой, которая мечтала выйти замуж и завести потомство. Я с ней задыхался, сбегал от нее в Южную Америку и вообще вел себя ужасно, если верить ее родителям. Но Касси была не такая. Может быть, и он мечтала о том же, но вслух этого не говорила. Возможно, она понимала, так же как и я, что у меня все же достаточно силен инстинкт родного гнезда и что, где бы меня ни носило, все равно я в конце концов возвращаюсь домой, в Англию. Когда-нибудь, думал я, когда-нибудь, в отдаленном будущем... и возможно, даже вместе с Касси... может быть — может быть! — и при благоприятных условиях, — я таки куплю себе дом...В конце концов, в случае чего дом всегда можно продать.На следующий вечер Джонатан позвонил снова и сразу взял быка за рога.— Помнишь то лето, когда Питер Кейтли погиб от взрыва на катере? спросил он.— А то как же! Когда твой родной брат оказался замешан в дело об убийстве, этого так легко не забудешь.— Да, но это же было четырнадцать лет назад... — сказал он с сомнением в голосе.— Все, что было с тобой в пятнадцать лет, запоминается очень отчетливо и остается в памяти навсегда.— Ну, наверно, ты прав. По крайней мере, ты помнишь, кто такой Анджело Гилберт?— Ну да, тот бандюга.— Да, если можно так выразиться. Так вот, я думаю, что тот человек, который ударил тебя по голове, — это он и был.Ну и умеет же мой братец ошарашить человека! Я аж задохнулся. И с трудом выдавил:— Ты так спокойно об этом говоришь?!Впрочем, он всегда говорил спокойно. Джонатан и в самой критической ситуации говорил и действовал так, словно ничего необычного не происходит.Я помню, как-то, когда я был еще маленьким, он вынес меня из горящего дома, и мне тогда казалось, что все нормально и что в реве пламени и рушащихся балках нет ничего страшного, потому что Джонатан спокойно смотрел на меня и улыбался.— Я узнавал, — сказал он. — Анджело Гилберт семнадцать дней назад был отпущен из тюрьмы на поруки.— На поруки?..— Наверно, ему понадобилось немало времени на то, чтобы сориентироваться и разыскать тебя. Я имею в виду, что, если это действительно был он, он мог решить, что ты — это я.Я поразмыслил и спросил:— А что наводит тебя на мысль, что это был именно он?— Твой приемник. Ему, похоже, нравилось ломать такие вещи. Телевизоры, проигрыватели и все такое. Ему сейчас должно быть под сорок. А его отец действительно был похож на быка. Так что все, что ты сказал, словно вернуло меня на четырнадцать лет назад.— О господи!— Да.— Ты действительно думаешь, что это был он?— Боюсь, что это так.— Ну, — сказал я, — возможно, теперь, когда он знает, что я — это не ты, он меня больше беспокоить не будет.— Оттого, что ты спрячешься под одеяло, чудище не уйдет.— Чего-чего?— Он может вернуться.— Спасибо тебе большое!— Вильям, дело нешуточное! В двадцать пять лет Анджело был опасен, и, похоже, он и сейчас не утихомирился. Он ведь так и не получил те компьютерные программы, ради которых убил человека, и не получил он их по моей милости. Так что будь осторожен.— А может, это был не он?— Действуй так, как будто это был он.— Ладно, — сказал я. — Ну, пока, профессор.Голос мой звучал кисло, и он наверняка это заметил.— Держись подальше от лошадей, — сказал он. Я со вздохом повесил трубку. Для Джонатана лошади обозначали крайнюю степень риска.— В чем дело? — спросила Касси. — Что он сказал?— Это очень долгая история.— Так расскажи!Я рассказывал в течение нескольких часов, припоминая события по частям, и не всегда в том порядке, как они происходили — примерно так же, как в свое время Джонатан рассказывал ее мне четырнадцать лет назад. Перед тем как уехать в Канаду на соревнования, он забрал меня из школы в конце летнего семестра, и мы вдвоем на несколько дней отправились в Корнуолл, походить под парусом. Мы перед тем уже раза два-три классно проводили там каникулы, но в том году непрерывно дул шквалистый ветер и хлестал дождь, а мы сидели в яхт-клубе и ждали хорошей погоды, которая так и не наступила; и вот, чтобы я не скучал, он рассказывал мне о миссис О'Рорке, и о Теде Питтсе, и о семействе Гилбертов, и как он запихнул в кассеты магниты. Я был так зачарован, что даже про яхты забыл.Я не был уверен, что эта запутанная история была изложена мне во всех подробностях: мой скрытный братец кое о чем явно умалчивал, и я всегда подозревал, что он каким-то образом воспользовался своими винтовками. Он никогда не позволял мне даже прикасаться к ним, и я всегда знал, что единственное, чего он боится, — это что у него отберут его драгоценное разрешение на хранение оружия.— Так что вот, — завершил я наконец свой рассказ. — Джонатану удалось упечь Анджело в тюрьму. А теперь тот снова на свободе.Касси слушала то с тревогой, то с восторгом, но под конец верх одержало сомнение.— И что теперь? — спросила она.— И теперь, если Анджело снова разбушевался, все может начаться сначала.— О нет!— Кроме того, у Дерри-второго есть некоторые недостатки. — И я принялся считать, загибая пальцы:— Я не умею стрелять — это раз. Я практически ничего не знаю о компьютерах — это два. И три — если Анджело действительно рыщет в поисках своего утраченного сокровища, то я понятия не имею, где его искать и существует ли оно вообще.Она нахмурилась.— Ты думаешь, он ищет его?— А что бы ты сделала на его месте? — мрачно спросил я. — Представь: четырнадцать лет отсидеть в тюрьме, думая о том, что ты потерял, и мечтая о мести! Разумеется, как только тебя выпустят, ты тут же бросишься разыскивать свое добро и своего обидчика — и такая мелочь, как то, что ты напал не на того человека, тебя не остановит.— Пошли в кровать, — сказала Касси.— Интересно, он и сейчас будет действовать по той же схеме, что раньше? — сказал я, глядя на ее лицо, которое с каждым днем становилось мне все дороже. — Я не хотел бы, чтобы он вломился сюда и взял тебя в заложницы.— Тем более что рядом не будет Джонатана, который перережет провода и позвонит в полицию? Пошли в кровать.— Интересно, как он это сделал?— Что?— Как он перерезал провода? Ведь это не так-то просто.— Ну, наверно, залез на столб с ножницами... — предположила она.— На столб залезть нельзя. Там до самого верха не за что уцепиться.— И чего ты вдруг принялся размышлять об этом через столько лет?Пошли в кровать!— Потому что меня огрели по башке.— Ты что, всерьез обеспокоен? — спросила она.— Тревожно мне.— Да, похоже на то. Я три раза упомянула про кровать, а ты словно не слышишь.Я улыбнулся ей и встал — и в этот момент во входную дверь саданули так мощно, что она треснула и замок сломался.На пороге стоял Анджело. Стоял он не больше секунды: ровно столько, чтобы обрести равновесие после пинка, которым он вышиб дверь. В руке у него была занесенная вверх бейсбольная бита, лицо окаменело от злобы.Мы с Касси не успели ни возразить, ни позвать на помощь. Он вломился в комнату, круша все на своем пути: лампу, соломенных куколок, вазу, картину, телевизор... Он разносил уютную обстановку, словно взбесившийся смерч, а когда я бросился на него, меня встретил удар кулаком в лицо и удар коленом, который едва не угодил мне в пах. Я почуял запах его пота, услышал хриплое от натуги дыхание и сдавленный шепот — он повторял одно-единственное имя, мое и Джонатана:— Дерри! Дерри! Проклятый Дерри!Касси кинулась мне на помощь, и он ударил ее тяжелой деревянной битой. Удар пришелся по руке. Я увидел, как она пошатнулась от боли, и в ярости охватил рукой его шею и попытался запрокинуть его голову назад, чтобы он бросил свое оружие — и, честно говоря, я надеялся придушить его. Но он знал о драках без правил куда больше моего: пары тычков локтем и вывернутой кисти хватило, чтобы мне пришлось разжать руку. Он стряхнул меня с такой силой, что я едва не упал. И все же я продолжал цепляться за его одежду с упорством осьминога, чтобы он не мог отодвинуться и замахнуться битой. Мы катались по разоренной комнате. Я сжимал его с яростью, почти равной его собственной, а он изо всех сил пытался высвободиться. В конце концов дело решила Касси. Она схватила блестящее медное ведерко для угля, стоявшее у камина, и замахнулась, целясь в голову Анджело. Я успел лишь заметить блеск и почувствовал, как дернулось и обмякло тело Анджело. Я отпустил его, и он мешком свалился на ковер.— О господи! — повторяла Касси. — О господи!По лицу у нее текли слезы, и левую руку она поддерживала правой — я очень хорошо знал, что это значит.Анджело явно дышал. Значит, он не убит, а только оглушен. Скоро очнется.— Надо его связать, — сказал я, задыхаясь. — Есть чем?— Бельевой веревкой, — с трудом ответила Касси, и не успел я ее остановить, как она уже исчезла в кухне и почти тотчас вернулась с новой, еще не распакованной веревкой. На самом деле, как гласила яркая этикетка, это была не веревка, а проволока в пластиковой оболочке. Такая и быка сдержит.Пока я разрывал пакет трясущимися пальцами, снаружи донесся чей-то топот, и я еще успел испытать приступ кромешного отчаяния, прежде чем увидел, кто это.В темном дверном проеме появился Банан и застыл как вкопанный, созерцая царящий в комнате погром.— Я увидел его машину. Я как раз закрывал ресторан...— Помоги его связать, — сказал я, кивая на Анджело, который в этот момент начал угрожающе шевелиться. — Это он все разнес. И скоро он очнется.Банан перевернул Анджело на живот и держал его руки за спиной, пока я обматывал ему запястья проволокой. Дальше я трудился уже сам: протянул проволоку вниз и еще два раза обмотал вокруг лодыжек.— Он сломал руку Касси, — сказал я. Банан поглядел на нее, на меня, на Анджело и решительно направился к телефону. Телефон каким-то чудом не пострадал и по-прежнему возвышался на своем маленьком столике.— Погоди, — сказал я. — Погоди!— Но Касси нужен доктор. И надо позвонить в полицию...— Нет, — сказал я. — Пока не надо.— Но это необходимо!Я вытер нос тыльной стороной кисти и отстраненно взглянул на оставшийся на руке след крови.— В ванной есть петидин и шприц, — сказал я. — Это чтобы успокоить боль.Он кивнул в знак того, что понял, и сказал, что сейчас принесет.— Принеси коробку, на которой написано «Аптечка». Она на полочке над краном.Пока он бегал туда-обратно со свойственным ему изумительным проворством, я усадил Касси в кресло и положил ее руку на подушку на телефонный столик. Я увидел, что сломано предплечье. Видимо, обе кости, судя по тому, как онемела рука.— Вильям, не надо! — сказала она. Лицо у нее побелело. — Больно.Не надо.— Ну-ну, дорогая... Надо, чтобы рука на что-то опиралась. Пусть лежит. Не двигай ею.Она послушно выполнила все, что я говорил, и побледнела еще сильнее.— Я ее не чувствую, — сказала она. — Не то, что сначала...Банан принес аптечку и открыл ее. Я вытащил одноразовый шприц из стерильной упаковки, вскрыл ампулу с петидином и набрал лекарства. Задрал юбку Касси, обнажив загорелые ноги, и ввел расслабляющее обезболивающее в длинную мышцу бедра.— Десять минут, — сказал я, вытягивая иглу и растирая место укола костяшками пальцев. — Будет гораздо легче. Тогда мы сможем отвезти тебя в травмпункт в кембриджской больнице, там руку вправят и загипсуют. Ближе, пожалуй, ничего не найдем — поздно уже.Она чуть заметно кивнула. На губах у нее появилась первая тень улыбки. Лежащий на полу Анджело начал дергаться.Банан снова направился к телефону, и снова я остановил его.— Но, Вильям...Я огляделся. Все вокруг было живым свидетельством неутолимой жажды мести. Взрыв накопленной за четырнадцать лет ненависти.— Он сделал это потому, что мой брат посадил его в тюрьму за убийство, — сказал я. — Его отпустили на поруки. Если мы вызовем полицию, его отправят обратно в тюрьму.— Ну конечно! — сказал Банан и снова поднял трубку.— Нет, — сказал я. — Положи трубку.Банан растерялся. Анджело начал бормотать что-то неразборчивое, словно в бреду: смесь жутких ругательств и обрывков непонятных фраз.— Приходит в себя, — сказал Банан, прислушавшись.— Ты такое уже слышал раньше?— В моем деле всякого наслушаешься.— Слушай, — сказал я. — Предположим, отправлю я его сейчас в тюрьму. И что тогда? Посидит он, посидит, и его снова выпустят. И он снова захочет мстить. Но на этот раз он будет умнее и явится ко мне не с бейсбольной битой, а подождет, пока ему удастся раздобыть пистолет, подкараулит меня годика так через три-четыре и пристрелит. Это все, — я махнул рукой вокруг, — неразумное действие. Я только брат Джонатана. Сам я ему ничего не сделал. Это просто ненависть. Слепая, мощная, неконтролируемая ярость. И я вовсе не жажду, чтобы она осознанно сконцентрировалась на мне в будущем.— Я помолчал. — Надо найти лучшее... окончательное решение. Если, конечно, это возможно.— Ты ведь не собираешься?.. — осторожно начал Банан.— Что?— Ты не собираешься... Нет, это невозможно.— А! Нет. Окончательное решение — но не это. Хотя мысль неплохая.Камень на шею — и отправить его в путешествие к Северному морю.— Или бросить в бассейн с пираньями, — добавила Касси.Банан посмотрел на нее с облегчением, едва не рассмеялся и наконец положил трубку на место. Анджело перестал бормотать и окончательно очнулся.Когда он осознал, где он и что с ним, к его коже, до тех пор бледной, прихлынула кровь: лицо, шея, даже руки — все покраснело. Он перевернулся на бок и принялся шумно изливать свой гнев на всех присутствующих.— Если ты будешь ругаться, я тебе кляп вставлю, — пообещал я.Он усилием воли заставил себя заткнуться, и я впервые смог рассмотреть его как следует. В нем мало что осталось от того человека, фотографию которого я когда-то рассматривал в газете: куда делись юность, черные волосы, узкий подбородок, длинный тонкий нос! Возраст, наследственность и тюремная кормежка сделали свое: он заплыл жиром, сгладившим очертания лица и отяжелившим тело.«Умом не блещет, — говорил Джонатан. — Прямолинеен. Людей предпочитает запугивать и привык, что это действует. Всех окружающих презирает. Зовет их ублюдками и лохами».— Анджело Гилберт! — сказал я. Он дернулся, и на лице у него появилось удивление: видимо, он думал, что я его не узнаю. Да я и не узнал бы, если бы не звонок Джонатана.— Давайте начнем с начала, — сказал я. — Это не мой брат посадил вас в тюрьму. Вы сами до этого дошли.— Все преступники, сидящие в тюрьме, находятся там по своей воле, пробормотала Касси.Банан взглянул на нее с изумлением.— Руке уже лучше, — сказала она.Я смотрел на Анджело сверху вниз.— Вы приговорили себя к заключению, когда убили Криса Норвуда. Эти четырнадцать лет вы потеряли по своей вине. Так почему же вы хотите выместить это на мне?Никакого впечатления. Да я и не думал, что это подействует. Человеку свойственно обвинять во всех своих несчастьях других.— Твой траханый братец меня подставил! — ответил Анджело. — Он спер то, что принадлежало мне!— Ничего вашего он не крал.— Нет, крал! — рявкнул он решительным басом. Касси содрогнулась таким грозным выглядел Анджело даже сейчас, когда лежал связанным на полу.«А ведь утраченное сокровище тоже может пригодиться!» — внезапно подумал я.Анджело, похоже, боролся с собой, но в конце концов выпалил, все еще кипя от ярости, не находившей выхода:— Где он? Где твой траханый брат? Я никак не могу найти его!«Святые угодники...»— Он умер, — холодно ответил я. Непонятно, поверил мне Анджело или нет; во всяком случае, благодушия ему это не добавило. Банану и Касси стало немного не по себе, но они, слава богу, промолчали.— Не последишь ли за ним минутку, пока я схожу позвонить по телефону? — попросил я Банана.— Да хоть час!— Ты как? — спросил я у Касси.— Это лекарство — просто чудо!— Это ненадолго.Я взял телефон со столика и унес его в кабинет, закрыв за собой дверь.Я набрал калифорнийский номер, думая, что Джонатана наверняка не окажется дома, что к телефону подойдет Сара, что в Калифорнии сейчас блаженный час сиесты... Но Джонатан был дома и снял трубку.— Я вот тут подумал, — сказал я. — Эти кассеты, которые искал Анджело Гилберт, — они у тебя сохранились?— О господи! — сказал Джонатан. — Боюсь, что нет.Он поразмыслил.— Нет, мы все выбросили, когда уезжали из Туикенема. Ты же помнишь, мы продали всю мебель и купили здесь новую. Я почти от всего избавился. Ну, кроме винтовок, конечно.— А кассеты ты выбросил?— Хм, — сказал Джонатан. — Те три кассеты, что я отправил миссис О'Рорке, я получил назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30