– У-гу. Больше не появлялся.Браун махнул головой в сторону камеры для задержанных:– Кто этот подарочек?– Взял с поличным на взломе на углу Пятой и Фридландер. На пожарной лестнице на 4-м этаже. Выломал окно и как раз забирался.– Инструменты при нем?– У-гу. Там, на скамейке.– Давай-ка их сюда.Патрульный вышел в коридор. Браун приблизился к камере. Задержанный смотрел на него.– Как тебя зовут? – спросил детектив.– А тебя?– Детектив Артур Браун.– Очень приятно, – поклонился задержанный.– Мне тоже, – холодно произнес Браун, – ну, так как тебя зовут?– Фредерик Спаэт.Патрульный принес кожаную черную сумку. Содержимое не вызывало сомнений – ручная дрель и к ней сверла разных размеров, фомка, полный набор отмычек, несколько пробойников и заготовок ключей, пара кусачек, ножовка, пара матерчатых коричневых перчаток, раскладывающийся на три части ломик.Браун оглядел инструменты и ничего не сказал.– Я плотник, – пустился в объяснения Спаэт.Браун повернулся к патрульному.– Кто-нибудь был в квартире, Симмз?– Никого.– Спаэт, – обратился к домушнику Браун, – Мы обвиняем тебя в краже со взломом третьей степени, – то есть в уголовном преступлении. А также мы обвиняем тебя в хранении воровских инструментов, то есть в юридически наказуемом проступке класса "А". Уведи его, Симмз.– Я требую адвоката, – заявил Спаэт.– Он будет тебе назначен, – бесстрастно ответил Браун.– Я требую его сейчас, до ареста.Поскольку полицейские, как и правонарушители, путаются в процессуальном кодексе, Артур Браун мог бы ступить на дорожку, проторенную его коллегой Клингом, который накануне ночью объяснял задержанному его права. Но Браун сказал:– Зачем, Спаэт? Тебя взяли на незаконном вторжении в жилище. Никто не задает тебе никаких вопросов, взяли тебя с поличным. Ты имеешь право на три телефонных звонка после ареста – твоему адвокату, твоей матери, твоему поручителю, лучшему другу, кому угодно, хоть дьяволу. Уведи его, Симмз.Патрульный отпер камеру и вытолкал Спаэта дубинкой.– Это незаконно! – заорал тот.– Так же, как взлом и кража, – парировал детектив. * * * Женщина из квартиры напротив 5-й "С" оказалась выше и Уиллиса, и Дженеро, что было, впрочем, неудивительно. Уиллис слыл самым маленьким в отделе и только на долю дюйма превосходил минимальный для полицейского норматив – пять футов восемь дюймов. Похожий на балетного танцора, с карими глазами и каштановыми волосами, он стоял рядом с возвышающимся над ним Дженеро, имевшим целых пять футов девять дюймов. Хол Уиллис знал, что мал ростом. Ричард Дженеро считал себя очень высоким. От отца он унаследовал чудесную черную кучерявую шевелюру, мощный неаполитанский нос, чувственный рот и душевные карие глаза, а от матери – высокую миланскую фигуру, которой обладали все его двоюродные братья и дядьки, кроме дяди Доминика, всего пять футов шести дюймов роста. Но дама, открывшая им дверь квартиры 5 "В", оказалась необычайно крупной. Уиллис и Дженеро одновременно задрали головы, а потом переглянулись в изумлении. На женщине была розовая комбинация и больше ничего. Босая, большегрудая, рыжеволосая, зеленоглазая, она уперла руки в обтянутые нейлоном бока:– Ну?– Полиция. – Уиллис показал ей жетон.Дама тщательно исследовала его и повторила:– Ну?– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – проговорил Дженеро.– О чем?– О молодом человеке из квартиры напротив, Льюисе Скотте.– А что с ним?– Вы его знаете?– Слегка.– Только слегка? – удивился Дженеро. – Вы живете прямо напротив него.– Ну и что? Это же город.– Даже так...– Мне сорок шесть лет. А мальчику сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? Почему вы решили, что я его должна знать близко?– Да, мэм, но...– Так вот, я знаю его слегка. Что с ним?– Вы видели его этой ночью? – спросил Уиллис.– Нет, а что? Что-нибудь случилось?– Вы ничего необычного не слышали в его квартире ночью?– Что значит – необычного?– Звон стекла.– Меня не было ночью дома. Я уходила в гости к коллеге.– В котором часу?– В восемь.– А когда вернулись?– Я не возвращалась. Ночевала там.– У коллеги?– Да.– Как ее зовут?– Его зовут Моррис Штраус.– О, – только и смог сказать Дженеро. Он смущенно взглянул на Уиллиса.– Когда вы вернулись домой, мэм? – спросил тот.– Около пяти утра. Моррис работает на молокозаводе, он очень рано встает. Мы вместе позавтракали, и я пошла домой. А что? Что случилось? Лью что-нибудь натворил?– Вы вообще видели его вчера?– Да, когда шла в магазин. Он как раз входил в дом.– В котором это было часу, можете припомнить?– Около половины пятого. Я шла за кофе. У меня кончился кофе. Я в день чашек шестьсот выпиваю. Так вот, я шла за кофе в гастроном и встретила его.– Он был один?– Нет.– Кто был с ним?– Кто-то из его друзей.– Парень или девушка?– Парень.– Вы его знаете?– Я не общаюсь с подростками.– Ну, может быть, вы его где-нибудь видели?– Нет.– Какого он возраста? – спросил Уиллис.– Наверное, ровесник Лью. Восемнадцать-девятнадцать, не знаю. Высокий.– Вы можете его описать?– Длинные светлые волосы, висячие усы. На нем была дикая куртка.– Что значит дикая?– Ну, как шкура животного мехом внутрь, эта, как она там называется, овчина, что ли. Овчина?– Продолжайте.– Гладкая сторона шкуры была снаружи, а мех внутри. Белый мех, А на спине нарисовано большое оранжевое солнце.– Что еще?– А этого мало?– Может быть, и хватит, – согласился Уиллис. – Спасибо большое, мэм.– Не за что, – ответила та. – Хотите кофе? У меня на плите.– Нет, спасибо. Нам надо еще на квартиру взглянуть, – объяснил ей Дженеро. – Все равно, спасибо. Вы нам очень помогли.Женщина улыбнулась так неожиданно и так ослепительно, что своей улыбкой почти сбила с ног Дженеро.– Пожалуйста, – произнесла она нежно и мягко прикрыла дверь.Дженеро поднял брови, силясь точно вспомнить свои слова и тон. Он еще не набил руку на допросах, и любая тонкость могла оказаться полезной.– Что я сказал? – спросил он Уиллиса.– Я не помню.– Ну вспомни, что я сказал? Чего она так разулыбалась и подобрела вдруг?– Наверное, ты ей предложил переспать, – засмеялся Уиллис.– Нет, – серьезно ответил Дженеро, – нет, точно не предлагал. * * * Универсальным ключом, взятым у консьержа, Уиллис открыл дверь и вошел в квартиру 5 "С". Дженеро продолжал размышлять о тонкостях допроса.Во двор выходили два окна. Нижний переплет левого был почти полностью выбит. Только кое-где из рамы торчали острые осколки. С улицы струился солнечный свет, в котором безмятежно плавали пылинки. Обставлена квартира была скудно. У одной стены на полу валялся матрас, у другой стоял книжный шкаф, рядом с ним стереопроигрыватель и стопка долгоиграющих дисков, в кухонной нише – откидной столик и два стула. Здесь было еще одно окно, выходившее на пожарную лестницу. Черный дорожный баул с медными заклепками стоял в центре комнаты. Он, по-видимому, служил кофейным столиком. Вдоль стены у книжного шкафа по полу разбросаны яркие диванные подушки. Стены украшены двумя черно-белыми антивоенными плакатами. Занавесей на окнах не было. Над плитой в кухонной нише висели полки, на которых стояли только две пачки крупы и сахарница. В холодильнике полицейские обнаружили бутылку молока и три упаковки йогурта. В овощном контейнере Уиллис нашел пластиковый пакет с чем-то, похожим на марихуану. Он показал его Дженеро.– Травка? – спросил тот.Уиллис пожал плечами, открыл пакет и понюхал буро-зеленые растертые листья.– Может быть.Из бумажника он вынул ярлычок для вещественных доказательств, заполнил его и привязал к пакету.Детективы методично обыскали квартиру. На бауле стояли три кофейные чашки, из каждой пахло вином. На кромке одной из них был виден след красной губной помады. Они открыли баул и обнаружили туристические брюки, фланелевые рубашки, белье, несколько свитеров, губную гармошку, армейское одеяло и маленький металлический ящичек. Ящичек был незаперт, в нем оказалось три доллара наличными и запаянный в пластиковую обертку ученический билет старшеклассника. В мусорной корзине на кухне Уиллис и Дженеро нашли две пустые винные бутылки. Под раковиной валялась пустая мышеловка. В ванной на закрытом крышкой унитазе лежали брюки из грубой ткани с черным брючным ремнем, оранжевая рубашка с отрезанными по локоть рукавами, пара белых трикотажных носков, пара легких туфель и женская черная шелковая блузка. На блузке сохранился ярлык. * * * В двадцать минут восьмого двое вошли в бакалейную лавку. На лицах карнавальные маски, хотя до Дня всех святых оставалось две недели. Оба держали наготове пистолеты, оба были одеты в черные плащи и черные брюки. С фамильярностью завсегдатаев они быстро прошли к прилавку. На одном была маска волка, на другом Белоснежки. Маски полностью закрывали лица.Когда грабители вошли в магазин, Сильвио стоял к ним спиной. Он услышал звон колокольчиков над дверью и быстро обернулся, но они были уже у прилавка. Сильвио успел крикнуть только одно слово: «Ancora!» Опять! (итал.).

, одновременно нажимая блокирующую кнопку кассового аппарата и пытаясь дотянуться до ящика с пистолетом. Человек в маске Белоснежки первым понял, что Сильвио сейчас схватит оружие. Ни слова не говоря партнеру, он выстрелил с очень близкого расстояния прямо в лицо итальянцу. Пуля, можно сказать, снесла голову Сильвио и швырнула тело на полки. Консервные банки посыпались на пол. Резко распахнулась портьера, закрывающая вход в подсобку, и оттуда показался Паркер с «Полис Спешиал» 38-го калибра в руке. Человек в маске волка вынимал из кассы пачку купюр.– Стоять! – крикнул Паркер. Человек в маске Белоснежки выстрелил снова. Его пуля попала Паркеру в правое плечо. Тот согнулся и нажал на спуск в тот момент, когда человек у кассы открыл пальбу, целясь полицейскому в живот, но попадая в ноги. Паркер схватился за портьеру и со стоном упал.Двое в карнавальных масках выскочили из магазина и убежали в солнечное воскресное утро. * * * В 87-м участке числилось 186 патрульных, и в таблице их рабочего расписания мог бы разобраться разве что профессор арабской литературы. Шестеро патрульных работали с 8.00 до 16.00 с понедельника по пятницу, двое из них служили капитану в качестве канцелярской рабочей силы, двое дежурили на автостраде и оставшиеся двое были ответственными за связь с общественностью и посыльными.Остальные 180 патрульных разделены на двадцать групп по девять человек в каждой. Их график работы выглядел так:Из всего этого следовало, что патрульные работали по пять смен в сорокачасовой неделе, потом были свободны в течение 56 часов, если они не были в смене, дежурившей с полуночи до утра, – в этом случае они работали только четыре смены и были свободны восемьдесят часов. Если только, конечно, пятое ночное дежурство не выпадало на пятницу или субботу. Тогда... впрочем, кажется, и так все ясно?Если следовать правилам, патрульные должны сменяться с постов только после окончания рабочего времени и только после того, как сменяющая их группа пройдет перекличку. Но большинство полицейских стекались к зданию участка за несколько минут до официального окончания рабочего дня. Через секунду после того, как новая смена скатывалась по ступенькам участка, старая смена устремлялась в раздевалку, чтобы переодеться в гражданское. Ежедневно в пересменку здание участка было запружено полицейскими. Воскресное утро не являлось исключением. По воскресеньям участок гудел еще больше, потому что по субботам выползали, как тараканы, воры и в день отдыха обнаруживались результаты их деятельности.В это воскресенье хаоса в участке было еще больше, чем обычно, – был ранен полицейский. Ничто так не могло наэлектризовать Управление полиции, как известие о том, что один из его сотрудников получил пулю. Лейтенант Питер Бернс, командовавший шестнадцатью детективами 87-го отдела, счел нужным отозвать из отпуска трех сотрудников, руководствуясь, вероятно, тем, что один раненый полицейский стоит трех ходячих. Не до конца удовлетворенный, он решил еще позвонить Стиву Карелле домой в Риверхед.Сидя за столом в угловой комнате наверху, Бернс видел патрульных, которые парами спускались по ступенькам участка и уходили, огибая столбы с фонарями. Фонари же сияли так, словно внутри них было солнце. Лейтенант думал о том, что Карелла только сменился с ночного дежурства и вряд ли обрадуется звонку своего начальника. Но он все-таки набрал номер и терпеливо слушал длинные гудки в трубке. Наконец, Карелла ответил. Бернс спросил:– Стив, ты спишь?– Нет, только надел пижаму.– Прости, что беспокою тебя.– Ничего-ничего. Что стряслось, Пит?– Паркера подстрелили в бакалейной лавке на Эйнсли.– Да ты что?– Да.– О, Господи! – пробормотал Карелла.– Два налетчика убили владельца, ранили Паркера в плечо и в ногу. Он сейчас в больнице Буэновиста. В тяжелом состоянии.– О, Господи!– Я уже позвонил Ди Маэо, Ливайну и Мериуезеру. Они в отпуске, Стив, но мне пришлось их отозвать. Я не люблю, когда в наших стреляют.– Я тоже.– Я подумал, что надо бы тебе сказать.– Да, хорошо, что позвонил, Пит.Трубка замолчала.– Пит?– Да, Стив?– Ну что, ты хочешь, чтобы я тоже приехал?– Ты ведь с ночного дежурства, Стив.Трубка снова замолчала.– Ладно... Что мне нужно делать, Пит?– Смотри, как ты себя чувствуешь, – отвечал Бернс, – а то поспи, отдохни, может, потом подойдешь сюда? У меня есть для тебя дело. Смотри сам, Стив.– А который сейчас час? – спросил Карелла.Бернс взглянул на часы на стене.– Начало десятого. Отдохни, о'кей?– Да, о'кей, – вздохнул Карелла.– Я перезвоню тебе. – Бернс повесил трубку. Он встал из-за стола, сунул большие пальцы рук за ремень и подошел к окну, выходящему в парк. Волосы лейтенанта начали седеть, а голубые глаза казались суровыми. Бернс молча смотрел на залитую солнцем листву через дорогу. Лицо его было бесстрастным. Затем он резко повернулся, подошел к застекленной двери своего кабинета, распахнул ее и прошел в дежурку.У стола перед детективом Карлом Капеком сидел морской капрал. Над левым глазом моряка вспухала огромная, размером с бейсбольный мяч, шишка. Форма моряка была измята и испачкана, и выглядел он крайне смущенным. Он держал руки на коленях как школьник. Моряк очень тихо говорил, почти шептал что-то Капеку. Лейтенант прошел мимо них к Брауну, говорившему по телефону за своим столом.– Ладно, я скажу ему, – Браун положил трубку.– Это о Паркере? – спросил Бернс.– Нет, это Дельгадо с Южной Шестой. Там одного избили до полусмерти по дороге в церковь. Четверо неизвестных. Дельгадо сейчас этим занимается.– Хорошо. Из больницы звонили о Паркере?– Нет еще.– Кто там в камере внизу?– Взломщик. Симмз взял на углу Пятой и Фридландер.– Давай-ка и ты, Арти, подключайся к бакалейной лавке.– Капек здесь один останется.– Я сюда пришлю кого-нибудь. Сейчас должны подойти люди.– Тогда о'кей.– Я хочу всех бросить на это дело, Арти. Я не люблю, когда стреляют в моих сотрудников.Браун кивнул, выдвинул ящик стола и взял оттуда «Детектив Спешиал» 38-го калибра в кобуре. Пристегнув кобуру, он пошел в раздевалку за плащом и шляпой. По дороге остановился у стола Калека.– Если что, буду в бакалейном магазине. – О'кей, – отозвался Капек и снова повернулся к моряку.– Я так все-таки и не понял, как вас избили, – сказал он ему. – Давайте-ка еще раз.Моряк еще больше засмущался. Он был невысок и строен. Рядом с Капеком, который сидел напротив него в рубашке с отпущенным галстуком и расстегнутым воротником, он казался карликом. Светлые волосы детектива спадали на лоб. Из наплечной кобуры выглядывала ореховая рукоять револьвера.– Ну, знаете... на меня напали, и все, – проговорил моряк.– Как?– Я шел, а на меня напали.– Где это было, капрал Майлз?– На Стеме.– В котором часу?– Около трех ночи.– Что вы делали?– Просто шел.– Шли куда-то?– Я только вышел из бара. Я выпивал в баре на Семнадцатой улице.– Что-нибудь произошло в баре?– Что произошло?– Драка, ссора?– Нет-нет, это приличный бар.– Значит, вы ушли оттуда около трех ночи и принялись ходить по Стему?– Так.– Куда вы шли?– Так просто, шел и шел. Собирался вернуться на корабль. Я с линкора, что в Военной гавани. Он там в сухом доке.– У-гу, – кивнул Капек. – Значит, вы шли, а на вас напал человек?– М-м-м.– Один человек?– Да, один.– Чем он вас ударил?– Не знаю.– Вы пришли в себя не так давно, верно?– Да, сволочи украли бумажник и часы.Капек несколько секунд помолчал.– Я понял так, что он был один.– Правильно, один.– Вы сказали «сволочи».– А?– Во множественном числе.– А?– Сколько их было на самом деле, капрал?– Тот, кто меня ударил, был один.– Бросьте вы – ударил, не ударил. Сколько их было всего?– Ну... двое.– Так. Теперь давайте выясним. Напали на вас двое мужчин, а...– Э-э, нет. Не совсем.– Слушайте, капрал, – рассердился Калек. – Вы хотите мне все рассказать или вы хотите все забыть? Знаете, мы сейчас очень заняты, у меня на такие допросы нет времени. Либо вы все рассказываете и помогаете нам, либо – до встречи, приятно было познакомиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14