– Видите ли... – начал было он.– Я не хочу этого слышать, – бросила миссис Блэйр, быстро направляясь к выходу из дежурки. – Скажите ей, пусть идет домой. Скажите, я люблю ее, – и убежала по окованной железом лестнице.О'Брайен вздохнул и сунул новый снимок Пенелопы в блокнот. Миссис Блэйр не захотела слушать, но ее сбежавшей дочери Пенни уже исполнился 21 год, и не было на белом свете детектива, полицейского или кого другого, кто мог бы заставить ее вернуться домой, если она того не желала. * * * Толстяк Доннер был осведомителем, стукачом и имел при этом страсть к турецким баням. Этого человека, похожего на гороподобную фигуру Будды, можно было найти в любую минуту дня и ночи в одной из городских парилок завернутым в простыню и наслаждающимся жаром пекла. Берт Клинг нашел его в круглосуточной бане под названием «Стим-Фит». Он послал массажиста в парилку за Доннером. Толстяк передал, что будет через минуту, если Клинг не хочет к нему присоединиться. Присоединиться Клинг не хотел. Он ждал в раздевалке. Доннер появился через семь минут, завернутый в свою дежурную простыню. Нелепый вид в любое время, а уж в полчетвертого ночи – тем более.– Эй, – крикнул он. – Как делишки?– Нормально, – ответил Клинг. – А твои?– Comme ci, comme ga. Так себе (фр.).
– Доннер помотал в воздухе жирной рукой.– Я ищу угнанные тачки, – сразу перешел к делу Клинг.– Какие?– "Фольксвагены", 64-и и 66-й.– Какого цвета?– Красные.– Оба?– Оба.– Где они стояли?– Один напротив Уэст Меридиэм, 861. Другой на стоянке на Южной Четырнадцатой.– Когда это было?– Оба на той неделе. Числа точно не знаю.– Что ты хочешь знать?– Кто их угнал?– Думаешь, это один человек?– Вряд ли.– Что, так важно?– На одной из машин, возможно, сегодня ночью подъехали к церкви и...– Ты про церковь на Калвер-авеню?– Именно.– Я не играю.– То есть?– Знаешь, в этом городе слишком многим этот взрыв по душе. Не хочу я влазить в такое говно. Белые – черные...– А кто об этом узнает?– Они тоже собирают информацию, как и вы.– Мне нужна твоя помощь, Доннер.– Нет, здесь уж извини, – и покачал головой.– Тогда я поехал на Хай-стрит.– Зачем? У тебя там еще один источник?– Нет, там прокуратура.Они посмотрели друг на друга. Доннер стоял с обмотанной вокруг живота простыней, пот все еще сочился, хотя толстяк давно вышел из парилки. Клинг был больше похож на рекламного агента, чем на полицейского, угрожающего разоблачением давних не слишком законных делишек. Они смотрели друг на друга с полным взаимопониманием, являя собой странный симбиоз правоохранителя и правонарушителя. Ни тот, ни другой не испытывал особой симпатии к компаньону, но оба зависели друг от друга. Молчание нарушил Доннер.– Я не люблю, когда меня принуждают, – насупился он.– А я не люблю, когда мне отказывают.– Когда тебе нужна информация?– До утра, во всяком случае.– Я тебе что, волшебник?– А что, нет?– Волшебство ныне дорого.– Сколько?– Двадцать пять, если найду одного угонщика, пятьдесят, если обоих.– Сначала найди, потом сторгуемся.– А если мне потом свернут шею?– Раньше надо было думать, когда выбирал профессию, – сказал Клинг. – Не бойся, Доннер, а то обделаешься. Просто какая-то падаль швырнула бомбу. Тебе никто ничего не сделает.– Да? – произнес Доннер, а потом очень профессиональным голосом сделал, наверное, важнейшее заявление последнего десятилетия:– Расовые распри в нашем городе приближаются к очень опасному уровню.– У тебя есть мой служебный телефон?– Да, есть, – буркнул Доннер.– Я сейчас туда. Звони.– А можно, я сначала оденусь? – поинтересовался стукач. * * * Когда Карелла и Хейз вошли в холл отеля «Эддисон», дежурный администратор сидел там один. Погруженный в открытую перед ним книгу, он даже не поднял головы. Холл был обставлен под готику и давно обветшал: потертый восточный ковер, тяжелые, в завитушках, столы красного дерева, массивные набивные стулья с продавленными сиденьями и засаленными подголовниками, две плевательницы, стоящие у каждой из двух колонн, обшитых красным деревом. Лампа в абажуре из натурального шелка висела над столом администратора. Одной панели из освинцованного стекла на столе не было, другая сильно потрескалась. Когда-то это был роскошный отель. Сейчас он был подобен грошовой шлюхе, купившей у старьевщика побитую молью норку.Администратор, в отличие от своего древнего окружения, был молодым человеком приблизительно двадцати пяти лет. Его коричневый твидовый костюм аккуратно выглажен. Шелковый галстук в желто-коричневую полоску хорошо сочетался с рубашкой телесного цвета. На носу очки в роговой оправе. Он наконец взглянул на детективов, оторвавшись от книги, и поднялся:– Да, джентльмены, чем могу служить?– Полиция, – сказал Карелла. Он вынул бумажник из кармана и открыл его там, где был приколот полицейский жетон. – Слушаю, сэр.– Я детектив Карелла. Это мой коллега детектив Хейз.– Добрый вечер, господа. Я дежурный администратор Ронни Сэнфорд.– Мы ищем одного человека. Он мог здесь жить две недели назад, – начал Хейз.– Так. Если он здесь жил две недели назад, – проговорил Сэнфорд, – то, может быть, мы его найдем. Почти все наши клиенты постоянно проживают здесь.– У вас есть киоск канцтоваров? – спросил Карелла.– Сэр?– Канцтовары. Есть здесь место, куда можно войти с улицы и что-нибудь купить?– Нет, сэр. Вон там в углу, у лестницы, есть письменный стол, но мы не держим там канцтоваров, сэр.– В комнатах есть почтовая бумага?– Да, сэр.– А на вашем столе?– Да, конечно, сэр.– За этим столом круглые сутки кто-нибудь находится?– Круглые сутки, сэр. У нас три смены. С восьми утра до четырех дня, с четырех дня до полуночи и с полуночи до восьми утра.– Вы заступили в полночь, так?– Так, сэр.– Клиенты были в вашей сегодняшней смене?– Да, несколько, сэр.– Не заметили кого-нибудь в окровавленной одежде?– Окровавленной? О, нет, сэр.– А вы бы заметили?– Что вы хотите сказать?– Вы обращаете внимание на то, что делается в холле?– Стараюсь, сэр. Во всяком случае, большую часть ночи. Я иногда могу вздремнуть, если нечего делать, но обычно...– Что вы изучаете?– Бухгалтерское дело.– Где?– В университете Рамси.– Вы позволите нам взглянуть на регистрационную книгу?– Конечно, сэр.Он подошел к почтовой стойке, взял лежавшую там регистрационную книгу, вернулся к столу и открыл ее:– Все нынешние клиенты – наши постоянные жильцы, за исключением мистера Ламберта из 204-го и миссис Грант из 701-го.– Когда они вселились?– Мистер Ламберт вселился... прошлой ночью, по-моему. А миссис Грант живет здесь уже четыре дня. Она съезжает во вторник.– Это собственноручные подписи клиентов?– Да, сэр. Всем постояльцам мы предлагаем расписаться собственноручно, как требует закон штата.– Ты понял, Коттон? – улыбнулся Карелла и опять повернулся к Сэнфорду: – Вы не будете возражать, если мы посмотрим журнал вон там, на кушетке?– Видите ли, сэр...– Я вам дам расписку, если хотите.– Да нет, не надо. Ничего страшного, я думаю.Полицейские сели с журналом на кушетку, обтянутую потертым красным вельветом. Карелла, примостив журнал на коленях, развернул записку, найденную у Мерси Хауэлл. В отеле проживало пятьдесят два человека. Карелла и Хейз просмотрели весь журнал, затем принялись листать его во второй раз.– Стоп! – вдруг воскликнул Хейз.– Что?– Глянь-ка сюда.Он взял записку и расправил ее прямо над одной из подписей: Где ваша одежа, мисс? Ангел Мести Тимоти Аллен Меймз – Ну что, видишь? – спросил он.– Почерк другой, – возразил Карелла.– Инициалы совпадают, – показал Хейз. * * * Детектив Мейер Мейер еще не отошел от шока. Он не любил привидения. Ему не нравился этот дом. Он хотел домой. Он хотел лежать в кровати рядом с женой Сарой. Ему хотелось, чтобы она погладила его по руке и сказала, что таких вещей не бывает, и ему, взрослому человеку, нечего пугаться! Как он мог поверить в духов, тени, голландских призраков? Смешно!Но он их слышал, ощущал их ледяное присутствие, какое-то мгновение почти видел их. В шоке детектив повернулся к лестнице на звук спускающихся шагов и, широко открыв глаза, замер. Он почувствовал искушение вынуть револьвер, но подумал, что будет выглядеть глупо в глазах Горманов. Мейер прибыл сюда скептиком, а теперь...Детектив в ужасе ждал того, кто спускался по ступенькам такими грузными шагами – то ли упырь в развевающемся саване, звенящий цепями, то ли призрак с побелевшим черепом вместо головы и костлявыми пальцами с капающей с них кровью младенцев.Биллем Ван Хоутен, одетый в красные вельветовые шлепанцы и красный смокинг, с торчащими за ушами космами и пронзительным взглядом голубых глаз вошел в гостиную, направляясь прямо к дочери и зятю.– Ну, – спросил он, – они снова были?– Да, папа, – прошептала Адель.– Что им сегодня надо было?– Не знаю, они опять говорили по-голландски.– Мерзавцы, – произнес Ван Хоутен и повернулся к Мейеру. – Вы их видели?– Нет, сэр, не видел, – покачал головой полицейский.– Но они ведь были здесь, – возразил Горман. – Я их слышал.– Да, милый, – успокоила его Адель. – Мы все их слышали. Но так уже было, помнишь? Мы их слышали, но они так и не смогли сюда прорваться.– Да-да, верно, – кивком подтвердил Горман, – такое уже было, детектив Мейер.Он стоял сейчас лицом к Мейеру с комично склоненной головой, незрячие глаза закрыты черными очками. Когда он заговорил, то стал похож на ребенка, ищущего утешения.– Вы ведь слышали их, детектив Мейер?– Да, слышал, мистер Горман.– А ветер?– Да, и ветер тоже.– А вы чувствовали их? Когда они появляются, становится... становится так холодно. Вы чувствовали, что они здесь?– Что-то я чувствовал, – согласился Мейер. Неожиданно заговорил Ван Хоутен:– Вы удовлетворены?– Чем? – не понял Мейер.– Тем, что в доме привидения. Вы ведь из-за них здесь, так ведь? Чтобы убедиться...– Он здесь потому, что я попросил Адель обратиться в полицию, – подал голос Горман.– Почему ты это сделал?– Из-за украденных украшений, – сказал Горман. – А еще потому, что... Потому что я потерял зрение, да, но я хотел убедиться, что я не теряю еще и рассудок.– Ты вполне здоров, Ральф, – произнес Ван Хоутен.– А украшения... – начал Мейер.– Они их взяли, – бросил Ван Хоутен.– Кто?– Йоган и Элизабет. Наши милые соседи, призраки, сукины дети.– Это невозможно, мистер Ван Хоутен.– Почему это невозможно?– Потому что привидения... – начал было Мейер, но заколебался.– Ну?– Привидения, видите ли, не воруют драгоценности. Я хочу сказать, зачем они им? – выговорил он неуверенно и посмотрел на Горманов в поисках поддержки. Но никто из них его не поддержал. Они сидели на диване у камина с хмурым и подавленным видом.– Они выживают нас из дома, – сказал Ван Хоутен, – это же очевидно.– Почему очевидно?– Потому что они сами сказали.– Когда?– Перед тем, как украсть ожерелье и серьги.– Они сказали это вам?– Мне и детям. Мы все трое были здесь.– Но я так понял, что духи говорят только по-голландски.– Да, я перевел для Ральфа и Адель.– Что произошло потом?– То есть?– Когда вы обнаружили пропажу украшений?– Как только они ушли.– То есть, вы подошли к сейфу...– Да, открыл его, а драгоценностей не было.– Мы их там заперли десятью минутами раньше, – вставила Адель. – Мы были в гостях, Ральф и я, и приехали домой очень поздно. Папа еще не спал. Он читал здесь, в том кресле, где вы сейчас сидите. Я попросила его открыть сейф и оставила там украшения. Потом он закрыл сейф, а потом... Потом пришли они... Угрожали.– В котором это было часу?– Как обычно. Они всегда приходят в одно и то же время. Два сорок пять ночи.– Когда, вы сказали, украшения были помещены в сейф?– Около половины третьего, – ответил Горман.– А когда сейф снова открыли?– Сразу, как они ушли. Они были всего несколько секунд. Только сказали моему тестю, что забирают ожерелье и серьги. Когда снова зажегся свет, он тут же подбежал к сейфу.– Свет всегда гаснет?– Всегда, – подтвердила Адель. – Все всегда одинаково. Гаснет свет, становится холодно, появляются эти странные... голоса, – она помолчала. – А потом приходят Йоган и Элизабет.– Однако сегодня они не появились, – заметил Мейер.– Так было уже, – поспешно ответила Адель.– Они выживают нас из дома, – заговорил Ван Хоутен, – все идет к тому. Может, нам правда нужно уехать? Пока они все у нас не забрали.– Все? Что вы хотите этим сказать?– Остальные украшения моей дочери. Кое-какие акции. Все, что есть в сейфе.– Где сейф? – спросил Мейер.– Здесь, за картиной.Ван Хоутен подошел к противоположной от камина стене. Там висела картина в раме с позолоченным орнаментом, изображающая пасторальный пейзаж. Рама была закреплена на петлях. Ван Хоутен распахнул картину, словно дверь, и указал на небольшой черный округлый сейф.– Вот.– Сколько человек знают код? – спросил Мейер.– Только я, – ответил Ван Хоутен.– Код где-нибудь записан?– Да.– Где?– В надежном месте.– Где?– Я не думаю, что вас это касается, детектив Мейер.– Я хочу понять, не мог ли другой человек добраться до кода.– Да, этого, конечно, исключить нельзя, – согласился Ван Хоутен. – Но очень маловероятно.– Ну, – произнес полицейский. – Я прямо не знаю, что и сказать. Я бы хотел обмерить комнату, если не возражаете. Размеры, расположение дверей, окон, ну и тому подобное. Для протокола, – и пожал плечами.– Довольно поздно уже, – заметил Ван Хоутен.– Я ведь и приехал сюда поздно, – улыбнулся Мейер.– Пойдем, папа, я приготовлю чай на кухне, – вмешалась Адель. – Вы не долго, детектив?– Не знаю, может, задержусь.– Вам принести чаю?– Спасибо, был бы очень обязан.Она поднялась с дивана и взяла мужа под руку. Медленно она провела его мимо отца и вышла из комнаты. Ван Хоутен еще раз взглянул на Мейера, коротко кивнул и тоже вышел. Детектив закрыл за ними дверь и немедленно направился к торшеру. * * * Женщине было шестьдесят лет. Внешне она была похожа на добрую бабушку. Но эта бабушка только что убила своего мужа и троих детей. Ей объяснили ее права, и она сказала, что скрывать ей нечего и она готова отвечать на любые вопросы. Одетая в черное суконное пальто, под которым виднелись окровавленные пижама и халат, она сидела на жестком стуле в дежурке. Руки в наручниках неподвижно лежали на черном кожаном бумажнике на коленях. О'Брайен и Клинг посмотрели на стенографиста, тот взглянул на часы на стене, отметил время начала допроса – 3.55 – и кивком дал понять, что готов.– Ваше имя?– Изабель Мартин.– Сколько вам лет, миссис Мартин?– Шестьдесят.– Где вы проживаете?– На Эйнсли-авеню.– Где именно?– Эйнсли-авеню, дом 657.– С кем вы там живете?– С мужем Роджером, сыном Питером и дочерьми Энни и Абигайл.– Расскажите, пожалуйста, что случилось сегодня ночью, миссис Мартин, – вступил Клинг.– Я их всех убила, – проговорила она. У нее были седые волосы, тонкий орлиный нос, карие глаза за очками в тонкой оправе. Женщина смотрела прямо перед собой, не поворачивая головы ни вправо, ни влево, полностью игнорируя допрашивающих, видимо, все еще под впечатлением того, что она совершила всего полчаса назад.– Вы не могли бы рассказать подробнее, миссис Мартин.– Сначала я убила его, скотину.– Кого?– Мужа.– Когда это произошло?– Когда он пришел домой.– В котором это было часу, припомните.– Недавно.– Сейчас почти четыре, – сказал Клинг. – Значит, это было около трех тридцати?– Я не смотрела на часы. Я услышала, как щелкнул замок, вышла на кухню, он был там.– Так.– Над раковиной у меня висит нож. Им я его и ударила.– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?– Потому, что я так хотела.– Вы поссорились с ним?– Нет. Он закрывал дверь, я подошла к раковине, взяла нож и ударила его.– Куда вы его ударили, миссис Мартин?– В голову, в шею и, по-моему, в плечо.– Вы ударили его трижды?– Я сделала много ударов, не знаю точно, сколько.– Вы понимали, что убиваете его?– Да, понимала.– Вы знали, что бьете его ножом?– Да, знала.– Вы намеренно убили его ножом?– Я намеренно убила его ножом.– А после всего вы понимали, что вы его убили?– Я понимала, что он сдох, скотина.– Что вы сделали дальше?– Мой старший сын. Питер, вошел на кухню. Мой мальчик. Он закричал на меня, он все хотел спросить, что я сделала, он кричал и кричал на меня. Я его тоже ударила, чтобы он заткнулся. Он тоже был гаденышем, этот Питер.– Вы осознавали, что вы делали, и на этот раз?– Я понимала, что я делаю. Его я ударила один раз, поперек горла.– Что произошло потом, миссис Мартин?– Я пошла в спальню, где спали мои дочери. Сначала я зарезала Энни, потом Абигайл.– Куда вы их ударили, миссис Мартин?– В лицо, обеих в лицо.– Сколько раз?– Энни, наверное, два раза, а Абигайл только раз.– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?– Кто о них позаботится, когда меня не будет? – ни к кому не обращаясь, произнесла она.– Вы бы хотели что-нибудь добавить? – спросил Клинг.– Мне нечего добавить. Я правильно сделала.Полицейские отошли от стола. Оба были бледны.– О, Боже! – прошептал О'Брайен.– Да, – отозвался Клинг. – Давай прямо сейчас позвоним дежурному в прокуратуру, пусть зафиксирует полное признание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Доннер помотал в воздухе жирной рукой.– Я ищу угнанные тачки, – сразу перешел к делу Клинг.– Какие?– "Фольксвагены", 64-и и 66-й.– Какого цвета?– Красные.– Оба?– Оба.– Где они стояли?– Один напротив Уэст Меридиэм, 861. Другой на стоянке на Южной Четырнадцатой.– Когда это было?– Оба на той неделе. Числа точно не знаю.– Что ты хочешь знать?– Кто их угнал?– Думаешь, это один человек?– Вряд ли.– Что, так важно?– На одной из машин, возможно, сегодня ночью подъехали к церкви и...– Ты про церковь на Калвер-авеню?– Именно.– Я не играю.– То есть?– Знаешь, в этом городе слишком многим этот взрыв по душе. Не хочу я влазить в такое говно. Белые – черные...– А кто об этом узнает?– Они тоже собирают информацию, как и вы.– Мне нужна твоя помощь, Доннер.– Нет, здесь уж извини, – и покачал головой.– Тогда я поехал на Хай-стрит.– Зачем? У тебя там еще один источник?– Нет, там прокуратура.Они посмотрели друг на друга. Доннер стоял с обмотанной вокруг живота простыней, пот все еще сочился, хотя толстяк давно вышел из парилки. Клинг был больше похож на рекламного агента, чем на полицейского, угрожающего разоблачением давних не слишком законных делишек. Они смотрели друг на друга с полным взаимопониманием, являя собой странный симбиоз правоохранителя и правонарушителя. Ни тот, ни другой не испытывал особой симпатии к компаньону, но оба зависели друг от друга. Молчание нарушил Доннер.– Я не люблю, когда меня принуждают, – насупился он.– А я не люблю, когда мне отказывают.– Когда тебе нужна информация?– До утра, во всяком случае.– Я тебе что, волшебник?– А что, нет?– Волшебство ныне дорого.– Сколько?– Двадцать пять, если найду одного угонщика, пятьдесят, если обоих.– Сначала найди, потом сторгуемся.– А если мне потом свернут шею?– Раньше надо было думать, когда выбирал профессию, – сказал Клинг. – Не бойся, Доннер, а то обделаешься. Просто какая-то падаль швырнула бомбу. Тебе никто ничего не сделает.– Да? – произнес Доннер, а потом очень профессиональным голосом сделал, наверное, важнейшее заявление последнего десятилетия:– Расовые распри в нашем городе приближаются к очень опасному уровню.– У тебя есть мой служебный телефон?– Да, есть, – буркнул Доннер.– Я сейчас туда. Звони.– А можно, я сначала оденусь? – поинтересовался стукач. * * * Когда Карелла и Хейз вошли в холл отеля «Эддисон», дежурный администратор сидел там один. Погруженный в открытую перед ним книгу, он даже не поднял головы. Холл был обставлен под готику и давно обветшал: потертый восточный ковер, тяжелые, в завитушках, столы красного дерева, массивные набивные стулья с продавленными сиденьями и засаленными подголовниками, две плевательницы, стоящие у каждой из двух колонн, обшитых красным деревом. Лампа в абажуре из натурального шелка висела над столом администратора. Одной панели из освинцованного стекла на столе не было, другая сильно потрескалась. Когда-то это был роскошный отель. Сейчас он был подобен грошовой шлюхе, купившей у старьевщика побитую молью норку.Администратор, в отличие от своего древнего окружения, был молодым человеком приблизительно двадцати пяти лет. Его коричневый твидовый костюм аккуратно выглажен. Шелковый галстук в желто-коричневую полоску хорошо сочетался с рубашкой телесного цвета. На носу очки в роговой оправе. Он наконец взглянул на детективов, оторвавшись от книги, и поднялся:– Да, джентльмены, чем могу служить?– Полиция, – сказал Карелла. Он вынул бумажник из кармана и открыл его там, где был приколот полицейский жетон. – Слушаю, сэр.– Я детектив Карелла. Это мой коллега детектив Хейз.– Добрый вечер, господа. Я дежурный администратор Ронни Сэнфорд.– Мы ищем одного человека. Он мог здесь жить две недели назад, – начал Хейз.– Так. Если он здесь жил две недели назад, – проговорил Сэнфорд, – то, может быть, мы его найдем. Почти все наши клиенты постоянно проживают здесь.– У вас есть киоск канцтоваров? – спросил Карелла.– Сэр?– Канцтовары. Есть здесь место, куда можно войти с улицы и что-нибудь купить?– Нет, сэр. Вон там в углу, у лестницы, есть письменный стол, но мы не держим там канцтоваров, сэр.– В комнатах есть почтовая бумага?– Да, сэр.– А на вашем столе?– Да, конечно, сэр.– За этим столом круглые сутки кто-нибудь находится?– Круглые сутки, сэр. У нас три смены. С восьми утра до четырех дня, с четырех дня до полуночи и с полуночи до восьми утра.– Вы заступили в полночь, так?– Так, сэр.– Клиенты были в вашей сегодняшней смене?– Да, несколько, сэр.– Не заметили кого-нибудь в окровавленной одежде?– Окровавленной? О, нет, сэр.– А вы бы заметили?– Что вы хотите сказать?– Вы обращаете внимание на то, что делается в холле?– Стараюсь, сэр. Во всяком случае, большую часть ночи. Я иногда могу вздремнуть, если нечего делать, но обычно...– Что вы изучаете?– Бухгалтерское дело.– Где?– В университете Рамси.– Вы позволите нам взглянуть на регистрационную книгу?– Конечно, сэр.Он подошел к почтовой стойке, взял лежавшую там регистрационную книгу, вернулся к столу и открыл ее:– Все нынешние клиенты – наши постоянные жильцы, за исключением мистера Ламберта из 204-го и миссис Грант из 701-го.– Когда они вселились?– Мистер Ламберт вселился... прошлой ночью, по-моему. А миссис Грант живет здесь уже четыре дня. Она съезжает во вторник.– Это собственноручные подписи клиентов?– Да, сэр. Всем постояльцам мы предлагаем расписаться собственноручно, как требует закон штата.– Ты понял, Коттон? – улыбнулся Карелла и опять повернулся к Сэнфорду: – Вы не будете возражать, если мы посмотрим журнал вон там, на кушетке?– Видите ли, сэр...– Я вам дам расписку, если хотите.– Да нет, не надо. Ничего страшного, я думаю.Полицейские сели с журналом на кушетку, обтянутую потертым красным вельветом. Карелла, примостив журнал на коленях, развернул записку, найденную у Мерси Хауэлл. В отеле проживало пятьдесят два человека. Карелла и Хейз просмотрели весь журнал, затем принялись листать его во второй раз.– Стоп! – вдруг воскликнул Хейз.– Что?– Глянь-ка сюда.Он взял записку и расправил ее прямо над одной из подписей: Где ваша одежа, мисс? Ангел Мести Тимоти Аллен Меймз – Ну что, видишь? – спросил он.– Почерк другой, – возразил Карелла.– Инициалы совпадают, – показал Хейз. * * * Детектив Мейер Мейер еще не отошел от шока. Он не любил привидения. Ему не нравился этот дом. Он хотел домой. Он хотел лежать в кровати рядом с женой Сарой. Ему хотелось, чтобы она погладила его по руке и сказала, что таких вещей не бывает, и ему, взрослому человеку, нечего пугаться! Как он мог поверить в духов, тени, голландских призраков? Смешно!Но он их слышал, ощущал их ледяное присутствие, какое-то мгновение почти видел их. В шоке детектив повернулся к лестнице на звук спускающихся шагов и, широко открыв глаза, замер. Он почувствовал искушение вынуть револьвер, но подумал, что будет выглядеть глупо в глазах Горманов. Мейер прибыл сюда скептиком, а теперь...Детектив в ужасе ждал того, кто спускался по ступенькам такими грузными шагами – то ли упырь в развевающемся саване, звенящий цепями, то ли призрак с побелевшим черепом вместо головы и костлявыми пальцами с капающей с них кровью младенцев.Биллем Ван Хоутен, одетый в красные вельветовые шлепанцы и красный смокинг, с торчащими за ушами космами и пронзительным взглядом голубых глаз вошел в гостиную, направляясь прямо к дочери и зятю.– Ну, – спросил он, – они снова были?– Да, папа, – прошептала Адель.– Что им сегодня надо было?– Не знаю, они опять говорили по-голландски.– Мерзавцы, – произнес Ван Хоутен и повернулся к Мейеру. – Вы их видели?– Нет, сэр, не видел, – покачал головой полицейский.– Но они ведь были здесь, – возразил Горман. – Я их слышал.– Да, милый, – успокоила его Адель. – Мы все их слышали. Но так уже было, помнишь? Мы их слышали, но они так и не смогли сюда прорваться.– Да-да, верно, – кивком подтвердил Горман, – такое уже было, детектив Мейер.Он стоял сейчас лицом к Мейеру с комично склоненной головой, незрячие глаза закрыты черными очками. Когда он заговорил, то стал похож на ребенка, ищущего утешения.– Вы ведь слышали их, детектив Мейер?– Да, слышал, мистер Горман.– А ветер?– Да, и ветер тоже.– А вы чувствовали их? Когда они появляются, становится... становится так холодно. Вы чувствовали, что они здесь?– Что-то я чувствовал, – согласился Мейер. Неожиданно заговорил Ван Хоутен:– Вы удовлетворены?– Чем? – не понял Мейер.– Тем, что в доме привидения. Вы ведь из-за них здесь, так ведь? Чтобы убедиться...– Он здесь потому, что я попросил Адель обратиться в полицию, – подал голос Горман.– Почему ты это сделал?– Из-за украденных украшений, – сказал Горман. – А еще потому, что... Потому что я потерял зрение, да, но я хотел убедиться, что я не теряю еще и рассудок.– Ты вполне здоров, Ральф, – произнес Ван Хоутен.– А украшения... – начал Мейер.– Они их взяли, – бросил Ван Хоутен.– Кто?– Йоган и Элизабет. Наши милые соседи, призраки, сукины дети.– Это невозможно, мистер Ван Хоутен.– Почему это невозможно?– Потому что привидения... – начал было Мейер, но заколебался.– Ну?– Привидения, видите ли, не воруют драгоценности. Я хочу сказать, зачем они им? – выговорил он неуверенно и посмотрел на Горманов в поисках поддержки. Но никто из них его не поддержал. Они сидели на диване у камина с хмурым и подавленным видом.– Они выживают нас из дома, – сказал Ван Хоутен, – это же очевидно.– Почему очевидно?– Потому что они сами сказали.– Когда?– Перед тем, как украсть ожерелье и серьги.– Они сказали это вам?– Мне и детям. Мы все трое были здесь.– Но я так понял, что духи говорят только по-голландски.– Да, я перевел для Ральфа и Адель.– Что произошло потом?– То есть?– Когда вы обнаружили пропажу украшений?– Как только они ушли.– То есть, вы подошли к сейфу...– Да, открыл его, а драгоценностей не было.– Мы их там заперли десятью минутами раньше, – вставила Адель. – Мы были в гостях, Ральф и я, и приехали домой очень поздно. Папа еще не спал. Он читал здесь, в том кресле, где вы сейчас сидите. Я попросила его открыть сейф и оставила там украшения. Потом он закрыл сейф, а потом... Потом пришли они... Угрожали.– В котором это было часу?– Как обычно. Они всегда приходят в одно и то же время. Два сорок пять ночи.– Когда, вы сказали, украшения были помещены в сейф?– Около половины третьего, – ответил Горман.– А когда сейф снова открыли?– Сразу, как они ушли. Они были всего несколько секунд. Только сказали моему тестю, что забирают ожерелье и серьги. Когда снова зажегся свет, он тут же подбежал к сейфу.– Свет всегда гаснет?– Всегда, – подтвердила Адель. – Все всегда одинаково. Гаснет свет, становится холодно, появляются эти странные... голоса, – она помолчала. – А потом приходят Йоган и Элизабет.– Однако сегодня они не появились, – заметил Мейер.– Так было уже, – поспешно ответила Адель.– Они выживают нас из дома, – заговорил Ван Хоутен, – все идет к тому. Может, нам правда нужно уехать? Пока они все у нас не забрали.– Все? Что вы хотите этим сказать?– Остальные украшения моей дочери. Кое-какие акции. Все, что есть в сейфе.– Где сейф? – спросил Мейер.– Здесь, за картиной.Ван Хоутен подошел к противоположной от камина стене. Там висела картина в раме с позолоченным орнаментом, изображающая пасторальный пейзаж. Рама была закреплена на петлях. Ван Хоутен распахнул картину, словно дверь, и указал на небольшой черный округлый сейф.– Вот.– Сколько человек знают код? – спросил Мейер.– Только я, – ответил Ван Хоутен.– Код где-нибудь записан?– Да.– Где?– В надежном месте.– Где?– Я не думаю, что вас это касается, детектив Мейер.– Я хочу понять, не мог ли другой человек добраться до кода.– Да, этого, конечно, исключить нельзя, – согласился Ван Хоутен. – Но очень маловероятно.– Ну, – произнес полицейский. – Я прямо не знаю, что и сказать. Я бы хотел обмерить комнату, если не возражаете. Размеры, расположение дверей, окон, ну и тому подобное. Для протокола, – и пожал плечами.– Довольно поздно уже, – заметил Ван Хоутен.– Я ведь и приехал сюда поздно, – улыбнулся Мейер.– Пойдем, папа, я приготовлю чай на кухне, – вмешалась Адель. – Вы не долго, детектив?– Не знаю, может, задержусь.– Вам принести чаю?– Спасибо, был бы очень обязан.Она поднялась с дивана и взяла мужа под руку. Медленно она провела его мимо отца и вышла из комнаты. Ван Хоутен еще раз взглянул на Мейера, коротко кивнул и тоже вышел. Детектив закрыл за ними дверь и немедленно направился к торшеру. * * * Женщине было шестьдесят лет. Внешне она была похожа на добрую бабушку. Но эта бабушка только что убила своего мужа и троих детей. Ей объяснили ее права, и она сказала, что скрывать ей нечего и она готова отвечать на любые вопросы. Одетая в черное суконное пальто, под которым виднелись окровавленные пижама и халат, она сидела на жестком стуле в дежурке. Руки в наручниках неподвижно лежали на черном кожаном бумажнике на коленях. О'Брайен и Клинг посмотрели на стенографиста, тот взглянул на часы на стене, отметил время начала допроса – 3.55 – и кивком дал понять, что готов.– Ваше имя?– Изабель Мартин.– Сколько вам лет, миссис Мартин?– Шестьдесят.– Где вы проживаете?– На Эйнсли-авеню.– Где именно?– Эйнсли-авеню, дом 657.– С кем вы там живете?– С мужем Роджером, сыном Питером и дочерьми Энни и Абигайл.– Расскажите, пожалуйста, что случилось сегодня ночью, миссис Мартин, – вступил Клинг.– Я их всех убила, – проговорила она. У нее были седые волосы, тонкий орлиный нос, карие глаза за очками в тонкой оправе. Женщина смотрела прямо перед собой, не поворачивая головы ни вправо, ни влево, полностью игнорируя допрашивающих, видимо, все еще под впечатлением того, что она совершила всего полчаса назад.– Вы не могли бы рассказать подробнее, миссис Мартин.– Сначала я убила его, скотину.– Кого?– Мужа.– Когда это произошло?– Когда он пришел домой.– В котором это было часу, припомните.– Недавно.– Сейчас почти четыре, – сказал Клинг. – Значит, это было около трех тридцати?– Я не смотрела на часы. Я услышала, как щелкнул замок, вышла на кухню, он был там.– Так.– Над раковиной у меня висит нож. Им я его и ударила.– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?– Потому, что я так хотела.– Вы поссорились с ним?– Нет. Он закрывал дверь, я подошла к раковине, взяла нож и ударила его.– Куда вы его ударили, миссис Мартин?– В голову, в шею и, по-моему, в плечо.– Вы ударили его трижды?– Я сделала много ударов, не знаю точно, сколько.– Вы понимали, что убиваете его?– Да, понимала.– Вы знали, что бьете его ножом?– Да, знала.– Вы намеренно убили его ножом?– Я намеренно убила его ножом.– А после всего вы понимали, что вы его убили?– Я понимала, что он сдох, скотина.– Что вы сделали дальше?– Мой старший сын. Питер, вошел на кухню. Мой мальчик. Он закричал на меня, он все хотел спросить, что я сделала, он кричал и кричал на меня. Я его тоже ударила, чтобы он заткнулся. Он тоже был гаденышем, этот Питер.– Вы осознавали, что вы делали, и на этот раз?– Я понимала, что я делаю. Его я ударила один раз, поперек горла.– Что произошло потом, миссис Мартин?– Я пошла в спальню, где спали мои дочери. Сначала я зарезала Энни, потом Абигайл.– Куда вы их ударили, миссис Мартин?– В лицо, обеих в лицо.– Сколько раз?– Энни, наверное, два раза, а Абигайл только раз.– Зачем вы это сделали, миссис Мартин?– Кто о них позаботится, когда меня не будет? – ни к кому не обращаясь, произнесла она.– Вы бы хотели что-нибудь добавить? – спросил Клинг.– Мне нечего добавить. Я правильно сделала.Полицейские отошли от стола. Оба были бледны.– О, Боже! – прошептал О'Брайен.– Да, – отозвался Клинг. – Давай прямо сейчас позвоним дежурному в прокуратуру, пусть зафиксирует полное признание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14