Вернулся Кайл и избавил Роуз от необходимости отвечать.
– Должен похитить ее у тебя, дядя. Комната готова, и Роуз надо отдохнуть и согреться после нашего путешествия.
Роуз сняла дорожный плащ и устроилась у огня.
– Твой дядя очень болен.
– Он умирает.
Она кивнула, будто для нее это было очевидно.
– Он сказал, что это болезнь всех горняков – от пыли.
– Многие из них страдают болезнями легких. Этого всегда можно ожидать, и потому они обычно трезвый и бережливый народ. После их смерти семьи, оставшиеся без кормильца, должны получать компенсацию.
– Это печально. Но ты говоришь так бесстрастно.
– Такова жизнь, Роуз. Для шахтеров эта болезнь так же естественна, как подагра для лордов. Углекоп, спускаясь в шахту, знает, что его ждет. Так же как моряк, отправляясь в море, знает, что может утонуть.
Он принялся распаковывать свои вещи. Сюда Кайл никогда не брал Джордана по той же причине, почему не решался привезти Роуз.
С этим домом было все в порядке, но его тетка и дядя не представляли, как обращаться со слугами.
Он был рад тому, что Роуз сама поняла, как себя вести. Если бы этого не случилось, он настоял бы на том, чтобы они остановились в гостинице, но ближайшая никак не подходила для его целей. К тому же и его тетка была бы уязвлена, если бы брак так быстро изменил его привычки.
И все же…
– Ты уверена, что тебе здесь будет удобно? Скажи, если нет.
Розалин оглядела комнату и постель без полога и драпировок.
– Здесь намного приятнее, чем в гостинице. Мы будем здесь вместе?
– Да.
Похоже, она ничего не имела против. Розалин села на кровать, потом прилегла.
– Думаю, я немного отдохну. Никогда не думала, что пробыть в карете несколько дней так утомительно.
Когда Розалин проснулась, Кайла не было. В поисках мужа она отважилась спуститься вниз.
Харольд дремал в кресле у камина. Она пошла на звуки, доносившиеся из кухни в задней части дома.
Пруденс трудилась там, раскатывая тесто для пирогов. Она улыбнулась Роуз.
– В горшке на камнях теплый сидр, а на столе чашка, если вам угодно.
Роуз налила себе и выглянула из окна в сад, где располагалась рощица молодых фруктовых деревьев. На западном краю участка имелось большое пространство для нового сада. С наступлением весны там посадят молодые деревья.
– Очень славный дом, – сказала она. – Вид из всех окон прекрасный.
– Кайл построил его для нас, когда вернулся из Франции. Отправился в Лондон в поисках удачи и денег, а потом построил этот дом. Харольд, конечно, не хотел его принимать, но я уже замечала, что он заболевает. Вы заметите, как он поддразнивает Кайла из-за его модной одежды и аристократических привычек, но сам он лопается от гордости, оттого что сын его сестры многого добился в жизни.
Роуз подошла ближе к столу, чтобы посмотреть, как Пруденс готовит пирог.
– Я тоже умею печь пироги.
– Неужели? Я не думала, что леди этим занимаются.
– Большинство женщин не умеют стряпать. Но если хотите, я могла бы вам помочь.
Пруденс подвинула к ней несколько яблок и миску.
– Вы можете их почистить и нарезать.
Роуз принялась за работу:
– А где Кайл?
– Он пошел в деревню. Я думаю, он навестит викария, а потом пропустит пинту с ребятами в таверне. Он мог бы захватить с собой Харольда в коляске, но тот уснул. Может, он сделает это завтра. Харольду иногда тоже хочется посидеть с приятелями.
Роуз представила Кайла, одолевающего пешком с полмили до паба и столько же до Тислоу. Он отправился назад, в прошлую жизнь. Снял ли свой модный плащ, когда пошел туда? Отбросил ли все признаки хорошего образования и манер, которые приобрел, чтобы добиться успеха в Лондоне? Вернется ли к выговору, который она заметила в речи Харольда?
В этой таверне будет не тот Кайл, которого знает она. Там будет Кайл, оставшийся для нее незнакомцем.
– Он дружит с викарием?
Пруденс рассмеялась.
– Ну, дружба, пожалуй, неподходящее слово. Граф поручил викарию научить Кайла грамоте и арифметике, латыни и французскому. Он был усердным учителем, иногда даже применял розги, чтобы воодушевить своих учеников. Кайлу это, конечно, не нравилось, но он понимал, что образование обещает иную жизнь. Поэтому и старался.
– А граф? Вы имеете в виду графа Коттингтона? Он был покровителем Кайла?
– Да, не кто иной, как он.
Кайл никогда ей об этом не рассказывал. Во всяком случае прямо. Она просто поняла, что такой благотворитель существовал, но не думала, что это граф. Это не Коттингтон. Не отец Норбери. Теперь многое становилось яснее. Партнерство в разработке новых земельных владений. А также его присутствие на том обеде.
– Почему граф это сделал?
Пруденс была занята тем, что соскребала сахар с сахарной головы.
– Граф познакомился с Кайлом случайно, но тотчас же разглядел в нем неординарного мальчика, умного и отважного. Он понял, что мой племянник будет прозябать в шахте, хотя, еще будучи мальчишкой, уже мог работать как мужчина. Поэтому попросил викария учить его всему, чему он мог бы научиться в школе, и всему, что мог бы узнать, когда вырастет.
Она собрала сахар в чашку.
– Граф – добрый и справедливый человек. Таким он был всегда.
Эта короткая история вызвала у Роуз массу вопросов. Слишком много, чтобы задать их Пруденс.
Розалин так мало знала о жизни мужа, и любопытство ее было возбуждено. При этом она никогда не пыталась получить сведения от него самого, хотя кто бы мог быть лучшим источником информации?
Она никогда не спрашивала, а он не спешил с объяснениями. Роуз не думала, что Кайла смущали или затрудняли разговоры о прошлом или то, что он был не из тех людей, которые много говорят о себе.
Они оба избегали этих разговоров, потому что разговоры о прошлом означали разговоры о Норбери.
Тень ее отношений с Норбери мешала им лучше узнать друг друга.
– Это значит, будут неприятности. И тут не может быть двух мнений, – сказал Джон и для убедительности глотнул эля.
Кайл выпил тоже, чтобы поддержать компанию. Джонатан был шахтером и примерно одного возраста с ним. Они еще мальчишками пришли в шахту в одно и то же время и вместе таскали вверх по лестнице корзины с углем.
Джон был потомственным углекопом и потому вел себя бесцеремонно с приятелем. Остальные шахтеры вели себя тоже вполне по-дружески. Они отсалютовали Кайлу пинтовыми кружками, когда он вошел в таверну, и засыпали вопросами о Лондоне. Но им не хотелось говорить о событиях в их городке. Невпопад сказанное слово могло испортить их жизнь.
– Комитет три раза обращался к владельцам с возражениями против повторного открытия туннеля, и мы пытались объяснить связанную с этим опасность, – сказал Джон. – Дешевле потерять несколько человек, чем сделать то, что следует. Мы видели это раньше, и это случится снова.
Разумеется, Кайл знал, о чем говорит Джон. Отец его до сих пор покоится под завалом в туннеле. Откапывать погибших слишком опасно. Любая попытка вызывает новый обвал.
– Вы ходили к Коттингтону? – спросил Кайл. – Он давно продал большую часть шахт другим, но сохранил влияние. А окружающие земли все еще принадлежат ему.
– Двое из нас пытались. Но он так болен, что никого к нему не пускают. Даже тебя к нему не пустили, когда ты был здесь в последний раз. Что же касается петиции, обращенной к его наследнику… – Выражение лица Джона ясно показывало его отношение к этому делу и к сыну графа. Бросив взгляд через плечо, приятель Кайла перегнулся через стол и понизил голос:
– Мы стараемся сплотиться, чтобы говорить и действовать одинаково. Но собираться будем не здесь. У нас намечены встречи с другими группами в других шахтерских городах и с теми, кто работает на других хозяев. Если мы встанем плечом к плечу и все будем заодно, нас услышат.
– Будь осторожен, Джон.
– К черту осторожность! Мы имеем право собираться. Что они могут сделать? Убьют меня? Всех убить не могут. Не смогут и уволить всех. Ты же сам говорил об этом много лет назад, до того как… – Он отвернулся и еще глотнул эля. – До того как уехал и стал таким же, как они.
– Если вы собираетесь заявить о протесте, то должны быть все. И каждый должен быть готов к голодовке. Но всегда найдутся такие, кто не выдержит и сломается.
– Если мы уйдем с шахты, никто туда не вернется. Мы об этом позаботимся.
– Всегда найдутся желающие работать.
– Если мы стеной встанем перед шахтой, этот номер не пройдет.
– Они мобилизуют крестьян.
Джон шарахнул кулаком по столу.
– Перестань говорить, как моя жена. Ты забыл, как мы работаем там, внизу? Иди в свой прекрасный дом, что ты построил для Харольда, и одолжи у него сапоги и спецовку. Спустись завтра со мной в шахту, если забыл, почему опасность для таких, как мы, не имеет значения.
Эти слова – «таких, как мы» – не включали Кайла в круг шахтеров. Когда-то он был одним из них, но не теперь. Здесь был его дом, однако он уехал отсюда так далеко и так отдалился ото всех, что каждый раз, когда возвращался, оказывалось, что у него все меньше общего с бывшими приятелями.
Кайл это чувствовал и ничего не мог изменить. Его связь с этим местом и с ними была как песок, утекающий сквозь пальцы.
– Пока я здесь, съезжу в Кертонлоу, – сказал Кайл. – Поговорю о туннеле с Коттингтоном.
Джон пожал плечами, показывая тем самым, что не верит в успех предприятия. Он спросил еще эля и сидел теперь молча над пустым стаканом.
Кайл вернулся домой к обеду. Роуз помогала Пруденс накрывать на стол.
Они разговаривали о пустяках, как это часто бывает с малознакомыми людьми. Наконец дядя Харольд не выдержал. Он пожелал узнать, какие новости Кайл принес из таверны.
– Они не часто сюда приходят. После целого дня работы сюда тяжело добираться, – пояснил он.
Тетя Пру попыталась улыбкой смягчить его слова, в которых можно было бы усмотреть недостаток благодарности за их дом. Кайл промолчал. Харольд знал, что все равно они не стали бы часто его навещать, даже если бы он остался жить в деревне. Человек, у которого не хватает сил дойти до таверны, оказывается в изоляции.
– Поговаривают о том, чтобы снова открыть туннель, – сказал Кайл. – Я слышал об этом в декабре, но теперь вроде они в этом уверены.
– Дураки. Жадные болваны.
Эта новость взволновала Харольда настолько сильно, что у него начался приступ кашля.
– По крайней мере твоего отца и других смогут похоронить по христианскому обряду, – тихо сказала Пру.
Роуз удивленно оглядывала их. В глазах ее появилось выражение, которое Кайл не раз уже замечал нынешним вечером. Любопытство. А может быть, переоценка уже известного. Разговор о туннеле вызвал у нее какое-то воспоминание.
Тетя Пру подала один из своих пирогов. Аромат их мог улучшить настроение у кого угодно. Пру была мастерицей печь всевозможные пироги и пирожные. И не важно было что фрукты пролежали всю зиму в подвале. Она все-таки ухитрялась добиться блестящего результата.
Кайл снова почувствовал себя мальчиком, предвкушающим лакомство, доступное только по праздникам, когда шахтерам выдавались деньги и можно было купить сахар.
Пруденс нарезала пирог:
– Роуз помогала мне.
– Неужели?
– Ничто не сближает женщин сильнее, как совместная стряпня, – изрек Харольд. – Приятно видеть, Кайл, мой мальчик, что твоя жена любит печь пироги. Приятно сознавать, что в Лондоне ты не будешь страдать от недостатка домашней еды.
– Роуз замечательно печет, – сказал Кайл, и она зарделась от его похвалы. Он посмотрел на кусок пирога на своей тарелке. – Значит, мне следует поблагодарить тебя, дорогая?
– Я только немного помогла – порезала яблоки.
Кайл попробовал пирог. Он был изумительный.
Роуз следила за ним, пока он с аппетитом ел. И снова в ее глазах появилось это странное выражение. Она о чем-то размышляла.
Глава 14
Роуз хотела поговорить с мужем, но он не пошел наверх вместе с ней, а предоставил подняться в спальню одной.
Как только Роуз там оказалась, она поняла, почему он ее не сопровождал. То, что у них оказалась одна спальня, лишало ее всякой возможности уединения. Подготовка ко сну, которую она обычно совершала в одиночестве, теперь должна была происходить у него на глазах.
Снимая платье, корсет, нижнюю сорочку и чулки, Роуз размышляла об этом. Потом надела ночную рубашку и села на кровать убрать на ночь волосы. Она представляла, что муж тоже здесь и тоже раздевается.
Роуз оглядела кровать. Пруденс и Харольд спали в одной постели всю ночь. Каждую ночь и много лет. Они не расходились по разным комнатам, после того как выполнят свой супружеский долг. Каково это чувствовать, что твоя жизнь так тесно переплетена с чужой?
Приятно, если есть любовь, решила Розалин. Ужасно, если вместо любви – ненависть. Обременительно, если между супругами равнодушие.
Роуз услышала, что Кайл поднимается по лестнице, и легла. Кровать оказалась недостаточно широкой, а это означало, что любые проявления близости на ней были возможны при определенных усилиях. И так должно было оставаться во все время их визита.
Прежде чем войти, Кайл постучал. Роуз усомнилась в том, что Харольд стучал, прежде чем войти в спальню к жене.
Она поборола побуждение отвернуться, чтобы и Кайлу обеспечить некую иллюзию уединения, но он не был нежным стыдливым цветком, а она хотела с ним поговорить.
Он снял верхнюю одежду и повесил в шкаф.
– Тебе понравился пирог? – спросила она.
Он сел на стул и стянул сапоги.
– Да, очень.
Она почувствовала, что не может говорить. Сердце ее было переполнено сладкими и острыми чувствами. Правда заключалась в том, что ее пироги были посредственными. Ее никто не учил печь. Девушкой из-за нужды она начала экспериментировать и добилась того, что смогла произвести для своих братьев что-то более или менее съедобное. Но результат ни в коей мере не шел в сравнение с чудом, произведенным Пруденс.
Сегодня она наблюдала за действиями Пруденс и поняла, что упускала все эти годы в приготовлении собственных блюд. И все же Кайл похвалил ее. Он мог бы вообще не упоминать ее пирогов. Как мог в утро после их свадьбы съесть только маленький кусочек.
– Пруденс сказала, что ты, вероятно, нанес визит викарию. Она рассказала мне, что он обучал тебя начальным знаниям.
Роуз остановилась, не зная, продолжать ли. Они могли бы прожить всю жизнь, не затрагивая вопросы, возникшие у нее сегодня. И возможно, так было бы лучше. Но она знала что не сможет заснуть, если не задаст Кайлу эти вопросы. Ответы касались не только ее представлений о муже-незнакомце, но и понимания того Кайла, которого она знала.
– Она сказала, что Коттингтон поручил викарию давать тебе уроки. Значит, граф был твоим покровителем. Ты мне никогда не говорил об этом.
Кайл снял галстук.
– Ты не спрашивала.
– Это верно. Я никогда не спрашивала. Спрашиваю теперь. Я хочу узнать об этом все.
– Причина, почему ты хочешь узнать, ошибочная.
– Я хочу узнать, потому что ты мой муж, а это из ряда вон выходящее событие изменило всю твою жизнь и сделало тебя тем человеком, за которого я вышла замуж.
Он снова опустился на стул и посмотрел на нее.
– Прекрасно. Я оказался в сфере внимания графа, когда мне исполнилось двенадцать. Он нашел, что у меня есть способности, которые следует развивать. Договорился с викарием, что тот будет давать мне уроки, а позже в течение двух лет оплачивал мое обучение инженерному делу в Дареме. Он сделал также для меня возможным поступить в школу искусств в Париже, где я изучал архитектуру. Когда я вернулся, он вручил мне сто фунтов, и на этом его покровительство закончилось, хотя он остался моим другом, а иногда нам случалось быть деловыми партнерами.
А эти сто фунтов Кайл превратил в тысячу, а позже еще приумножил эту сумму.
– Удивительная история! В том, что ты поразил его, ничего странного нет, но поведение графа удивительно. Почему он стал твоим покровителем? Оттого что твой отец погиб в туннеле?
– Он понятия не имел о том, что я сын одного из погибших. Это произошло за три года до несчастного случая.
Кайл принялся расстегивать манжеты.
– Я не знаю, по какой причине он это сделал, но думаю, потому, что я… поколотил его сына. Возможно, его восхитила моя храбрость. Возможно, он чувствовал, что его сын нуждается в порке, и был рад, что какой-то мальчишка отважился сделать это вместо него.
– Ты подрался с Норбери?
Кайл снял рубашку, налил воды в таз и начал мыться. С их брачной ночи Роуз не видела, как он раздевается. После этого он оставался для нее только силуэтом в темноте. Она изучала его плечи на ощупь, обнимала его обнаженное тело, но не видела его самого.
Слабое освещение льстило ему, но его сила впечатляла даже при ярком солнечном свете. В его теле не было вялости и мягкости. Не было угрозы потучнеть от легкой жизни. Его мускулы не выглядели слишком мощными, но были крепкими и соответствовали высокому росту. Его тело, как и лицо, казалось грубоватым, но полным энергии.
Молчание Роуз привлекло внимание Кайла, и он заметил, что она наблюдает за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Должен похитить ее у тебя, дядя. Комната готова, и Роуз надо отдохнуть и согреться после нашего путешествия.
Роуз сняла дорожный плащ и устроилась у огня.
– Твой дядя очень болен.
– Он умирает.
Она кивнула, будто для нее это было очевидно.
– Он сказал, что это болезнь всех горняков – от пыли.
– Многие из них страдают болезнями легких. Этого всегда можно ожидать, и потому они обычно трезвый и бережливый народ. После их смерти семьи, оставшиеся без кормильца, должны получать компенсацию.
– Это печально. Но ты говоришь так бесстрастно.
– Такова жизнь, Роуз. Для шахтеров эта болезнь так же естественна, как подагра для лордов. Углекоп, спускаясь в шахту, знает, что его ждет. Так же как моряк, отправляясь в море, знает, что может утонуть.
Он принялся распаковывать свои вещи. Сюда Кайл никогда не брал Джордана по той же причине, почему не решался привезти Роуз.
С этим домом было все в порядке, но его тетка и дядя не представляли, как обращаться со слугами.
Он был рад тому, что Роуз сама поняла, как себя вести. Если бы этого не случилось, он настоял бы на том, чтобы они остановились в гостинице, но ближайшая никак не подходила для его целей. К тому же и его тетка была бы уязвлена, если бы брак так быстро изменил его привычки.
И все же…
– Ты уверена, что тебе здесь будет удобно? Скажи, если нет.
Розалин оглядела комнату и постель без полога и драпировок.
– Здесь намного приятнее, чем в гостинице. Мы будем здесь вместе?
– Да.
Похоже, она ничего не имела против. Розалин села на кровать, потом прилегла.
– Думаю, я немного отдохну. Никогда не думала, что пробыть в карете несколько дней так утомительно.
Когда Розалин проснулась, Кайла не было. В поисках мужа она отважилась спуститься вниз.
Харольд дремал в кресле у камина. Она пошла на звуки, доносившиеся из кухни в задней части дома.
Пруденс трудилась там, раскатывая тесто для пирогов. Она улыбнулась Роуз.
– В горшке на камнях теплый сидр, а на столе чашка, если вам угодно.
Роуз налила себе и выглянула из окна в сад, где располагалась рощица молодых фруктовых деревьев. На западном краю участка имелось большое пространство для нового сада. С наступлением весны там посадят молодые деревья.
– Очень славный дом, – сказала она. – Вид из всех окон прекрасный.
– Кайл построил его для нас, когда вернулся из Франции. Отправился в Лондон в поисках удачи и денег, а потом построил этот дом. Харольд, конечно, не хотел его принимать, но я уже замечала, что он заболевает. Вы заметите, как он поддразнивает Кайла из-за его модной одежды и аристократических привычек, но сам он лопается от гордости, оттого что сын его сестры многого добился в жизни.
Роуз подошла ближе к столу, чтобы посмотреть, как Пруденс готовит пирог.
– Я тоже умею печь пироги.
– Неужели? Я не думала, что леди этим занимаются.
– Большинство женщин не умеют стряпать. Но если хотите, я могла бы вам помочь.
Пруденс подвинула к ней несколько яблок и миску.
– Вы можете их почистить и нарезать.
Роуз принялась за работу:
– А где Кайл?
– Он пошел в деревню. Я думаю, он навестит викария, а потом пропустит пинту с ребятами в таверне. Он мог бы захватить с собой Харольда в коляске, но тот уснул. Может, он сделает это завтра. Харольду иногда тоже хочется посидеть с приятелями.
Роуз представила Кайла, одолевающего пешком с полмили до паба и столько же до Тислоу. Он отправился назад, в прошлую жизнь. Снял ли свой модный плащ, когда пошел туда? Отбросил ли все признаки хорошего образования и манер, которые приобрел, чтобы добиться успеха в Лондоне? Вернется ли к выговору, который она заметила в речи Харольда?
В этой таверне будет не тот Кайл, которого знает она. Там будет Кайл, оставшийся для нее незнакомцем.
– Он дружит с викарием?
Пруденс рассмеялась.
– Ну, дружба, пожалуй, неподходящее слово. Граф поручил викарию научить Кайла грамоте и арифметике, латыни и французскому. Он был усердным учителем, иногда даже применял розги, чтобы воодушевить своих учеников. Кайлу это, конечно, не нравилось, но он понимал, что образование обещает иную жизнь. Поэтому и старался.
– А граф? Вы имеете в виду графа Коттингтона? Он был покровителем Кайла?
– Да, не кто иной, как он.
Кайл никогда ей об этом не рассказывал. Во всяком случае прямо. Она просто поняла, что такой благотворитель существовал, но не думала, что это граф. Это не Коттингтон. Не отец Норбери. Теперь многое становилось яснее. Партнерство в разработке новых земельных владений. А также его присутствие на том обеде.
– Почему граф это сделал?
Пруденс была занята тем, что соскребала сахар с сахарной головы.
– Граф познакомился с Кайлом случайно, но тотчас же разглядел в нем неординарного мальчика, умного и отважного. Он понял, что мой племянник будет прозябать в шахте, хотя, еще будучи мальчишкой, уже мог работать как мужчина. Поэтому попросил викария учить его всему, чему он мог бы научиться в школе, и всему, что мог бы узнать, когда вырастет.
Она собрала сахар в чашку.
– Граф – добрый и справедливый человек. Таким он был всегда.
Эта короткая история вызвала у Роуз массу вопросов. Слишком много, чтобы задать их Пруденс.
Розалин так мало знала о жизни мужа, и любопытство ее было возбуждено. При этом она никогда не пыталась получить сведения от него самого, хотя кто бы мог быть лучшим источником информации?
Она никогда не спрашивала, а он не спешил с объяснениями. Роуз не думала, что Кайла смущали или затрудняли разговоры о прошлом или то, что он был не из тех людей, которые много говорят о себе.
Они оба избегали этих разговоров, потому что разговоры о прошлом означали разговоры о Норбери.
Тень ее отношений с Норбери мешала им лучше узнать друг друга.
– Это значит, будут неприятности. И тут не может быть двух мнений, – сказал Джон и для убедительности глотнул эля.
Кайл выпил тоже, чтобы поддержать компанию. Джонатан был шахтером и примерно одного возраста с ним. Они еще мальчишками пришли в шахту в одно и то же время и вместе таскали вверх по лестнице корзины с углем.
Джон был потомственным углекопом и потому вел себя бесцеремонно с приятелем. Остальные шахтеры вели себя тоже вполне по-дружески. Они отсалютовали Кайлу пинтовыми кружками, когда он вошел в таверну, и засыпали вопросами о Лондоне. Но им не хотелось говорить о событиях в их городке. Невпопад сказанное слово могло испортить их жизнь.
– Комитет три раза обращался к владельцам с возражениями против повторного открытия туннеля, и мы пытались объяснить связанную с этим опасность, – сказал Джон. – Дешевле потерять несколько человек, чем сделать то, что следует. Мы видели это раньше, и это случится снова.
Разумеется, Кайл знал, о чем говорит Джон. Отец его до сих пор покоится под завалом в туннеле. Откапывать погибших слишком опасно. Любая попытка вызывает новый обвал.
– Вы ходили к Коттингтону? – спросил Кайл. – Он давно продал большую часть шахт другим, но сохранил влияние. А окружающие земли все еще принадлежат ему.
– Двое из нас пытались. Но он так болен, что никого к нему не пускают. Даже тебя к нему не пустили, когда ты был здесь в последний раз. Что же касается петиции, обращенной к его наследнику… – Выражение лица Джона ясно показывало его отношение к этому делу и к сыну графа. Бросив взгляд через плечо, приятель Кайла перегнулся через стол и понизил голос:
– Мы стараемся сплотиться, чтобы говорить и действовать одинаково. Но собираться будем не здесь. У нас намечены встречи с другими группами в других шахтерских городах и с теми, кто работает на других хозяев. Если мы встанем плечом к плечу и все будем заодно, нас услышат.
– Будь осторожен, Джон.
– К черту осторожность! Мы имеем право собираться. Что они могут сделать? Убьют меня? Всех убить не могут. Не смогут и уволить всех. Ты же сам говорил об этом много лет назад, до того как… – Он отвернулся и еще глотнул эля. – До того как уехал и стал таким же, как они.
– Если вы собираетесь заявить о протесте, то должны быть все. И каждый должен быть готов к голодовке. Но всегда найдутся такие, кто не выдержит и сломается.
– Если мы уйдем с шахты, никто туда не вернется. Мы об этом позаботимся.
– Всегда найдутся желающие работать.
– Если мы стеной встанем перед шахтой, этот номер не пройдет.
– Они мобилизуют крестьян.
Джон шарахнул кулаком по столу.
– Перестань говорить, как моя жена. Ты забыл, как мы работаем там, внизу? Иди в свой прекрасный дом, что ты построил для Харольда, и одолжи у него сапоги и спецовку. Спустись завтра со мной в шахту, если забыл, почему опасность для таких, как мы, не имеет значения.
Эти слова – «таких, как мы» – не включали Кайла в круг шахтеров. Когда-то он был одним из них, но не теперь. Здесь был его дом, однако он уехал отсюда так далеко и так отдалился ото всех, что каждый раз, когда возвращался, оказывалось, что у него все меньше общего с бывшими приятелями.
Кайл это чувствовал и ничего не мог изменить. Его связь с этим местом и с ними была как песок, утекающий сквозь пальцы.
– Пока я здесь, съезжу в Кертонлоу, – сказал Кайл. – Поговорю о туннеле с Коттингтоном.
Джон пожал плечами, показывая тем самым, что не верит в успех предприятия. Он спросил еще эля и сидел теперь молча над пустым стаканом.
Кайл вернулся домой к обеду. Роуз помогала Пруденс накрывать на стол.
Они разговаривали о пустяках, как это часто бывает с малознакомыми людьми. Наконец дядя Харольд не выдержал. Он пожелал узнать, какие новости Кайл принес из таверны.
– Они не часто сюда приходят. После целого дня работы сюда тяжело добираться, – пояснил он.
Тетя Пру попыталась улыбкой смягчить его слова, в которых можно было бы усмотреть недостаток благодарности за их дом. Кайл промолчал. Харольд знал, что все равно они не стали бы часто его навещать, даже если бы он остался жить в деревне. Человек, у которого не хватает сил дойти до таверны, оказывается в изоляции.
– Поговаривают о том, чтобы снова открыть туннель, – сказал Кайл. – Я слышал об этом в декабре, но теперь вроде они в этом уверены.
– Дураки. Жадные болваны.
Эта новость взволновала Харольда настолько сильно, что у него начался приступ кашля.
– По крайней мере твоего отца и других смогут похоронить по христианскому обряду, – тихо сказала Пру.
Роуз удивленно оглядывала их. В глазах ее появилось выражение, которое Кайл не раз уже замечал нынешним вечером. Любопытство. А может быть, переоценка уже известного. Разговор о туннеле вызвал у нее какое-то воспоминание.
Тетя Пру подала один из своих пирогов. Аромат их мог улучшить настроение у кого угодно. Пру была мастерицей печь всевозможные пироги и пирожные. И не важно было что фрукты пролежали всю зиму в подвале. Она все-таки ухитрялась добиться блестящего результата.
Кайл снова почувствовал себя мальчиком, предвкушающим лакомство, доступное только по праздникам, когда шахтерам выдавались деньги и можно было купить сахар.
Пруденс нарезала пирог:
– Роуз помогала мне.
– Неужели?
– Ничто не сближает женщин сильнее, как совместная стряпня, – изрек Харольд. – Приятно видеть, Кайл, мой мальчик, что твоя жена любит печь пироги. Приятно сознавать, что в Лондоне ты не будешь страдать от недостатка домашней еды.
– Роуз замечательно печет, – сказал Кайл, и она зарделась от его похвалы. Он посмотрел на кусок пирога на своей тарелке. – Значит, мне следует поблагодарить тебя, дорогая?
– Я только немного помогла – порезала яблоки.
Кайл попробовал пирог. Он был изумительный.
Роуз следила за ним, пока он с аппетитом ел. И снова в ее глазах появилось это странное выражение. Она о чем-то размышляла.
Глава 14
Роуз хотела поговорить с мужем, но он не пошел наверх вместе с ней, а предоставил подняться в спальню одной.
Как только Роуз там оказалась, она поняла, почему он ее не сопровождал. То, что у них оказалась одна спальня, лишало ее всякой возможности уединения. Подготовка ко сну, которую она обычно совершала в одиночестве, теперь должна была происходить у него на глазах.
Снимая платье, корсет, нижнюю сорочку и чулки, Роуз размышляла об этом. Потом надела ночную рубашку и села на кровать убрать на ночь волосы. Она представляла, что муж тоже здесь и тоже раздевается.
Роуз оглядела кровать. Пруденс и Харольд спали в одной постели всю ночь. Каждую ночь и много лет. Они не расходились по разным комнатам, после того как выполнят свой супружеский долг. Каково это чувствовать, что твоя жизнь так тесно переплетена с чужой?
Приятно, если есть любовь, решила Розалин. Ужасно, если вместо любви – ненависть. Обременительно, если между супругами равнодушие.
Роуз услышала, что Кайл поднимается по лестнице, и легла. Кровать оказалась недостаточно широкой, а это означало, что любые проявления близости на ней были возможны при определенных усилиях. И так должно было оставаться во все время их визита.
Прежде чем войти, Кайл постучал. Роуз усомнилась в том, что Харольд стучал, прежде чем войти в спальню к жене.
Она поборола побуждение отвернуться, чтобы и Кайлу обеспечить некую иллюзию уединения, но он не был нежным стыдливым цветком, а она хотела с ним поговорить.
Он снял верхнюю одежду и повесил в шкаф.
– Тебе понравился пирог? – спросила она.
Он сел на стул и стянул сапоги.
– Да, очень.
Она почувствовала, что не может говорить. Сердце ее было переполнено сладкими и острыми чувствами. Правда заключалась в том, что ее пироги были посредственными. Ее никто не учил печь. Девушкой из-за нужды она начала экспериментировать и добилась того, что смогла произвести для своих братьев что-то более или менее съедобное. Но результат ни в коей мере не шел в сравнение с чудом, произведенным Пруденс.
Сегодня она наблюдала за действиями Пруденс и поняла, что упускала все эти годы в приготовлении собственных блюд. И все же Кайл похвалил ее. Он мог бы вообще не упоминать ее пирогов. Как мог в утро после их свадьбы съесть только маленький кусочек.
– Пруденс сказала, что ты, вероятно, нанес визит викарию. Она рассказала мне, что он обучал тебя начальным знаниям.
Роуз остановилась, не зная, продолжать ли. Они могли бы прожить всю жизнь, не затрагивая вопросы, возникшие у нее сегодня. И возможно, так было бы лучше. Но она знала что не сможет заснуть, если не задаст Кайлу эти вопросы. Ответы касались не только ее представлений о муже-незнакомце, но и понимания того Кайла, которого она знала.
– Она сказала, что Коттингтон поручил викарию давать тебе уроки. Значит, граф был твоим покровителем. Ты мне никогда не говорил об этом.
Кайл снял галстук.
– Ты не спрашивала.
– Это верно. Я никогда не спрашивала. Спрашиваю теперь. Я хочу узнать об этом все.
– Причина, почему ты хочешь узнать, ошибочная.
– Я хочу узнать, потому что ты мой муж, а это из ряда вон выходящее событие изменило всю твою жизнь и сделало тебя тем человеком, за которого я вышла замуж.
Он снова опустился на стул и посмотрел на нее.
– Прекрасно. Я оказался в сфере внимания графа, когда мне исполнилось двенадцать. Он нашел, что у меня есть способности, которые следует развивать. Договорился с викарием, что тот будет давать мне уроки, а позже в течение двух лет оплачивал мое обучение инженерному делу в Дареме. Он сделал также для меня возможным поступить в школу искусств в Париже, где я изучал архитектуру. Когда я вернулся, он вручил мне сто фунтов, и на этом его покровительство закончилось, хотя он остался моим другом, а иногда нам случалось быть деловыми партнерами.
А эти сто фунтов Кайл превратил в тысячу, а позже еще приумножил эту сумму.
– Удивительная история! В том, что ты поразил его, ничего странного нет, но поведение графа удивительно. Почему он стал твоим покровителем? Оттого что твой отец погиб в туннеле?
– Он понятия не имел о том, что я сын одного из погибших. Это произошло за три года до несчастного случая.
Кайл принялся расстегивать манжеты.
– Я не знаю, по какой причине он это сделал, но думаю, потому, что я… поколотил его сына. Возможно, его восхитила моя храбрость. Возможно, он чувствовал, что его сын нуждается в порке, и был рад, что какой-то мальчишка отважился сделать это вместо него.
– Ты подрался с Норбери?
Кайл снял рубашку, налил воды в таз и начал мыться. С их брачной ночи Роуз не видела, как он раздевается. После этого он оставался для нее только силуэтом в темноте. Она изучала его плечи на ощупь, обнимала его обнаженное тело, но не видела его самого.
Слабое освещение льстило ему, но его сила впечатляла даже при ярком солнечном свете. В его теле не было вялости и мягкости. Не было угрозы потучнеть от легкой жизни. Его мускулы не выглядели слишком мощными, но были крепкими и соответствовали высокому росту. Его тело, как и лицо, казалось грубоватым, но полным энергии.
Молчание Роуз привлекло внимание Кайла, и он заметил, что она наблюдает за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32