— Да нет — расстрелять мало будет, — возражали другие.И только самые разумные урезонивали и тех, и других:— Да вы что! — восклицали они. — вы представляете, сколько ценных сведений из них можно вытянуть? Их в штаб надо, в самый главный. Там допрашивать умеют. а потом, конечно, казнить. Прилюдно, на площади, чтоб все видели.— И по телевизору показать, — поддакивали четвертые, а Никалаю и Иваноу слушали все это из ямы, и Игар плакал не стесняясь, а майор держался из последних сил. Его так и подмывало броситься на часового и добиться, чтобы он застрелил пленника на месте. А то ведь и правда казнят на площади перед телекамерами, как главного врага целинского народа.Спрашивается — за что?!А тем временем виновник всех несчастий Голубеу пытался выбить у окружного управления транспорт. В Уражае вовсе не считали, что эти пленные так уж важны, особенно теперь, когда началось контрнаступление и с этим недоразумением на западе будет покончено в ближайшие дни. И когда какой-то замначальника фильтрационного пункта требовал бронепоезд для вывоза двух арестантов, это вызывало у собеседников сомнения в его психической полноценности.Наконец в управлении все-таки нашлась машина, которая все равно ехала в сторону передовой и на обратном пути могла забрать этих особо ценных пленников. Но приедет она только завтра к вечеру и до утра обратно не пойдет.Пришлось согласиться и на это. Хотя завтра фильтрационный пункт наверняка перебазируют дальше на запад, Голубеу это не коснется. На него возложена ответственность за пару амурских шпионов, и все остальное для него теперь второстепенно.И он, вздохнув, отправился допрашивать резидента, не зная, что Никалаю уже изготовился к прыжку, полный решимости стащить за ноги в яму любого, кто неосторожно приблизится к краю на подходящее расстояние. 55 Первое офицерское звание было самым своеобразным во всей системе чинов легиона. Если остальные эрланские звания имели в русском языке однозначные соответствия, то с этим вышел разнобой. Изначально был предложен термин «прапорщик», но не все оказались довольны, и он сохранился только в некоторых фалангах, преимущественно тыловых.Морские и воздушные фаланги единодушно переименовали «прапорщика» в «мичмана», а сухопутные в большинстве своем и вовсе отошли от советской системы званий, обозвав обладателей первого офицерского чина «поручиками».Поручик носил две лычки и одну звезду и к нему полагалось обращаться «поручик-сан», но никто так, конечно, не обращался — разве что в шутку.Игоря Иванова подчиненные называли просто — «командир». Так повелось еще в космосе, и даже те, кто носил офицерские звания на Земле, на такое обращение не обижались.Какой к черту устав, когда ошейники на всех одинаковые.Когда Игорь Иванов вывел 77-ю центурию к точке сбора, в ней оставалось десять машин и двадцать четыре человека. хотя в отношении людей более правильным будет слово не «осталось», а «стало». И стало двадцать четыре после того, как к центурии присоединилось несколько селян.— Наши меня теперь все равно убьют, — без обиняков сказал брат Янки Кирил, а сама Янка молча пристроилась на броню командирской машины.Было жарко, по-настоящему жарко, и опаленная кожа тут ни при чем, и со стороны казалось, что броня должна быть раскаленной. Прежде чем лезть наверх, Янка притронулась к ней с опаской, но оказалось, что обшивка машины вовсе не горячая. Бронесплав был покрыт защитным полимером, у которого было много свойств от противорадиационных до шумопоглощающих. Но было и еще одно — этот полимер позволял в жару и в мороз забираться на броню с голыми руками.Янка весь день бегала еще и с голыми ногами, но к отправке явилась в целинских десантных ботинках в тропическом исполнении. В своем легкомысленном платьице и этих убойных мокроступах она выглядела комично, и не улыбнулась только Лана Казарина.— Так это ты украла мои ботинки, — сказала она мрачно, не скрывая неприязни.— Ничего я не крала! — ответила Янка с обидой. — Их мой папа купил. За полведра самогонки.Папа с тех пор успел утонуть по пьяни в реке, так что концов было не найти, да и незачем искать. У Ланы уже были новые ботинки, гораздо лучше прежних. Но девчонка ей определенно не нравилась, и Лана не хотела признаться самой себе, что виной всему обыкновенная ревность.Другие девчонки, которые за время отдыха свели тесное знакомство с легионерами, тоже собрались на войну. Некоторых, правда, не пустили родители. А с другими вышло наоборот. Уже и досюда дошли слухи, что скоро сюда придут «страховцы» и заберут всех девок в рабство. А спасение одно — отдаться под защиту генерала Казарина. И разумеется, все в деревне уже знали, что Лана — его дочь.Игорь, кстати, тоже так решил — при первой возможности сдать девчонок в обоз генерала Казарина. Фронт девицам не игрушка.Ему было интересно другое. Если в городе Игорь чуть не ежедневно встречал убежденных патриотов — и не только партизан, с которыми он дрался в честном бою или которых выводил на казнь, но и мирных граждан — да хотя бы тех, которых он вчера вытаскивал из огня и которые все равно его ненавидели, то в деревне, похоже, никто и слыхом не слыхивал ни про какой патриотизм.Тут мыслили другими категориями. К кому лучше прибиться, чтобы уцелеть и не остаться в дураках — вот и вся идеология.Большую часть девиц по пути удалось сбыть с рук на руки казаринскому обозу, который догонял ушедшие далеко вперед ударные части. Но даже после этого землян и целинцев в центурии осталось поровну — 12 на 12.Только сегодня Игорь окончательно понял, что двое землян из его команды сгорели вместе с машиной в Чайкине. Еще трое отбившихся вышли на связь, но в центурию уже не вернутся — их отправили на переформирование. А еще несколько человек Игорь сам отправил на грузовике в госпиталь — и грузовик пропал с концами.Выяснять его судьбу пришлось через Саблина, и оказалось, что машину реквизировали тыловики. Майор обещал разобраться, но Игорь сильно сомневался, что из этого выйдет толк.Что упало — то пропало.Саблин встретил 77-ю в точке сбора и, не слушая жалоб Игоря, заговорил озабоченно:— Плохо дело. Казаринцы бунтуют. Говорят, пока страховцы с легионом заодно, они на нашей стороне воевать не будут.— А сам Казарин? — с падающим сердцем спросил Игорь.— Уговаривает своих. Но ему уже тоже не верят. Ставка требует отстрелить для начала каждого десятого. А особисты не хотят.— И что будет?— Звездец будет. Наших генералов к едреням разжалуют и поставят на их место верного соратника мудрого маршала Тауберта товарища Страхова. А хуже всего будет нам.— Почему?— Потому что нас хотят использовать вместо заградотряда. Чтобы, пока суд да дело, ни один мобилизованный с фронта не ушел. 56 Генеральное наступление легиона на западе остановилось. О глобальных планах вроде взятия города Уражая в недельный срок можно было забыть. Начальника штаба легиона Бессонова волновало теперь только одно — удастся ли замкнуть новый котел в тылу у ринувшихся в контратаку целинцев, или же придется отводить войска назад, чтобы спасать собственные тылы.Подавление мятежа в Чайкине по методу Пала Страхау стало последней каплей, надломившей хребет легиона. Опасность потерять тылы под натиском повстанцев вывела генералов-землян из равновесия. Сабуров вполне серьезно утверждал, что если вслед за Чайкином полыхнет по всему полуострову, то повстанцам будет вполне по силам отрезать легион от снабжения, и Бессонов, скрепя сердца выделил силы на подавление мятежа.Но в результате стало еще хуже.Целинцы наступают, а перешеек оголен. Туда бросили маршевое пополнение ударных частей, но пожар Чайкина полностью деморализовал мобилизованных целинцев, и даже если брожение не перерастет в открытый бунт, «казаринцы» вряд ли удержат оборону.Во вторую линию обороны выдвигается обескровленная 13-я фаланга, но ее командир Шубин в последнее время вообще плюет на приказы, потому что уже понял — особая служба ничего ему не сделает. Генерал Тутаев за землян и союзников стоит горой, и когда «казаринцы» начали проявлять неповиновение, а Тутаев отказался расстрелять каждого десятого, Ставка с удивлением обнаружила, что не может переключить управление самоликвидаторами на себя.Тут маршала Тауберта окатило холодной волной. В первый момент ему показалось, что это означает крушение всех планов вообще. Если Ставка не контролирует самоликвидаторы, то земляне могут вообще прекратить войну.«Хакеры Сабурова!» — мелькнуло в голове маршала. Начальник разведки легиона собрал у себя на корабле массу компьютерщиков. Лучшие из лучших, гениальные хакеры и операторы спецслужб были задействованы для обработки информации, координации и связи — но ведь они могли заниматься и другими делами под прикрытием той же особой службы.Ставку охватила паника. Тауберт приказал поднимать на орбиту всех уцелевших наемников из отдельной фаланги рейнджеров и поднять по тревоге всю внутреннюю охрану космической эскадры.— Что вы хотите делать? — спросил капитан Эсмерано.— Захватить корабль особой службы, — ответил маршал. — А если понадобится, то отключить системы жизнеобеспечения на борту. Ваши люди с этим справятся?— Конечно, — ответил адмирал с едва заметной улыбкой. — Но вы кое-что забыли, маршал-сан. В подобных вопросах я вам не подчинен.— Я помню. Вы подчиняетесь «Конкистадору». Но разве у нас не общие интересы?— Об этом лучше спросить у господ военных советников, — сказал адмирал, давая понять, что без приказа этих господ ни один его корабль, челнок или катер и ни один его человек не сдвинется с места.Маршал тут же попытался найти по каналам связи генерального советника, которому подчинялись все остальные эрланские специалисты — но почему-то не нашел, а его подчиненные в один голос твердили, что усмирение непокорных генералов не входит в их компетенцию. Что же касается использования подразделений космической эскадры, то об этом маршалу лучше поговорить с адмиралом Эсмерано.Тут обычно спокойный маршал вышел из себя всерьез. Но он ничего не мог поделать с адмиралом, который ему не подчинен.Адмирал вообще перестал выходить на видеосвязь и ограничился текстовым сообщением, что экипаж лидера особой службы заперся в аварийной рубке и самоустранился от всего, что происходит на корабле.В частности, он уже не принимал участия в приеме на борт неизвестного количества землян, перелетевших на корабль Тутаева с лидера разведки легиона. Информаторы не без оснований полагали, что на корабль Тутаева прибыли сабуровские коммандос.А поскольку внутренняя охрана космической эскадры отказалась участвовать в атаке на собственный корабль, надеяться только на своих наемников. И ведь еще вопрос, удастся ли челноку с десантом на борту хотя бы пристыковаться к бунтующему звездолету.А тем временем разведка Сабурова, как ни в чем не бывало, докладывала, что боевые действия на Целине продолжаются и западная группировка усиливает натиск, рассчитывая уже сегодня замкнуть котел, в котором окажутся сотни тысяч целинских солдат.Но что самое удивительное, по каналам особой службы продолжали приходить отчеты об отгрузке пленных в уплату «Конкистадору» и ядовито напоминали маршалу, что сотый день уже завтра, а отгружено всего чуть больше половины от тех 10 миллионов, которые Тауберт поклялся дать концерну под страхом лишения головы.А полевое управление легиона с нескрываемым злорадством подливало масла в огонь. Мало того, что отгрузить недостающие миллионы пленных за сутки в принципе нереально, но даже для того, чтобы хоть как-то поправить ситуацию, нет свободных кораблей. Ставленники маршала Тауберта на востоке Шельман и Юдгер, получив под свое начало фаланги Зеленорецкого направления, наломали таких дров, что довели дело до эвакуации.Сами гердианцы еще вчера захватили корабль с пленными и улетели в неизвестном направлении, что и не странно — на оптовых невольничьих рынках за сотню тысяч рабов можно получить очень круглую сумму. И похоже, Эсмерано был в доле, потому что иначе угнать корабль им бы не удалось. Но суть не в этом.Эвакуацию на свой страх и риск пришлось проводить генералу Жукову, хоть он и был отстранен от должности начальника полевого управления. А кроме того, ему пришлось заново налаживать отношения с амурцами, поскольку Шельман и Юдгер в полном соответствии с мудрыми предначертаниями маршала Тауберта не удержались от вооруженного конфликта с союзниками.Теперь Жуков перебрасывал южную группировку на северный берег, в устье Амура, и начштаба легиона отдал на эти цели все свободные челноки. Адмирал Эсмерано почему-то не возражал, так что отгрузка пленных остановилась совсем.И Тауберт не мог ничего изменить, потому что потерял контроль над особой службой, а значит, и над всем своим легионом.А когда он уже окончательно решился отдать приказ о штурме лидера особой службы, к маршалу вдруг подошел старший компьютерщик флагманского звездолета.— Я проверил дважды, ошибки быть не может, — без предисловий начал он. — Никакие хакеры не могли получить приоритетный доступ к системе. Это абсолютно исключено. Базовый компьютер флагмана недоступен для несанкционированного проникновения извне. Я не говорю уже о брейне…Челнок с головорезами из отдельной фаланги рейнджеров уже отстыковался от флагмана и разворачивался на боевой курс.— О чем он говорит? — спросил маршал у своего адъютанта, метнув раздраженный взгляд на компьютерщика. В компьютерных терминах маршал путался даже в спокойной обстановке, а теперь и вовсе не понял ни слова.— Очевидно, нас отключили от контроля не хакеры, — пояснил адъютант.— А кто?!— Наверное, те, у кого есть приоритетный доступ. 57 Подполковник Голубеу так и не дождался машины из Уражайского окружного управления. Из города она вышла, но на фильтрационный пункт так и не пришла.О том, что Уражайское шоссе перерезано, стали говорить сразу после полудня, но первые сообщения оказались ложными. Пробки действительно были, потому что трассу постоянно бомбили с воздуха, но до полной остановки движения дело не доходило.Потом стали появляться кочевые разведгруппы противника на бронемашинах. Первым делом они перерезали железную дорогу в нескольких местах и не давали ее восстановить. Что касается шоссе, то удерживать его подолгу кочевым группам не удавалось. Чтобы выбить их с дороги, целинцы не жалели солдат, да и сами разведчики то и дело бросали занятые позиции, чтобы перехватить колонны, которые пошли в объезд.Но кончилось все это закономерно. Прорвав целинскую оборону на флангах, главные силы противника вырвались на оперативный простор и перерезали шоссе окончательно и бесповоротно.Внушительная масса целинских войск снова оказалась в котле.Они еще продолжали по инерции идти вперед, не встречая организованного сопротивления, но смысл этого движения был потерян с того самого момента, как клещи легиона сомкнулись у атакующих за спиной.Если бы повернуть эту массу в сторону, то ей не стоило бы труда пробить истощенные фланги легиона — ведь Бессонов бросил все боеспособные силы вперед, на острие атаки. Но для этого сначала следовало нащупать слабину, а целинцы даже не думали об этом. Они рвались к перешейку, где их ждали минные поля и укрепленные полосы.72-я саперно-артиллерийская фаланга потрудилась на славу и оставила ударным частям генерала Казарина сто километров превосходных оборонительных позиций.То, что «казаринцы» не хотели их оборонять — это другой вопрос. Пока целинцы будут корячиться на минных полях, его десять раз можно решить — не мытьем, так катаньем. Не зря же генеральный советник «Конкистадора» засел в штабе у Бессонова и не выходит на связь даже с маршалом Таубертом. Наверное, у него есть дела поважнее.Надвигается сотый день. Завтра война может кончиться — бесславно для легиона и безболезненно для «Конкистадора». Тот же генеральный советник нажмет кнопку — и маршал Тауберт останется без головы. Конечно, он и так безголовый, но метафора в любой момент может смениться реальностью.Плохо только, что одновременно с Таубертом голову потеряют все генералы, каждый десятый старший офицер, каждый сотый младший и один из тысячи рядовых.Но подполковник Голубеу по другую сторону фронта ничего об этом не знал. Он только что получил приказ немедленно расстрелять своих особой ценных пленников, и наверху не слушали никаких возражений. А значит — не будет никакого громкого дела с разоблачением обширной агентурной сети Амура в целинской народной армии, и сам Голубеу не прославится, как инициатор этого разоблачения, и не сможет легко и просто восстановить вое положение в Органах и свою репутацию, подмоченную пребыванием в окружении.Голубеу еще не понял, что снова находится в окружении, а потому проигнорировал одну деталь категорического приказа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41