- Обещаю, загляну к вам чуть попозже.
Джон и Лиза нехотя поднялись. Обняли его и просили, не раздумывая, обращаться, если они могут что-то для него сделать.
* * *
Пол не мог заснуть.
И позвонил Рейчел Гольдштейн. Он все еще надеялся, что она сможет вывести его из тупика.
- Слушаю, - ответила вдова, после того как он представился.
- Хотел убедиться, что вы в порядке.
- С какой стати?
- Как это «с какой стати»?
- Мы едва знакомы. Я ценю вашу заботу. Но я озадачена вашим участием. Вы не родственник и не друг...
- Я чувствую себя другом, - заявил Пол и не солгал. В этот момент ему казалось, что Майлз - его единственный друг на земле.
Рейчел не стала с ним спорить.
- Держитесь? - продолжал допрашивать Пол.
- Держусь. Восемнадцать лет я пробыла замужем, и вдруг оказывается, что я вовсе не знала своего супруга. Что еще остается делать?
Должно быть, в комнату вошел один из ее сыновей, потому что Рейчел быстро проговорила:
- Со мной все в порядке, Пол. Я прекрасно себя чувствую. - Затем послышался стук закрываемой двери, и она продолжала: - Что он был за человек? Вот какой вопрос меня мучает. - Ее голос стал невыносимо грустным. - Каким мне его помнить?
- Таким, каким хотите. Разве в этом есть что-нибудь плохое?
- Таким, каким хочу? - отозвалась Рейчел и еще раз повторила фразу, то ли усмотрев в ней некий смысл, то ли высмеивая его глупую сентиментальность.
Повисла пауза.
- Одного я все-таки видела, - наконец проговорила она.
- Кого видели?
- Ребенка. Вчера вы меня спрашивали, не видела ли я кого-нибудь из взятых на воспитание детей. Помните?
- Конечно.
- Так вот, это был уже не грудной ребенок.
- А кто?
- Девчушка.
Внимание - девчушка!
- Вот таким, пожалуй, я и буду помнить Майлза. А почему бы и нет? Входящим в дверь с девочкой-колумбийкой на руках.
Так... так... так. Мысли Пола ворочались невероятно медленно.
- Вы помните ее имя?
- Имя? Это было больше десяти лет назад.
- Вы уверены? Вспомните получше.
- Зачем оно вам?
Законный вопрос.
- Прежде чем удочерить девочку, мы разговаривали с супругами, которые тоже пользовались услугами вашего мужа. У них дочь. На вид ей тринадцать или около того. Интересно, может быть, вы видели именно ее?
Рейчел снова замолчала.
«Думай, думай», - торопил ее про себя Пол.
- Что-то, кажется, на "Р"... Извините, не могу припомнить.
На "Р"? Как и ее отца?
- А что произошло с ее родителями? Почему они не забрали ее сразу?
- Понятия не имею. Может быть, именно в этот день были заняты.
- Странно. Обычно в Колумбию требуется ехать самим и принимать ребенка лично. Таковы правила.
- Может быть, в данном случае возникли какие-то особые проблемы... Насколько я помню, с девочкой что-то было не так.
- Что именно?
- Нервы. Она постоянно кричала и плакала.
- Видимо, испугалась. Что тут необычного?
- У меня двое сыновей. Случалось, они тоже пугались. Даже приходили в ужас. Они и сейчас в ужасе. Обнаружить, что отец совершил самоубийство, - это что-то да значит. Но там было нечто иное. Девочка боялась темноты, боялась света - боялась всего. Что-то с ней было не так - не знаю только что. Помнится, Майлзу пришлось встать среди ночи и идти ее успокаивать.
- Удалось?
- Не знаю. Наутро он повез ее знакомить с новыми родителями. Вот и все. У нее были красивые глаза. Я до сих пор их помню.
- Ну что ж... - Полу вдруг очень сильно, можно сказать, отчаянно, захотелось закончить разговор. - Вам надо хорошенько выспаться. Обращайтесь, если что-то потребуется. Всегда готов вам помочь.
Рейчел не потрудилась сказать ему «до свидания».
Глава 41
Он не слышал слонов.
И львов тоже.
А лам - тем более.
Он слышал, как гудит мощный кондиционер, как звякают металлические подносы сервировочного столика на колесиках. Как работает система внутренней связи, внезапно взрывающаяся помехами. Раздался стук - это подросток в банном халате настойчиво колотил во внутреннее окошко и требовал, чтобы ему сейчас же, немедленно, дали его пистоны.
Голоса звучали у Пола в голове - слишком много голосов, которые старались перекричать друг друга.
Вот раздался голос Джулиуса - паренька из тех времен, когда Майлз занимался делами несовершеннолетних.
«Попал в зверинец в пятнадцать лет. Мы называли его зверинцем, потому что он стоял напротив зоопарка в Бронксе».
И голос Галины. Привет, Галина!
«Она видела такие вещи, которых не должен видеть ребенок. И у нее начались кошмары».
Затем свой голос в общий хор добавила Рейчел:
«Девочка боялась темноты, боялась света - боялась всего. С ней что-то было не так, только я не могу понять что».
И наконец последний голос, который звучал громче остальных. Голос из письма, которое Пол приписал сыну Майлза, но, оказывается, это был совершенно иной человек.
«Дорогой папа, папочка, папуля! Помнишь, как ты отвел меня в зоопарк и там оставил?»
Но вот Пол услышал и свой собственный голос, который звучал наяву:
- Да, вы правильно поняли, я из страховой компании. - Он говорил это грузной женщине, которая сидела за конторкой в приемной. Женщине, которая встречала посетителей в психиатрической больнице «Гора Арарат» - здании из красного кирпича с зарешеченными окнами и линолеумом на полу, стоявшем напротив зоосада в Бронксе. Два зоопарка рядом: человеческий и звериный.
Женщина смотрела на визитную карточку Пола так, словно это был лотерейный билет, по которому она крупно проиграла. А Пол подумал, что, наверное, и Джулиус в свои пятнадцать лет видел то же самое лицо.
А эта женщина - лицо Джулиуса.
- Как ее фамилия?
- Фамилия?
- Фамилия дочери вашего клиента?
Пол колебался всего одну секунду.
- Рут, - ответил он. - Рут Гольдштейн.
Это был выстрел вслепую, в потемках... Хотя нет - скорее в сумерках, когда еще можно разглядеть название томика: «Книга Руфь».
"Что-то на "Р"", - сказала ему Рейчел.
- М-м... - протянула женщина и оживила экран компьютера, который долго-долго не хотел просыпаться. Ей даже пришлось крепко шлепнуть мясистой рукой по мыши. - Чертова система, - буркнула она, имея в виду все вообще, а не только свой компьютер. Например, систему, благодаря которой человеку лучше находиться в сумасшедшем доме, чем в тюрьме для несовершеннолетних. Систему, которая определила детей в психбольницу, где их держат взаперти и пичкают лекарствами, пока им не исполнится восемнадцать лет.
Да, нечего сказать, система в самом деле не из лучших.
Компьютер наконец проснулся - испугался то ли немилосердного обращения с мышью, то ли крепкого словца - и надсадно загудел. Последовало несколько более гуманных похлопываний по мыши, и на экране открылось окно запроса информации.
- Вот она, Рут Гольдштейн, - кивнула женщина. - Так что вы хотите?
Пол ответил не сразу. Он до последнего опасался, что ему ответят: «Простите, здесь такого ребенка нет». Объяснят, мол, вас ввели в заблуждение, и укажут на дверь. Наконец он все-таки сумел с собой совладать.
- Я же вам сказал: мой клиент недавно скончался. Смерть наступила внезапно и неожиданно. Надо выполнить некоторые формальности и уточнить, кто за что платит. Мы хотим убедиться, что Рут Гольдштейн будет и в дальнейшем получать такое же хорошее лечение и уход.
Пол подумал, что выразился не очень удачно: слово «хорошее» было явно не к месту. Но он пришел сюда не для того, чтобы кого-то обижать. Он выполнял миссию спасателя. Хотя спасаемые находились не в психиатрической больнице «Гора Арарат», а в трех тысячах миль от нее. Оставалась держать скрещенными пальцы и надеяться, что они еще дышат.
- Что же вы раньше не сказали? - возмутилась женщина. - Тогда вам надо в финансовый отдел.
- Я бы хотел взглянуть на девочку.
- На девочку? В таком случае необходимо спросить разрешение у врача. Вы не заразны? Проходили обследование?
«Насчет заразы - в самую точку», - хмыкнул про себя Пол. Ведь они не где-нибудь, а в зверинце.
- Так спросите. Полагаю, что раньше ее навещал один отец. Но он умер. Кому-то надо сообщить ребенку, что произошло. - Женщина не отвечала, и Пол добавил: - Ведь он это делал?
- Что делал?
- Навещал?
Женщина повернулась к компьютеру и несколько раз щелкнула мышью.
- Майлз Гольдштейн?
- Да.
- В списке значится. А вот навещал он ее или нет, не скажу.
- Вы могли бы поговорить с врачом и объяснить ситуацию?
- Я могу одновременно делать только одно дело.
Это «дело», которое не позволяло ей немедленно связаться с врачом, представляло собой пластиковый стаканчик; женщина держала его в руке и не спеша потягивала кофе.
Изрядно отпив, она состроила кислую мину, взялась за телефонную трубку и с летаргической медлительностью набрала несколько цифр.
- Это доктор Санхи? У меня тут человек из страховой компании. Хочет повидаться с Рут Гольдштейн. Совершенно верно... Умер отец... Он так говорит... Хорошо.
Женщина положила телефонную трубку на рычаг - лежи там и не мешай.
- Доктор Санхи сейчас придет.
* * *
Доктор Санхи оказалась женщиной.
И индианкой. На вид - заваленной работой, спешащей и не склонной заводить долгие разговоры по пустякам.
- Так вы утверждаете, что ее отец скончался? - В ее речи чувствовался распевный индийский акцент. Они сидели в комнате ожидания рядом с вестибюлем. «Интересно, чего можно ожидать в подобном помещении? - подумал Пол. - Когда возвратится ясность рассудка? Или когда из башни на плечах разлетятся последние летучие мыши и ее окончательно снесет?»
- Да, несколько дней назад.
- И вы пришли ей об этом сообщить?
- И убедиться, что все в порядке с финансовой стороной вопроса. Что за ней будут продолжать должным образом ухаживать, как желал ее отец.
Доктор Санхи заглянула в папку.
- Матери тоже нет.
- Нет. - Майлз солгал во всем, кроме этого. - Она осталась одна на свете.
- Вот что, мистер...
- Брейдбарт.
- Да-да, Брейдбарт. Должна сообщить вам следующее: она не более одинока, чем раньше. Разумеется, я говорю о физической стороне вопроса. Ее отец, я бы сказала, не часто баловал ее своими посещениями. Приходил очень редко - на дни рождения и иногда по праздникам.
- Вы давно здесь работаете?
- Недавно, мистер Брейдбарт. Два года.
- Таким образом, вы не присутствовали в тот момент, когда ее принимали?
- Нет, конечно.
- Могу я вас спросить, как ее успехи?
- Относительно чего?
- Относительно нормального состояния.
- Нормальное состояние - расплывчатый термин. Лучше спросите, как ее дела относительно ее самой. Относительно прошлого года или позапрошлого. Это нечто вроде гольфа - спорта, которым я, к сожалению, начала заниматься совсем недавно. Человек играет против самого себя. И шаг за шагом совершенствуется.
- Хорошо. Как ее успехи относительно ее самой?
- А вот здесь есть одна проблема: мы рассуждаем об относительности, а между тем вы к девочке никакого отношения не имеете. Вы только что ясно дали понять - ее отец был просто вашим клиентом. Поэтому вы не имеете права на получение закрытой информации. Извините.
- У нее никого не осталось, - продолжал настаивать Пол. - Ни одного человека.
- Официально - да. Я бы даже сказала, буквально. Но я, как и вы, связана законами о конфиденциальности. Пока вас или кого-нибудь другого не назначат ее опекуном, нам не о чем разговаривать. Замечу только, что она не представляет опасности ни для окружающих, ни для самой себя. Как Дилси, персонаж одного из романов великого американского писателя Фолкнера, она держится стойко.
- Могу я ее видеть?
Доктор Санхи снова пустилась в пространные рассуждения о его правах или, вернее, их отсутствии.
- Все так, - перебил ее Пол. - У меня нет законных оснований с ней встречаться. Я только прошу об этом. И не вижу в том никакого вреда. Ведь мне положено следить, чтобы за ней осуществлялся достойный уход. Чтобы правильно оплачивались счета больницы. И еще: кто-то должен сказать девочке, что ее отца больше нет на свете.
- Этим человеком явно будете не вы. Потому что у вас нет ни законных на то оснований, ни опыта общения с душевнобольными. Кстати, о каких таких счетах вы толкуете? Как я понимаю, мистер Гольдштейн не слишком утруждал себя вопросами финансирования кого-либо. Насколько мне известно, счета за содержание его дочери в нашей больнице оплачиваются штатом Нью-Йорк.
- Штатом Нью-Йорк?
- Вот именно. Видимо, в свое время ему удалось доказать свою финансовую несостоятельность, хотя теперь из ваших слов мне ясно, что это была чистейшая липа.
Все правильно: Майлз заключил сделку и, как всякий хороший бизнесмен, добивался возможно большей выгоды. Он стремился максимально снизить накладные расходы. И его нисколько не волновало, что эти накладные расходы составляет плата за лечение и питание маленькой девочки. К чему тратиться, если раскошелится штат.
«Когда это пришло ему в голову? - рассуждал Пол. - С самого начала, как только он изложил свою схему в письме Галине? Или позднее, когда все уже закрутилось и тут он вспомнил опыт своих безоблачных дней в суде для несовершеннолетних?»
«Самое лучшее, что я мог для них сделать, - определить в лечебницу. Для них это было самое безопасное место на земле».
Все, что наговорил Майлз Галине, было чистой ложью - он и не думал брать ее внучку. Ни разу не упомянул об этом жене. Интересно, он хоть на секунду имел в виду кого-нибудь другого? Одну из тех многочисленных супружеских пар, которые протоптали тропинку к его двери? Чтобы у девочки был дом, а не койка в приюте? Или, подобно всем шизофреникам, слыша вопли из-за закрытой двери, он находил себе оправдание: мол, палата с решетками на окнах - самое безопасное место для умственно неполноценной девочки, за которой гоняется смертельно опасный отец.
Наверное, когда в ту ночь он вошел к ней в комнату и попытался успокоить, то шептал на ухо: «Не плачь. Завтра я отведу тебя в зоопарк».
- Послушайте, - сказал Пол, - я могу сейчас уйти, написать прошение и вернуться с судебным постановлением. Но я хочу всего-навсего посмотреть на нее. И не произнесу ни слова. Обещаю.
* * *
Он нарушил обещание.
Не нарочно.
После того как доктор Санхи сдалась и пригласила его следовать за собой, они прошли одну, другую палату и оказались в подобии игровой. На маленьких столиках, как «ракушки», были раскиданы фишки и кубики, но никто не играл. Телевизор в углу был настроен на канал, по которому передавали ток-шоу.
В комнате находились двенадцать или тринадцать детей, и на первый взгляд могло показаться, что здесь завтракают ученики обычной средней школы. Там и сям разгорались жаркие споры. Но стоило присмотреться, как становилось ясно, что помещение больше напоминает песочницу, где двухлетние и трехлетние карапузы громко рассуждают сами с собой.
К Полу подошла симпатичная девочка лет четырнадцати и спросила, правда ли, что на Марсе обнаружили красный железняк. Он ответил:
- Не знаю, - и понял, что нарушил обещание, когда доктор Санхи поздоровалась с ней.
- Привет, Рут. Как сегодня твои дела?
- Сносно. А как ваши: удалось загнать мяч в девять дальних лунок?
- Примерно так же, как в девять ближних. Очень неумело. Спасибо, что спросила.
«Так вот она какая - внучка Галины», - подумал Пол.
Рут.
- Я поинтересовалась у этого человека по поводу последних открытий на Марсе, - продолжала девочка. - Красный железняк предполагает наличие воды. Вода предполагает наличие жизни. Жизнь на Марсе - какое дивное открытие!
Она была одета вполне обычно: в поношенные джинсы и майку, на дюйм или два открывавшую подростковый животик. Глаза по-прежнему такие же красивые, какими их запомнила Рейчел: большие, темно-карие, излучающие несомненный ум.
Пол уже решил, что большинство детей в этой комнате - марсиане.
А она интересовалась Марсом с воодушевлением юного астронома.
- А ты бы хотела, чтобы там была жизнь? - спросила доктор Санхи. - Зеленые человечки?
- Думаю, что зеленые человечки напугали бы меня до самых печенок.
Пол подметил, что в речи Рут было нечто странное. Не только режущие ухо архаизмы вроде «дивное открытие» и «до самых печенок». Складывалось впечатление, что девочка училась говорить по книгам великой американской классики. Словно сама она сошла со страниц Луизы Мей Олкотт.
- Я бы предпочла одноклеточных амеб, - улыбнулась Рут Полу. - Хотите ударную шуточку? Кто-то стучит в дверь. Тук-тук!
- Кто там? - поддержал игру Пол, словно участвуя в выступлении нового комического дуэта - «Гольдштейн и Брейд-барт».
- Это я - А.
- Кто такая "А"?
- Амеба.
- Очень забавно, - похвалил Пол.
- Адекватной реакцией был бы смех, - заметила Рут.
- Внутри я надрываюсь от смеха, - пристыженно отозвался он. - Ты уж мне поверь.
- Странно, - задумалась Рут. - Со мной бывает то же самое. Я все время смеюсь про себя.
В другой обстановке Пол нашел бы девочку не по годам развитой и очаровательной. Но здесь все виделось в ином свете - в болезненном свечении люминесцентных ламп психлечебницы.
Пол послушался своего чутья и нашел гнездо. Но в нем оказалась очень необычная птица.
- Уж лучше смеяться, чем плакать, - вслух произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Джон и Лиза нехотя поднялись. Обняли его и просили, не раздумывая, обращаться, если они могут что-то для него сделать.
* * *
Пол не мог заснуть.
И позвонил Рейчел Гольдштейн. Он все еще надеялся, что она сможет вывести его из тупика.
- Слушаю, - ответила вдова, после того как он представился.
- Хотел убедиться, что вы в порядке.
- С какой стати?
- Как это «с какой стати»?
- Мы едва знакомы. Я ценю вашу заботу. Но я озадачена вашим участием. Вы не родственник и не друг...
- Я чувствую себя другом, - заявил Пол и не солгал. В этот момент ему казалось, что Майлз - его единственный друг на земле.
Рейчел не стала с ним спорить.
- Держитесь? - продолжал допрашивать Пол.
- Держусь. Восемнадцать лет я пробыла замужем, и вдруг оказывается, что я вовсе не знала своего супруга. Что еще остается делать?
Должно быть, в комнату вошел один из ее сыновей, потому что Рейчел быстро проговорила:
- Со мной все в порядке, Пол. Я прекрасно себя чувствую. - Затем послышался стук закрываемой двери, и она продолжала: - Что он был за человек? Вот какой вопрос меня мучает. - Ее голос стал невыносимо грустным. - Каким мне его помнить?
- Таким, каким хотите. Разве в этом есть что-нибудь плохое?
- Таким, каким хочу? - отозвалась Рейчел и еще раз повторила фразу, то ли усмотрев в ней некий смысл, то ли высмеивая его глупую сентиментальность.
Повисла пауза.
- Одного я все-таки видела, - наконец проговорила она.
- Кого видели?
- Ребенка. Вчера вы меня спрашивали, не видела ли я кого-нибудь из взятых на воспитание детей. Помните?
- Конечно.
- Так вот, это был уже не грудной ребенок.
- А кто?
- Девчушка.
Внимание - девчушка!
- Вот таким, пожалуй, я и буду помнить Майлза. А почему бы и нет? Входящим в дверь с девочкой-колумбийкой на руках.
Так... так... так. Мысли Пола ворочались невероятно медленно.
- Вы помните ее имя?
- Имя? Это было больше десяти лет назад.
- Вы уверены? Вспомните получше.
- Зачем оно вам?
Законный вопрос.
- Прежде чем удочерить девочку, мы разговаривали с супругами, которые тоже пользовались услугами вашего мужа. У них дочь. На вид ей тринадцать или около того. Интересно, может быть, вы видели именно ее?
Рейчел снова замолчала.
«Думай, думай», - торопил ее про себя Пол.
- Что-то, кажется, на "Р"... Извините, не могу припомнить.
На "Р"? Как и ее отца?
- А что произошло с ее родителями? Почему они не забрали ее сразу?
- Понятия не имею. Может быть, именно в этот день были заняты.
- Странно. Обычно в Колумбию требуется ехать самим и принимать ребенка лично. Таковы правила.
- Может быть, в данном случае возникли какие-то особые проблемы... Насколько я помню, с девочкой что-то было не так.
- Что именно?
- Нервы. Она постоянно кричала и плакала.
- Видимо, испугалась. Что тут необычного?
- У меня двое сыновей. Случалось, они тоже пугались. Даже приходили в ужас. Они и сейчас в ужасе. Обнаружить, что отец совершил самоубийство, - это что-то да значит. Но там было нечто иное. Девочка боялась темноты, боялась света - боялась всего. Что-то с ней было не так - не знаю только что. Помнится, Майлзу пришлось встать среди ночи и идти ее успокаивать.
- Удалось?
- Не знаю. Наутро он повез ее знакомить с новыми родителями. Вот и все. У нее были красивые глаза. Я до сих пор их помню.
- Ну что ж... - Полу вдруг очень сильно, можно сказать, отчаянно, захотелось закончить разговор. - Вам надо хорошенько выспаться. Обращайтесь, если что-то потребуется. Всегда готов вам помочь.
Рейчел не потрудилась сказать ему «до свидания».
Глава 41
Он не слышал слонов.
И львов тоже.
А лам - тем более.
Он слышал, как гудит мощный кондиционер, как звякают металлические подносы сервировочного столика на колесиках. Как работает система внутренней связи, внезапно взрывающаяся помехами. Раздался стук - это подросток в банном халате настойчиво колотил во внутреннее окошко и требовал, чтобы ему сейчас же, немедленно, дали его пистоны.
Голоса звучали у Пола в голове - слишком много голосов, которые старались перекричать друг друга.
Вот раздался голос Джулиуса - паренька из тех времен, когда Майлз занимался делами несовершеннолетних.
«Попал в зверинец в пятнадцать лет. Мы называли его зверинцем, потому что он стоял напротив зоопарка в Бронксе».
И голос Галины. Привет, Галина!
«Она видела такие вещи, которых не должен видеть ребенок. И у нее начались кошмары».
Затем свой голос в общий хор добавила Рейчел:
«Девочка боялась темноты, боялась света - боялась всего. С ней что-то было не так, только я не могу понять что».
И наконец последний голос, который звучал громче остальных. Голос из письма, которое Пол приписал сыну Майлза, но, оказывается, это был совершенно иной человек.
«Дорогой папа, папочка, папуля! Помнишь, как ты отвел меня в зоопарк и там оставил?»
Но вот Пол услышал и свой собственный голос, который звучал наяву:
- Да, вы правильно поняли, я из страховой компании. - Он говорил это грузной женщине, которая сидела за конторкой в приемной. Женщине, которая встречала посетителей в психиатрической больнице «Гора Арарат» - здании из красного кирпича с зарешеченными окнами и линолеумом на полу, стоявшем напротив зоосада в Бронксе. Два зоопарка рядом: человеческий и звериный.
Женщина смотрела на визитную карточку Пола так, словно это был лотерейный билет, по которому она крупно проиграла. А Пол подумал, что, наверное, и Джулиус в свои пятнадцать лет видел то же самое лицо.
А эта женщина - лицо Джулиуса.
- Как ее фамилия?
- Фамилия?
- Фамилия дочери вашего клиента?
Пол колебался всего одну секунду.
- Рут, - ответил он. - Рут Гольдштейн.
Это был выстрел вслепую, в потемках... Хотя нет - скорее в сумерках, когда еще можно разглядеть название томика: «Книга Руфь».
"Что-то на "Р"", - сказала ему Рейчел.
- М-м... - протянула женщина и оживила экран компьютера, который долго-долго не хотел просыпаться. Ей даже пришлось крепко шлепнуть мясистой рукой по мыши. - Чертова система, - буркнула она, имея в виду все вообще, а не только свой компьютер. Например, систему, благодаря которой человеку лучше находиться в сумасшедшем доме, чем в тюрьме для несовершеннолетних. Систему, которая определила детей в психбольницу, где их держат взаперти и пичкают лекарствами, пока им не исполнится восемнадцать лет.
Да, нечего сказать, система в самом деле не из лучших.
Компьютер наконец проснулся - испугался то ли немилосердного обращения с мышью, то ли крепкого словца - и надсадно загудел. Последовало несколько более гуманных похлопываний по мыши, и на экране открылось окно запроса информации.
- Вот она, Рут Гольдштейн, - кивнула женщина. - Так что вы хотите?
Пол ответил не сразу. Он до последнего опасался, что ему ответят: «Простите, здесь такого ребенка нет». Объяснят, мол, вас ввели в заблуждение, и укажут на дверь. Наконец он все-таки сумел с собой совладать.
- Я же вам сказал: мой клиент недавно скончался. Смерть наступила внезапно и неожиданно. Надо выполнить некоторые формальности и уточнить, кто за что платит. Мы хотим убедиться, что Рут Гольдштейн будет и в дальнейшем получать такое же хорошее лечение и уход.
Пол подумал, что выразился не очень удачно: слово «хорошее» было явно не к месту. Но он пришел сюда не для того, чтобы кого-то обижать. Он выполнял миссию спасателя. Хотя спасаемые находились не в психиатрической больнице «Гора Арарат», а в трех тысячах миль от нее. Оставалась держать скрещенными пальцы и надеяться, что они еще дышат.
- Что же вы раньше не сказали? - возмутилась женщина. - Тогда вам надо в финансовый отдел.
- Я бы хотел взглянуть на девочку.
- На девочку? В таком случае необходимо спросить разрешение у врача. Вы не заразны? Проходили обследование?
«Насчет заразы - в самую точку», - хмыкнул про себя Пол. Ведь они не где-нибудь, а в зверинце.
- Так спросите. Полагаю, что раньше ее навещал один отец. Но он умер. Кому-то надо сообщить ребенку, что произошло. - Женщина не отвечала, и Пол добавил: - Ведь он это делал?
- Что делал?
- Навещал?
Женщина повернулась к компьютеру и несколько раз щелкнула мышью.
- Майлз Гольдштейн?
- Да.
- В списке значится. А вот навещал он ее или нет, не скажу.
- Вы могли бы поговорить с врачом и объяснить ситуацию?
- Я могу одновременно делать только одно дело.
Это «дело», которое не позволяло ей немедленно связаться с врачом, представляло собой пластиковый стаканчик; женщина держала его в руке и не спеша потягивала кофе.
Изрядно отпив, она состроила кислую мину, взялась за телефонную трубку и с летаргической медлительностью набрала несколько цифр.
- Это доктор Санхи? У меня тут человек из страховой компании. Хочет повидаться с Рут Гольдштейн. Совершенно верно... Умер отец... Он так говорит... Хорошо.
Женщина положила телефонную трубку на рычаг - лежи там и не мешай.
- Доктор Санхи сейчас придет.
* * *
Доктор Санхи оказалась женщиной.
И индианкой. На вид - заваленной работой, спешащей и не склонной заводить долгие разговоры по пустякам.
- Так вы утверждаете, что ее отец скончался? - В ее речи чувствовался распевный индийский акцент. Они сидели в комнате ожидания рядом с вестибюлем. «Интересно, чего можно ожидать в подобном помещении? - подумал Пол. - Когда возвратится ясность рассудка? Или когда из башни на плечах разлетятся последние летучие мыши и ее окончательно снесет?»
- Да, несколько дней назад.
- И вы пришли ей об этом сообщить?
- И убедиться, что все в порядке с финансовой стороной вопроса. Что за ней будут продолжать должным образом ухаживать, как желал ее отец.
Доктор Санхи заглянула в папку.
- Матери тоже нет.
- Нет. - Майлз солгал во всем, кроме этого. - Она осталась одна на свете.
- Вот что, мистер...
- Брейдбарт.
- Да-да, Брейдбарт. Должна сообщить вам следующее: она не более одинока, чем раньше. Разумеется, я говорю о физической стороне вопроса. Ее отец, я бы сказала, не часто баловал ее своими посещениями. Приходил очень редко - на дни рождения и иногда по праздникам.
- Вы давно здесь работаете?
- Недавно, мистер Брейдбарт. Два года.
- Таким образом, вы не присутствовали в тот момент, когда ее принимали?
- Нет, конечно.
- Могу я вас спросить, как ее успехи?
- Относительно чего?
- Относительно нормального состояния.
- Нормальное состояние - расплывчатый термин. Лучше спросите, как ее дела относительно ее самой. Относительно прошлого года или позапрошлого. Это нечто вроде гольфа - спорта, которым я, к сожалению, начала заниматься совсем недавно. Человек играет против самого себя. И шаг за шагом совершенствуется.
- Хорошо. Как ее успехи относительно ее самой?
- А вот здесь есть одна проблема: мы рассуждаем об относительности, а между тем вы к девочке никакого отношения не имеете. Вы только что ясно дали понять - ее отец был просто вашим клиентом. Поэтому вы не имеете права на получение закрытой информации. Извините.
- У нее никого не осталось, - продолжал настаивать Пол. - Ни одного человека.
- Официально - да. Я бы даже сказала, буквально. Но я, как и вы, связана законами о конфиденциальности. Пока вас или кого-нибудь другого не назначат ее опекуном, нам не о чем разговаривать. Замечу только, что она не представляет опасности ни для окружающих, ни для самой себя. Как Дилси, персонаж одного из романов великого американского писателя Фолкнера, она держится стойко.
- Могу я ее видеть?
Доктор Санхи снова пустилась в пространные рассуждения о его правах или, вернее, их отсутствии.
- Все так, - перебил ее Пол. - У меня нет законных оснований с ней встречаться. Я только прошу об этом. И не вижу в том никакого вреда. Ведь мне положено следить, чтобы за ней осуществлялся достойный уход. Чтобы правильно оплачивались счета больницы. И еще: кто-то должен сказать девочке, что ее отца больше нет на свете.
- Этим человеком явно будете не вы. Потому что у вас нет ни законных на то оснований, ни опыта общения с душевнобольными. Кстати, о каких таких счетах вы толкуете? Как я понимаю, мистер Гольдштейн не слишком утруждал себя вопросами финансирования кого-либо. Насколько мне известно, счета за содержание его дочери в нашей больнице оплачиваются штатом Нью-Йорк.
- Штатом Нью-Йорк?
- Вот именно. Видимо, в свое время ему удалось доказать свою финансовую несостоятельность, хотя теперь из ваших слов мне ясно, что это была чистейшая липа.
Все правильно: Майлз заключил сделку и, как всякий хороший бизнесмен, добивался возможно большей выгоды. Он стремился максимально снизить накладные расходы. И его нисколько не волновало, что эти накладные расходы составляет плата за лечение и питание маленькой девочки. К чему тратиться, если раскошелится штат.
«Когда это пришло ему в голову? - рассуждал Пол. - С самого начала, как только он изложил свою схему в письме Галине? Или позднее, когда все уже закрутилось и тут он вспомнил опыт своих безоблачных дней в суде для несовершеннолетних?»
«Самое лучшее, что я мог для них сделать, - определить в лечебницу. Для них это было самое безопасное место на земле».
Все, что наговорил Майлз Галине, было чистой ложью - он и не думал брать ее внучку. Ни разу не упомянул об этом жене. Интересно, он хоть на секунду имел в виду кого-нибудь другого? Одну из тех многочисленных супружеских пар, которые протоптали тропинку к его двери? Чтобы у девочки был дом, а не койка в приюте? Или, подобно всем шизофреникам, слыша вопли из-за закрытой двери, он находил себе оправдание: мол, палата с решетками на окнах - самое безопасное место для умственно неполноценной девочки, за которой гоняется смертельно опасный отец.
Наверное, когда в ту ночь он вошел к ней в комнату и попытался успокоить, то шептал на ухо: «Не плачь. Завтра я отведу тебя в зоопарк».
- Послушайте, - сказал Пол, - я могу сейчас уйти, написать прошение и вернуться с судебным постановлением. Но я хочу всего-навсего посмотреть на нее. И не произнесу ни слова. Обещаю.
* * *
Он нарушил обещание.
Не нарочно.
После того как доктор Санхи сдалась и пригласила его следовать за собой, они прошли одну, другую палату и оказались в подобии игровой. На маленьких столиках, как «ракушки», были раскиданы фишки и кубики, но никто не играл. Телевизор в углу был настроен на канал, по которому передавали ток-шоу.
В комнате находились двенадцать или тринадцать детей, и на первый взгляд могло показаться, что здесь завтракают ученики обычной средней школы. Там и сям разгорались жаркие споры. Но стоило присмотреться, как становилось ясно, что помещение больше напоминает песочницу, где двухлетние и трехлетние карапузы громко рассуждают сами с собой.
К Полу подошла симпатичная девочка лет четырнадцати и спросила, правда ли, что на Марсе обнаружили красный железняк. Он ответил:
- Не знаю, - и понял, что нарушил обещание, когда доктор Санхи поздоровалась с ней.
- Привет, Рут. Как сегодня твои дела?
- Сносно. А как ваши: удалось загнать мяч в девять дальних лунок?
- Примерно так же, как в девять ближних. Очень неумело. Спасибо, что спросила.
«Так вот она какая - внучка Галины», - подумал Пол.
Рут.
- Я поинтересовалась у этого человека по поводу последних открытий на Марсе, - продолжала девочка. - Красный железняк предполагает наличие воды. Вода предполагает наличие жизни. Жизнь на Марсе - какое дивное открытие!
Она была одета вполне обычно: в поношенные джинсы и майку, на дюйм или два открывавшую подростковый животик. Глаза по-прежнему такие же красивые, какими их запомнила Рейчел: большие, темно-карие, излучающие несомненный ум.
Пол уже решил, что большинство детей в этой комнате - марсиане.
А она интересовалась Марсом с воодушевлением юного астронома.
- А ты бы хотела, чтобы там была жизнь? - спросила доктор Санхи. - Зеленые человечки?
- Думаю, что зеленые человечки напугали бы меня до самых печенок.
Пол подметил, что в речи Рут было нечто странное. Не только режущие ухо архаизмы вроде «дивное открытие» и «до самых печенок». Складывалось впечатление, что девочка училась говорить по книгам великой американской классики. Словно сама она сошла со страниц Луизы Мей Олкотт.
- Я бы предпочла одноклеточных амеб, - улыбнулась Рут Полу. - Хотите ударную шуточку? Кто-то стучит в дверь. Тук-тук!
- Кто там? - поддержал игру Пол, словно участвуя в выступлении нового комического дуэта - «Гольдштейн и Брейд-барт».
- Это я - А.
- Кто такая "А"?
- Амеба.
- Очень забавно, - похвалил Пол.
- Адекватной реакцией был бы смех, - заметила Рут.
- Внутри я надрываюсь от смеха, - пристыженно отозвался он. - Ты уж мне поверь.
- Странно, - задумалась Рут. - Со мной бывает то же самое. Я все время смеюсь про себя.
В другой обстановке Пол нашел бы девочку не по годам развитой и очаровательной. Но здесь все виделось в ином свете - в болезненном свечении люминесцентных ламп психлечебницы.
Пол послушался своего чутья и нашел гнездо. Но в нем оказалась очень необычная птица.
- Уж лучше смеяться, чем плакать, - вслух произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31