Ведь это был всего-навсего широко разросшийся куст кедрача – один из его личных ориентиров. Надо забрать чуть-чуть левее, и метров через триста поперек болота протянется надежная тропа, по которой можно хоть на мотоцикле проехать. И Сергей рассмеялся бы на всю тундру, хотя бы ради того, чтобы немного приободриться и придать себе уверенности. Но звук, готовый уже выйти из него на волю, в следующее мгновение застрял в горле… Это уже не была игра воображения.
От куста явно отделилась какая-то тень. Как раз в это время восходящий диск луны спрятался за одно-единственное облачко на чистом небе, как назло, проплывающее над самым горизонтом. Стало чуть темнее, но все-таки зарева луны и света звезд вполне хватило, чтобы убедиться, что тень движется, и движется по направлению к нему, хотя и не совсем уверенно. Это не был человек, абсолютно ясно: люди на четвереньках, может, и ходят при некоторых обстоятельствах и в определенном состоянии, но не в ночной тундре, за три километра от ближайшего жилья. Да если это и человек, то либо карлик, либо ребенок, то есть полный абсурд.
Тень еще немного продвинулась по направлению к Сергею и замерла, то ли всматриваясь в него, то ли принюхиваясь. Где-то чуть справа, со стороны кедрача, послышалось глухое недовольное ворчание. Но Сергей уже ничего не ощущал и не слышал. Он только видел. Видел эту тень. Маленькую тень, которая находилась в двадцати шагах от него. Ворчание из кедрача послышалось более громкое и настойчивое, выведя человека из оцепенения.
Сергей резко поднялся на ноги, вскинул ружье на плечо, привычным движением большого пальца сбросил предохранитель и тщательно прицелился прямо в центр тени.
– Ты кто? – крикнул он в темноту, не снимая пальца со спускового крючка.
Услышав голос человека, существо замерло. И уже более грозное и беспокойное ворчание из кустов, переходящее в звериный рык.
Это рычание надорвало последнюю ниточку, державшую нервы Сергея в напряжении. Лопнула эта нить, нервно дернулся палец, спуская курок. Оглушительно грянул выстрел.
В этот раз пуля автоматного калибра нашла свою цель. Кусок свинца угодил медвежонку прямо в под-затылочную кость. Любой опытный охотник позавидовал бы такому выстрелу: шкура практически не тронута, а зверь – наповал. При свете дня Сергей не смог бы выстрелить точнее, а тут ночь. Но пуля – дура…
Тень сразу опала, приникла к влажной почве тундры. Скребущий душу стон, стон умирающего ребенка разнесся в округе, улетая в бескрайние просторы тундры, туда, в сопки, к теплой и уютной берлоге, где он не так давно пришел в мир, вырвавшись из небытия, куда его жестокой рукой опять погружал человек, которому, в принципе, он не сделал ничего плохого.
От куста отделилась еще одна тень, но уже намного крупнее предыдущей. Подгоняемое легким ветерком облако наконец-то освободило из своих объятий диск луны. И в ее свете Сергей увидел того, за кем тщетно гонялся весь этот день.
Пока медведица не обращала на него никакого внимания. Неуверенными шагами косолапых ног она подошла к бьющемуся в предсмертной агонии комочку, который еще несколько минут назад был ее медвежонком. Ткнулась носом в мохнатую плоть, которая уже никогда не ответит ей нежным ворчанием. И тут же ощутила запах смерти. Запах сырой земли, свежих кедрачовых иголок и что-то еще, знакомое только звериному чутью. Она повернула голову в сторону человека, который только что лишил жизни ее дитя. Если бы Сергей мог видеть этот взгляд, он прочел бы в нем немой вопрос: «За что? Что мы тебе сделали?»
Да. Это было во взгляде медведицы. Но в следующее мгновение мать превратилась в зверя. Она встала на задние лапы и, издав рык, полный ненависти и боли, двинулась на человека, готовая подмять его под себя и рвать, рвать, рвать. От этого рева мороз пробежал по всему телу Сергея. Ему не пришлось передергивать затвор: автомат есть автомат. Он целился в голову, в эту громадную голову с мощными клыками, ясно видными даже в темноте. Все четыре пули, оставшиеся в магазине, вылетели как одна. И пока он нервно шарил по карманам, ища запасной магазин, медведица, отразив три пули своей мощной лобовиной на рикошет, но четвертую получив прямо в левый глаз, медленно оседала в податливую тундровую почву.
Наконец Сергей, отстегнув клепку одного из нагрудных карманов, слегка запутавшись в складках камуфляжной ткани, все-таки достал запасной магазин. Щелкнул рычажок, пустой магазин упал на землю, новый легко встал в положенное ему гнездо. Чуть дрожащей рукой Сергей резко передернул затвор. Но тут же заметил, что его манипуляции, которые, в принципе, заняли всего несколько секунд, оказались излишними: и мать и ее пестун лежали в паре десятков шагов от него, не подавая признаков жизни.
– Вот так-то! – сказал Сергей и вдруг почувствовал всю физическую и моральную усталость, накопившуюся в нем за этот длинный день. Карабин, который еще минуту назад оказался единственным средством спасения, опять стал гирей неимоверной тяжести, ноги загудели от десятков пройденных километров, тело налилось свинцовой тяжестью. И, повинуясь расслабухе, окатившей весь его организм, он медленно присел на один из бесчисленных кочкарей, аккуратно положив «Вепрь» себе под ноги, тупо глядя сквозь ночной мрак на свою двойную добычу – большую и маленькую.
Сколько он так просидел, Сергей и сам потом не мог точно вспомнить. Игла света фар, идущего где-то там, вдалеке, по близкой к дому гравийке, наконец вернула его к действительности. Нервная дрожь отпускала тело, мысли приходили в норму. Он понял, что в этой схватке с дикой природой он победил.
Первое, что пришло ему на ум, – это то, что с дичи нужно спустить кровь. Надо перерезать сонные артерии, чтобы мясо потом не было кровавым и не отдавало горечью.
Не торопясь Сергей привстал с кочки, скинул с плеч на землю рюкзак и, привычно отстегнув клапан ножен на поясе, вдруг уткнулся рукой в пустоту. Матерно выругавшись, он вдруг вспомнил о том, о чем никак не мог вспомнить сегодня утром, когда собирался на тундру. Вчера вечером, пока убеждал Ларису в своей правоте, он на бруске точил свой охотничий нож, как всегда делал перед каждой охотой. И после очередного ее упрека в сердцах бросил и нож и брусок на холодильник и вышел из кухни в комнату, чтобы только не слышать обидных для него слов. И утром, опять пререкаясь с женой, он как-то и внимания не обратил на верх холодильника, хотя и крутился постоянно вокруг него. Ох уж эта Ларка! Она даже бутерброды на тундру для него всегда сама нарежет, так что на привале и нож-то вроде ни к чему. Но и сам хорош, охотничек! Как можно не ощутить на бедре хоть и не значительную, но уже давно ставшую привычной ношу! Ну что ж, пожалуй, мясо пропало. Теперь его придется перед варкой долго вымачивать, и все равно не получишь вкуса и запаха, как от того, которым его угощали опытные медвежатники.
Однако надо хотя бы шкуру и желчь спасти. До утра нужно обязательно вернуться и освежевать зверя, а то все его сегодняшние труды пойдут насмарку. Тем более все нужно делать по рассвету. Не дай бог, заявится сюда какой-нибудь ранний ягодник, обнаружит битого зверя и донесет куда нужно: доброхотов-то всегда хватало. А так по утренней росе на тундру вряд ли кто сунется. Рисковать – так рисковать до конца. Не бросать же деньги среди тундры!
Быстро собрав «Вепрь» и упаковав в чехол, закинув рюкзак за плечи, он чуть ли не бегом двинулся по едва различимой среди кочкарника тропе в сторону поселка, огни уличных фонарей которого уже смутно различались сквозь опускающийся на землю ночной туман.
Внезапно луна опять спряталась за набежавшее облако. «Ну, только этого мне не хватало», – подумал в сердцах Сергей.
Идти в полнейшей темноте по тундре было вдвойне тяжело. Легкий порыв встречного ветра еще более его обеспокоил. «Гнилой угол», как здесь называют юго-восточный ветер, не сулил ничего хорошего.
6
Лариса думала, что этот день будет тянуться для нее бесконечно долго. Но вопреки ожиданиям все получилось наоборот.
Просидев у телевизора почти до обеда и почувствовав голод, она пошла на кухню, поджарила яичницу с сосисками и, налив чаю, наскоро перекусила. Поев, Лариса почувствовала, что глаза ее слипаются, – сказывалась ночь, проведенная почти без сна. И, зная, что во сне время бежит намного быстрей, она, не раздеваясь, прилегла на кровать прямо поверх покрывала и почти сразу погрузилась в глубокий сон.
На этот раз никакие кошмары ее не мучили, и она крепко проспала целых три часа. Проснувшись, посмотрела на будильник – стрелки показывали начало пятого. Не желая так быстро расставаться с объятиями Морфея, Лариса опять прикрыла глаза и полежала еще минут десять – пятнадцать. Особенно спешить было некуда, – за Танюшкой в садик нужно было идти через часа полтора. Вновь подумала о Сергее: как он там, на тундре? Хоть бы этот проклятый медведь ему не встретился. На кой он приперся в эти места?! И, желая отогнать от себя вновь нахлынувшие переживания и страхи, она быстро поднялась и подошла к шкафу.
Придя домой, она не переоделась в домашний халат, и за время сна ее одежда слегка помялась. Скинув с себя юбку и блузку и оставшись в одних капроновых колготках и нижнем белье, Лариса открыла шкаф и, немного подумав, сняла с вешалки серое в черную клетку платье с неглубоким вырезом на груди, широким подолом чуть ниже колен и большими карманами, которое так нравилось Сергею за то, что красиво подчеркивало фигуру его жены.
Надев платье и слегка подправив макияж у зеркала, висящего на стене над туалетным столиком, она отметила, что прошло еще около двадцати минут. Будильник показывал без четверти пять. За Танюшкой идти через час. Но, не желая больше оставаться в пустой квартире, Лариса вышла в коридор, обулась, перекинула через руку плащ и, перешагнув через порог, очутилась на лестничной площадке. Хотелось просто погулять по улицам поселка, встретиться и поболтать с кем-нибудь из знакомых, благо, что погода к этому располагала. А там, глядишь, и подоспеет время в садик идти.
Закрыв дверь на ключ и спустившись вниз, Лариса вышла на улицу. Около подъезда на лавочке, как всегда, сидели старушки, обсуждая последние поселковые новости. Поздоровавшись с ними, Лариса не спеша пошла куда глаза глядят и сама не заметила, как ноги опять принесли ее на местный рынок. Медленно прохаживаясь вдоль прилавков, она изучала нехитрый товар, разложенный на них, изредка прицениваясь к той или иной вещи. Заметив, что продавцы-вещевеки начали потихоньку собирать свой скарб и складывать его в баулы, Лариса поняла, что время близится к шести и ей пора идти за Таней.
В детском саду, одевая дочь под ее выразительный рассказ о прошедшем дне, по дороге и дома, когда они вместе смотрели по телевизору мультики, а потом делали нехитрые детсадовские домашние задания, Ларису не покидали мысли о Сергее. И тоска. Тоска и какая-то обреченность, подсознательно связывающая ее с ночным кошмаром.
За окном давно стемнело. И эта темнота, несмотря на яркий свет в квартире, все глубже и глубже всасывала в себя, нет, не тело, а словно душу, как та трясина во сне, когда она в ужасе убегала от чудовища…
– Мам! Что с тобой?
Голос дочки вернул ее к действительности.
– А?
– Мам, я же тебя спросила – что сюда лучше наклеить?
Лариса только сейчас осознала, что уже полчаса занимается с ребенком аппликацией.
– Сейчас, дочур, – ответила она. – Что-нибудь придумаем. Слушай, а не пора ли тебе…
«Спать», – хотела сказать она, но в этот момент услышала (или скорее почувствовала), как в замке повернулся ключ.
В проеме входной двери они появились одновременно: Сергей входил, Лариса встречала. Она хотела тут же, с порога кинуться ему на шею, но вдруг замерла, глядя, как тяжело муж снимает с плеч рюкзак, ставит к стене чехол с ружьем, затем садится на пуфик и медленно стаскивает с ног болотные сапоги.
– Я не стал звонить, – только и сказал Сергей. – Думал, вы уже спите.
И тут она поняла, насколько он устал. По его лицу невозможно было определить, удалось ли ему то, за чем он собирался утром. Но, видя состояние мужа, Лариса не хотела задавать лишних вопросов. Слава Богу, что вернулся домой, а то, что надо, и сам расскажет.
Сергей, сняв сапоги, с полминуты молча посидел, чуть склонив голову. Затем пошевелил пальцами ног, как бы давая им волю после дневного перехода в «резине». Только потом разогнулся, поднял голову и, посмотрев прямо в глаза стоявшей неподвижно рядом жене, устало сказал:
– Ну, привет, что ли.
– Привет, – ответила Лариса и опять подавила в себе желание кинуться в объятия мужа, так как из комнаты с криком «Папуля!» выскочила Танюшка и с разбегу бросилась на шею отцу.
– Привет, малышка! – радостно обнял дочурку Сергей. – Ну как тут у вас сегодня?
– Как ты? – Лариса успела задать волновавший ее весь день вопрос до того, как дочь начнет излагать отцу все события сегодняшнего дня.
Но Таня, к удивлению матери, вдруг слезла с отцовых колен, бросила на мать серьезный взгляд и голосом, полным понимания, сказала:
– Ну ладно, соскучившиеся. Поговорите тут. А то я аппликацию не доделала, а спать уже скоро.
И пошла важным шагом к себе в комнату. Смеяться было нельзя. Но вслед ребенку светили две лучезарные улыбки.
– Тебе покушать сделать? Чего будешь? – Лариса уже было двинулась на кухню, но голос Сергея остановил ее:
– Пока не надо, малыш. Сейчас я до Андрея быстро сбегаю. Мы с ним смотаемся в одно место. Время не терпит.
От осенившей Ларису догадки у нее чуть не подкосились ноги, и она так и присела, где стояла, на корточки, опираясь спиной о стену.
– Все-таки убил? – только и спросила она. Сергей в ответ молча кивнул и стал натягивать сапоги.
– И что дальше? – спросила опять Лариса.
– Все как я говорил, – ответил Сергей и, видя испуг и замешательство жены, попытался ее успокоить: – Да не переживай ты так. Я же сказал – все будет хорошо.
– Далеко хоть? – так же отрешенно поинтересовалась она.
– В том-то и дело, что рядом. Ягодники завтра сто процентов наткнутся. Нужно срочно разделывать и вывозить. А я, дурак, как назло, нож дома забыл.
– Ты?! – Удивлению Ларисы не было предела.
– Я! – в тон ей ответил Сергей. – Сам удивляюсь. Бывает…
Лариса понемногу успокаивалась. Значит, все позади. Значит, завтра Сергей не отправится опять с утра на встречу со смертью. Впереди целая ночь. Он успеет освежевать и разделать зверя и вывезти его с тундры или спрятать где-нибудь в шеломайнике, куда никто не сунется. А потом (что он там еще говорил?) выделать шкуру, засушить желчь…
«Господи боже мой! Дура! О чем я думаю? Он прошел только что через такое, а я размышляю о какой-то чепухе!» Мысли в голове у Ларисы путались, но главное стучало в мозгу: «Убил! Убил! Убил!»
– А как ты… его? – Она смотрела на него глазами преданного зверька.
Сергей уже обулся. Встал с пуфика, наклонился над женой, взял ее за локти и поднял на ноги. Затем он коротко, но нежно поцеловал ее в губы. Как бы ободряюще, с легкой улыбкой, чуть кивнул головой и сказал:
– Потом расскажу. Сейчас правда некогда.
И уже от двери добавил:
– Я постараюсь недолго. Ну все, пока.
Открыл дверь и вновь, как и утром, выйдя в дверной проем, начал быстро спускаться по лестнице.
А Лариса осталась в дверях ждать, пока не хлопнет подъездная дверь.
7
Минула еще одна зима. Вновь она вышла под теплые лучи апрельского солнца исхудавшая, облинявшая, но по-прежнему с животной жаждой к жизни. И вновь потекли ее медвежьи будни.
Она уже не вспоминала про свою родительницу. Медвежья жизнь не оставляет места для сентиментальности. Нужно думать о том, как выжить в этой дикой природе. А что там было, это медвежий мозг старается не сохранять. В нем нужно оставить место для того, чтобы помнить, как прокормить себя, избежать врагов среди таких же сородичей и многое-многое другое, что так необходимо в жизни.
Но кроме инстинкта добывания пищи этой весной в ней проснулся еще один инстинкт. Она еще не знала, что это такое. Но, повинуясь этому инстинкту, ближе к лету, она не пропускала почти ни одного дерева, чтобы не почесаться или хотя бы не прислониться к нему своим мохнатым задом или не съехать с пригорка прямо на своей, почему-то очень чесавшейся промежности. Сама мать-природа заставляла ее так делать, для того чтобы оставить запах. Запах медведицы, готовой к продолжению рода. На этот запах придет медведь-самец. Он обязательно придет. Таков закон природы.
И он пришел. Большой, даже огромный по сравнению с ней, самец, с черной шерстью и белым воротником. Они были вместе две недели. И после долгих заигрываний и ласк, когда это произошло, он ушел. И опять ей стало тоскливо и одиноко, как тогда, когда ее прогнала мать.
Но и тоска скоро прошла. Жизнь продолжалась. И она вновь отправилась добывать пропитание. Тем более что инстинктивно чувствовала, что кормить ей теперь нужно не только себя, но и то существо, что уже находилось внутри нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
От куста явно отделилась какая-то тень. Как раз в это время восходящий диск луны спрятался за одно-единственное облачко на чистом небе, как назло, проплывающее над самым горизонтом. Стало чуть темнее, но все-таки зарева луны и света звезд вполне хватило, чтобы убедиться, что тень движется, и движется по направлению к нему, хотя и не совсем уверенно. Это не был человек, абсолютно ясно: люди на четвереньках, может, и ходят при некоторых обстоятельствах и в определенном состоянии, но не в ночной тундре, за три километра от ближайшего жилья. Да если это и человек, то либо карлик, либо ребенок, то есть полный абсурд.
Тень еще немного продвинулась по направлению к Сергею и замерла, то ли всматриваясь в него, то ли принюхиваясь. Где-то чуть справа, со стороны кедрача, послышалось глухое недовольное ворчание. Но Сергей уже ничего не ощущал и не слышал. Он только видел. Видел эту тень. Маленькую тень, которая находилась в двадцати шагах от него. Ворчание из кедрача послышалось более громкое и настойчивое, выведя человека из оцепенения.
Сергей резко поднялся на ноги, вскинул ружье на плечо, привычным движением большого пальца сбросил предохранитель и тщательно прицелился прямо в центр тени.
– Ты кто? – крикнул он в темноту, не снимая пальца со спускового крючка.
Услышав голос человека, существо замерло. И уже более грозное и беспокойное ворчание из кустов, переходящее в звериный рык.
Это рычание надорвало последнюю ниточку, державшую нервы Сергея в напряжении. Лопнула эта нить, нервно дернулся палец, спуская курок. Оглушительно грянул выстрел.
В этот раз пуля автоматного калибра нашла свою цель. Кусок свинца угодил медвежонку прямо в под-затылочную кость. Любой опытный охотник позавидовал бы такому выстрелу: шкура практически не тронута, а зверь – наповал. При свете дня Сергей не смог бы выстрелить точнее, а тут ночь. Но пуля – дура…
Тень сразу опала, приникла к влажной почве тундры. Скребущий душу стон, стон умирающего ребенка разнесся в округе, улетая в бескрайние просторы тундры, туда, в сопки, к теплой и уютной берлоге, где он не так давно пришел в мир, вырвавшись из небытия, куда его жестокой рукой опять погружал человек, которому, в принципе, он не сделал ничего плохого.
От куста отделилась еще одна тень, но уже намного крупнее предыдущей. Подгоняемое легким ветерком облако наконец-то освободило из своих объятий диск луны. И в ее свете Сергей увидел того, за кем тщетно гонялся весь этот день.
Пока медведица не обращала на него никакого внимания. Неуверенными шагами косолапых ног она подошла к бьющемуся в предсмертной агонии комочку, который еще несколько минут назад был ее медвежонком. Ткнулась носом в мохнатую плоть, которая уже никогда не ответит ей нежным ворчанием. И тут же ощутила запах смерти. Запах сырой земли, свежих кедрачовых иголок и что-то еще, знакомое только звериному чутью. Она повернула голову в сторону человека, который только что лишил жизни ее дитя. Если бы Сергей мог видеть этот взгляд, он прочел бы в нем немой вопрос: «За что? Что мы тебе сделали?»
Да. Это было во взгляде медведицы. Но в следующее мгновение мать превратилась в зверя. Она встала на задние лапы и, издав рык, полный ненависти и боли, двинулась на человека, готовая подмять его под себя и рвать, рвать, рвать. От этого рева мороз пробежал по всему телу Сергея. Ему не пришлось передергивать затвор: автомат есть автомат. Он целился в голову, в эту громадную голову с мощными клыками, ясно видными даже в темноте. Все четыре пули, оставшиеся в магазине, вылетели как одна. И пока он нервно шарил по карманам, ища запасной магазин, медведица, отразив три пули своей мощной лобовиной на рикошет, но четвертую получив прямо в левый глаз, медленно оседала в податливую тундровую почву.
Наконец Сергей, отстегнув клепку одного из нагрудных карманов, слегка запутавшись в складках камуфляжной ткани, все-таки достал запасной магазин. Щелкнул рычажок, пустой магазин упал на землю, новый легко встал в положенное ему гнездо. Чуть дрожащей рукой Сергей резко передернул затвор. Но тут же заметил, что его манипуляции, которые, в принципе, заняли всего несколько секунд, оказались излишними: и мать и ее пестун лежали в паре десятков шагов от него, не подавая признаков жизни.
– Вот так-то! – сказал Сергей и вдруг почувствовал всю физическую и моральную усталость, накопившуюся в нем за этот длинный день. Карабин, который еще минуту назад оказался единственным средством спасения, опять стал гирей неимоверной тяжести, ноги загудели от десятков пройденных километров, тело налилось свинцовой тяжестью. И, повинуясь расслабухе, окатившей весь его организм, он медленно присел на один из бесчисленных кочкарей, аккуратно положив «Вепрь» себе под ноги, тупо глядя сквозь ночной мрак на свою двойную добычу – большую и маленькую.
Сколько он так просидел, Сергей и сам потом не мог точно вспомнить. Игла света фар, идущего где-то там, вдалеке, по близкой к дому гравийке, наконец вернула его к действительности. Нервная дрожь отпускала тело, мысли приходили в норму. Он понял, что в этой схватке с дикой природой он победил.
Первое, что пришло ему на ум, – это то, что с дичи нужно спустить кровь. Надо перерезать сонные артерии, чтобы мясо потом не было кровавым и не отдавало горечью.
Не торопясь Сергей привстал с кочки, скинул с плеч на землю рюкзак и, привычно отстегнув клапан ножен на поясе, вдруг уткнулся рукой в пустоту. Матерно выругавшись, он вдруг вспомнил о том, о чем никак не мог вспомнить сегодня утром, когда собирался на тундру. Вчера вечером, пока убеждал Ларису в своей правоте, он на бруске точил свой охотничий нож, как всегда делал перед каждой охотой. И после очередного ее упрека в сердцах бросил и нож и брусок на холодильник и вышел из кухни в комнату, чтобы только не слышать обидных для него слов. И утром, опять пререкаясь с женой, он как-то и внимания не обратил на верх холодильника, хотя и крутился постоянно вокруг него. Ох уж эта Ларка! Она даже бутерброды на тундру для него всегда сама нарежет, так что на привале и нож-то вроде ни к чему. Но и сам хорош, охотничек! Как можно не ощутить на бедре хоть и не значительную, но уже давно ставшую привычной ношу! Ну что ж, пожалуй, мясо пропало. Теперь его придется перед варкой долго вымачивать, и все равно не получишь вкуса и запаха, как от того, которым его угощали опытные медвежатники.
Однако надо хотя бы шкуру и желчь спасти. До утра нужно обязательно вернуться и освежевать зверя, а то все его сегодняшние труды пойдут насмарку. Тем более все нужно делать по рассвету. Не дай бог, заявится сюда какой-нибудь ранний ягодник, обнаружит битого зверя и донесет куда нужно: доброхотов-то всегда хватало. А так по утренней росе на тундру вряд ли кто сунется. Рисковать – так рисковать до конца. Не бросать же деньги среди тундры!
Быстро собрав «Вепрь» и упаковав в чехол, закинув рюкзак за плечи, он чуть ли не бегом двинулся по едва различимой среди кочкарника тропе в сторону поселка, огни уличных фонарей которого уже смутно различались сквозь опускающийся на землю ночной туман.
Внезапно луна опять спряталась за набежавшее облако. «Ну, только этого мне не хватало», – подумал в сердцах Сергей.
Идти в полнейшей темноте по тундре было вдвойне тяжело. Легкий порыв встречного ветра еще более его обеспокоил. «Гнилой угол», как здесь называют юго-восточный ветер, не сулил ничего хорошего.
6
Лариса думала, что этот день будет тянуться для нее бесконечно долго. Но вопреки ожиданиям все получилось наоборот.
Просидев у телевизора почти до обеда и почувствовав голод, она пошла на кухню, поджарила яичницу с сосисками и, налив чаю, наскоро перекусила. Поев, Лариса почувствовала, что глаза ее слипаются, – сказывалась ночь, проведенная почти без сна. И, зная, что во сне время бежит намного быстрей, она, не раздеваясь, прилегла на кровать прямо поверх покрывала и почти сразу погрузилась в глубокий сон.
На этот раз никакие кошмары ее не мучили, и она крепко проспала целых три часа. Проснувшись, посмотрела на будильник – стрелки показывали начало пятого. Не желая так быстро расставаться с объятиями Морфея, Лариса опять прикрыла глаза и полежала еще минут десять – пятнадцать. Особенно спешить было некуда, – за Танюшкой в садик нужно было идти через часа полтора. Вновь подумала о Сергее: как он там, на тундре? Хоть бы этот проклятый медведь ему не встретился. На кой он приперся в эти места?! И, желая отогнать от себя вновь нахлынувшие переживания и страхи, она быстро поднялась и подошла к шкафу.
Придя домой, она не переоделась в домашний халат, и за время сна ее одежда слегка помялась. Скинув с себя юбку и блузку и оставшись в одних капроновых колготках и нижнем белье, Лариса открыла шкаф и, немного подумав, сняла с вешалки серое в черную клетку платье с неглубоким вырезом на груди, широким подолом чуть ниже колен и большими карманами, которое так нравилось Сергею за то, что красиво подчеркивало фигуру его жены.
Надев платье и слегка подправив макияж у зеркала, висящего на стене над туалетным столиком, она отметила, что прошло еще около двадцати минут. Будильник показывал без четверти пять. За Танюшкой идти через час. Но, не желая больше оставаться в пустой квартире, Лариса вышла в коридор, обулась, перекинула через руку плащ и, перешагнув через порог, очутилась на лестничной площадке. Хотелось просто погулять по улицам поселка, встретиться и поболтать с кем-нибудь из знакомых, благо, что погода к этому располагала. А там, глядишь, и подоспеет время в садик идти.
Закрыв дверь на ключ и спустившись вниз, Лариса вышла на улицу. Около подъезда на лавочке, как всегда, сидели старушки, обсуждая последние поселковые новости. Поздоровавшись с ними, Лариса не спеша пошла куда глаза глядят и сама не заметила, как ноги опять принесли ее на местный рынок. Медленно прохаживаясь вдоль прилавков, она изучала нехитрый товар, разложенный на них, изредка прицениваясь к той или иной вещи. Заметив, что продавцы-вещевеки начали потихоньку собирать свой скарб и складывать его в баулы, Лариса поняла, что время близится к шести и ей пора идти за Таней.
В детском саду, одевая дочь под ее выразительный рассказ о прошедшем дне, по дороге и дома, когда они вместе смотрели по телевизору мультики, а потом делали нехитрые детсадовские домашние задания, Ларису не покидали мысли о Сергее. И тоска. Тоска и какая-то обреченность, подсознательно связывающая ее с ночным кошмаром.
За окном давно стемнело. И эта темнота, несмотря на яркий свет в квартире, все глубже и глубже всасывала в себя, нет, не тело, а словно душу, как та трясина во сне, когда она в ужасе убегала от чудовища…
– Мам! Что с тобой?
Голос дочки вернул ее к действительности.
– А?
– Мам, я же тебя спросила – что сюда лучше наклеить?
Лариса только сейчас осознала, что уже полчаса занимается с ребенком аппликацией.
– Сейчас, дочур, – ответила она. – Что-нибудь придумаем. Слушай, а не пора ли тебе…
«Спать», – хотела сказать она, но в этот момент услышала (или скорее почувствовала), как в замке повернулся ключ.
В проеме входной двери они появились одновременно: Сергей входил, Лариса встречала. Она хотела тут же, с порога кинуться ему на шею, но вдруг замерла, глядя, как тяжело муж снимает с плеч рюкзак, ставит к стене чехол с ружьем, затем садится на пуфик и медленно стаскивает с ног болотные сапоги.
– Я не стал звонить, – только и сказал Сергей. – Думал, вы уже спите.
И тут она поняла, насколько он устал. По его лицу невозможно было определить, удалось ли ему то, за чем он собирался утром. Но, видя состояние мужа, Лариса не хотела задавать лишних вопросов. Слава Богу, что вернулся домой, а то, что надо, и сам расскажет.
Сергей, сняв сапоги, с полминуты молча посидел, чуть склонив голову. Затем пошевелил пальцами ног, как бы давая им волю после дневного перехода в «резине». Только потом разогнулся, поднял голову и, посмотрев прямо в глаза стоявшей неподвижно рядом жене, устало сказал:
– Ну, привет, что ли.
– Привет, – ответила Лариса и опять подавила в себе желание кинуться в объятия мужа, так как из комнаты с криком «Папуля!» выскочила Танюшка и с разбегу бросилась на шею отцу.
– Привет, малышка! – радостно обнял дочурку Сергей. – Ну как тут у вас сегодня?
– Как ты? – Лариса успела задать волновавший ее весь день вопрос до того, как дочь начнет излагать отцу все события сегодняшнего дня.
Но Таня, к удивлению матери, вдруг слезла с отцовых колен, бросила на мать серьезный взгляд и голосом, полным понимания, сказала:
– Ну ладно, соскучившиеся. Поговорите тут. А то я аппликацию не доделала, а спать уже скоро.
И пошла важным шагом к себе в комнату. Смеяться было нельзя. Но вслед ребенку светили две лучезарные улыбки.
– Тебе покушать сделать? Чего будешь? – Лариса уже было двинулась на кухню, но голос Сергея остановил ее:
– Пока не надо, малыш. Сейчас я до Андрея быстро сбегаю. Мы с ним смотаемся в одно место. Время не терпит.
От осенившей Ларису догадки у нее чуть не подкосились ноги, и она так и присела, где стояла, на корточки, опираясь спиной о стену.
– Все-таки убил? – только и спросила она. Сергей в ответ молча кивнул и стал натягивать сапоги.
– И что дальше? – спросила опять Лариса.
– Все как я говорил, – ответил Сергей и, видя испуг и замешательство жены, попытался ее успокоить: – Да не переживай ты так. Я же сказал – все будет хорошо.
– Далеко хоть? – так же отрешенно поинтересовалась она.
– В том-то и дело, что рядом. Ягодники завтра сто процентов наткнутся. Нужно срочно разделывать и вывозить. А я, дурак, как назло, нож дома забыл.
– Ты?! – Удивлению Ларисы не было предела.
– Я! – в тон ей ответил Сергей. – Сам удивляюсь. Бывает…
Лариса понемногу успокаивалась. Значит, все позади. Значит, завтра Сергей не отправится опять с утра на встречу со смертью. Впереди целая ночь. Он успеет освежевать и разделать зверя и вывезти его с тундры или спрятать где-нибудь в шеломайнике, куда никто не сунется. А потом (что он там еще говорил?) выделать шкуру, засушить желчь…
«Господи боже мой! Дура! О чем я думаю? Он прошел только что через такое, а я размышляю о какой-то чепухе!» Мысли в голове у Ларисы путались, но главное стучало в мозгу: «Убил! Убил! Убил!»
– А как ты… его? – Она смотрела на него глазами преданного зверька.
Сергей уже обулся. Встал с пуфика, наклонился над женой, взял ее за локти и поднял на ноги. Затем он коротко, но нежно поцеловал ее в губы. Как бы ободряюще, с легкой улыбкой, чуть кивнул головой и сказал:
– Потом расскажу. Сейчас правда некогда.
И уже от двери добавил:
– Я постараюсь недолго. Ну все, пока.
Открыл дверь и вновь, как и утром, выйдя в дверной проем, начал быстро спускаться по лестнице.
А Лариса осталась в дверях ждать, пока не хлопнет подъездная дверь.
7
Минула еще одна зима. Вновь она вышла под теплые лучи апрельского солнца исхудавшая, облинявшая, но по-прежнему с животной жаждой к жизни. И вновь потекли ее медвежьи будни.
Она уже не вспоминала про свою родительницу. Медвежья жизнь не оставляет места для сентиментальности. Нужно думать о том, как выжить в этой дикой природе. А что там было, это медвежий мозг старается не сохранять. В нем нужно оставить место для того, чтобы помнить, как прокормить себя, избежать врагов среди таких же сородичей и многое-многое другое, что так необходимо в жизни.
Но кроме инстинкта добывания пищи этой весной в ней проснулся еще один инстинкт. Она еще не знала, что это такое. Но, повинуясь этому инстинкту, ближе к лету, она не пропускала почти ни одного дерева, чтобы не почесаться или хотя бы не прислониться к нему своим мохнатым задом или не съехать с пригорка прямо на своей, почему-то очень чесавшейся промежности. Сама мать-природа заставляла ее так делать, для того чтобы оставить запах. Запах медведицы, готовой к продолжению рода. На этот запах придет медведь-самец. Он обязательно придет. Таков закон природы.
И он пришел. Большой, даже огромный по сравнению с ней, самец, с черной шерстью и белым воротником. Они были вместе две недели. И после долгих заигрываний и ласк, когда это произошло, он ушел. И опять ей стало тоскливо и одиноко, как тогда, когда ее прогнала мать.
Но и тоска скоро прошла. Жизнь продолжалась. И она вновь отправилась добывать пропитание. Тем более что инстинктивно чувствовала, что кормить ей теперь нужно не только себя, но и то существо, что уже находилось внутри нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30