.. Помню, я орал, вопил, матерился и выложил им всю правду, а потом...
Он замолчал, глядя на меня, но меня не видел, и глаза его медленно блуждали. Выражение его лица, его рассказ, то, что он еще не рассказал, заставили меня вздрогнуть. На какой-то миг я почувствовал приближающуюся тошноту и ощутил легкую судорогу в солнечном сплетении.
Но Романель вновь взял себя в руки.
– Должно быть, я был в ауте всю ночь в четверг и утром в пятницу. Я почти не помню, как сегодня вы появились в «Медигеник», я не соображал, где нахожусь. Вы сунули меня в какие-то салазки на колесах, кажется, это было глубокой ночью, швырнули в машину, потом раздались выстрелы, как будто палили прямо мне в уши. Как будто это было продолжением прежнего кошмара, продолжением того, что со мной делали Альда и док. Первое, что я помню по-настоящему ясно, был какой-то парень, который колол меня иглой и что-то закапывал мне в глотку. Все это было непонятно, как в фантастическом фильме. Непонятно и очень странно.
– Мне трудно представить все, что вы пережили, Романель, – заметил я. – Но я бы сказал, вы старый, но крепкий орешек.
– Угу. Но если бы вы видели меня там с этими долбаными пластинками на башке, вы бы приняли меня за хлипкую девчонку, попавшую в лапы призраку. Теперь я знаю, что такое приступ ужаса.
– Ужаса?
– Вот именно. Когда ты получаешь по мозгам хороший электрический удар, тебя охватывает ужас. Это как конвульсии, как приступ эпилепсии. О Господи, это было... что-то невероятное. – Его взгляд снова сделался блуждающим и беспокойным, как у загнанного зверя. – Все, что ты когда-то сделал, о чем думал и читал, все, что любил и ненавидел, о чем мечтал и... все, все это всплывает в твоей голове. В твоих мозгах. Или еще где-то там, в самых потрохах. Когда ты чувствуешь, как все это накатывается на тебя, мелькает, как в калейдоскопе, и ты как будто растворяешься, плавишься, и от тебя ничего не остается. Ничего...
Я встал, чтобы размять ноги, стряхнуть с себя какое-то тягостное ощущение, которое породили во мне слова Романеля. Полминуты я ходил взад-вперед, потом сказал своему клиенту:
– Давайте вернемся к настоящему моменту. У нас еще есть кое-какие проблемы, которыми надо заняться.
– Правильно, – согласился он. – Но в самом начале я вам сказал, что по некоторым причинам мне всегда было трудно благодарить людей. Это звучит так, будто я вообще забыл о том, что вы для меня сделали. И мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я... кое-чем обязан вам: я имею в виду, что вы нашли дока Мидленда и притащили его сюда. Я не знаю, где вы его откопали и как уговорили, но... спасибо за это тому здоровенному, белоголовому обормоту, который сидит передо мной. Договорились?
– Договорились, – улыбнулся я. – Я позвонил своему приятелю в Лос-Анджелес, и он связал меня с Мидлендом. И нам обоим повезло, что именно с ним, а не с кем-нибудь другим. Но давайте вернемся к главному, Романель. Я видел документ, составленный для вас Уортингтоном. И вы только что сказали, что Чимаррон читал его копию, по-вашему, в четверг вечером, так?
– Вскоре после того, как они меня схватили в моем доме. То есть как раз в четверг вечером. Но я не могу точно восстановить время в первый час или два после этого.
– Особая точность и не нужна. Я понимаю так: увидев вашу подпись на документе, Чимаррон осознал, что, если он прикончит вас сразу, все ваши активы, включая акции «Голден Финикс», перейдут к вашей дочери, и он окажется с большим носом. И я начинаю удивляться, почему он не расправился с вами еще раньше.
– А я уже спрашивал вас, уж не считаете ли вы меня идиотом, Скотт. Видимо, вы до сих пор не уверены на этот счет. Прочитай вы документ внимательнее, вы должны были заметить маленькую оговорку, которая гласит, что в случае, если моя дочь умрет раньше меня, все мое состояние достанется некоему благотворительному обществу.
– Простите, Романель, теперь я вспомнил. В то время я думал о другом.
– Вот и Альда Чимаррон думал о том же. Но я убедился, что он заметил оговорку и понял, что должен беречь Спри как зеницу ока. Я имею в виду «убедился», пока еще был в состоянии убеждаться в чем-либо. Пока у меня в голове не погасли все лампочки, я сообразил, что Альда, раз уж он не может позволить себе убить мою Спри, обязательно постарается не дать ей подписать документ, так как ее подпись означает для него конец. Мои спасительные предчувствия подсказали мне, что она уже его подписала. А если нет – если Альде предстояло иметь дело только со мной, тем более, что он успел привести меня в состояние услужливой готовности к сотрудничеству, – мне лучше было заранее проститься с жизнью. И к тому часу так или иначе я бы все без остатка отдал Альде, причем на сей раз со всеми необходимыми формальностями, и вы не нашли бы меня в «Медигеник Госпитал». Но как ни странно, мы с вами здесь, на свободе. Я не могу понять, как это произошло, и не могу поверить, что Альда упустил такую возможность.
– Вряд ли. Однако, как мне кажется, ему пришлось немного экономить свою живую силу. – И я рассказал ему почти все, что произошло в пятницу вечером, в том числе о приключениях Фостера и ковбоя в аэропорту.
Некоторое время он молчал, потом сказал:
– Значит, в моем доме действительно были Китс и док Блисс, когда вы с девочкой заявились туда. Блисс, конечно, вонючее дерьмо, от него нет никакого толку. Должно быть, его привели на тот случай, если кого-нибудь подстрелят, не считая вас, разумеется.
– Разумеется. Меня-то и должны были подстрелить.
– Я восхищаюсь вашими дедуктивными способностями, и вы, наверное, также сообразили, почему там были только Китс и Блисс, а не дюжина головорезов.
– Я бы сказал, помимо нехватки людей, никто из них не ожидал, что я сумею добраться до вашего жилища.
– Абсолютно верно, – кивнул Романель. – Вы просто везунчик. До того дня у Китса никогда не было проколов, и я знаю, как минимум, пять человек, которых он отправил на тот свет. Хотя очень многих я не знаю.
– Насчет «везунчика» вы правы, – сказал я. – Но ваша дочь также приложила руку к тому, чтобы меня не шлепнули прямо в вашем патио: Спри долго отвлекала внимание Китса. В ней есть тот же самый... задор, что ли, который я заметил в вас.
Он посмотрел на меня, небрежно кивнул и ничего не сказал, но я видел, что он весьма польщен.
Почти полминуты я вышагивал до двери и обратно, погрузившись в размышления. Затем остановился перед Романелем и заявил:
– У Чимаррона все-таки есть один способ получить то, что ему надо, и разрушить ваши планы. Полагаю, он и вам известен.
Он хмуро усмехнулся и вздохнул.
– М-да, один способ. Я думал, вы его не заметили, Скотт.
– Я-то мог бы не заметить, а вот Чимаррон наверняка об этом подумал. Проблема в том, как он будет его осуществлять.
– Это точно. Я уже говорил вам, что этот медный лоб не блещет умом, но иногда бывает дьявольски хитрым. Если есть один шанс из тысячи, он сделает все, чтобы он сработал. Если бы ему снова удалось заполучить меня и Спри, обоих сразу, и подключить Уортингтона, чтобы оформить бумаги, этот шанс сработал бы. Он сумел бы заставить нас официально передать все акции, которыми я владею по доверенности – а это сегодня два миллиона штук, – ему самому, его людям или компании-эмитенту в качестве выкупленных, и уверяю вас, что так бы оно и было. – Несколько секунд он молчал, потом медленно прибавил: – Конечно, потом он убил бы нас обоих.
– Ну что ж, благодарите судьбу, что вы не у него в лапах.
– Кстати, Скотт, – спокойно сказал Романель, – теперь ваша задача – сделать так, чтобы ситуация не изменилась.
– Конечно, какой разговор. Но я думаю, не пора ли обратиться к закону. Хотя, как вы сами понимаете, полицейские уведут меня со сцены. Я хочу сказать, будут держать меня, пока не получат ответы на некоторые вопросы.
– А мне не хочется, Скотт, чтобы вы от меня отлучались. Кроме того, на Альду работает куча народу. Например, я мог бы назвать парочку офицеров полиции. А если я знаю двоих, то их гораздо больше.
– Я уже думал об этом, но мы находимся на такой стадии, когда самое главное – обеспечить полицейскую защиту для вас и для Спри. Даже если из-за этого я некоторое время посижу за решеткой.
– Вы имеете в виду – за Китса? – спросил Романель.
– За это и еще кое за что. Я переступил грань, Романель. – Подойдя к столу, на котором стоял телефон, я придвинул стул и сел. – Сейчас я позвоню в два места, а потом мы решим, как быть дальше. В любом случае, вы останетесь моим клиентом.
– Вы будете звонить Спри?
– Нет. Сначала Уортингтону, затем еще одному парню. Надо проверить глубину, прежде чем нырнуть.
– Насчет Уортингтона у вас хорошая мысль. Мне бы тоже хотелось, чтобы он был в курсе.
Я набрал номер конторы Уортингтона, попал на его личную секретаршу и назвал себя.
Когда я попросил Бентли, она ответила:
– Он в суде, мистер Скотт. Но для вас есть сообщение.
В трубке послышался шелест: она листала страницы. Затем сказала:
– Я зачитаю так, как мне продиктовали.
– Пожалуйста.
– Записка для вас, то есть для мистера Шелла Скотта, а вот текст: «Если полиция еще не арестовала вас, имейте в виду, что она взялась за это дело всерьез. Предполагаю, что у них имеется кассета с вашей записью, где вы признаетесь в убийстве Фредерика Китса, а также в других серьезных преступлениях. В суде я пробуду до пяти вечера и советую вам ничего не предпринимать самостоятельно, пока мы не обсудим ситуацию».
Слушая негромкий голос, читавший записку Бентли, я пережил богатейшую гамму эмоций и физических реакций. Меня бросало в жар, кожа моя буквально воспламенилась, потом мне стало холодно, и по телу, будто внезапный ветер, пробежал озноб. В конце я опять распалился и физически, и умственно.
– Когда Бентли оставил это сообщение? – спросил я, стараясь не выдать голосом свое состояние.
– Он звонил из суда, мистер Скотт, и продиктовал записку полчаса назад. Так, сейчас посмотрю... в 3.03 дня. Двадцать пять минут тому назад.
Я взглянул на часы: все верно – 3.28.
– Хорошо, – сказал я. – И большое вам спасибо. Мне надо – очень надо – поговорить с Бентли как можно скорее. Вы можете сказать свое имя? Когда я позвоню, я спрошу вас.
– Конечно, Люсиль. Люсиль Уитерс, мистер Скотт.
Мы положили трубки, и я в продолжение пяти секунд набирал номер «Экспозе Инк», а еще через десять секунд услышал голос Стива Уистлера:
– Шелл? Куда ты запропастился? Я хотел связаться с тобой, но не знал, куда тебе звонить.
– Это уже не важно. Как... – Я запнулся, кашлянул и продолжал: – Нет ли чего новенького насчет наших... общих интересов?
– Черт меня побери, Скотт, информация, которую ты у меня оставил... В общем, мне неприятно говорить об этом, но ее забрала полиция. Хотя вру, они взяли копию, точную копию. Но не кассету, которую я записал.
– Как же они добрались до нее, Стив? И что значит «не кассету, которую я записал»?
– Я не знаю, как. Но понимаешь, я слышал все, что ты говорил, когда шла запись, помнишь? Ты начал городить такую жуткую чушь, хотя я понимал, для чего тебе нужно было это записать. И как только ты положил трубку, я вытащил кассету из магнитофона, заменил ее чистой, а твою запись спрятал в сейф. Если ты забыл, напомню, что я на твоей стороне.
– Да, я понимаю, – сказал я. – Значит, спрятал в сейф... Она до сих пор там?
– Конечно, там. Я проверял.
– Откуда ты узнал об этом, Стив, и когда?
– Мне позвонил офицер полиции, который, так сказать, относится к нашей работе с симпатией. Он сказал мне о записанной кассете и о том, что они готовят о тебе сообщение по местному каналу, как будто ты новый Диллинджер. Это было вскоре после трех. В пять минут четвертого или почти полчаса назад.
– Прекрасно. В сообщении будет указано, что подозреваемый вооружен и опасен и его надо пристрелить на месте?
– Не знаю, что там говорится. Знаю только, что это... очень неприятно. Мне очень жаль, Шелл, но клянусь, что кассета не покидала мой кабинет.
– Кто еще знает комбинацию сейфа?
– Кроме меня только Брен... Брен Финнеган, тот самый, что был со мной, когда ты завалился ко мне сегодня утром, и еще Кей.
– Гм, Финнеган и Кей Дарк. После всего, что сделала со мной Кей, вполне естественно, что я могу подумать...
– Не думай, Шелл. Может быть, она была не очень любезна с тобой, но она предана «Экспозе» и мне. Здесь важнее то, что я не выходил из здания и торчу здесь с тех пор, как мы с тобой разговаривали. Никто не мог бы добраться до кассеты.
– Хорошо, Стив, ты был в конторе. Но ведь не все время в своем кабинете, так ведь?
– Так. Но какая разница? Поверь мне, утечки здесь не было. Давай лучше поговорим о том, что тебе сейчас делать. Тебе что-нибудь нужно? Может, мне за тобой заехать? Скажи адрес, Шелл, и я приеду.
Я верил ему, верил по-настоящему. И сказал:
– Я скоро перезвоню тебе, Стив. – И положил трубку.
Мне требовалось время подумать, упорядочить хаос из мыслей и вопросов, которые меня осаждали. На миг мне пришло в голову, что если сейчас в кабинете Уистлера сидит парочка полицейских, разговор может прослушиваться. Тогда длинная, вездесущая рука закона начнет искать телефон, с которого я звоню, и конечно, адрес, где этот телефон находится. Если только они уже не застукали меня.
Но вообще-то я в это не верил. Возможно, не было особых причин доверять Стиву Уистлеру больше, чем кому-либо другому из тех, с кем я встречался в последнее время, но, сам не знаю почему, я ему верил. Чаще всего я иду напролом с таким инстинктивным ощущением, которое возникает у меня в кишках, и на этот раз я не собирался изменять своей привычке.
Пока я говорил по телефону, Романель постоянно пытался перебить меня: «В чем дело?» и «Что там за чертовщина, Скотт?» Но я игнорировал его. В конце концов он поднялся со стула и теперь стоял в шаге от меня, продолжая нудить: «Что там стряслось? Кажется, неприятности... Скажите же, что происходит, черт побери, я же ваш клиент».
– Скажу, скажу. Погодите немного.
Я встал, отмахнулся от Романеля небрежно-успокаивающим жестом и снова принялся вышагивать взад-вперед.
Что-то шевелилось в самом дальнем уголке моего мозга, какая-то мысль пыталась пробиться наружу, расталкивая соседок, это «что-то» было связано с записью, которую я сделал недавно, когда говорил одновременно в телефонную трубку и на магнитофон Уистлера.
Допустим, Стив – надежный человек, и еще: ни Финнеган, ни Кей Дарк не имели возможности открыть его сейф, взять кассету, быстро сделать копию и положить ее на место оригинала. Допустим, что так оно и было. Но если это так, тогда каким образом...
Сначала в этом не было никакого смысла. Затем он начал вырисовываться. Я почувствовал холодок, щекочущий мне спину, как будто кожа моя пузырилась и лопалась как ледяная корочка. Потом почувствовал, что на загривке шевелятся волосы. Продолжая расхаживать, я повернулся к двери, шагнул в сторону Клода Романеля. Он пристально смотрел на меня, пошевеливая губами, будто задавал какой-то вопрос, которого я не слышал.
За моей спиной раздался неожиданный, грохочущий треск – невероятное количество шума, – за которым последовали глухой стук и крик. Круто развернувшись, я потянулся к пистолету 38-го калибра, который был у меня под полой куртки, но в тот же миг остановился и отдернул руку. Дело в том, что я все еще думал о законе и о полицейских, которые в эту минуту взламывали дверь, чтобы арестовать одного парня, признавшегося в совершении полдюжины самых серьезных преступлений.
Если они увидят, что я размахиваю пушкой, эти движения могут стать последними в моей жизни. Поэтому я оставил пистолет в своей отделанной перламутром кобуре, но продолжал разворачиваться, пока не увидел толпу, ворвавшуюся в комнату.
Только это была не полиция.
Я успел додумать быструю, сумасшедшую, несколько неразумную, очень неприятную и, как я надеялся, совершенно невозможную мысль, которая заключалась в том, что, если эти ребята не полицейские, тогда я погиб.
Глава 19
Это была не толпа полицейских, это вообще была не толпа. Их было всего трое – один уже в комнате, двое за его спиной, – и все они шли прямо на меня. Просто казалось, что их больше, потому что первый, тот, кто несомненно сорвал дверь с петель и зашвырнул ее в комнату, был такой огромный, что сам по себе выглядел как целая толпа. Ну конечно, Альда Чимаррон.
Я еще не успел узнать его и ковбоя за его спиной и заметить третьего, которого прежде не видел, как моя ладонь легла на рукоятку 38-го калибра, и ковбой выбросил свою правую руку вперед в мою сторону – здоровенный кулак с зажатым в нем пистолетом. А Альда Чимаррон продолжал приближаться ко мне и спокойно говорил своим, как будто идущим из бочки голосом:
– Не дури, Скотт. На этот раз ты испекся.
В том, что говорил этот гад, было много справедливого. У двоих были в руках пушки, возможно, и Чимаррон был не безоружен, потому что он ударил меня в основание черепа чем-то очень тяжелым и твердым, даже тверже и тяжелее, чем мог быть его кулачище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он замолчал, глядя на меня, но меня не видел, и глаза его медленно блуждали. Выражение его лица, его рассказ, то, что он еще не рассказал, заставили меня вздрогнуть. На какой-то миг я почувствовал приближающуюся тошноту и ощутил легкую судорогу в солнечном сплетении.
Но Романель вновь взял себя в руки.
– Должно быть, я был в ауте всю ночь в четверг и утром в пятницу. Я почти не помню, как сегодня вы появились в «Медигеник», я не соображал, где нахожусь. Вы сунули меня в какие-то салазки на колесах, кажется, это было глубокой ночью, швырнули в машину, потом раздались выстрелы, как будто палили прямо мне в уши. Как будто это было продолжением прежнего кошмара, продолжением того, что со мной делали Альда и док. Первое, что я помню по-настоящему ясно, был какой-то парень, который колол меня иглой и что-то закапывал мне в глотку. Все это было непонятно, как в фантастическом фильме. Непонятно и очень странно.
– Мне трудно представить все, что вы пережили, Романель, – заметил я. – Но я бы сказал, вы старый, но крепкий орешек.
– Угу. Но если бы вы видели меня там с этими долбаными пластинками на башке, вы бы приняли меня за хлипкую девчонку, попавшую в лапы призраку. Теперь я знаю, что такое приступ ужаса.
– Ужаса?
– Вот именно. Когда ты получаешь по мозгам хороший электрический удар, тебя охватывает ужас. Это как конвульсии, как приступ эпилепсии. О Господи, это было... что-то невероятное. – Его взгляд снова сделался блуждающим и беспокойным, как у загнанного зверя. – Все, что ты когда-то сделал, о чем думал и читал, все, что любил и ненавидел, о чем мечтал и... все, все это всплывает в твоей голове. В твоих мозгах. Или еще где-то там, в самых потрохах. Когда ты чувствуешь, как все это накатывается на тебя, мелькает, как в калейдоскопе, и ты как будто растворяешься, плавишься, и от тебя ничего не остается. Ничего...
Я встал, чтобы размять ноги, стряхнуть с себя какое-то тягостное ощущение, которое породили во мне слова Романеля. Полминуты я ходил взад-вперед, потом сказал своему клиенту:
– Давайте вернемся к настоящему моменту. У нас еще есть кое-какие проблемы, которыми надо заняться.
– Правильно, – согласился он. – Но в самом начале я вам сказал, что по некоторым причинам мне всегда было трудно благодарить людей. Это звучит так, будто я вообще забыл о том, что вы для меня сделали. И мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я... кое-чем обязан вам: я имею в виду, что вы нашли дока Мидленда и притащили его сюда. Я не знаю, где вы его откопали и как уговорили, но... спасибо за это тому здоровенному, белоголовому обормоту, который сидит передо мной. Договорились?
– Договорились, – улыбнулся я. – Я позвонил своему приятелю в Лос-Анджелес, и он связал меня с Мидлендом. И нам обоим повезло, что именно с ним, а не с кем-нибудь другим. Но давайте вернемся к главному, Романель. Я видел документ, составленный для вас Уортингтоном. И вы только что сказали, что Чимаррон читал его копию, по-вашему, в четверг вечером, так?
– Вскоре после того, как они меня схватили в моем доме. То есть как раз в четверг вечером. Но я не могу точно восстановить время в первый час или два после этого.
– Особая точность и не нужна. Я понимаю так: увидев вашу подпись на документе, Чимаррон осознал, что, если он прикончит вас сразу, все ваши активы, включая акции «Голден Финикс», перейдут к вашей дочери, и он окажется с большим носом. И я начинаю удивляться, почему он не расправился с вами еще раньше.
– А я уже спрашивал вас, уж не считаете ли вы меня идиотом, Скотт. Видимо, вы до сих пор не уверены на этот счет. Прочитай вы документ внимательнее, вы должны были заметить маленькую оговорку, которая гласит, что в случае, если моя дочь умрет раньше меня, все мое состояние достанется некоему благотворительному обществу.
– Простите, Романель, теперь я вспомнил. В то время я думал о другом.
– Вот и Альда Чимаррон думал о том же. Но я убедился, что он заметил оговорку и понял, что должен беречь Спри как зеницу ока. Я имею в виду «убедился», пока еще был в состоянии убеждаться в чем-либо. Пока у меня в голове не погасли все лампочки, я сообразил, что Альда, раз уж он не может позволить себе убить мою Спри, обязательно постарается не дать ей подписать документ, так как ее подпись означает для него конец. Мои спасительные предчувствия подсказали мне, что она уже его подписала. А если нет – если Альде предстояло иметь дело только со мной, тем более, что он успел привести меня в состояние услужливой готовности к сотрудничеству, – мне лучше было заранее проститься с жизнью. И к тому часу так или иначе я бы все без остатка отдал Альде, причем на сей раз со всеми необходимыми формальностями, и вы не нашли бы меня в «Медигеник Госпитал». Но как ни странно, мы с вами здесь, на свободе. Я не могу понять, как это произошло, и не могу поверить, что Альда упустил такую возможность.
– Вряд ли. Однако, как мне кажется, ему пришлось немного экономить свою живую силу. – И я рассказал ему почти все, что произошло в пятницу вечером, в том числе о приключениях Фостера и ковбоя в аэропорту.
Некоторое время он молчал, потом сказал:
– Значит, в моем доме действительно были Китс и док Блисс, когда вы с девочкой заявились туда. Блисс, конечно, вонючее дерьмо, от него нет никакого толку. Должно быть, его привели на тот случай, если кого-нибудь подстрелят, не считая вас, разумеется.
– Разумеется. Меня-то и должны были подстрелить.
– Я восхищаюсь вашими дедуктивными способностями, и вы, наверное, также сообразили, почему там были только Китс и Блисс, а не дюжина головорезов.
– Я бы сказал, помимо нехватки людей, никто из них не ожидал, что я сумею добраться до вашего жилища.
– Абсолютно верно, – кивнул Романель. – Вы просто везунчик. До того дня у Китса никогда не было проколов, и я знаю, как минимум, пять человек, которых он отправил на тот свет. Хотя очень многих я не знаю.
– Насчет «везунчика» вы правы, – сказал я. – Но ваша дочь также приложила руку к тому, чтобы меня не шлепнули прямо в вашем патио: Спри долго отвлекала внимание Китса. В ней есть тот же самый... задор, что ли, который я заметил в вас.
Он посмотрел на меня, небрежно кивнул и ничего не сказал, но я видел, что он весьма польщен.
Почти полминуты я вышагивал до двери и обратно, погрузившись в размышления. Затем остановился перед Романелем и заявил:
– У Чимаррона все-таки есть один способ получить то, что ему надо, и разрушить ваши планы. Полагаю, он и вам известен.
Он хмуро усмехнулся и вздохнул.
– М-да, один способ. Я думал, вы его не заметили, Скотт.
– Я-то мог бы не заметить, а вот Чимаррон наверняка об этом подумал. Проблема в том, как он будет его осуществлять.
– Это точно. Я уже говорил вам, что этот медный лоб не блещет умом, но иногда бывает дьявольски хитрым. Если есть один шанс из тысячи, он сделает все, чтобы он сработал. Если бы ему снова удалось заполучить меня и Спри, обоих сразу, и подключить Уортингтона, чтобы оформить бумаги, этот шанс сработал бы. Он сумел бы заставить нас официально передать все акции, которыми я владею по доверенности – а это сегодня два миллиона штук, – ему самому, его людям или компании-эмитенту в качестве выкупленных, и уверяю вас, что так бы оно и было. – Несколько секунд он молчал, потом медленно прибавил: – Конечно, потом он убил бы нас обоих.
– Ну что ж, благодарите судьбу, что вы не у него в лапах.
– Кстати, Скотт, – спокойно сказал Романель, – теперь ваша задача – сделать так, чтобы ситуация не изменилась.
– Конечно, какой разговор. Но я думаю, не пора ли обратиться к закону. Хотя, как вы сами понимаете, полицейские уведут меня со сцены. Я хочу сказать, будут держать меня, пока не получат ответы на некоторые вопросы.
– А мне не хочется, Скотт, чтобы вы от меня отлучались. Кроме того, на Альду работает куча народу. Например, я мог бы назвать парочку офицеров полиции. А если я знаю двоих, то их гораздо больше.
– Я уже думал об этом, но мы находимся на такой стадии, когда самое главное – обеспечить полицейскую защиту для вас и для Спри. Даже если из-за этого я некоторое время посижу за решеткой.
– Вы имеете в виду – за Китса? – спросил Романель.
– За это и еще кое за что. Я переступил грань, Романель. – Подойдя к столу, на котором стоял телефон, я придвинул стул и сел. – Сейчас я позвоню в два места, а потом мы решим, как быть дальше. В любом случае, вы останетесь моим клиентом.
– Вы будете звонить Спри?
– Нет. Сначала Уортингтону, затем еще одному парню. Надо проверить глубину, прежде чем нырнуть.
– Насчет Уортингтона у вас хорошая мысль. Мне бы тоже хотелось, чтобы он был в курсе.
Я набрал номер конторы Уортингтона, попал на его личную секретаршу и назвал себя.
Когда я попросил Бентли, она ответила:
– Он в суде, мистер Скотт. Но для вас есть сообщение.
В трубке послышался шелест: она листала страницы. Затем сказала:
– Я зачитаю так, как мне продиктовали.
– Пожалуйста.
– Записка для вас, то есть для мистера Шелла Скотта, а вот текст: «Если полиция еще не арестовала вас, имейте в виду, что она взялась за это дело всерьез. Предполагаю, что у них имеется кассета с вашей записью, где вы признаетесь в убийстве Фредерика Китса, а также в других серьезных преступлениях. В суде я пробуду до пяти вечера и советую вам ничего не предпринимать самостоятельно, пока мы не обсудим ситуацию».
Слушая негромкий голос, читавший записку Бентли, я пережил богатейшую гамму эмоций и физических реакций. Меня бросало в жар, кожа моя буквально воспламенилась, потом мне стало холодно, и по телу, будто внезапный ветер, пробежал озноб. В конце я опять распалился и физически, и умственно.
– Когда Бентли оставил это сообщение? – спросил я, стараясь не выдать голосом свое состояние.
– Он звонил из суда, мистер Скотт, и продиктовал записку полчаса назад. Так, сейчас посмотрю... в 3.03 дня. Двадцать пять минут тому назад.
Я взглянул на часы: все верно – 3.28.
– Хорошо, – сказал я. – И большое вам спасибо. Мне надо – очень надо – поговорить с Бентли как можно скорее. Вы можете сказать свое имя? Когда я позвоню, я спрошу вас.
– Конечно, Люсиль. Люсиль Уитерс, мистер Скотт.
Мы положили трубки, и я в продолжение пяти секунд набирал номер «Экспозе Инк», а еще через десять секунд услышал голос Стива Уистлера:
– Шелл? Куда ты запропастился? Я хотел связаться с тобой, но не знал, куда тебе звонить.
– Это уже не важно. Как... – Я запнулся, кашлянул и продолжал: – Нет ли чего новенького насчет наших... общих интересов?
– Черт меня побери, Скотт, информация, которую ты у меня оставил... В общем, мне неприятно говорить об этом, но ее забрала полиция. Хотя вру, они взяли копию, точную копию. Но не кассету, которую я записал.
– Как же они добрались до нее, Стив? И что значит «не кассету, которую я записал»?
– Я не знаю, как. Но понимаешь, я слышал все, что ты говорил, когда шла запись, помнишь? Ты начал городить такую жуткую чушь, хотя я понимал, для чего тебе нужно было это записать. И как только ты положил трубку, я вытащил кассету из магнитофона, заменил ее чистой, а твою запись спрятал в сейф. Если ты забыл, напомню, что я на твоей стороне.
– Да, я понимаю, – сказал я. – Значит, спрятал в сейф... Она до сих пор там?
– Конечно, там. Я проверял.
– Откуда ты узнал об этом, Стив, и когда?
– Мне позвонил офицер полиции, который, так сказать, относится к нашей работе с симпатией. Он сказал мне о записанной кассете и о том, что они готовят о тебе сообщение по местному каналу, как будто ты новый Диллинджер. Это было вскоре после трех. В пять минут четвертого или почти полчаса назад.
– Прекрасно. В сообщении будет указано, что подозреваемый вооружен и опасен и его надо пристрелить на месте?
– Не знаю, что там говорится. Знаю только, что это... очень неприятно. Мне очень жаль, Шелл, но клянусь, что кассета не покидала мой кабинет.
– Кто еще знает комбинацию сейфа?
– Кроме меня только Брен... Брен Финнеган, тот самый, что был со мной, когда ты завалился ко мне сегодня утром, и еще Кей.
– Гм, Финнеган и Кей Дарк. После всего, что сделала со мной Кей, вполне естественно, что я могу подумать...
– Не думай, Шелл. Может быть, она была не очень любезна с тобой, но она предана «Экспозе» и мне. Здесь важнее то, что я не выходил из здания и торчу здесь с тех пор, как мы с тобой разговаривали. Никто не мог бы добраться до кассеты.
– Хорошо, Стив, ты был в конторе. Но ведь не все время в своем кабинете, так ведь?
– Так. Но какая разница? Поверь мне, утечки здесь не было. Давай лучше поговорим о том, что тебе сейчас делать. Тебе что-нибудь нужно? Может, мне за тобой заехать? Скажи адрес, Шелл, и я приеду.
Я верил ему, верил по-настоящему. И сказал:
– Я скоро перезвоню тебе, Стив. – И положил трубку.
Мне требовалось время подумать, упорядочить хаос из мыслей и вопросов, которые меня осаждали. На миг мне пришло в голову, что если сейчас в кабинете Уистлера сидит парочка полицейских, разговор может прослушиваться. Тогда длинная, вездесущая рука закона начнет искать телефон, с которого я звоню, и конечно, адрес, где этот телефон находится. Если только они уже не застукали меня.
Но вообще-то я в это не верил. Возможно, не было особых причин доверять Стиву Уистлеру больше, чем кому-либо другому из тех, с кем я встречался в последнее время, но, сам не знаю почему, я ему верил. Чаще всего я иду напролом с таким инстинктивным ощущением, которое возникает у меня в кишках, и на этот раз я не собирался изменять своей привычке.
Пока я говорил по телефону, Романель постоянно пытался перебить меня: «В чем дело?» и «Что там за чертовщина, Скотт?» Но я игнорировал его. В конце концов он поднялся со стула и теперь стоял в шаге от меня, продолжая нудить: «Что там стряслось? Кажется, неприятности... Скажите же, что происходит, черт побери, я же ваш клиент».
– Скажу, скажу. Погодите немного.
Я встал, отмахнулся от Романеля небрежно-успокаивающим жестом и снова принялся вышагивать взад-вперед.
Что-то шевелилось в самом дальнем уголке моего мозга, какая-то мысль пыталась пробиться наружу, расталкивая соседок, это «что-то» было связано с записью, которую я сделал недавно, когда говорил одновременно в телефонную трубку и на магнитофон Уистлера.
Допустим, Стив – надежный человек, и еще: ни Финнеган, ни Кей Дарк не имели возможности открыть его сейф, взять кассету, быстро сделать копию и положить ее на место оригинала. Допустим, что так оно и было. Но если это так, тогда каким образом...
Сначала в этом не было никакого смысла. Затем он начал вырисовываться. Я почувствовал холодок, щекочущий мне спину, как будто кожа моя пузырилась и лопалась как ледяная корочка. Потом почувствовал, что на загривке шевелятся волосы. Продолжая расхаживать, я повернулся к двери, шагнул в сторону Клода Романеля. Он пристально смотрел на меня, пошевеливая губами, будто задавал какой-то вопрос, которого я не слышал.
За моей спиной раздался неожиданный, грохочущий треск – невероятное количество шума, – за которым последовали глухой стук и крик. Круто развернувшись, я потянулся к пистолету 38-го калибра, который был у меня под полой куртки, но в тот же миг остановился и отдернул руку. Дело в том, что я все еще думал о законе и о полицейских, которые в эту минуту взламывали дверь, чтобы арестовать одного парня, признавшегося в совершении полдюжины самых серьезных преступлений.
Если они увидят, что я размахиваю пушкой, эти движения могут стать последними в моей жизни. Поэтому я оставил пистолет в своей отделанной перламутром кобуре, но продолжал разворачиваться, пока не увидел толпу, ворвавшуюся в комнату.
Только это была не полиция.
Я успел додумать быструю, сумасшедшую, несколько неразумную, очень неприятную и, как я надеялся, совершенно невозможную мысль, которая заключалась в том, что, если эти ребята не полицейские, тогда я погиб.
Глава 19
Это была не толпа полицейских, это вообще была не толпа. Их было всего трое – один уже в комнате, двое за его спиной, – и все они шли прямо на меня. Просто казалось, что их больше, потому что первый, тот, кто несомненно сорвал дверь с петель и зашвырнул ее в комнату, был такой огромный, что сам по себе выглядел как целая толпа. Ну конечно, Альда Чимаррон.
Я еще не успел узнать его и ковбоя за его спиной и заметить третьего, которого прежде не видел, как моя ладонь легла на рукоятку 38-го калибра, и ковбой выбросил свою правую руку вперед в мою сторону – здоровенный кулак с зажатым в нем пистолетом. А Альда Чимаррон продолжал приближаться ко мне и спокойно говорил своим, как будто идущим из бочки голосом:
– Не дури, Скотт. На этот раз ты испекся.
В том, что говорил этот гад, было много справедливого. У двоих были в руках пушки, возможно, и Чимаррон был не безоружен, потому что он ударил меня в основание черепа чем-то очень тяжелым и твердым, даже тверже и тяжелее, чем мог быть его кулачище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43