Но как я не спешил, я все же вернулся в кабинет, вновь обернул руку платком и снял трубку телефона. Необходимо было позвонить Стиву Уистлеру, рассказать ему о том, что я здесь обнаружил и попросить сообщить мне кое-какую дополнительную информацию. Видя ужасающую картину смерти перед собой, я невольно с тревогой подумал о Спри. События разворачивались со стремительной быстротой. Я не разговаривал с ней с 8.20 утра, то есть с тех пор, как оставил ее одну в «Реджистри Ризорт». Мысль об этом чудесном создании, которому грозила опасность, вызвала спазм в желудке, непреодолимую тяжесть, как будто я проглотил кирпич. С одной стороны, ей вроде бы нечего бояться в стенах фешенебельного отеля, тем более никто не знал о том, что я ее там оставил. И все равно внутреннее беспокойство упрямо не покидало меня. Поэтому, прежде чем звонить Уистлеру, я через коммутатор набрал номер телефона виллы 333.
– Алло?
Услышав ее мягкий мелодичный голос с берущей за душу хрипотцой, я поразился внезапно охватившей меня слабости в коленях, волна облегчения прокатилась по моему телу. Я убеждал себя мыслить рационально. Не было никакой логической причины полагать, что в данный момент Спри находится в опасности, если только я чего-нибудь не предусмотрел, о чем-то забыл. Однако подсознание посылало тревожные импульсы, формируя в душе дурные предчувствия. Наверное, так на меня подействовало пребывание в комнате с видами и запахами смерти, обострившее осознание ценности жизни.
– Привет, – ответил я с напускной веселостью, – это твой старый добрый Билл. С тобой все в порядке, детка?
– Да... Билл. А с тобой?
– У меня все тип-топ. Пока не могу тебя ничем порадовать. Тут происходят разные интересные события, но...
– Так ты до сих пор не выяснил, где...
– Нет, пока нет. Но обязательно выясню. Я сейчас над этим работаю. Просто я немного беспокоился... не скучно ли тебе одной. Хотелось убедиться в том, что ты в порядке. А теперь мне нужно бежать, дорогая.
– Забеги ко мне, когда освободишься.
– Непременно.
– Я скучаю по тебе.
– Я тоже скучаю, милая.
Мы дружно положили трубки. Несколько секунд я тупо смотрел на охотничью сцену на стене. Удача мне бы сейчас не помешала... Уголком глаза я взглянул на изуродованный труп на полу. Набрал номер «Экспозе» и позвал к телефону Уистлера.
Он тотчас же взял трубку, как будто ждал моего звонка.
– Стив? Это я, Шелл. Я нахожусь в доме Токера. Похоже, его уконтрили.
– Он мертв?
– Мертвее не бывает. Пристрелили, притом зверски.
– Боже! Кто же мог...
– Сейчас я и сам задаю себе этот же вопрос. Но, подъезжая к его дому, я заметил поспешно удирающего Эндрю Фостера. Похоже, что он побывал в доме до меня.
– Фостер... Это молодой чернокожий парень, правильно?
– Да. Я вот почему тебе звоню. Просматривая твои папки, я отметил у себя, что Фостер числится служащим больницы «Медигеник», но там не было его домашнего адреса, за исключением тусонского. Ты не знаешь, где он живет здесь, в Долине?
– Одну минуту, Шелл. – Я услышал, как он быстро проговорил в селектор: «Элен, срочно пришли ко мне Вайнштейна».
И в этот момент до меня донесся звук полицейских сирен. Пока далекий. Возможно, полицейские гоняли кого-нибудь, или же «скорая помощь» спешила к собравшемуся на тот свет инфарктнику. Но не исключено, что...
Стиву и его реактивному киборгу Вайнштейну понадобилось менее минуты для того, чтобы выяснить местный адрес Фостера. Он жил в нескольких километрах отсюда на Тридцать второй улице. Записывая его адрес, я автоматически отметил, что звук полицейских сирен стал громче. Несомненно, полицейские машины мчались в моем направлении.
– Стив, – быстро проговорил я. – Ты записываешь наш разговор?
– Конечно нет, а что?
– Можно это быстро организовать?
– Конечно, достаточно нажать клавишу и...
– Нажми. Мне нужно быстро слинять отсюда. Но прежде я должен кое-что надиктовать. На случай... на всякий случай, и не только для тебя, но и для полиции. Я, конечно, не имею в виду, чтобы ты сразу же все передал в полицию. Но если эта информация все же попадет им в руки, я не хочу оказаться подставленным вместе с некоторыми другими людьми, имена которых я пока что не могу назвать. Ты записываешь?
– С того самого момента, как ты сказал нажать кнопку.
Я быстро говорил в трубку где-то с минуту, слыша, как быстро и неумолимо приближаются полицейские машины, вне всякого сомнения направляясь к дому Токера. Я обрисовал общую ситуацию, упомянув Романеля и Уортингтона, но не называя имени Спри, объяснил как, почему и при каких обстоятельствах застрелил Фреда Китса, рассказал, что видел Эндрю Фостера, поспешно отъезжающего от дома Токера, и о том, что сам обнаружил, войдя в него.
– Все, Стив! Больше нет времени. Держи эту пленку на... экстренный случай.
– Заметано! Где...
Но я уже повесил трубку и бежал через весь дом. Скатился с крыльца, оставив дверь открытой, поставил мировой рекорд в беге на 50 метров по бетонной дорожке и заскочил в свой «капри».
Две пожилые леди во дворе дома напротив, срезавшие цветы, застыли, открыв рты, с интересом наблюдая за типичной сценой «бегства с места преступления» достойной канала криминального сообщения ТВ. Я представил, с каким наслаждением эти две леди, кумушки, будут описывать мою внешность и мой маршрут от дома до машины офицерам полиции, которые через несколько секунд будут здесь.
Я резко взял с места. Резина жалобно завизжала и испустила дух в виде сизого облачка. Едва я успел выскочить на Глендейл и притормозить у дальнего светофора, как заметил выехавшую на Двадцатую улицу первую машину с оглушительно визжащей сиреной и вертушкой наверху, к ее обрубленному заду принюхивалась вторая.
Дав по газам, я направился на восток по Глендейл-авеню. Оглядываться назад не было нужды: я знал, куда направляется полиция. Уже во второй раз полиция наступала мне на пятки. Дважды они чуть не прихватили меня с тепленьким трупом на руках. Но если первого уконтрил я, то с Токером все обстояло иначе. Хотя у меня промелькнула мыслишка о том, что мне нелегко было бы убедить власти в своей невиновности, застань они меня на месте преступления. Я продолжал размышлять над этим на всем пути до Тридцать второй улицы. Предстоящее рандеву с Фостером должно было многое прояснить.
В 11.30 я уже поджидал Эндрю Фостера в его пустой квартире не менее получаса.
Доехав до начала Тридцать второй улицы, я оставил свою засвеченную машину около многоэтажной жилой застройки на пересечении Тридцать второй и Осборн-роуд. Без труда разыскав многоквартирный дом, где на первом этаже жил Фостер, я позвонил в дверной звонок. Ни ответа, ни привета. Знакомого красного «субару-ХТ» на парковке не было, и я почувствовал облегчение.
Через минуту я уже был внутри квартиры, через тридцать был готов лезть на стены и с усилием уговорил себя подождать еще пять минут.
Раненое плечо, о котором я как-то забыл, мотаясь туда-сюда, начало дергать. К физической боли примешивались внутренний дискомфорт и не свойственное мне настроение. Но в моем вынужденном сиденье были свои преимущества. Я мог в спокойной обстановке поразмыслить о неожиданной смерти Токера и подготовиться к тому, как себя вести, если Фостер все же нарисуется.
Я также думал о своем клиенте, утвердившись в мнении о том, что, если в понедельник утром разговаривал с настоящим Клодом Романелем, находившимся в больнице, то во время вчерашнего звонка к нему домой со мной говорил кто-то другой, скорее всего Фред Китс, посеявший во мне первые зерна подозрения во время нашего короткого разговора перед вылетом. Причинами для подобного вывода послужили кое-какие штрихи, незначительные отклонения в голосе и манере обращения. К примеру, такие, как усиленная хрипота, якобы от простуды, а скорее всего это была неумелая попытка замаскировать подделанный голос. Ну и, конечно же, стиль речи. Кроме того факта, что Романель начинал обращаться ко мне строго официально – «мистер Скотт» – только в моменты раздражения, в то время как Лжероманель постоянно упорно называл меня так на протяжении всего разговора, я припомнил и такие нюансы, как использование с явным пережимом таких жаргонных словечек, как «клизмачи» и «клистирные трубки», и это о врачах, спасших ему жизнь. Далее, Уортингтон упоминал о вознаграждении в десять тысяч за розыск и доставку к нему его дочери. Тот факт, что второй «Романель» вдруг урезал мой гонорар вдвое, также не прошел не замеченным мною. Маленькая деталь, незначительные, казалось бы, слова и реплики, но я был уверен, что настоящий Романель никогда бы их не употребил.
Конечно же, я также думал о Кей Денвер-Дарк. О Уистлере, о Чимарроне и о других. Однако больше всего я думал о Спри. Скорее всего потому, что думать о ней было наиболее приятно.
За исключением самого Романеля, по ряду причин сейчас мне больше всего хотелось побеседовать с Эндрю Фостером. Именно поэтому я решил ждать его до победного конца. Если ковбой Гроудер поджидал нас в аэропорту вчера вечером и позже у Уортингтона вместе с Фостером, то на месте гибели Токера Фостер почему-то оказался один. И лишь он один мог рассказать мне подробности об этом трагическом происшествии.
Он являлся единственной зацепкой, которая у меня оставалась. Из Чимаррона ничего не вытянешь, разве что пока не растянешь его на дыбе. Колоритная фигура, затеявшая и организовавшая по не ясным пока причинам все это «дерьмо собачье». Паскудный доктор Блисс «выехал из штата», другими словами лег на дно, из которого его теперь не выманишь никакими коврижками. Имя Сильвана Дерабяна... оставалось только именем.
Поэтому я терпеливо ждал, хотя и не был уверен в том, что мне удастся раскрутить Эндрю Фостера, если только он тоже не нырнул на дно. А раскрутить его крайне необходимо. Это моя последняя надежда.
Фостер был моим человеком, и спустя тридцать пять минут мой человек появился.
Глава 15
Я сидел у окна в гостиной, зорко поглядывая из-за занавески на место парковки машин. Ровно в 11.35 на нее зарулил красный «субару», из которого вышел ничего не подозревающий Фостер и направился к подъезду, беззаботно вертя на пальце брелок с ключами. На нем были слаксы персикового цвета и ярко-оранжевый свитер, надетый поверх белой рубашки.
Я затаился у стены за дверью, вытащил «смит-и-вессон», взвел курок и, затаив дыхание, подождал моего долгожданного визави.
В замке повернулся ключ, дверь отворилась, и Фостер вошел в прихожую. Не оборачиваясь, пнул ногой дверь, которая покорно закрылась на защелку, сделал пару шагов и остановился, не видя и не слыша меня за своей спиной. Если бы он услышал мое затаенное дыхание, то я бы признал, что у него поразительные органы чувств. Но он просто стоял, уставившись в пол перед собой, затем принялся стягивать свитер.
Я сделал пару бесшумных шагов, занес было руку с револьвером над его головой, но передумав, решил еще раз прибегнуть к испытанному приему.
– Замри, сволочь! – гаркнул я ему на ухо.
Та же самая реакция. В четвертый раз за неполные два дня.
Эффект неожиданности был стопроцентный. Именно в такие моменты можно спокойно наложить в штаны, и я бы не очень винил его в этом. Его реакция была поразительной. Он обернулся ко мне с быстротой летящей пули, выпучил глаза, увидев неожиданно выросшего перед ним белобрысого решительного верзилу с пушкой в руке. Брови его черными гусеницами уползли наверх и запутались в курчавых волосах, рот раскрылся настолько широко, что туда, как в туннель, мог заехать локомотив.
– Ты покойник, с-с-сволочь! – прошипел я.
Я действительно прошипел это свирепо и угрожающе. И он мне поверил. Возможно, мои несомненные успехи в гипнотизировании этого парня слегка ударили мне в голову, и я возомнил, что оружие мне больше ни к чему и я справлюсь с этим парнем исключительно магией своего слова.
А может быть, и нет. Во всяком случае, пока что мои слова действовали на Фостера убедительно. Не скажу, чтобы он побелел как мел – это физически было невозможно. Но его лицо вдруг посинело, скукожилось, и все его компоненты начали куда-то исчезать, стекать за воротник рубашки.
Однако, к его чести, сознание он не потерял. Правда, колени у него подкосились, и лишенное опоры тело медленно осело на пол, однако вытаращенные глаза – все, что осталось от лица, – продолжали испуганно глядеть на меня и в тот момент, когда он приземлил на пол безобразие, служившее ему задом.
В течение нескольких секунд он тщетно пытался закрыть рот, хватал воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец дар речи вернулся к нему, и он взвизгнул:
– Ты!
– Да, – хмыкнул я. – Именно. Вот пришел навестить тебя, ублюдок.
Поначалу я подумал, что его так перекосило от страха, но взглянув на его лицо эксгумированного трупа внимательнее, я заметил, что нижняя губа его рассечена, а вся левая сторона лица распухла, будто искусанная пчелами. Однако расспрашивать о том, кто его так отделал, мне было недосуг. У меня к нему были вопросы поважнее. Продышавшись, он спросил, не вставая с пола:
– Ты тот самый лопух Шелл Скотт, или... кто-то другой?
– Угу, тот самый, только не лопух, а лапочка. А ты тот самый придурок Эндрю Фостер, не так ли?
– Кажется, так, дай подумать.
– И как примерный мальчик ты сейчас расскажешь мне обо всем, что меня интересует. Ведь правда, Фостер?
– Расскажу тебе? Но о чем?
– Обо всем, мартышка, иначе я в момент восстановлю симметрию твоего лица.
Фостер непроизвольно поднес руку к левой половине лица, единственным достоинством которого было то, что на нем не было синяков. Момент был самый благоприятный, чтобы развить атаку, используя фактор неожиданности, и я спросил:
– Кстати, что случилось с твоей витриной, Фостер? Тебя кто-то стукнул о фонарный столб?
– Не-а. С чего это ты взял? Просто у меня... флюс, зуб раздуло, то есть я хотел сказать десну. Точно разнесло десну, а за нею и всю морду. Надо бы к врачу, пока не пошло заражение.
– В таком случае, зараза, нам следует поторопиться, пока ты не сыграл в ящик. Впрочем, я самый лучший в мире зубной врач. Как правило, удаляю зубы без анестезии. Раз – только успевай выплевывать. Так что поторопись, пока я к тебе не приступил.
О чем это таком ты говоришь, парень?
– О том самом, Фостер, о новом методе лечения зубов... с помощью кулака. Вставай и пой, Фостер, а то мне больно глядеть, как ты мучаешься. Надеюсь, глаз у тебя не свербит? А то я к тому же и неплохой окулист. Словом, специалист широкого профиля.
– Лучше зови меня просто Энди, это звучит как-то благожелательнее, что ли.
– Вот это ты правильно заметил, Энди-бой. Нам лучше оставаться друзьями.
Я протянул ему руку, поставил рывком на ноги, и мы мирно уселись за стол на кухне, куда обычно уединяются поболтать закадычные друзья и подружки. Решив, что мой новоприобретенный друг созрел для дружеских откровений, я жестко произнес, выкладывая «смит-и-вессон» на стол:
– Итак, Энди, начнем хотя бы с того, что я видел, как ты недавно рвал когти из дома Токера, как будто за тобой гнался сам черт, или... сам Шелл Скотт, не знаю, что хуже. Тебе, наверно, будет интересно узнать, что я тоже заглянул туда после тебя, увидел, что он целуется с ангелами и вполне обоснованно решил, что...
– Я его не убивал, – поспешно перебил меня Фостер. – Я только...
– А кто говорит, что его убил именно ты? Не перебивай, когда говорят старшие. Так вот, я вполне обоснованно решил, что это ты... забрал записку и пистолет. Где они?
– Какую записку? Какой пистолет?
– Предсмертную записку, дружок, которая лежала на столе. И пушку, из которой Токер вышиб себе мозги. Сочувствую тебе, зрелище, действительно, было не из разряда приятных.
Он помолчал, сосредоточенно глядя в пол, энергично работая своими подвижными бровями.
– О'кей, Энди, или, может быть, вернемся к Фостеру? Только предупреждаю, что после этого мы больше не останемся с тобой на дружеской ноге. Сейчас я тебе обрисую два возможных варианта того, что с тобой может произойти в ближайшие минуты. Первый путь выхода из дерьма, в котором ты завяз по самые брови, прост и легок. Он не требует никакого болезненного терапевтического, тем более хирургического вмешательства. По первому варианту ты рассказываешь мне все, о чем бы я хотел узнать, и спокойно отправляешься... к дантисту лечить свой кариес. Второй путь чреват неприятными для тебя последствиями. Если ты вздумаешь молчать или попытаешься меня надуть, говоря заведомую ложь, я буду вынужден сделать тебе больно. Каким образом, ты, наверное, догадываешься: я навсегда избавлю тебя от зубной и прочей боли, просто пристрелив тебя. А ты имел случай убедиться в том, что я, не колеблясь, прибегаю к насилию, если к этому принуждают обстоятельства. Так что, выбирай. Даю тебе три секунды.
Конечно, ему было невдомек, что, говоря о насилии в подобных обстоятельствах, я просто блефую. Я не имел никакого права вымогать у парня информацию, тем более ломать ему руки и ноги, чтобы заставить говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Алло?
Услышав ее мягкий мелодичный голос с берущей за душу хрипотцой, я поразился внезапно охватившей меня слабости в коленях, волна облегчения прокатилась по моему телу. Я убеждал себя мыслить рационально. Не было никакой логической причины полагать, что в данный момент Спри находится в опасности, если только я чего-нибудь не предусмотрел, о чем-то забыл. Однако подсознание посылало тревожные импульсы, формируя в душе дурные предчувствия. Наверное, так на меня подействовало пребывание в комнате с видами и запахами смерти, обострившее осознание ценности жизни.
– Привет, – ответил я с напускной веселостью, – это твой старый добрый Билл. С тобой все в порядке, детка?
– Да... Билл. А с тобой?
– У меня все тип-топ. Пока не могу тебя ничем порадовать. Тут происходят разные интересные события, но...
– Так ты до сих пор не выяснил, где...
– Нет, пока нет. Но обязательно выясню. Я сейчас над этим работаю. Просто я немного беспокоился... не скучно ли тебе одной. Хотелось убедиться в том, что ты в порядке. А теперь мне нужно бежать, дорогая.
– Забеги ко мне, когда освободишься.
– Непременно.
– Я скучаю по тебе.
– Я тоже скучаю, милая.
Мы дружно положили трубки. Несколько секунд я тупо смотрел на охотничью сцену на стене. Удача мне бы сейчас не помешала... Уголком глаза я взглянул на изуродованный труп на полу. Набрал номер «Экспозе» и позвал к телефону Уистлера.
Он тотчас же взял трубку, как будто ждал моего звонка.
– Стив? Это я, Шелл. Я нахожусь в доме Токера. Похоже, его уконтрили.
– Он мертв?
– Мертвее не бывает. Пристрелили, притом зверски.
– Боже! Кто же мог...
– Сейчас я и сам задаю себе этот же вопрос. Но, подъезжая к его дому, я заметил поспешно удирающего Эндрю Фостера. Похоже, что он побывал в доме до меня.
– Фостер... Это молодой чернокожий парень, правильно?
– Да. Я вот почему тебе звоню. Просматривая твои папки, я отметил у себя, что Фостер числится служащим больницы «Медигеник», но там не было его домашнего адреса, за исключением тусонского. Ты не знаешь, где он живет здесь, в Долине?
– Одну минуту, Шелл. – Я услышал, как он быстро проговорил в селектор: «Элен, срочно пришли ко мне Вайнштейна».
И в этот момент до меня донесся звук полицейских сирен. Пока далекий. Возможно, полицейские гоняли кого-нибудь, или же «скорая помощь» спешила к собравшемуся на тот свет инфарктнику. Но не исключено, что...
Стиву и его реактивному киборгу Вайнштейну понадобилось менее минуты для того, чтобы выяснить местный адрес Фостера. Он жил в нескольких километрах отсюда на Тридцать второй улице. Записывая его адрес, я автоматически отметил, что звук полицейских сирен стал громче. Несомненно, полицейские машины мчались в моем направлении.
– Стив, – быстро проговорил я. – Ты записываешь наш разговор?
– Конечно нет, а что?
– Можно это быстро организовать?
– Конечно, достаточно нажать клавишу и...
– Нажми. Мне нужно быстро слинять отсюда. Но прежде я должен кое-что надиктовать. На случай... на всякий случай, и не только для тебя, но и для полиции. Я, конечно, не имею в виду, чтобы ты сразу же все передал в полицию. Но если эта информация все же попадет им в руки, я не хочу оказаться подставленным вместе с некоторыми другими людьми, имена которых я пока что не могу назвать. Ты записываешь?
– С того самого момента, как ты сказал нажать кнопку.
Я быстро говорил в трубку где-то с минуту, слыша, как быстро и неумолимо приближаются полицейские машины, вне всякого сомнения направляясь к дому Токера. Я обрисовал общую ситуацию, упомянув Романеля и Уортингтона, но не называя имени Спри, объяснил как, почему и при каких обстоятельствах застрелил Фреда Китса, рассказал, что видел Эндрю Фостера, поспешно отъезжающего от дома Токера, и о том, что сам обнаружил, войдя в него.
– Все, Стив! Больше нет времени. Держи эту пленку на... экстренный случай.
– Заметано! Где...
Но я уже повесил трубку и бежал через весь дом. Скатился с крыльца, оставив дверь открытой, поставил мировой рекорд в беге на 50 метров по бетонной дорожке и заскочил в свой «капри».
Две пожилые леди во дворе дома напротив, срезавшие цветы, застыли, открыв рты, с интересом наблюдая за типичной сценой «бегства с места преступления» достойной канала криминального сообщения ТВ. Я представил, с каким наслаждением эти две леди, кумушки, будут описывать мою внешность и мой маршрут от дома до машины офицерам полиции, которые через несколько секунд будут здесь.
Я резко взял с места. Резина жалобно завизжала и испустила дух в виде сизого облачка. Едва я успел выскочить на Глендейл и притормозить у дальнего светофора, как заметил выехавшую на Двадцатую улицу первую машину с оглушительно визжащей сиреной и вертушкой наверху, к ее обрубленному заду принюхивалась вторая.
Дав по газам, я направился на восток по Глендейл-авеню. Оглядываться назад не было нужды: я знал, куда направляется полиция. Уже во второй раз полиция наступала мне на пятки. Дважды они чуть не прихватили меня с тепленьким трупом на руках. Но если первого уконтрил я, то с Токером все обстояло иначе. Хотя у меня промелькнула мыслишка о том, что мне нелегко было бы убедить власти в своей невиновности, застань они меня на месте преступления. Я продолжал размышлять над этим на всем пути до Тридцать второй улицы. Предстоящее рандеву с Фостером должно было многое прояснить.
В 11.30 я уже поджидал Эндрю Фостера в его пустой квартире не менее получаса.
Доехав до начала Тридцать второй улицы, я оставил свою засвеченную машину около многоэтажной жилой застройки на пересечении Тридцать второй и Осборн-роуд. Без труда разыскав многоквартирный дом, где на первом этаже жил Фостер, я позвонил в дверной звонок. Ни ответа, ни привета. Знакомого красного «субару-ХТ» на парковке не было, и я почувствовал облегчение.
Через минуту я уже был внутри квартиры, через тридцать был готов лезть на стены и с усилием уговорил себя подождать еще пять минут.
Раненое плечо, о котором я как-то забыл, мотаясь туда-сюда, начало дергать. К физической боли примешивались внутренний дискомфорт и не свойственное мне настроение. Но в моем вынужденном сиденье были свои преимущества. Я мог в спокойной обстановке поразмыслить о неожиданной смерти Токера и подготовиться к тому, как себя вести, если Фостер все же нарисуется.
Я также думал о своем клиенте, утвердившись в мнении о том, что, если в понедельник утром разговаривал с настоящим Клодом Романелем, находившимся в больнице, то во время вчерашнего звонка к нему домой со мной говорил кто-то другой, скорее всего Фред Китс, посеявший во мне первые зерна подозрения во время нашего короткого разговора перед вылетом. Причинами для подобного вывода послужили кое-какие штрихи, незначительные отклонения в голосе и манере обращения. К примеру, такие, как усиленная хрипота, якобы от простуды, а скорее всего это была неумелая попытка замаскировать подделанный голос. Ну и, конечно же, стиль речи. Кроме того факта, что Романель начинал обращаться ко мне строго официально – «мистер Скотт» – только в моменты раздражения, в то время как Лжероманель постоянно упорно называл меня так на протяжении всего разговора, я припомнил и такие нюансы, как использование с явным пережимом таких жаргонных словечек, как «клизмачи» и «клистирные трубки», и это о врачах, спасших ему жизнь. Далее, Уортингтон упоминал о вознаграждении в десять тысяч за розыск и доставку к нему его дочери. Тот факт, что второй «Романель» вдруг урезал мой гонорар вдвое, также не прошел не замеченным мною. Маленькая деталь, незначительные, казалось бы, слова и реплики, но я был уверен, что настоящий Романель никогда бы их не употребил.
Конечно же, я также думал о Кей Денвер-Дарк. О Уистлере, о Чимарроне и о других. Однако больше всего я думал о Спри. Скорее всего потому, что думать о ней было наиболее приятно.
За исключением самого Романеля, по ряду причин сейчас мне больше всего хотелось побеседовать с Эндрю Фостером. Именно поэтому я решил ждать его до победного конца. Если ковбой Гроудер поджидал нас в аэропорту вчера вечером и позже у Уортингтона вместе с Фостером, то на месте гибели Токера Фостер почему-то оказался один. И лишь он один мог рассказать мне подробности об этом трагическом происшествии.
Он являлся единственной зацепкой, которая у меня оставалась. Из Чимаррона ничего не вытянешь, разве что пока не растянешь его на дыбе. Колоритная фигура, затеявшая и организовавшая по не ясным пока причинам все это «дерьмо собачье». Паскудный доктор Блисс «выехал из штата», другими словами лег на дно, из которого его теперь не выманишь никакими коврижками. Имя Сильвана Дерабяна... оставалось только именем.
Поэтому я терпеливо ждал, хотя и не был уверен в том, что мне удастся раскрутить Эндрю Фостера, если только он тоже не нырнул на дно. А раскрутить его крайне необходимо. Это моя последняя надежда.
Фостер был моим человеком, и спустя тридцать пять минут мой человек появился.
Глава 15
Я сидел у окна в гостиной, зорко поглядывая из-за занавески на место парковки машин. Ровно в 11.35 на нее зарулил красный «субару», из которого вышел ничего не подозревающий Фостер и направился к подъезду, беззаботно вертя на пальце брелок с ключами. На нем были слаксы персикового цвета и ярко-оранжевый свитер, надетый поверх белой рубашки.
Я затаился у стены за дверью, вытащил «смит-и-вессон», взвел курок и, затаив дыхание, подождал моего долгожданного визави.
В замке повернулся ключ, дверь отворилась, и Фостер вошел в прихожую. Не оборачиваясь, пнул ногой дверь, которая покорно закрылась на защелку, сделал пару шагов и остановился, не видя и не слыша меня за своей спиной. Если бы он услышал мое затаенное дыхание, то я бы признал, что у него поразительные органы чувств. Но он просто стоял, уставившись в пол перед собой, затем принялся стягивать свитер.
Я сделал пару бесшумных шагов, занес было руку с револьвером над его головой, но передумав, решил еще раз прибегнуть к испытанному приему.
– Замри, сволочь! – гаркнул я ему на ухо.
Та же самая реакция. В четвертый раз за неполные два дня.
Эффект неожиданности был стопроцентный. Именно в такие моменты можно спокойно наложить в штаны, и я бы не очень винил его в этом. Его реакция была поразительной. Он обернулся ко мне с быстротой летящей пули, выпучил глаза, увидев неожиданно выросшего перед ним белобрысого решительного верзилу с пушкой в руке. Брови его черными гусеницами уползли наверх и запутались в курчавых волосах, рот раскрылся настолько широко, что туда, как в туннель, мог заехать локомотив.
– Ты покойник, с-с-сволочь! – прошипел я.
Я действительно прошипел это свирепо и угрожающе. И он мне поверил. Возможно, мои несомненные успехи в гипнотизировании этого парня слегка ударили мне в голову, и я возомнил, что оружие мне больше ни к чему и я справлюсь с этим парнем исключительно магией своего слова.
А может быть, и нет. Во всяком случае, пока что мои слова действовали на Фостера убедительно. Не скажу, чтобы он побелел как мел – это физически было невозможно. Но его лицо вдруг посинело, скукожилось, и все его компоненты начали куда-то исчезать, стекать за воротник рубашки.
Однако, к его чести, сознание он не потерял. Правда, колени у него подкосились, и лишенное опоры тело медленно осело на пол, однако вытаращенные глаза – все, что осталось от лица, – продолжали испуганно глядеть на меня и в тот момент, когда он приземлил на пол безобразие, служившее ему задом.
В течение нескольких секунд он тщетно пытался закрыть рот, хватал воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец дар речи вернулся к нему, и он взвизгнул:
– Ты!
– Да, – хмыкнул я. – Именно. Вот пришел навестить тебя, ублюдок.
Поначалу я подумал, что его так перекосило от страха, но взглянув на его лицо эксгумированного трупа внимательнее, я заметил, что нижняя губа его рассечена, а вся левая сторона лица распухла, будто искусанная пчелами. Однако расспрашивать о том, кто его так отделал, мне было недосуг. У меня к нему были вопросы поважнее. Продышавшись, он спросил, не вставая с пола:
– Ты тот самый лопух Шелл Скотт, или... кто-то другой?
– Угу, тот самый, только не лопух, а лапочка. А ты тот самый придурок Эндрю Фостер, не так ли?
– Кажется, так, дай подумать.
– И как примерный мальчик ты сейчас расскажешь мне обо всем, что меня интересует. Ведь правда, Фостер?
– Расскажу тебе? Но о чем?
– Обо всем, мартышка, иначе я в момент восстановлю симметрию твоего лица.
Фостер непроизвольно поднес руку к левой половине лица, единственным достоинством которого было то, что на нем не было синяков. Момент был самый благоприятный, чтобы развить атаку, используя фактор неожиданности, и я спросил:
– Кстати, что случилось с твоей витриной, Фостер? Тебя кто-то стукнул о фонарный столб?
– Не-а. С чего это ты взял? Просто у меня... флюс, зуб раздуло, то есть я хотел сказать десну. Точно разнесло десну, а за нею и всю морду. Надо бы к врачу, пока не пошло заражение.
– В таком случае, зараза, нам следует поторопиться, пока ты не сыграл в ящик. Впрочем, я самый лучший в мире зубной врач. Как правило, удаляю зубы без анестезии. Раз – только успевай выплевывать. Так что поторопись, пока я к тебе не приступил.
О чем это таком ты говоришь, парень?
– О том самом, Фостер, о новом методе лечения зубов... с помощью кулака. Вставай и пой, Фостер, а то мне больно глядеть, как ты мучаешься. Надеюсь, глаз у тебя не свербит? А то я к тому же и неплохой окулист. Словом, специалист широкого профиля.
– Лучше зови меня просто Энди, это звучит как-то благожелательнее, что ли.
– Вот это ты правильно заметил, Энди-бой. Нам лучше оставаться друзьями.
Я протянул ему руку, поставил рывком на ноги, и мы мирно уселись за стол на кухне, куда обычно уединяются поболтать закадычные друзья и подружки. Решив, что мой новоприобретенный друг созрел для дружеских откровений, я жестко произнес, выкладывая «смит-и-вессон» на стол:
– Итак, Энди, начнем хотя бы с того, что я видел, как ты недавно рвал когти из дома Токера, как будто за тобой гнался сам черт, или... сам Шелл Скотт, не знаю, что хуже. Тебе, наверно, будет интересно узнать, что я тоже заглянул туда после тебя, увидел, что он целуется с ангелами и вполне обоснованно решил, что...
– Я его не убивал, – поспешно перебил меня Фостер. – Я только...
– А кто говорит, что его убил именно ты? Не перебивай, когда говорят старшие. Так вот, я вполне обоснованно решил, что это ты... забрал записку и пистолет. Где они?
– Какую записку? Какой пистолет?
– Предсмертную записку, дружок, которая лежала на столе. И пушку, из которой Токер вышиб себе мозги. Сочувствую тебе, зрелище, действительно, было не из разряда приятных.
Он помолчал, сосредоточенно глядя в пол, энергично работая своими подвижными бровями.
– О'кей, Энди, или, может быть, вернемся к Фостеру? Только предупреждаю, что после этого мы больше не останемся с тобой на дружеской ноге. Сейчас я тебе обрисую два возможных варианта того, что с тобой может произойти в ближайшие минуты. Первый путь выхода из дерьма, в котором ты завяз по самые брови, прост и легок. Он не требует никакого болезненного терапевтического, тем более хирургического вмешательства. По первому варианту ты рассказываешь мне все, о чем бы я хотел узнать, и спокойно отправляешься... к дантисту лечить свой кариес. Второй путь чреват неприятными для тебя последствиями. Если ты вздумаешь молчать или попытаешься меня надуть, говоря заведомую ложь, я буду вынужден сделать тебе больно. Каким образом, ты, наверное, догадываешься: я навсегда избавлю тебя от зубной и прочей боли, просто пристрелив тебя. А ты имел случай убедиться в том, что я, не колеблясь, прибегаю к насилию, если к этому принуждают обстоятельства. Так что, выбирай. Даю тебе три секунды.
Конечно, ему было невдомек, что, говоря о насилии в подобных обстоятельствах, я просто блефую. Я не имел никакого права вымогать у парня информацию, тем более ломать ему руки и ноги, чтобы заставить говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43