– Этот проселок выводит на шоссе номер тринадцать, – сообщила она. – Дальше – через мишленовскую каучуковую плантацию прямо в Сайгон. Дорога обычно свободна, так что доедем быстро.
Мы ехали на север по самым худшим в этом полушарии дорогам, и я уже смирился с мыслью, что у меня почки выскочат из ушей.
Наконец мы оказались на двухрядном асфальтированном шоссе, и Сьюзан свернула направо.
– Это каучуковая плантация. А это каучуковые деревья, – объяснила она.
Дорога казалась пустынной, и она дала полный газ. Мы понеслись со скоростью шестьдесят миль в час, но покрытие было хорошим. Однако и солнце закатывалось быстро, и тени от каучуковых деревьев стали длинными и черными.
Карл видел, как здесь воевала Одиннадцатая воздушно-кавалерийская дивизия. И другие ветераны рассказывали, что вдоль дороги № 13 и на самой плантации происходило много боев.
Я представил, как Карл сидел на броне с пулеметом в руках, попыхивал сигаретой, оглядывал в бинокль темные дебри леса и, наверное, воображал, что он маршал Гудериан и ведет танки в поход на Россию. Надо будет ему рассказать, что я здесь был, – если, конечно, нам суждено еще свидеться.
Через двадцать минут мрачные каучуковые деревья остались позади, и мы попали в зону низкорослой растительности. Стемнело. Сначала нам попадались только мотороллеры и маленькие автомобильчики. Но чем ближе мы подъезжали к Сайгону, тем движение становилось интенсивнее, и Сьюзан пришлось снизить скорость.
Во время войны Сайгон был словно островок света в море тьмы. В городе жизнь продолжалась, а на окраинах – колючая проволока, блокпосты и караулы. В темное время суток за городом ничего не двигалось, а если двигалось, то в это стреляли. За колючей проволокой были еще военные базы – сами по себе островки вроде Бьенхоа и Таншоннят, где солдаты и летчики пили пиво, смотрели кино из дома, играли на деньги, писали письма, чистили оружие, кляли войну, ходили в караул и урывками спали. А если кому-то не везло и его назначали в ночной рейд, у него появлялся реальный шанс встретиться с ребятами из тоннелей Кучи.
Теперь мы подъезжали к городу с севера, и я заметил огни аэропорта Таншоннят. Дальше на восток располагалась моя прежняя база Бьенхоа, где тоже были взлетно-посадочные полосы, но только для военной авиации.
– Вы не знаете, что произошло с американской военной базой в Бьенхоа? – спросил я Сьюзан.
– Думаю, что там вьетнамский военный аэродром, – ответила она. – Реактивные истребители. До того как вы сказали, я и не знала, что там была американская военная база.
– Значит, я не смогу навестить свою старую казарму.
– Не сможете, если не хотите, чтобы вас застрелили.
– Не в этот раз.
Мы переехали через грязную речушку на остров Ханхой по тому же самому мосту, по которому выезжали. Здесь не горели фонари, но Сьюзан знала дорогу. Мы миновали желтый полицейский джип – парень на пассажирском сиденье посмотрел на нас, взглянул на мотоцикл и начал преследование.
– Мы не одни, – сообщил я Сьюзан.
– Знаю. – Она выключила свет и нырнула в узкий переулок, куда не могла пролезть полицейская машина. Казалось, Сьюзан знала здесь все ходы и выходы, и через несколько минут мы оказались на стоянке у дома Нгуена.
Переложили все из седельных сумок «Урала» в седельные сумки «Минска» и, сменив само вьючное, словно караванщики на большом перегоне, вскоре оседлали маленький «Минск», который после «Урала» показался еще неудобнее, чем в прошлый раз.
Повернув к центру города, Сьюзан посмотрела на часы.
– Хорошо идем. Без двадцати восемь. В восемь будем в моей конторе.
– А где ваша контора?
– На улице Дьенбьенфу. Рядом с Нефритовой императорской пагодой.
– Это ресторан?
– Нет, Нефритовая императорская пагода.
– А звучит как ресторан на М-стрит в Джорджтауне.
– Не могу поверить, что я провела с вами целый день.
– И я тоже.
– Шучу. С вами очень даже забавно. А вам понравилось?
– Еще бы! Особенно знакомство с Биллом, жара, ваша манера езды, военные памятники в Сайгоне, дорога из ада в тоннели Кучи и как мы удрали от полицейского.
– Прибавьте к этому, что я угостила вас пивом, купила солнечные очки и заплатила за все билеты.
Мы пересекли грязный канал в центре города и направились вдоль набережной реки Сайгон. Для воскресного вечера мне показалось, что здесь очень многолюдно. И я спросил об этом Сьюзан.
– Это называется «Лихорадка в воскресный вечер в Сайгоне», – объяснила она. – Вечер в воскресенье здесь почему-то важнее, чем субботний. Абсолютное безумие. После ужина мы можем пройтись и, если вы в состоянии, заглянем куда-нибудь выпить.
– Я вымотался.
– Ничего, появится второе дыхание.
Мы свернули на узенькую улицу и, перед тем как пересечь бульвар с очень плотным движением, остановились на светофоре.
– А вы когда-нибудь ездите одна? – спросил я Сьюзан. – Я имею в виду за город?
– Случается, – ответила она. – Билл не большой любитель мотоцикла. Иногда прихватываю с собой подружку – вьетнамку или американку. А что?
– Женщине здесь одной не опасно?
– Ни в коем случае. Общая черта буддийских стран – в них к женщинам не пристают. Мне кажется, это больше культурная, чем религиозная традиция. Конечно, если женщина молодая и красивая – вот как я – сидит в баре, вьетнамец может попытаться ее снять. Но они не мастаки на язык.
– Например?
Сьюзан рассмеялась.
– Говорят одно и то же: как ты красива и что он уже несколько раз замечал тебя на улице.
– А что тут плохого? Я тоже часто этим пользуюсь.
– И действует?
– Нет.
Она снова рассмеялась и понеслась через перекресток. Вскоре мы оказались на улице Дьенбьенфу.
Миновали впечатляющую пагоду, которую когда-нибудь непременно превратят в ресторан, и остановились на боковой дорожке у нависающего над тротуаром современного здания из стекла и металла.
Сьюзан извлекла из седельной сумки фотоаппарат, оставила мотоцикл в мраморном вестибюле и направилась к лифтам.
Дверь открылась, и мы вошли в кабину. Она достала из сумочки ключ и нажала кнопку седьмого этажа.
– Не позволяйте Вашингтону уговорить вас на что-нибудь опасное.
Ее совет немного запоздал.

Глава 13

Двери лифта выходили в просторную приемную с красным мраморным полом, черной лакированной мебелью и гравюрами на рисовой бумаге. Бронзовые буквы над конторкой гласили: «Американо-азиатская инвестиционная корпорация. Лимитед».
– Добро пожаловать в ААИК, мистер Бреннер. Не желаете приобрести половину фабрики по производству рыбных консервов?
– Возьму всю. Но только ту, что производит виски с содовой.
Под названием компании висел плакат с надписью из металлических букв: «Чак мунг нам мой!» – и ниже по-английски: «С Новым годом!»
На полу – маленькое новогоднее дерево и несколько цветущих веточек в чем-то вроде подставки для зонтиков. Но большинство лепестков уже опали на пол.
Справа от конторки располагались сдвоенные красные лакированные двери. Сьюзан приложила ладонь к сканеру – раздался мелодичный звон, и одна из створок открылась.
Я заметил, как повернулась камера слежения в освещенной приемной зоне.
Мы вошли в большой зал, заполненный столами и выгородками, – типичный современный офис, который мог оказаться в любой части света.
Внутри никого не было, но люминесцентные лампы горели, и я опять заметил камеру слежения. Воздух пропах застоялым сигаретным дымом, чего уже два десятилетия не замечалось в учреждениях США.
– У нас весь верхний этаж с террасой, – объяснила Сьюзан. – Кондиционеры выключены, поэтому сейчас здесь немного душновато.
В дальнем конце зала довольно далеко друг от друга располагались три двери, которые вели в три больших кабинета. На левой была медная табличка: «Сьюзан Уэбер» – без названия должности. Сьюзан набрала код на цифровом замке, и дверь отворилась.
Внутри было темно. Сьюзан включила свет, и тогда стало ясно, что это угловая комната с окнами по двум стенам. Я обвел глазами пространство в поисках видеосканера, но ничего не нашел.
– Милый кабинет.
– Спасибо. – Сьюзан положила на стол аппарат и кассету со снятой пленкой. Открыла верхний ящик стола, достала блок и вытащила из него пачку «Мальборо». Щелкнула хромированной кабинетной зажигалкой и глубоко затянулась. – Стоит не покурить, и я начинаю беситься и становлюсь настоящей стервозой.
– А в остальное время по какой причине? – спросил я.
Она рассмеялась и снова вдохнула дым.
– Шесть месяцев назад я летала в Нью-Йорк на собрание. Четыре часа провела в здании для некурящих и чуть не взбесилась. Как мне возвращаться в Штаты, жить там и работать?
Я понимал, что ее вопрос чисто риторический, но все-таки ответил:
– Наверное, и не сможете. Вероятно, в этом все дело.
Сьюзан посмотрела на меня, и наши глаза встретились. Она потушила сигарету и сказала:
– Я вышлю вам фотографии, если вы мне дадите свой адрес.
– А почта надежная? – поинтересовался я.
– Наша корпорация ежедневно отправляет мешок с корреспонденцией с «Федерал экспресс» Крупнейшая частная почтовая служба доставки небольших посылок и бандеролей.

. Ее сортируют в Нью-Йорке и отсылают дальше. – Она протянула мне визитку с нью-йоркским адресом Американо-азиатской инвестиционной корпорации. Я запомнил адрес и отдал визитку обратно.
– Мне лучше не иметь ее при себе.
– Если забудете, мы в манхэттенском справочнике, – покосилась на меня Сьюзан. Села за стол, достала наушники и вызвала речевую почту. – Лед и шейкер вон в том шкафу, – бросила она мне. – У меня есть джин и тоник.
Я открыл дверцу, за которой обнаружился маленький холодильник, и достал лед и шейкер. Стаканы и бутылки стояли на полке. И пока Сьюзан прослушивала почту, я смешал напиток.
На стене над полкой висели два диплома в рамках – Амхерста и Гарварда. Рядом – благодарность от хошиминского отделения Американской торговой палаты. Запудривание мозгов – и ничего более. Но мои мозги за последние двадцать четыре часа были настолько запудрены, что я бы не удивился, если бы увидел, что ее наградили орденом Ленина за успешное содействие росту прибыли. Просто я попал в другой мир, в котором мы выиграли войну.
На самой полке стояли четыре фотографии в рамках. На ближайшей – сама Сьюзан в выпускной шапочке и мантии, красных, значит, это был Гарвард, если мне правильно подсказывала моя бостонская память. На снимке Сьюзан выглядела, конечно, моложе, но... Я бы сказал, еще не обожженной деловым нью-йоркским миром и не очерствевшей от прожитых в Сайгоне лет. У меня тоже была выпускная школьная фотография, но до того, как я пошел воевать во Вьетнам.
Я посмотрел на Сьюзан – красивая, но для своего возраста слишком уставшая от мира. Если говорить снисходительнее – лицо отражало характер.
Вторая фотография была сделана в студии и изображала симпатичную, хорошо одетую пару лет пятидесяти с небольшим – явно ее родители. Отец выглядел вполне преуспевающим парнем, а мать – красавицей.
Третья – типично семейный снимок: рождественское дерево на фоне камина, мать, отец, сама Сьюзан, младший брат и сестра, которая выглядела немного моложе ее. Все были симпатичными – в свитерах с высоким воротом и твиде, – на сто процентов протестанты. Янки из западного Воспшира Игра слов: ВОСП – англ. WASP (White Anglo-Saxon Protestant) – белый протестант англосаксонского происхождения. Представитель этнической и социальной группы, считающий себя коренным американцем, так как его предки появились на территории современных США в числе первых поселенцев. Значительная часть американской деловой, финансовой и политической элиты принадлежит именно к этой группе.

.
Четвертое фото было сделано на улице – должно быть, летняя свадьба: весь клан в сборе – бабушки, дедушки, родственники, дети, младенцы. Я отыскал Сьюзан – в длинном летнем платье, с короткой стрижкой. За обнаженные плечи ее обнимал стоящий рядом бронзоволицый Гарри Красавчик в белом вечернем пиджаке. Может быть, родственник, но не похоже – скорее приятель или даже жених, поскольку снимок семейный.
Про себя я отметил, что здесь не было фотографии Билла Прекрасного.
Я отвернулся от полки и обнаружил, что Сьюзан уже просматривала электронную почту. Она объяснила:
– Моя семья. Все превосходные люди за исключением одного: ни у кого нет никаких интересных причуд и недиагностируемых умственных расстройств. – Она рассмеялась. – Но я их люблю. В самом деле. Они бы вам понравились.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
– И вы им, наверное, тоже, – добавила она. – Кроме дедушки Берта, который считает, что всех ирландцев следует депортировать.
Я улыбнулся, а Сьюзан вернулась к своей электронной почте.
– Садитесь вон туда, – предложила она. – Я через минуту освобожусь.
Я сел у окна на вращающийся стул за овальный столик с черной гранитной крышкой и стал наблюдать, как Сьюзан била по клавишам. Она превратилась в другого человека почти сразу, как только мы вошли в вестибюль.
Я потягивал виски с содовой и разглядывал кабинет: ворс ковра зеленовато-нефритового цвета, мебель из капа, стены обиты желтым шелком с едва проступающим рисунком бамбуковых стеблей.
Окно выходило на восток, и я видел убывающую луну. Пройдет меньше недели, и лунного света не будет. Если в это время я окажусь в поле, темнота сыграет мне на руку, как сыграла на руку врагу в Тет 1968 года.
В глубоком алькове я заметил факсимильный аппарат, ксерокс, резак – уничтожитель документов, и напольный сейф. Иметь все эти предметы в личном кабинете – вопрос не только статуса, но и показатель уровня сознания безопасности. Ничего важного не должно ни исходить, ни попадать в этот кабинет из общей конюшни. Я понял диспозицию.
Сьюзан оторвалась от компьютера, встала и, устроившись напротив меня, подняла свой стакан с джином и тоником:
– Будем!..
Мы чокнулись и выпили. Она опять закурила и положила горящую сигарету в наполовину заполненную окурками хромированную пепельницу. В мусорной корзине тоже было полно бумаг, а на ковре в приемной валялись облетевшие лепестки. Никто не убирался ни до, ни после рабочего дня. Здесь явно требовался советник по безопасности. Или они не желали принимать советы со стороны?
– А у вас в бумажнике есть фотографии? – спросила Сьюзан.
– Кого?
– Ваших родных?
– Если я отказываюсь брать визитки на вражескую территорию, зачем же я потащу туда снимки своих родственников?
– Все правильно. Вы на вражеской территории. А я нет. – Она улыбнулась. – А я-то считала, что вы просто турист.
– Нет.
– Ну вот, мы до чего-то договорились.
Я сменил тему:
– Ваши родители одобрили бы ваш кабинет.
– Еще бы! Я вселилась в угловую комнату гораздо раньше, чем сумела бы в Штатах.
В этом отношении у нас со Сьюзан был одинаковый вьетнамский опыт: в 1968 году быстро давали чины, главным образом благодаря внезапным потерям личного состава. Вьетнам был хорошим трамплином для карьеры, но чтобы влиться в главное русло армейской жизни, то есть в реальный мир, следовало возвратиться домой. А Сьюзан еще не совершила этот бросок.
Американо-азиатская инвестиционная корпорация возбудила мой интерес, и я спросил:
– Кто занимает два других кабинета?
– Мой босс, Джек Свэнсон, и вьетнамец. У нас еще три американца: два парня и молодая девушка, Лиза Клоз, только что получила диплом.
– Полагаю, Лиги плюща?
– Естественно. Колумбия. Плюс канадка Дженис Стэнтон, наш финансовый сотрудник. И два вьет-кьеу. Вы знаете, кто такие вьет-кьеу?
– Понятия не имею.
– Вьетнамцы, которые уехали из страны, а потом вернулись. Некоторые из них так соскучились по родине, что предпочли жить в бедной тоталитарной стране, а не там, где они спасались. Наши вьет-кьеу – мужчина и женщина – оба из Калифорнии, прекрасно говорят по-английски и по-вьетнамски. Они составляют важную часть здешней многонациональной деловой жизни – служат культурным мостиком между Востоком и Западом.
– А как здесь к ним относятся? – спросил я.
– Коммунисты преследуют, называют американскими прислужниками и все такое. Но в последние пять или шесть лет вьет-кьеу официально приглашали обратно.
– А как насчет следующего года?
– Кто знает? Каждый раз, когда заседает Политбюро или Национальное собрание, я жду затаив дыхание. Они абсолютно непредсказуемы. А бизнес не терпит непредсказуемости.
– Может быть, вам стоит обратиться в Политбюро и проинформировать, что бизнес во Вьетнаме – тоже бизнес. И пошла она подальше всякая марксистская чепуха.
– Чувствуется, что вы немного антикапиталист, мистер Бреннер.
– Я – нет. Но в мире есть более важные вещи, чем делать деньги.
– Я знаю, – ответила Сьюзан. – Не настолько тупа. И приехала сюда главным образом не из-за денег.
Я не спросил, из-за чего – сам уже кое-что знал. А в остальном вряд ли сама Сьюзан была уверена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79