Он, наверное, живет в двух метрах от тебя.
Ч Может, в двух километрах... Иерусалим не такой уж маленький город. Невер
оятно... Ч растерянно смотрю в квитанцию. Ч Значит...
Ч Ты любишь его?
Ч Да...
Ч Звони сейчас.
Ч И что сказать?
Ч Правду.
Ч О себе или о нем?
Ч Что нового ты можешь сказать ему о нем?
Ч Он лжет себе. Это очень опасно. У него, наверное, пятеро детей... Или больш
е... Религиозным положено... Нет, Ринат, ничего не выйдет. Лучше остановиться
сейчас... Еще не поздно, и все в моих руках.
Достаю розовую салфетку с номером телефона, нажимаю зажигалку, задумчив
о смотрю, как тонкий язычок пламени съедает синие цифры, потом буквы его н
енастоящего имени.
Ринат, кажется, едва сдерживается, чтобы не вырвать у меня из рук салфетку
, но все же сидит неподвижно и, только когда тлеющая бумажка плавно опуска
ется в пепельницу, отчаянно произносит:
Ч Дура ты, Синди. Он мог бы быть сказочным любовником.
Ч Для тебя Ч возможно, только не для меня.
Ч Да, все в мире распределено по-дурацки!
Ч Кто знает... Давай выпьем за первую половину нашего туннеля, за дружбу, в
заимопонимание. Всего неделю назад ты бы сочла мое поведение идиотским,
презирала бы меня за глупость, а сейчас понимаешь, что я просто не могу пос
тупить иначе.
Ч Понимаю Ч вряд ли, но чувствую Ч это так и есть.
Ч Ну, скажи, как мне тебя развеселить?
Ч Залезть под стол и прокукарекать пять раз, Ч предлагает сестра.
Ч Может, я так прокукарекаю, сидя?
Ч Иди к черту!..
Складываю руки домиком, подставляю ко рту, кукарекаю на весь ресторан, ка
к настоящий петух. Ринат замирает от смущения и вдруг заливается смехом,
а вместе с ней другие посетители ресторана. Будапешт не так давно был соц
иалистическим, а значит, полным запретов, поэтому люди, как и в России, при
ветствуют что-нибудь неординарное, любой повод почувствовать себя своб
одными, хотя бы и такой незначительный. Сестра поднимает бокал и громко п
роизносит, обращаясь ко всем сразу, по-моему даже к рыбам в рождественски
х блестках:
Ч С наступающим Новым годом!
И люди, как заколдованные, повторяют за ней те же слова, поднимают бокалы с
вином, колой, апельсиновым соком, и даже синеглазый малыш протягивает ма
ленькую чашечку с клубничным нектаром.
...Светает... Брат покачивает деревянную лодку. Прозрачная озерная вода шел
естит о потемневшие бока. Белые кувшинки беззвучно и плавно раскрывают л
адони, жирные комарики устало затихают на мокрых стеблях ряски, робкие л
учи солнца неуклюже пронзают головки лютиков, превращают их в желтые фон
арики.
Ч Зачем мы здесь?
Ч Чтобы ты вспомнила гармонию.
Ч Гармонию?..
Ч Гармонию тишины.
Ч Как на небесах у Бога?
Ч Да. Предрассветная тишина наполнена сотнями звуков. Великий парадокс
мироздания Ч сотни звуков рождают тишину... У нас осталось минут двадцат
ь.
Ч До чего?
Ч До начала нового дня.
Ч И что тогда?
Ч Мы расстанемся.
Ч Ненадолго. Только до следующего рассвета.
Ч Синди, я тебя очень люблю.
Ч Да, поэтому я никогда не бываю для тебя «слишком».
Ч Что значит «слишком»?
Ч Слишком красивой, слишком странной, слишком умной, слишком робкой или,
наоборот, смелой. Тебя восхищает все, что есть во мне, все, что есть я.
Ч Почему ты так говоришь?
Ч Мне трудно жить. Каждый шаг требует невероятных усилий, передо мной ма
сса преград. Ищу работу, встречаюсь с начальниками, и все они говорят мне э
то слово «слишком»: «Ты слишком красива, а я бы хотел серую мышку, чтобы не
отвлекала от дела и не создавала проблем с женой». Другой сожалеет, что мо
е образование слишком прилично для той работы, что у него есть. Третий реш
ает, что я слишком скромна и чересчур хорошо воспитанна, а ему нужна панте
ра, способная драть с людей три шкуры. Четвертый заявляет о моем неумении
просто смотреть на вещи...
Ч Это пройдет, Синди. Ты найдешь свое место в жизни.
Ч Лучше возьми меня на небо.
Ч Не могу... Скоро ты получишь в подарок якорь.
Ч Опять! Не говори про него! Я не выживу без тебя! Нет! Нет! Ты не уйдешь от ме
ня! Нет!..
Кричу отчаянно, безумно, разрушая гармонию рассвета, и вместе с моим крик
ом в озерное оцепенение врывается ослепительный июльский день. Пронзит
ельные солнечные лучи закипают в горячих слезах, жгут глаза. Беснуюсь, ра
змахиваю руками, пытаясь удержать брата, лодка качается, я теряю равнове
сие и падаю в озеро, в глубокую воду, холодеющую книзу из-за множества под
земных фонтанчиков. Переворачиваюсь на спину, смотрю через колыхающуюс
я прозрачную массу на небо, на дно нашей лодки, опутанное зеленой тиной и п
узырьками воздуха, на салатовые животики лягушек. Брат опускает лицо в в
оду. Утопаю в его синих глазах, длинных черных кудрях, расплывшихся по вол
нам.
Ч Синди, любимая, ты всегда будешь «слишком», но однажды это принесет теб
е счастье.
Брат взмахивает руками, возносится над поверхностью воды. Ее толща разде
ляет нас навсегда. Я остаюсь на дне озера...
...Открываю глаза. Ринат сидит на моей кровати, уставшая, но очень радостна
я. Явно что-то хочет сообщить.
Ч Доброе утро, сестренка!
Ч Который час?
Ч Шесть утра.
Ч Ты только что вернулась из клуба?
Ч Да.
Ч Наверное, жутко устала?
Ч Неважно, взгляни, пожалуйста, на свои пальчики. Поднимаю к глазам праву
ю руку и почти теряю сознание.
Ч Синди, что с тобой! Господи! Синди, не пугай меня!
Ч Ничего... Все в порядке. Где ты взяла этот перстень?
Ч Я все объясню, только, пожалуйста, успокойся. Умоляю...
Сажусь на кровати, снимаю перстень с безымянного пальца, внимательно рас
сматриваю оправленную в серебро старинную монету. Сверху якорь Ч симво
л Александра Македонского, снизу буквы на иврите Ч знаки Маккавеев.
Ч Эту монету сделал Иегуда Бецалель в триста двадцать седьмом году до н
ашей эры специально для меня.
Ч А для меня он случайно ничего не сделал?
Кажется, сестра уже привыкла к моим нестандартным высказываниям, даже не
спрашивает, откуда мне известны такие невероятные подробности.
Ч Где ты взяла перстень, Ринат?
Ч Его купил тебе Ришар, то есть Эфраим.
Ч Ясно, пришел к тебе в клуб и убедил...
Ч Убедил, что любит тебя.
Ч А еще он любит свою жену и пятерых детей.
Ч У него нет детей!
Ч Когда это было?
Ч В тот же день, когда ты сожгла записку с его телефоном.
Ч Вечером заявился к тебе в клуб?
Ч Да пять ночей он приходил ко мне. Мы говорили с ним обо всем на свете.
Ч И он очаровал тебя его мессианскими речами.
Ч Конечно! Я так тебе завидую. Вы очень похожи с Эфраимом, но он намного по
нятнее.
Ч Почему Ришар не вернулся в Иерусалим?
Ч Он просил дать твой адрес здесь, в Будапеште, или в Израиле, но я объясни
ла, что не имею права сделать это без твоего разрешения.
Ч Это верно.
Ч Наша дружба дороже всего.
Ч Спасибо, Ринат.
Ч Но мне очень хотелось, чтобы вы встретились. И тогда Эфраим решил верну
ться в Израиль твоим рейсом. Он поменял билет. А вчера пришел ко мне с этим
перстнем. Хотел, чтобы я во сне надела кольцо тебе на палец, а утром ты бы са
ма заметила его... Но у меня не было сил ждать...
Ч Что ты рассказала Ришару обо мне?
Ч Все! И про туннель, и про наш дурацкий уговор, и про то, что ты странная...
Ч Идиотка, короче.
Ч Ну да, что-то вроде этого... Через несколько часов вы покинете меня. Мне б
удет так не хватать вас обоих!
Ринат подняла голову и смотрит все время вверх, а я вниз. Мы стоим друг нап
ротив друга и молчим. Со стороны это, наверное, выглядит очень странно. Мне
нужно идти в самолет.
Ч Ринат, я буду посылать тебе факсы в клуб.
Ч Угу...
Ч Береги себя.
Ч Угу...
Ч Мы скоро встретимся. Приедешь в Иерусалим на Пейсах.
Ч Да.
Ч Мне пора...
Ч Да... Иди... Глупо опаздывать на самолет.
Ч Спасибо тебе!
Ч За что?
Ч За то, что ты есть.
Обнимаю Ринат. Сестра опускает голову, слезы текут по ее щекам...
Ч Нам было так весело с тобой.
Ч Через Интернет тоже будет весело. А знаешь, можно сделать еще круче. По
купаешь видеокамеру Ч глаз, специально для компьютера, и я куплю на свой,
тогда у нас будет видеотелефон! Кайф?
Ч Кайф. Все, беги.
Ч Ой! Чуть не забыла. У меня сюрприз есть!
Ч Что еще, Синди? Опоздаешь!
Суматошно открываю сумку, достаю две маленькие подарочные бутылочки во
дки «Смирновская», разливаю в пластиковые стаканы.
Ч За любовь, дружбу и санитарную службу!
Ч Санитарная служба-то при чем?
Ч Так, для рифмы. Загадывай желание и пей до дна.
Ч Достроить туннель.
Ч Достроили уже. Про себя загадывай, вслух не сбудется.
Впопыхах проглатываем «Смирновскую», закуриваем, и я уношусь к взлетной
полосе.
Купи билет и садись в самолет. Вспомни свой первый маршрут.
Здесь у нас за окном холода и снега, Но теплее, чем там, где тепло всегда.
Потому что тебя очень ждут.
Брат написал эту песню своему школьному другу, который уехал в Израиль н
а год раньше. Я получила кассету в Ленинграде. Мне невыносимо хочется усл
ышать мягкий голос брата под звуки гитары, но он не приходит, не звучит, ка
к раньше... Водка ударяет в голову, расслабляет тело... Пристегиваю ремень, п
рикрываю глаза, проваливаюсь в бездонную воздушную яму. Сильные руки под
хватывают меня. Теплые, верные...
Ч Синди! Наконец-то мы встретились с тобой в небесах.
Ч Кто ты? Ч пытаюсь разглядеть обладателя магического голоса, но ватны
й туман облаков заволакивает все вокруг. Ч Поцелуй меня! Ч кричу я, наде
ясь, что человек приблизится и тогда я увижу его лицо.
Ч Подожди полчаса, нужно набрать высоту.
Ч Какую еще высоту?
Ч Двести тысяч метров.
Ч Кто ты?
Ч Открой глаза!
Ришар положил свою ладонь на мою. Взволнованный, счастливый, робкий.
Ч Господи! Я спала?
Ч Да.
Ч Как ты оказался около меня?
Ч Очень просто, поменялся местами. Привет!
Ч Привет. Пошли в туалет.
Ч Зачем? Тебе плохо?
Ч Да...
Встаем, идем в середину салона. Ришар Ч впереди, я за ним. Он открывает мне
дверь-гармошку. Вхожу вовнутрь, увлекая за собой Ришара, и быстро поворач
иваю замок.
Ч Синди, что это значит?
Ч Смотри, Ч нажимаю кнопку слива, Ч смотри в дырочку, куда уносится вод
а, и увидишь настоящее небо. Не через стекло, как в иллюминаторе, а самое на
стоящее, близко-близко.
Ч Сумасшедшая! Все остается внутри. Самолет загерметизирован. Какие ды
рочки в небо!
Ч Да... Ч разочарованно вздыхаю я, Ч всегда думала, что в самолете писаю
прямо в небо, а если ночью, то в звезды.
Ч Синди, ты сказала, тебе плохо.
Ч Да! Мне было очень-очень плохо. Жутко хотелось целоваться, а в салоне мн
ого народу. Ч Обнимаю Ришара, целую в губы, он сопротивляется, шепчет бес
связно:
Ч Синди... Умоляю... Что о нас подумают... люди...
Ч Они ничего не узнают, мы же под замком. Ну, пожалуйста, есть ведь другие т
уалеты. Никто не заметит. Мы же только поцелуемся быстро... Это не дольше че
м если у кого-то запор, например.
Ч Синди! Что ты несешь? Какой запор...
Ришар прижимает меня к себе. Чувствую, он не может больше сопротивляться,
моя страсть разжигает в нем огонь желания, он приподнимает мою длинную ш
ерстяную юбку, скользит по теплым бежевым чулочкам, пажикам пояса...
Ч Синди! Ты специально не надела трусики! Ведьма...
Ч Ришар, я хочу тебя... Умоляю, позволь расстегнуть твой ремень... Заклинаю
тысячами километров высоты... перстнем с якорем... Маккавеями...
Ч Нет... Нет... Ч Он сопротивляется, но Ч тщетно...
Ришар входит в меня, я мгновенно кончаю, как в первый раз, когда была в роли
проститутки. Он чувствует это, восторженно обнимает за талию, ласково ше
пчет:
Ч Синди! Любимая... Счастье мое... Никому тебя не отдам.
Волна блаженства, мягкая, как облака, в которых мы летим, успокаивает его с
трасть. Ришар бережно поправляет мою юбку.
Ч Моя кипа?
Разжимаю кулак, подаю Ришару синюю с белой каемочкой кипу.
Ч Зачем ты сняла ее, девочка?
Ч Нечаянно... Схватила, когда кончала, чтобы не закричать на весь самолет.

Ч Я выйду первым и сяду, а ты приходи чуть погодя.
Ч Опять твои дурацкие условности.
Ч Зачем будоражить людей? Ч Ришар ласково поправляет мои волосы, нежно
целует в лоб, словно мудрый отец расшалившегося ребенка, выходит в салон.

Нажимаю кнопку слива, задумчиво смотрю, как вода устремляется в круглую
голубую дырочку. Я не верю Ришару, что там нет неба...
Дождевые потоки несутся по каменной мостовой... Соединяются, разъединяют
ся, закручиваются в спирали, круги, эллипсы, выпрыгивают из них и исчезают
под чугунными львятами колодцев. Два львенка на задних лапах играют друг
с другом на протяжении тысячелетий Ч герб колена Иегуды, герб Иерусали
ма украшает колодезные крышки... Кажется, потоки воды похожи на людей. Неве
домые силы управляют их движением, соединением, переплетением, пока не и
счезают они под чугунными крышками... Дождь всегда рождает во мне приятну
ю грусть. Все вокруг неожиданно теряет резкость, привычные очертания, ст
ановится неясным, призрачным, исчезает реальность происходящего... Я иду
к Ришару. Можно сесть в автобус, взять такси, но не хочется лишать себя дож
девой ностальгии... Запах разбухшей от влаги хвои, шум дождевых потоков пе
реносят меня в дачный поселок на берегу Иртыша. Мне снова десять лет. Я сиж
у в большом деревянном доме, закутавшись в одеяло, в кругу тридцати детей,
затаивших дыхание. Вожатая читает нам «Кортик». Недавно я попыталась про
честь эту книжку соседу Ч десятилетнему Дани. Мальчика привезли из Росс
ии в два года, мы занимаемся с ним русским языком. Первую страницу объясня
ла мальчику полчаса. Он спрашивал, кто такие петлюровцы, я отвечала Ч бан
диты, которые грабили простых людей, чтобы содержать свою банду. Тогда Да
ни спрашивал, кто такие красные, хорошие? Они не грабили простых людей? При
шлось рассказать, что красные убивали и грабили белых Ч богатых, чтобы с
одержать на их богатства свою армию. Выходило, красные тоже плохие. В конц
е концов совершенно запуталась в объяснениях. Дани сочувственно вздохн
ул и попросил объяснить, что такое «кортик», почему мальчик Ч герой пове
сти Ч его от всех прятал.
Ч Красивый нож в ножнах Ч обязательный элемент военной формы морских
офицеров.
Ч Красивый нож в ножнах... Ч задумался Дани. Ч Как те, что продают турист
ам на арабском рынке в Старом Иерусалиме?
Ч Да... приблизительно.
Дани сбегал домой, принес великолепный нож на серебристой цепочке.
Ч Папа подарил мне в день рождения. Значит, у меня есть кортик?
Ч Выходит, есть.
Ч Слава Богу, что не придут бандиты-петлюровцы или грабители Ч красные
, не нужно ни от кого прятать такую красоту, Ч порадовался еврейский ребе
нок и добавил: Ч Бедный мальчик! Ему, наверное, так хотелось похвастаться
своим ножичком! Ждал, ждал, когда уйдут белые, красные, петлюровцы, когда п
оявятся хорошие мирные люди, которые будут завидовать, что у него есть ко
ртик... Ч Еще подумал и заключил: Ч Слава Богу, я живу в Израиле.
Мне хотелось объяснить Дани, что кортик Ч не просто ножик, купленный в Ст
аром Иерусалиме у арабов, а заветная романтическая мечта советских маль
чишек, но объяснить это было невозможно... Вспомнила старую хасидскую при
тчу про двух евреев из украинского местечка, которые поспорили перед Рош
ашана, кто будет трубить в шофар, и так раскричались, что их забрали в поли
цейский участок, а там потребовали назвать предмет спора. Оба еврея кате
горически отказались. Тогда спорщикам объявили, что их не выпустят на во
лю, пока они не объяснят, что такое шофар, и евреи сказали, что шофар Ч это д
удочка. Полицейский разочарованно посмотрел на них:
Ч Почему же вы так упирались?
Ч Да потому, что это не дудочка!..
...Ришар стоит у входа в ресторан. Большой черный зонт делает его похожим н
а агента ФБР. Даже букет белоснежных лилий он держит, словно опознавател
ьный предмет. Я вдруг чувствую, как невыносимо соскучилась по нему. Огром
ный прилив радости предстоящей встречи десятибалльной волной бросает
меня к Ришару. Счастливая, прижимаюсь к его холодной щеке, но он отстраняе
тся, холодно произносит:
Ч Скромнее надо быть, Синди. Веди себя прилично, мы не в Будапеште.
Словно та же волна, только абсолютно противоположных чувств, отшвыривае
т меня. Задеваю беретом о стальную спицу зонта. Ледяная струйка с его глян
цевой черной поверхности скатывается за шиворот. Нестерпимо хочется ра
звернуться и убежать в дождевые потоки, в терпкий запах хвои, в мягкую, зав
олакивающую ностальгию пионерского лагеря. Я, наверное, так и сделала бы,
но Ришар успевает схватить меня за хлястик куртки:
Ч Постой, Синди, не уходи. Извини. Мне нужно поговорить с тобой. Зайдем в ре
сторан, посидим в тепле. Ты вся дрожишь.
Меня действительно бьет озноб, но совсем не от холода. Не от холода дождя,
а от холода Ришара, но объяснить это невозможно, как невозможно объяснит
ь полицейскому, что такое шофар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27