– Бесполезно даже пытаться, – тихо сказала Розали, глядя на мелькающий мимо ряд домов. – Я бы и хотела простить, но не могу, – как бы извиняясь добавила она.Рэнд молча кивнул. Лицо его было непроницаемым, губы крепко сжаты. Эта девица, вероятно, не понимала одной простой вещи – подобный поворот событий стал возможен только благодаря его природной совестливости, ведь он может бросить ее на первом же углу и больше не вспоминать об этом.Вновь наступило молчание. Рэнд недоумевал: как она могла отказаться от его предложения? Он был обижен, как если бы он протянул руку, чтобы погладить пушистого котенка, а тот вместо благодарности бросился и оцарапал его.Хотя подсознательно он все-таки уважал Розали за то, что та не стала разыгрывать из себя ни святую, ни мученицу, неискренне произнося слова прощения.В тот день им так и не удалось помириться.Незаметно пролетела неделя. Несмотря на краткие ссоры, долгое молчание после них и осторожные разговоры, Розали знала, что эти дни останутся в ее памяти как идиллически счастливые.Она чувствовала себя во Франции как рыба в воде. Ей нравилась живая французская речь, чистое звучание которой напоминало ей об Эмилии.Рэнд с головой ушел в дела. Целыми днями он пропадал на пристани, но, кроме проблем с пароходной компанией, много еще было вопросов с другой недвижимостью Беркли. И Розали, к ее радости, была предоставлена самой себе в уютном тихом пристанище маленькой гостиницы.Никогда прежде она не имела столько свободного времени и возможности делать все, что хочется.Она занималась музыкой, читала романы Джейн Остин, сидя в уютном кресле, бродила по саду, срывая теплые душистые листья мяты, или в общей гостиной болтала с другими гостями, среди которых были две молодые американки, путешествовавшие с родителями по Европе.С Рэндом Розали виделась только за завтраком и ободом, когда все постояльцы гостиницы собирались вместе.Обеды проходили в особом зале и были весьма обильными. После горячего блюда скатерть непременно меняли, и на столе появлялись графины с красным вином, портвейном и хересом и фрукты на десерт.Розали не осмеливалась спросить Рэнда, почему он почти не пьет вина, хотя подобная сдержанность казалась ей довольно странной.Дни проходили за днями, и постепенно отменная пища, свежий воздух, солнце, лень и свобода сделали свое дело – бледная кожа Розали приобрела здоровый цвет, а на щеках появился румянец.Рэнд ничего не говорил о происшедшей в ней перемене, но временами смотрел в ее сторону со смешанным чувством желания и досады.И хотя Розали продолжала твердить, что ненавидит его, он все-таки возбуждал в ней постоянное любопытство. Ругался ли он, принимал ли участие в азартной игре, или собирался уйти с головой в очередную авантюру, Розали легко могла определить настроение Рэнда по выражению его глаз, начинавших светиться каким-то внутренним огнем.Казалось, ему нравится поступать безрассудно, совершая что-нибудь такое, чего никто из Беркли никогда бы не одобрил.Чем дольше длилось их знакомство, тем чаще Розали спрашивала себя: почему он спас ее тогда, во время пожара в "Ковент-Гардене"? Ведь, несмотря на то что иногда Рэнд был очень добр, в целом он не походил на альтруиста, а временами впадал в такое раздражение и злобу, что это не могло не пугать Розали.Однажды Рэнд вернулся очень поздно. Весь день он вел переговоры с партнерами, решив принять участие во французской торговле шерстью, а также вложить деньги в многообещающее производство шелка. Сейчас, когда Наполеон доживал свои дни на острове Святой Елены, промышленность, безусловно, расцветала. Ставки делались в основном на потребности и прихоти высшей знати, Рэнд устало вошел в комнату и увидел Розали, сидящую в ванне, до краев наполненной водой. Свечи в высоких канделябрах освещали ее лицо, нежные тени лежали на скулах и мочках ушей. Душистый пар поднимался вокруг.При виде Рэнда Розали удивленно подняла брови. В такие часы он обычно не выходил из своей спальни.– Я полагала, это горничная, – растерянно проговорила она."Какая же я глупая, – думала Розали. – Не все ли равно, ведь он уже видел меня обнаженной".В комнате воцарилось неловкое молчание. Рэнд стоял не шевелясь и не спуская с нее глаз, горло его мгновенно пересохло. Наконец, сделав над собой усилие, он отвел взгляд и сказал:– Я думал, что освобожусь сегодня гораздо раньше, но…– Много успели сделать? – Розали старалась, чтобы голос ее звучал обыденно.– Я.., да.– Ну, хорошо, я скоро закончу, – сказала она, и Рэнд отступил назад, к массивной двери.Сердце его бешено колотилось, и каждой клеткой он чувствовал, что она здесь, рядом, и достаточно ему сделать всего два шага…– Не стоит торопиться, – хрипло сказал он, с удивлением обнаружив, что смог спокойно произнести эту фразу. – Я ухожу. Есть еще кое-какие дела.– А как же ужин? – разочарованно спросила Розали.Он торопливо покачал головой.– Я не голоден. Хорошенько запри дверь, я вернусь не скоро. – И поспешно вышел из комнаты.В этот вечер Розали поужинала в одиночестве и рано легла спать. Однако заснуть ей не удалось. Она постоянно прислушивалась, не откроется ли входная дверь. Так прошла вся ночь – в полусне-полуяви, в непрестанном тревожном ожидании.Рэнд появился только на рассвете. Услышав звук его шагов, Розали быстро вскочила с постели, накинула пеньюар и открыла дверь своей спальни.Рэнд стоял посреди комнаты. Розали посмотрела на него сначала с удивлением, потом с тревогой и наконец с отвращением. По гостиной распространялся резкий запах дешевых духов. Одежда Рэнда была измята, лицо осунулось, глаза покраснели. Весь его вид говорил о том, что он провел бурную бессонную ночь, Розали возмущенно поморщилась.Бессовестный развратник!– Мы сейчас с тобой представляем чудесную парочку, – сказал Рэнд, отчетливо произнося слова.– Ты отвратителен! – ответила Розали срывающимся голосом.Рэнд пристально посмотрел на нее своими зеленоватыми глазами.– Но почему? Скажи, прошу тебя!– Ты выглядишь так, словно переспал со всеми шлю… со всеми проститутками западного побережья!– Весьма вероятно, – согласился Рэнд, снимая сюртук и роняя его на пол. – Но как ты, вероятно, помнишь, это было частью нашего маленького соглашения. Ведь я, если пожелаю, могу обратить свое внимание на любую женщину. Или, может быть, ты сама этого хочешь?Лицо Розали исказила гримаса отвращения.– Ты омерзителен. Ты поступаешь…– Я, между прочим, не женат, и у меня нет никаких обязательств ни перед одной женщиной. Что же здесь особенного и такого уж мерзкого, черт побери?– Все, и твоя отвратительная похоть в том числе. Ты липнешь к любой потаскушке, задирающей перед тобой юбку!В ярости Рэнд хотел было встряхнуть ее и даже протянул руки к ее прекрасным тонким плечам, но она стояла не шелохнувшись, и Рэнд отступил.Что с ним случилось? Откуда это странное неутолимое желание, которое не способна удовлетворить никакая другая женщина? И как можно выдержать это все?– К чему подобный тон? – мягко спросил Рэнд, слегка касаясь ее руки. – И зачем ты дразнишь меня? Помнишь ли ты, как быстро я перехожу от слов к делу?Розали отдернула руку.– Ты ошибаешься, – неуверенно сказала она. – Я сказала тебе все это потому лишь, что, живя рядом, трудно скрыть чувство отвращения.– Советую тебе спрятать его подальше, – проговорил Рэнд и с силой потянул ее к себе, так что теперь их тела почти соприкасались.Розали была такой маленькой, что едва доставала ему до подбородка.– Ты искушаешь меня, невольно подталкивая к тому, чтобы я не искал удовольствий на стороне и обратил внимание на самую доступную и прелестную молодую особу – на тебя.Розали хотела ударить его по лицу, но удержалась, вспомнив, чем однажды закончилась подобная попытка.– Ну, давай, действуй! Ты же привык все брать силой!Внезапно он обнял ее за плечи.– Скажи мне, чего ты хочешь? – спросил он. – Твоя нежность подобна полярному льду – соблазнительная и надменная, отвергающая любую ласку, словно каждое прикосновение причиняет тебе невыносимое страдание. Ты довольна своим одиночеством, а вот я недоволен Я много лет был заключен в эту холодную тюрьму, пока наконец не устал и не начал искать простого человеческого тепла. Ты первая, кому я сделал больно в этих своих поисках.– О чем вы говорите? – с ужасом прошептала Розали, но Рэнд продолжал говорить, не обращая внимания на ее слова:– Мое желание смешно для тебя. Это желание сумасшедшего, но я хочу растопить этот лед своими руками.Нет, не бойся, я, кажется, передумал. Скорее всего там, подо льдом, ничего нет, и, растаяв, ты просто исчезнешь.– Ты ненормальный! – выдохнула Розали, чувствуя, что вся дрожит в его объятиях. Увидев ее расширившиеся от страха глаза, Рэнд с глухим стоном разжал руки.– Прочь от меня. Если бы только Бог сделал так, чтобы я перестал желать тебя!Он резко встал, вошел в свою комнату и с силой захлопнул дверь.Потрясенная, Розали не двигалась с места. Неужели можно жить рядом с ним и быть спокойной за себя? Можно ли рассчитывать на его обещание?Они встретились вновь в этот же день перед ужином в их маленькой гостиной. Рэнд подошел к Розали, сидящей в кресле с книгой в руках. Она взглянула на него, готовая, кажется, в любую минуту продолжить их бесконечную схватку. Но внезапно ощущение какого-то холодка возникло у нее под ложечкой, словно она летела вниз с горы.Рэнд молча стоял перед ней. Он был одет в синий сюртук и такие же брюки, в белоснежную рубашку и высокие черные ботфорты, красивый шелковый галстук завершал его наряд. Темно-золотой загар, к которому Розали уже 1 привыкла, оттененный белизной воротничка, больше не казался ей плебейским и грубым.Теперь она понимала, почему женщины так любили его. В нем было что-то бесконечно притягательное, какая-то грубость, терпкость, суровая мужественность, позволявшая женщинам острее чувствовать собственную слабость. Его непредсказуемость заинтриговывала, а быстрота, с которой холод и равнодушие в его глазах уступали место жизнерадостному веселью, не позволяла угадать его мысли.Розали догадывалась, что многие женщины хотели бы приручить его, лаской и лестью заманить в свои сети, но она знала также, что ни одной из них это пока не удалось.– Ты сидишь здесь, как маленькая птица в клетке, – неожиданно сказал Рэнд.Розали отложила книгу. , – В твои обязанности не входит развлекать меня, – спокойно произнесла она.Глаза Рэнда скользнули по ее фигуре. На ней было воздушное платье пастельного тона с замысловатым узором из цветов и листьев. "– Эта гостиница – единственное, что ты до сих пор видела здесь, во Франции. – В его голосе слышалось невольное сожаление. – Я хочу показать тебе кое-что более интересное."Почему он беспокоится обо мне? Какое ему дело до моих чувств?" – думала Розали.– У тебя есть какой-то план? – Она оглядела его роскошный наряд.– Это зависит от тебя. Хочешь, поужинаем сегодня где-нибудь?– Можно я сперва спрошу тебя? – Розали внимательно смотрела на Рэнда, Дело в том, что она уже не чувствовала себя настолько сильной, чтобы оставаться его вечным врагом, и решила предложить ему свою дружбу.– Скажи, твое предложение о перемирии все еще в силе? – Она неуверенно протянула ему руку.Чуть поколебавшись, Рэнд взял ее, но не пожал, а только подержал в своей несколько долгих минут.Розали радостно удивилась теплу и покою, исходившим от его рук, ей вдруг захотелось продлить это чудное наваждение… Но вот пальцы их разъединились, и лишь тонкое тепло осталось в ее ладони.– У меня будет свободное время, – сказал Рэнд, помогая ей надеть мантилью. – Я думаю, мы могли бы нанести кое-кому визиты. – Он взял ее локоны и осторожным движением высвободил из-под воротника. – У меня здесь есть друзья.– Да? – Розали почти не слушала Рэнда, растроганная его вниманием."Каким милым он может быть, когда захочет", – с удивлением думала она.– Кого же ты собираешься навестить?– Некоторые зовут его "королем города Кале".– Кто это?– Бо Браммель, разумеется.Поначалу Розали сомневалась, действительно ли Рэнд говорит правду, и по дороге в Кале с восторгом и недоверием слушала его невероятные рассказы, казавшиеся только плодом его богатого воображения. И хотя Рэнд был абсолютно серьезен, Розали уверяла себя снова и снова, что все сказанное им – чистейшая выдумка. Впрочем, некоторые факты она не могла опровергнуть, поскольку они были всем хорошо известны. Например, то, что Браммель со скандалом покинул Лондон и что у него был огромный долг, и его чудный севрский фарфор, огромная библиотека, мебель, коллекция вин и произведений искусства – все было продано с молотка при огромном стечении публики.Дружба Браммеля с принцем-регентом Георгом II также была широко известна, ибо последний в компании самых высокопоставленных особ часто навещал его в доме номер четыре по Честерфилд-стрит в надежде услышать его отзыв о своих нарядах и безупречности своего стиля – Браммель славился своей утонченной изысканностью.– Говорят, – заметил Рэнд, – что одни только перчатки для него делали целых три человека: один – большой палец, второй – еще четыре, а третий – все остальное!– Не может быть! – с удивлением воскликнула Розали, придвигаясь к Рэнду. – И много раз ты видел его? – Губы ее были так близко, что поцелуй казался неизбежным.Рэнд расхохотался. Он словно не замечал, что она рядом.– Всего несколько раз. Он никогда не удостаивал меня особым вниманием, считая, что я хожу слишком быстро и могу нечаянно забрызгать его ботинки.Розали улыбнулась.– Он не любит ходить в испачканных ботинках?– Еще бы! Даже подошву он начищает до блеска, не говоря уж об остальном.– О, такой человек наверняка знает себе цену!– Восемнадцать лет он был принцем Англии, а это значительно дольше, чем правит нынешний Георг IV. А когда он впал в немилость, то принял это с завидным терпением. Хотя отнесись он к этому иначе – в любом случае никто бы не осудил его.– Ты уверен, что он принимает гостей?– Конечно. Он потому и переехал в Кале, чтобы не пропустить ни одного англичанина, прибывающего во Францию. Все, кто едет в Париж и обратно, фактически проезжают мимо дверей его дома!Бо жил в центре города, недалеко от отеля "Де Билль", в доме французского печатника по фамилии Лелу.В соответствии с этикетом Рэнд послал Браммелю вначале краткую записку, в которой просил разрешения нанести визит. В конце ее он поставил буквы "Е. Р.", что было знаком огромного уважения и внимания.До самой последней минуты Розали не задумывалась о том, что у нее нет никакого приличного объяснения их отношениям с Рэндом. Браммель решит, что Розали его любовница, ведь она не была ни женой его, ни сестрой. А то, что она путешествует с ним вот так, запросто, вдвоем, будет свидетельствовать о ее дурном вое питании. Люди осудят ее, полагая, что у нее нет никаких моральных принципов. И не важно, что большинство из них имеют на совести еще худшие пороки, прикрываемые высокими титулами. Главное – соблюсти приличия! Ее будут забрасывать камнями, а ей останется только стоять под равнодушными взглядами лицемеров!Но Розали втайне надеялась, что Браммель не будет к ней слишком строг, поскольку вряд ли можно было встретить человека с такими же, как у него, безупречными манерами.Как только они подъехали, он немедленно провел их в свои апартаменты, словно боясь доставить им хотя бы минутное неудобство. Его квартира состояла из трех комнат: гостиной, столовой и спальни, обставленных с великолепием, которое никак не вязалось с представлением Розали о жилище несостоятельного должника.Как позже объяснил Рэнд, Бо достиг совершенства в искусстве перезанимать деньги. Он обеспечил себе неограниченный кредит благодаря своему бесконечному обаянию.У него был только один слуга по имени Сележ, маленький, тихий человечек, хлопотавший по хозяйству, когда они вошли.– Как я рад тебе! – воскликнул Браммель, глядя на Рэнда. – Мое нынешнее жилище слишком скромно, я привык жить иначе. Но в такой грубоватой оправе начинаешь сиять еще ярче, не так ли?Розали в восхищении смотрела на него. Никогда еще не видела она мужчину, одетого столь прихотливо и изысканно. Легко можно было представить себе, что он тратит каждый день по два часа на завязывание галстука, ведь каждая ослепительно белая складка и волна заранее продумывались самым тщательным образом.Браммель носил голубой сюртук с бархатным воротником, жилет, черные брюки и черные же ботинки, начищенные так, что в них можно было смотреться.Ему было тридцать восемь лет, то есть ровно на десять лет больше, чем Рэнду, хотя выглядел он гораздо старше и как-то совсем иначе, так что сравнивать их просто не имело смысла.– Непостижимо, – воскликнул Браммель, обращаясь к Рэнду. – До чего ж ты смугл! Должно быть, вовсе не заботишься о своем лице. Оно у тебя темное, как у крестьянина. И благодаря твоему брату ты никак не можешь оправдаться наследственностью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30