– Я верю тебе, – прошептала она, глядя в его бархатно-золотистые глаза, взгляд которых, казалось, проникал ей в душу.– Отлично, – сказал Рэнд, как бы подводя итог их разговору, и добавил:– Я провожу тебя до дома. Скоро обед, и я ужасно проголодался.Розали согласно кивнула и послушно взяла его под руку.Но один вопрос, о котором Рэнд ничего не сказал, не давал ей покоя.Почему он промолчал о том, что случилось в конюшне полчаса назад? Казалось, Рэнд совершенно забыл об этом, а Розали между тем чувствовала нежность и томление неудовлетворенного желания. Хочет ли Рэнд продолжения того, что между ними происходило? Если он все еще любит ее, почему не делает никаких попыток к сближению?Ничто не мешает ему прийти ночью к ней в спальню, тем более что она сама ни за что не стала бы препятствовать этому.– Нотариус и викарий хотели бы навестить вас сегодня после обеда, месье де Беркли, – доложила Нинетт, вручая Рэнду визитные карточки на блестящем серебряном подносе. – А завтра здешние крестьяне придут благодарить вас.– Благодарить? – переспросил Гильом, входя в гостиную.Все утро он усердно трудился в саду, во французской и китайской его частях: копал землю, подрезал ветки, отмывал скульптуры и расчищал клумбы.Волосы его прилипли ко лбу, а задумчивые карие глаза обрамляли темные длинные ресницы. Легкий загар покрывал его лицо.Розали с улыбкой протянула ему большой бокал холодной апельсиновой воды.– Спасибо, – сказал он, глядя на нее.В глазах его светились благодарность и доброта, которую он редко выказывал так открыто. Казалось, Розали у всех вызывала самые теплые и нежные чувства. Гильом заметил, что ей достаточно произнести с улыбкой несколько слов, чтобы смягчить крутой нрав Рэнда, Всем хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Даже Джейн Дэвид, сварливый старик, служивший дворецким, тоже поддался ее очарованию.– Это, – заметил он как-то, – это сирена!Да, она смеялась, как дитя, пела, как ангел, и любила, как земная женщина.Сидя в расшитом золотой нитью кресле, Розали просматривала груду визитных карточек.– Не только нотариус и викарий, – сказала она, – но и два банкира, врач, крестьяне и несколько здешних дворян! И конечно, их жены и дочери. Все они изъявили желание поблагодарить месье де Беркли за его вклад в поддержку общественного благосостояния.– Ого! – произнес Гильом. – Как это вам удалось снискать такую популярность, хотел бы я знать.– Он защитил интересы крестьян, – ответила Розали, прежде чем Рэнд успел произнести что-либо. – Он защитил их от месье Лефевра, недостойного господина, можно сказать, негодяя, который решил повысить пошлину на землю, лишив тем самым бедных людей средств к существованию, отобрав деньги у тех, кто с трудом может позволить себе…– Короче говоря, – прервал ее Рэнд, невольно улыбаясь пылкости Розали, – после десятиминутного разговора со сборщиком налогов я был произведен в святые.– Удивляет то, – продолжала Розали, глядя на Гильома, – что он так и не обмолвился ни словом, что же такое он сказал этому Лефевру.– Не отважусь повторить этого в обществе, – пробормотал Рэнд.– Ну, можно сказать, ты приобрел невероятную популярность, – весело закончила Розали. – И я хочу воспользоваться этим, принимая гостей!– Не уверен, достаточно ли ты поправилась, чтобы устраивать приемы? – озабоченно произнес Рэнд.– Поправилась ли я? Тебе лучше… – начала было она, но вдруг остановилась, закусив губы.С ее языка чуть не слетело: "Кому как не тебе знать, что я совершенно здорова!" Розали вспомнила минуты, которые они провели в объятиях друг друга, минуты восторга и неземного блаженства, которое стало сильнее и глубже после первого же безрассудного мгновения; тяжелое томление плоти, пылающие губы, сильные руки Рэнда…Она постаралась избавиться от наваждения. Яркий румянец залил ее лицо, как только она подняла глаза и посмотрела на Рэнда. Он улыбался, прекрасно поняв, о чем она сейчас думает."Бессовестный", – мысленно упрекнула его Розали и, чтобы скрыть свое возбужденное настроение, торопливо взяла стакан с лимонадом и отпила глоток.Между тем Гильом с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим.– Я не думаю, что мадемуазель устанет от нескольких посетителей, – заметила Мирель.Рэнд взглянул на нее.– Стало быть, с твоего благословения мы позволим ей провести сегодняшний вечер среди гостей? – сказал он. – Но я должен серьезно предупредить тебя, Розали: это быстро тебе надоест.Нахмурившись, Розали посмотрела на Рэнда, не понимая, что он имеет в виду.Но тут вмешалась Мирель, готовая предотвратить назревающую ссору:– Я слышала, о вас, мадемуазель, ходит много разных слухов. Люди любопытны…– Бесспорно, – сказала Розали. – Они наверняка думают, что месье де Беркли прячет где-нибудь на чердаке сумасшедшую злую старуху, да?– Или бесценное сокровище, – добавил Рэнд, – которое он ревностно охраняет от посторонних взглядов.Покраснев еще больше, Розали опустила глаза. * * * Как и предсказывал Рэнд, бесконечная вереница гостей очень скоро утомила Розали. Согласно этикету, она принимала жен, дочерей, а также тетушек и бабушек, в то время как Рэнд занимал мужчин, устроившихся в отдельной гостиной. Они говорили о политике, текущих событиях и всяких философских проблемах.– Не знаю, – расстроенно сказала Розали после второго такого приема. – Мне кажется, что нам всем надо объединиться, и господам и дамам, так, как это делается в Париже.Они с Рэндом проводили гостей и теперь сидели в приемной.– Здесь не Париж, дорогая моя, – возразил Рэнд, – а всего лишь маленькое провинциальное местечко, где традиции поддерживаются столетиями. Я мирюсь с ними, а ты, похоже, против? Тебе они не по вкусу!– Пойми, мне непереносимо скучно!Рэнд расхохотался, в глазах его сверкнул озорной огонек.– Вот никогда бы не подумал! – весело сказал он.– Боже мой, – простонала Розали. – После того что случилось в Париже, я думала, что никогда не захочу возвратиться туда, но теперь я сыта по горло этой скукой и готова даже пешком уйти. Все здешние разговоры сводятся к тому, как надо содержать в порядке дом, как заставить слуг побольше работать, что есть на завтрак в особенно жаркие дни… А те, кто умеет читать, – ты думаешь, они теряют время на газеты или, скажем, на Мольера? Ничего подобного, они читают только журналы мод! И болтают о шляпках и модных прическах!– Рози, дорогая, – сказал, улыбаясь, Рэнд. – Я с радостью приглашу тебя в нашу мужскую компанию, но думаю, твое присутствие будет многих сдерживать. Не меня, конечно, ты понимаешь…– Я знаю, – прервала она его. – Ты по крайней мере не запрещаешь мне высказать все, что я думаю. Но если эти мадам и мадемуазель такие дуры, что позволяют держать себя в отдельной комнате! Они-то уж точно не решатся противоречить тому, что говорят их мужья.– Если ты намерена присоединиться к компании джентльменов во время нашего завтрашнего визита к Хуралтам, боюсь, твои надежды не оправдаются. Пойми, мы уедем отсюда уже очень скоро, и времени, которое мы здесь пробудем, не хватит на то, чтобы поломать вековые традиции.Но зато ты успеешь стать знатоком модных шляпок!– Тогда не удивляйся, если к концу нашего здесь пребывания мой интеллект снизится до младенческого уровня.Рэнд сдержал улыбку.– Большинство мужчин отнеслись бы с восторгом к такой перемене, – подчеркнуто серьезно проговорил он.– Но только не ты, Рэнд! – возразила ему Розали. – Не ты… Ты терпеть не можешь глупости.– Ты, оказывается, отлично узнала меня за это время, – мягко, но слегка насмешливо произнес он.Не желая больше спорить, Розали вздохнула и встала с кресла.– Спокойной ночи, Рэнд, – сказала она.– Спокойной ночи, – улыбнулся он. * * * В последующие дни Розали терпеливо выносила всевозможные визиты, поняв, что, хотя здешние женщины и не блистают особой эрудицией, все же их общество может доставить хоть какое-то развлечение.Она и Рэнд в сопровождении Мирель и мадам Альвин сами выезжали с визитами, посещали завтраки, семейные обеды и всевозможные музыкальные вечера.Иногда в салонах звучало очень недурное пение, а порой и все собравшиеся подхватывали мелодию разноголосым хором.Между тем после нескольких удачных выходов на охоту Рэнд снискал себе славу, подстрелив могучего кабана, чьи огромные окровавленные клыки были потом предметом всеобщего восхищения и любопытства.Рэнд только тихонько посмеивался, слушая, как Гильом направо и налево рассказывает об их приключениях, красочно описывая охоту и заставляя Розали вздрагивать от ужаса.Сначала Розали показалось странным решение Рэнда брать с собой на охоту Гильома. Но, подумав, решила, что в их сближении, пожалуй, нет ничего удивительного.Дело в том, что Рэнду нравился любой, кто не робел перед его натиском, а, судя по всему, Гильом был не робкого десятка. С величайшей готовностью он пускался в любую авантюру, в самое рискованное предприятие и при этом ужасно любил прихвастнуть.Этот юноша проживал свою жизнь настолько разнообразно, насколько это вообще было возможно, вынуждая и Мирель быть участницей его приключений и проделок.Особой разговорчивостью он не отличался, да и Мирель не позволял болтать о прошлом. Он считал это обычной мерой предосторожности и, хотя говорил порой игривым тоном, за его словами проглядывало нечто более серьезное.Гильому нравилось жить своим умом, это был своеобразный щит, который он всегда держал хорошо начищенным и готовым для обороны.Каждое утро он занимался физическими упражнениями, в то время как Рэнд совершал ежедневную утреннюю прогулку верхом.Остановив однажды лошадь, Рэнд с интересом наблюдал за парнем. Поговаривали, что Гильом – незаурядный фехтовальщик. Он не получил классического образования и весь свой опыт приобрел на практике.Сейчас он снова и снова отрабатывал защиту и выпад, проигрывая различные ситуации. Шпага сверкала в лучах утреннего солнца.Вдруг он понял, что за ним кто-то наблюдает, и обернулся. Перед ним стоял Рэнд.– А что, ты всегда дерешься в таком жестком стиле? – улыбаясь, спросил он.Гильом усмехнулся, помахивая рапирой.– Мой стиль жесткий ровно настолько, насколько мне этого хочется, месье.– Могу я дать тебе один совет? Разумеется, при всем уважении к твоему мастерству.– Месье де Беркли, – без улыбки произнес Гильом, – очень часто моя жизнь целиком зависела от умения держать в руках шпагу. Я принимаю все советы с величайшей благодарностью. Не хочу рисковать своей жизнью, мне она весьма дорога.– Ну хорошо.., на мой взгляд, – спешиваясь, сказал Рэнд, – в последней комбинации твоя защита была чересчур открыта, и противник мог бы пронзить тебя двойным выпадом. Если же ты встанешь чуть боком, вот так.., то удар не заденет тебя.– Черт, – смутился Гильом, задумчиво глядя на Рэнда. – Наверное… У меня только одна шпага, месье, но если вы возьмете ее и покажете…– Интересное предложение, – сразу согласился Рэнд.В Лондоне он слыл выдающимся стрелком, но знал толк и в фехтовании, так как в юности посвятил этому немало времени.– Я буду вам очень признателен, – сказал Гильом. – Никогда не поздно поучиться тому, чего не знаешь.– Послушай, Гильом, – Рэнд слегка нахмурился, – ты часто бросал Мирель на произвол судьбы в ситуациях, когда…– Не больше двух-трех раз. Только когда этого нельзя было никак избежать. Я не люблю подвергать ее риску.Он помолчал.– Для своего возраста она видела в жизни слишком много. Видите ли, наша мать была проституткой…Последняя фраза была сказана как бы между прочим, как нечто само собой разумеющееся, и прозвучала, словно он сказал что-то вроде: "У нашей матери были рыжие волосы" или "Наша мать любила сладкую овсяную кашу".Рэнд улыбнулся про себя. То же самое он мог сказать и о своей матери, Элен Маргарэт. Разница была лишь в том, что одна вела себя открыто, а Элен лицемерила и лгала.– Мы оба похожи на нее, и я и Мира, – продолжал между тем Гильом. – Несмотря на то что отцы у нас были разные. Теперь ее уже нет, она умерла. Но однажды я застиг ее в комнате с целой ротой солдат, это было в 1812 году. И вот тогда я взял Миру под свою опеку, если это вообще можно назвать опекой. Никогда я не оставлял ее надолго, но, конечно, частенько ей приходилось самой заботиться о себе.Гильом замолчал, улыбаясь своим воспоминаниям.– Маленькая проказница… Я увидел ее в первый раз, когда ей не было еще и двенадцати лет. Она сидела в углу и плакала, потому что ей было приказано обслуживать посетителей, другими словами, пойти по стопам нашей мамаши.Рэнд пытался представить себе Мирель в двенадцатилетнем возрасте. Если и сейчас она осталась маленькой и хрупкой, то что было тогда?– Не похоже, чтобы все это затронуло ее, – сказал Рэнд, забирая у Гильома шпагу и рассеянно взмахивая ею.– Да, но зато она все помнит, – заметил тот. – Знаете, какая у нее память! Она как губка впитывает любую мелочь, особенно то, что лучше было бы поскорее забыть.И чем старше она становится, тем отчетливее ее воспоминания.– Я в этом не сомневаюсь, – задумчиво произнес Рэнд. – Я слишком хорошо это знаю. * * * Розали и Мирель провели целое утро, перешивая белое батистовое платье Розали.Погода стояла сухая и жаркая и, по всей видимости, вряд ли должна была в ближайшее время измениться.Утомительная жара и отъезд Рэнда в Гавр были причиной дурного настроения Розали. Мысль о том, что он находится сейчас в "Лотари", так далеко от д'Анжу и от нее, повергала Розали в расстройство.Расставаясь, он легко поцеловал ее в лоб и уехал, и с этой минуты в ее сознании образовалась огромная пропасть, которую ничем нельзя было заполнить.Розали старалась отвлечься, подыскивая себе какие-нибудь занятия.Выяснилось, что в гардеробе Мирель было лишь одно летнее платье, да и то, впрочем, изрядно поношенное. Розали решила исправить эту несправедливость, и после того как ей не без труда удалось уговорить девушку принять в подарок ее новое платье, перед ними встала нелегкая задача перешить его по тоненькой, миниатюрной фигуре Мирель.Переделывать пришлось все платье, и после многих часов усердной работы ножницами и иголкой оно наконец было готово. Закончив, они вышли в сад немного погулять. Розали с досадой смотрела, как Мирель осторожно ступает в своей обновке, то и дело поднимает белый кружевной подол, боясь испачкать его о цветной песок садовых дорожек."Сколько же времени ей понадобится, чтобы привыкнуть к нему?" – думала Розали.Приблизившись к зарослям роз "Гордость Дижона", они услышали шум – кто-то усердно работал, обрезая ветки.Немного погодя из-за кустов вышел Гильом, радостно приветствуя их, а затем, поддавшись на уговоры, решил отдохнуть, присев рядом с ними под персиковым деревом.Тревога Розали из-за натянутости отношений между Мирель и Гильомом постепенно исчезла. Брат и сестра чувствовали себя друг с другом совершенно непринужденно, обнаруживая тесное родство. Испуг Мирель в конце концов можно было объяснить тем, что она не ожидала встретить Гильома здесь, в замке д'Анжу.Так или иначе, теперь они общались свободнее, чем в первые дни пребывания Гильома в замке.– Посмотрите.., какая хорошенькая девушка! – воскликнул он, заставляя Мирель покраснеть от удовольствия. – Осторожно, Мира, не садись на траву, иначе испачкаешь свое новое платье!Посмотрев на Розали, он добавил вполголоса:– Бог вознаградит вас за вашу доброту, милый ангел!Я бесконечно благодарен вам за все, что вы сделали для Миры.– Пожалуйста, не благодарите меня, – сказала Розали, с улыбкой глядя на него. – Я не сделала ничего особенного. А Мирель.., я в таком долгу перед ней.Взгляды их встретились, и Розали вдруг смущенно опустила глаза. Гильом смотрел на нее с какой-то тоской, обожанием, даже с раскаянием. "Странно", – подумала Розали, и он поспешно отвернулся, будто опасаясь быть разоблаченным.– Иногда я не верю сам себе, мне кажется, что вы – миф, фантазия, – тихо проговорил Гильом, – но я давно уже не верю в сказки, Розали… Беркли.Он как бы намеренно подчеркнул последнее слово. Розали нахмурилась. Стараясь убедить себя, что это ей просто показалось, она испытующе посмотрела на Гильома.Но настроение его неожиданно изменилось, и он, стараясь развлечь ее, принялся рассказывать истории о труппе бродячих актеров, к которым они с Мирель однажды присоединились, а потом разыграл несколько забавных сцен. Розали от души смеялась, в то время как рассказчик оставался совершенно серьезным.– ..А между действиями мы с Мирель развлекали публику, пока актеры меняли декорации, – сказал он, поднимая с земли три персика и ловко жонглируя ими. – У Миры было изящное маленькое платье, оно едва доставало ей до колен. Конечно, учитывая ее рост, оно не было слишком коротким…Мирель, смеясь, бросила в него спелым персиком, а он, легко увернувшись, продолжал жонглировать.– Твоя ловкость свидетельствует о большом опыте по части уверток! – услышали они чей-то голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30