— Стыдно, мистер Доминик.— Еще как, мисс Эпплгейт. Я ужасный человек.Ужасный, это точно. Ох, как бьется сердце и как сильно он ее хочет. Она словно наркотик, без которого он не может обходиться ни дня. Хотя бы раз в день. Если получить жидкий концентрат индивидуальности Молли, на этом можно было бы заработать бешеные деньги.— Что ты сказала?Она уже садилась в седло.— Я говорю, если мы еще раз прокатимся до ручья Лиззи, потом придется самим чистить лошадей.— Так мы едем? Вот черт. — Доминик поставил ногу в стремя.Вот черт. Будем наслаждаться тем, что нам подарит сегодняшний день, а насчет завтра подумаем, когда оно наступит… Глава 15 По заключению первого и последнего психиатра, нанятого родителями, анализ собственных чувств и мыслей давался Молли не без труда. Врач так и написал в своем отчете… после чего внезапно уволился по «личным причинам». Молли прочитала его заключение, взломав ящик отцовского письменного стола.Ей было тогда тринадцать, но что такое «анализ», она уже знала. Молли всегда хорошо училась. За исключением того года, когда решила стать двоечницей, чтобы выяснить, станут ли родители уделять ей больше внимания. Не стали. Тогда Молли бросила изображать из себя тупицу — это было чересчур тяжело — и снова стала собой. Умной проказницей.Так что она просто прекратила углубляться в самоанализ. И все. Какой смысл думать о том, что ты сделала и почему? Что сделано, то сделано; сколько об этом ни думай, ничего не изменится.Копаться в собственных чувствах и мыслях — глупая затея. К тому же это мучительно. Молли предпочитала сосредоточиться на настоящем, на том, что происходит сейчас.И это всегда получалось, до тех пор, пока…— Молли!Она повернулась в седле и посмотрела на Доминика. Они ехали гуськом: тропинка была очень узкой.— Что? Я не туда еду?— Не знаю, — пожал плечами Доминик. — Ладно, ты едешь правильно. Ручей за тем поворотом. Я позвал тебя просто так. Ты была очень… задумчивая.— Может, спеть? — улыбнулась она. — Или заняться декламацией? Как ты отнесешься к монологу Марка Антония из «Юлия Цезаря»? Я его хорошо помню: «Друзья, сограждане, внемлите мне, не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить» Шекспир, «Юлий Цезарь», акт III, сцена 2. Пер. М. Зенкевича.
.— Ради бога, перестань. Откуда ты его знаешь?— В школе читала. Мне, конечно, сказали, что это не для девочки, но поставили «отлично». Правда, самой выбирать монологи уже не разрешали. Хотя все равно дольше месяца я в этой школе не продержалась. — Она потянула поводья, и Дэйзи остановилась. Они выехали на небольшую поляну. — Мне кажется, главное в том, что я рискнула прочитать монолог, который учитель определил как «мужской». К тому же я притащила в класс меч. Сильно, да?Он спешился, привязал Сильвестра к дереву и помог ей спуститься.— Где ты его достала?— В кабинете истории. Он был просто огромный.— И ты им, конечно, размахивала, — подхватил Доминик, привязывая Дэйзи к тому же дереву. — В том месте, где Антоний говорит: «А Брут ведь благородный человек, и вы, другие, тоже благородны ».— И ты, Брутто, сказало Нетто, завернулось в тару и упало, — продекламировала Молли школьный стишок. Она присела на бревно, на котором они сидели вместе с детьми, и стала смотреть на ручей. Наслаждалась очередным моментом. — Лиззи права. Здесь очень красиво.— Это оттого, что ты здесь, — сказал Доминик, присаживаясь рядом с ней, спиной к ручью: так лучше было видно ее лицо. Он придвинулся ближе и погладил кружева на воротничке ее блузки. — Ты везде красивая.Она положила ногу на ногу, сцепила пальцы и боком прислонилась к нему. От него пахло кожей и лошадьми и, едва уловимо, мятным полосканием для рта.— Лесть — ваше второе имя, мистер Лонгстрит.— Спасибо за комплимент, — улыбнулся он и взял ее за подбородок. — Иди ко мне.Молли не сопротивлялась. Его теплые губы прижались к ее рту, теплые и настойчивые, мгновенно вызвав в памяти все акробатические этюды прошлой ночи. Она слегка повернулась и положила руку ему на грудь, такую твердую под мягкой, нагретой солнцем рубашкой.На этот раз она предоставила ему вести: прошлой ночью она была, пожалуй, чересчур активна. Когда его язык проник к ней в рот, исследуя ее нёбо, она лишь слегка касалась его своим языком.Доминик начал дразнить ее, пока она не перешла в наступление. Тогда он нежно прикусил ее язык зубами, их рты слились, он откинулся назад, и они оба соскользнули с бревна. Он взял ее голову в руки и принялся изобретательно целовать, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью.Молли приподнялась и попыталась на ощупь расстегнуть пуговицы его рубашки.Светлые волоски на его груди приятно щекотали ладони.Она прервала поцелуй и, приподнявшись, встала на колени, чтобы он мог расстегнуть ее жакет, блузку и белый атласный бюстгальтер с застежкой спереди. Когда Доминик расстегнул его и взял ее груди в свои ладони, у Молли вырвался стон облегчения: так она истосковалась по его прикосновениям.Запрокинув голову, она наслаждалась тем, как его пальцы ласкали напряженные соски. Вот он лизнул языком сначала один сосок. Потом второй, потом поцеловал ее в грудь, прямо над бешено бьющимся сердцем.Она придвинулась ближе, не в силах противостоять разгорающемуся жару внизу живота; когда Доминик просунул ладонь между ее ног, она даже вздрогнула.Жакет мешал ей обнимать Доминика, но тратить время на раздевание она не стала. Если уж жить в настоящем, то сейчас.Она слегка подалась назад и набросилась на ремень и молнию его джинсов.В том, чтобы заниматься любовью, практически не раздеваясь, было что-то очень чувственное и запретное. Как если бы они боялись, что их в любой момент могут обнаружить, и в то же время были не в силах остановиться. К черту последствия.Последствия. Самоанализ. Все это сейчас совершенно ни к чему.Доминик полностью разделял ее мысли, потому что Молли чувствовала силу его желания даже сквозь плотную ткань джинсов. Когда она наконец расстегнула молнию, у него вырвался почти комический вздох облегчения.Все еще стоя на коленях, она расстегнула пояс бриджей, приспустила их, потом атласные трусики… которые легко скользнули по ее крепким бедрам… как вдруг потеряла равновесие и упала Доминику на грудь.— Неудобно? — спросил он, щекоча языком ее ухо.— В книгах раздеваются гораздо изящнее. Я читала, — призналась Молли, догадываясь, что единственный способ избавиться от бриджей — сделать пятиминутный перерыв на то, чтобы расшнуровать высокие ботинки. — В жизни все гораздо сложнее.Услышав низкий смешок Доминика прямо над ухом, Молли вдруг подумала, что она сейчас раскорячилась в нелепейшей позе… но ей на это наплевать. Стыдно не было. Неловко тоже. Она просто наслаждалась тем, что происходит. Открыто, свободно, легко.Доверие. Совершенно новое чувство.— Молли, если только ты не хочешь, чтобы я взорвался, прекрати эту возню с одеждой, хорошо?Ну, может, ей и было неловко. Совсем чуть-чуть.— Прости, — пробормотала она. — Только продолжай меня… трогать. Да?— Всю свою жизнь на это потратил бы. — Он привлек ее к себе, и они перевернулись, так что теперь Доминик оказался сверху. Теперь он смог стащить ее бриджи с трусиками вниз, к самым ботинкам.— Вот какой я замечательный, — сказал он, стоя над ней на коленях. Его ладонь уже находилась между ее ног. — И ты тоже, — прибавил он, ласкающим движением разведя ее ноги в стороны, в то время как два его пальца пробрались внутрь. — Тебе нравится? Скажи, что нравится.— О… — выдохнула Молли, глядя, как он стоит возле нее на коленях, освещенный солнцем, и любуется ею, ласкает ее, изучает ее. — Так прекрасно…Закрыв глаза, Молли отдалась накатывающим волнами ощущениям. С ним не нужно притворяться. С ним можно сойти с ума. В нем было все… все…Он нащупал большим пальцем ее клитор, и она выгнулась под его руками. Только бы он продолжал, был ближе, не прекращал ласкать ее, а желание все разгоралось, разгорался жар, земля и небо полетели кувырком.Не открывая зажмуренных глаз, она запустила пальцы в волосы, каждый мускул в ней напрягся, каждый нерв был натянут, всем телом она льнула к его движущимся туда и обратно пальцам, оскалившись от предельного желания. Ей… нужен… был… он… его прикосновение…— Нет, — вдруг сказала она, резко открыв глаза. — Нет, это слишком сильно.Волны наслаждения, накатывавшие на нее, поднялись еще выше, стали еще чаще, захлестывали с головой.И вот с неотвратимостью волны, бьющейся о берег, невыносимое напряжение сменилось невероятным наслаждением. Ее тело выгнулось, как натянутый лук, и расслабилось, а в сокровенном центре все взрывалось, таяло, пульсировало в такт его движениям. Еще, еще и еще…По-прежнему не открывая глаз, она порывисто обняла его, и он вонзился в нее и заскользил внутри, сжимая ее в объятиях. Она гладила ладонями его спину, впивалась в нее ногтями, пытаясь вобрать его в себя целиком, без остатка.И вот он замер, Молли почувствовала, как напряглись его мускулы. Она приподнялась на руках. Он наполнял ее саму, ее нутро, он был таким твердым.Молли открыла глаза.Птицы по-прежнему перепрыгивали с ветки на ветку — они их даже не вспугнули. Солнечный свет по-прежнему заливал поляну. Вода все так же журчала в ручье. Одна из лошадей что-то шумно жевала.И Молли не умерла.— Ох… ф-фу… — выговорила она, отдышавшись.— Да… Хали-Гали Молли, — отозвался Доминик, тяжело дыша. — Ты случайно не захватила с собой бумажного пакета, чтобы я мог в него подышать?— У тебя гипервентиляция?— Что-то вроде того. — Он слегка повернул голову и поцеловал ее в шею. — Что это было?— А ты не догадываешься?Он снова поцеловал ее.— Думаю, это риторический вопрос. Я тебя совсем раздавил?— Нисколько.— И все-таки… — Он встал на колени и убрал одну ногу, чтобы она смогла выбраться из-под него.Они быстро и молча оправили одежду. Потом Молли села к бревну, прислонилась к нему спиной и вытянула ноги.— Надеюсь, ты не собираешься сию минуту вскочить в седло и помчаться обратно?— Нет, не сейчас. Не раньше, чем лет через сто, — ответил он, тоже привалившись к бревну. — Я знаю, ты не любишь послепостельные беседы, Молли, но… Не знаю, как ты, а я до сих пор весь дрожу.— Мне пора говорить тебе комплименты?— Нет. Но случилось что-то…Молли кивнула.— Я знаю. Это было… было… по-другому. Я никогда в жизни не чувствовала…— Точно, — перебил он. — И я тоже. Господи, ты только меня послушай. Я мямлю, как трехлетка.— В этом мы совпадаем, — ответила Молли, надеясь, что на этом эта тема будет исчерпана. Разве она только что не признавалась самой себе, что анализ — не самая главная ее способность?Одна из лошадей фыркнула, и Молли тут же за это ухватилась, решив задать вопрос, мучивший ее некоторое время назад. Хотя сейчас, честно говоря, ей до этого не было никакого дела. Зато можно сменить тему. Пусть знает, какой Молли может быть въедливо откровенной.— Зачем ты охолостил Сильвестра? Был бы отличный жеребец.Она почувствовала, как Доминик на нее уставился, и придала своему лицу выражение умеренно горячей заинтересованности.— Нет, правда, почему?— Ну и вопросики у тебя. Я его не холостил. Он мне достался уже таким. Его прежний владелец сказал, что там были какие-то проблемы… с развитием.— А-а. — Молли уперлась рукой в живот Доминику, чтобы приподняться и сесть поудобнее. В конце концов, они на берегу ручья. — Ты имеешь в виду, как у Фанни Сайда, победителя «Дерби» в Кентукки?— Я такого не помню. А что с ним случилось?— Одно яичко не опустилось, — сказала она, перемещая руку в самый низ его живота. Она знала, что ему от этого будет неловко, но сейчас так лучше: сбивает романтический лад. — Вроде как упаковка для них была полностью готова, но наполовину пуста.Доминик слегка пошевелился.— Да, вот незадача.— Точно. Поэтому и пришлось охолостить Фанни Сайда, чтобы это не мешало ему брать призы на скаковой дорожке. — Она сдвинула руку еще ниже и зажала в горсть его джинсы. — Не знаю всех подробностей процедуры. Наверное, быстро: чик-чик и готово…Доминик накрыл ее руку своей.— Перестань, Молли. Достаточно. Хватит. Черт, неужели нам не о чем больше поговорить?— Ну, конечно. — Она убрала руку и выпрямилась. — Выбирай тему.— Я выбрал, но ты ловко перевела стрелки на другое. Может, и не ловко, это как посмотреть. Главное, ты не хочешь обсуждать то, что произошло.Она сорвала веточку с тремя листками и принялась вертеть в пальцах.— Мы занимались сексом. Хорошим сексом. Отличным сексом.— Вот как?— Ну да, так это всегда называлось. Секс.— Просто секс.— А как еще? Лечебный секс?— И кто же лечился — ты или я?— Ну я-то на больничной койке не валялась.— Скажешь еще хоть слово в том же духе, и я тебе это устрою. Ты серьезно? Ты занималась со мной сексом, чтобы я расслабился?— Не знаю. А ты расслабился?— Нет, черт подери. Я не расслабился. И верить в то, что тебе было все равно, я не собираюсь, не такой уж я дурак.— А я не утверждала, что мне все равно.— Ага. Все понятно. Меня снова щелкают по носу. Ты боишься, что я к тебе привяжусь. Или еще хуже: что ты начнешь испытывать ко мне некие опасные чувства, выходящие за рамки отношений двух взрослых особей, наслаждающихся друг другом.— Перестань кривляться. — Молли встала и посмотрела на него сверху вниз. — Знаешь, если каждый раз после… секса ты будешь его со мной обсуждать, черта с два я еще раз им с тобой займусь.Он откинулся назад, скрестил ноги, вздохнул и произнес:— Очень по-женски. Отказывать в сексе, чтобы доказать свою правоту.— О, вот только этого не надо. Не смейте мной командовать, Доминик Лонгстрит.— Я? Командовать тобой? Брось, Молли Эпплгейт никто не командует. Она сбегает исключительно по собственному желанию.Он был прав. Она уже перешагнула через бревно и шла к лошадям, чтобы Дэйзи поскорее унесла ее подальше отсюда. И он сам спровоцировал ее на побег.— Откуда ты такой взялся, Доминик Лонгстрит?Он тоже поднялся.— Тот же самый вопрос я могу задать тебе. Нечего хмуриться, будто не понимаешь. Ты сводишь меня с ума. Я обнимаю тебя, зная, что скоро ты исчезнешь. Ты обнимаешь меня, такая живая и теплая, и в то же время подсчитываешь, в какой день тебе лучше уехать. А самое главное — прямо здесь, прямо сейчас, я хочу тебя так сильно, что…До чего он умный. Догадливый. Смышленый. Сообразительный.Неожиданно для самой себя Молли бросилась Доминику на шею и страстно приникла к его губам. Ее руки гладили его по спине, а ноги оказались на добрых четыре дюйма над землей.Он попытался перехватить ее поудобней, чтобы удержаться на ногах, но не смог. Она коснулась ногами земли, но тут они окончательно потеряли равновесие, упали… и скатились по берегу прямо в ручей.Расцепив объятия, они выскочили, отфыркиваясь, на берег. Ручей был глубиной не больше двух футов.Доминик потряс головой, как пес после купания, и от него во все стороны полетели брызги.— Зачем ты это сделала?— Не знаю. Это был порыв. Я не думала, что мы упадем. — Молли подняла руки и критически осмотрела то, во что превратился ее жакет для верховой езды. — Какое все сырое.— Сырое? Да мы насквозь промокли. Интересно, как мы все это объясним, когда вернемся?— Может, мы попали под кратковременный дождик, — предложила Молли и улыбнулась, когда плечи Доминика затряслись от смеха.— Скорее, кратковременный ураган, — сказал он и с хохотом окатил Молли водой.— Сметавший все на своем пути, — подхватила она и окатила его в ответ.И бой начался.Хохоча, они брызгались водой из ручья и со стороны были похожи на двух сумасшедших, сбежавших из надоевшей клиники. Потом нехотя покинули поляну и вернулись в конюшню, так до конца и не выяснив, что между ними происходит… и тут им снова повстречалась Билли Уайт. Не женщина, а казнь египетская.— Вы же все мокрые!— До чего она наблюдательная, — подмигнул Молли Доминик.— Просто мы попали под внезапный кратковременный ливень, — сообщила Молли, направляя лошадь прямо на Билли, так что той пришлось отступить в сторону. — В Вирджинии такое не редкость.— А почему вы с ног до головы в грязи?— Билли, даже если я отращу себе вторую голову и начну с ней петь дуэтом оперные арии, вас это все равно совершенно не должно заботить, — сказал Доминик, пока Молли продолжала наступать на Билли. Сейчас он явно был добродушнее, чем прежде. Но не настолько, чтобы Билли Уайт забыла его предупреждение. Она поняла, что пора исчезать. Немедленно.Молли тоже собиралась поступить так же… по той же самой причине: в целях самосохранения.Но не сейчас… Глава 16 Иногда Молли требовалось одиночество. Только что она была душой компании, заводилой — и вдруг внезапно ей хотелось сбежать ото всех, побыть наедине с собой.Поэтому когда они с Домиником вернулись в дом, приняли душ и переоделись, она усадила детей в кухне с миссис Джонни, выдала им набор детских печатей в форме животных, а сама вышла на улицу. Усевшись в одну из тележек для гольфа, она отправилась в экспедицию по посыпанной щебнем дорожке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
.— Ради бога, перестань. Откуда ты его знаешь?— В школе читала. Мне, конечно, сказали, что это не для девочки, но поставили «отлично». Правда, самой выбирать монологи уже не разрешали. Хотя все равно дольше месяца я в этой школе не продержалась. — Она потянула поводья, и Дэйзи остановилась. Они выехали на небольшую поляну. — Мне кажется, главное в том, что я рискнула прочитать монолог, который учитель определил как «мужской». К тому же я притащила в класс меч. Сильно, да?Он спешился, привязал Сильвестра к дереву и помог ей спуститься.— Где ты его достала?— В кабинете истории. Он был просто огромный.— И ты им, конечно, размахивала, — подхватил Доминик, привязывая Дэйзи к тому же дереву. — В том месте, где Антоний говорит: «А Брут ведь благородный человек, и вы, другие, тоже благородны ».— И ты, Брутто, сказало Нетто, завернулось в тару и упало, — продекламировала Молли школьный стишок. Она присела на бревно, на котором они сидели вместе с детьми, и стала смотреть на ручей. Наслаждалась очередным моментом. — Лиззи права. Здесь очень красиво.— Это оттого, что ты здесь, — сказал Доминик, присаживаясь рядом с ней, спиной к ручью: так лучше было видно ее лицо. Он придвинулся ближе и погладил кружева на воротничке ее блузки. — Ты везде красивая.Она положила ногу на ногу, сцепила пальцы и боком прислонилась к нему. От него пахло кожей и лошадьми и, едва уловимо, мятным полосканием для рта.— Лесть — ваше второе имя, мистер Лонгстрит.— Спасибо за комплимент, — улыбнулся он и взял ее за подбородок. — Иди ко мне.Молли не сопротивлялась. Его теплые губы прижались к ее рту, теплые и настойчивые, мгновенно вызвав в памяти все акробатические этюды прошлой ночи. Она слегка повернулась и положила руку ему на грудь, такую твердую под мягкой, нагретой солнцем рубашкой.На этот раз она предоставила ему вести: прошлой ночью она была, пожалуй, чересчур активна. Когда его язык проник к ней в рот, исследуя ее нёбо, она лишь слегка касалась его своим языком.Доминик начал дразнить ее, пока она не перешла в наступление. Тогда он нежно прикусил ее язык зубами, их рты слились, он откинулся назад, и они оба соскользнули с бревна. Он взял ее голову в руки и принялся изобретательно целовать, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью.Молли приподнялась и попыталась на ощупь расстегнуть пуговицы его рубашки.Светлые волоски на его груди приятно щекотали ладони.Она прервала поцелуй и, приподнявшись, встала на колени, чтобы он мог расстегнуть ее жакет, блузку и белый атласный бюстгальтер с застежкой спереди. Когда Доминик расстегнул его и взял ее груди в свои ладони, у Молли вырвался стон облегчения: так она истосковалась по его прикосновениям.Запрокинув голову, она наслаждалась тем, как его пальцы ласкали напряженные соски. Вот он лизнул языком сначала один сосок. Потом второй, потом поцеловал ее в грудь, прямо над бешено бьющимся сердцем.Она придвинулась ближе, не в силах противостоять разгорающемуся жару внизу живота; когда Доминик просунул ладонь между ее ног, она даже вздрогнула.Жакет мешал ей обнимать Доминика, но тратить время на раздевание она не стала. Если уж жить в настоящем, то сейчас.Она слегка подалась назад и набросилась на ремень и молнию его джинсов.В том, чтобы заниматься любовью, практически не раздеваясь, было что-то очень чувственное и запретное. Как если бы они боялись, что их в любой момент могут обнаружить, и в то же время были не в силах остановиться. К черту последствия.Последствия. Самоанализ. Все это сейчас совершенно ни к чему.Доминик полностью разделял ее мысли, потому что Молли чувствовала силу его желания даже сквозь плотную ткань джинсов. Когда она наконец расстегнула молнию, у него вырвался почти комический вздох облегчения.Все еще стоя на коленях, она расстегнула пояс бриджей, приспустила их, потом атласные трусики… которые легко скользнули по ее крепким бедрам… как вдруг потеряла равновесие и упала Доминику на грудь.— Неудобно? — спросил он, щекоча языком ее ухо.— В книгах раздеваются гораздо изящнее. Я читала, — призналась Молли, догадываясь, что единственный способ избавиться от бриджей — сделать пятиминутный перерыв на то, чтобы расшнуровать высокие ботинки. — В жизни все гораздо сложнее.Услышав низкий смешок Доминика прямо над ухом, Молли вдруг подумала, что она сейчас раскорячилась в нелепейшей позе… но ей на это наплевать. Стыдно не было. Неловко тоже. Она просто наслаждалась тем, что происходит. Открыто, свободно, легко.Доверие. Совершенно новое чувство.— Молли, если только ты не хочешь, чтобы я взорвался, прекрати эту возню с одеждой, хорошо?Ну, может, ей и было неловко. Совсем чуть-чуть.— Прости, — пробормотала она. — Только продолжай меня… трогать. Да?— Всю свою жизнь на это потратил бы. — Он привлек ее к себе, и они перевернулись, так что теперь Доминик оказался сверху. Теперь он смог стащить ее бриджи с трусиками вниз, к самым ботинкам.— Вот какой я замечательный, — сказал он, стоя над ней на коленях. Его ладонь уже находилась между ее ног. — И ты тоже, — прибавил он, ласкающим движением разведя ее ноги в стороны, в то время как два его пальца пробрались внутрь. — Тебе нравится? Скажи, что нравится.— О… — выдохнула Молли, глядя, как он стоит возле нее на коленях, освещенный солнцем, и любуется ею, ласкает ее, изучает ее. — Так прекрасно…Закрыв глаза, Молли отдалась накатывающим волнами ощущениям. С ним не нужно притворяться. С ним можно сойти с ума. В нем было все… все…Он нащупал большим пальцем ее клитор, и она выгнулась под его руками. Только бы он продолжал, был ближе, не прекращал ласкать ее, а желание все разгоралось, разгорался жар, земля и небо полетели кувырком.Не открывая зажмуренных глаз, она запустила пальцы в волосы, каждый мускул в ней напрягся, каждый нерв был натянут, всем телом она льнула к его движущимся туда и обратно пальцам, оскалившись от предельного желания. Ей… нужен… был… он… его прикосновение…— Нет, — вдруг сказала она, резко открыв глаза. — Нет, это слишком сильно.Волны наслаждения, накатывавшие на нее, поднялись еще выше, стали еще чаще, захлестывали с головой.И вот с неотвратимостью волны, бьющейся о берег, невыносимое напряжение сменилось невероятным наслаждением. Ее тело выгнулось, как натянутый лук, и расслабилось, а в сокровенном центре все взрывалось, таяло, пульсировало в такт его движениям. Еще, еще и еще…По-прежнему не открывая глаз, она порывисто обняла его, и он вонзился в нее и заскользил внутри, сжимая ее в объятиях. Она гладила ладонями его спину, впивалась в нее ногтями, пытаясь вобрать его в себя целиком, без остатка.И вот он замер, Молли почувствовала, как напряглись его мускулы. Она приподнялась на руках. Он наполнял ее саму, ее нутро, он был таким твердым.Молли открыла глаза.Птицы по-прежнему перепрыгивали с ветки на ветку — они их даже не вспугнули. Солнечный свет по-прежнему заливал поляну. Вода все так же журчала в ручье. Одна из лошадей что-то шумно жевала.И Молли не умерла.— Ох… ф-фу… — выговорила она, отдышавшись.— Да… Хали-Гали Молли, — отозвался Доминик, тяжело дыша. — Ты случайно не захватила с собой бумажного пакета, чтобы я мог в него подышать?— У тебя гипервентиляция?— Что-то вроде того. — Он слегка повернул голову и поцеловал ее в шею. — Что это было?— А ты не догадываешься?Он снова поцеловал ее.— Думаю, это риторический вопрос. Я тебя совсем раздавил?— Нисколько.— И все-таки… — Он встал на колени и убрал одну ногу, чтобы она смогла выбраться из-под него.Они быстро и молча оправили одежду. Потом Молли села к бревну, прислонилась к нему спиной и вытянула ноги.— Надеюсь, ты не собираешься сию минуту вскочить в седло и помчаться обратно?— Нет, не сейчас. Не раньше, чем лет через сто, — ответил он, тоже привалившись к бревну. — Я знаю, ты не любишь послепостельные беседы, Молли, но… Не знаю, как ты, а я до сих пор весь дрожу.— Мне пора говорить тебе комплименты?— Нет. Но случилось что-то…Молли кивнула.— Я знаю. Это было… было… по-другому. Я никогда в жизни не чувствовала…— Точно, — перебил он. — И я тоже. Господи, ты только меня послушай. Я мямлю, как трехлетка.— В этом мы совпадаем, — ответила Молли, надеясь, что на этом эта тема будет исчерпана. Разве она только что не признавалась самой себе, что анализ — не самая главная ее способность?Одна из лошадей фыркнула, и Молли тут же за это ухватилась, решив задать вопрос, мучивший ее некоторое время назад. Хотя сейчас, честно говоря, ей до этого не было никакого дела. Зато можно сменить тему. Пусть знает, какой Молли может быть въедливо откровенной.— Зачем ты охолостил Сильвестра? Был бы отличный жеребец.Она почувствовала, как Доминик на нее уставился, и придала своему лицу выражение умеренно горячей заинтересованности.— Нет, правда, почему?— Ну и вопросики у тебя. Я его не холостил. Он мне достался уже таким. Его прежний владелец сказал, что там были какие-то проблемы… с развитием.— А-а. — Молли уперлась рукой в живот Доминику, чтобы приподняться и сесть поудобнее. В конце концов, они на берегу ручья. — Ты имеешь в виду, как у Фанни Сайда, победителя «Дерби» в Кентукки?— Я такого не помню. А что с ним случилось?— Одно яичко не опустилось, — сказала она, перемещая руку в самый низ его живота. Она знала, что ему от этого будет неловко, но сейчас так лучше: сбивает романтический лад. — Вроде как упаковка для них была полностью готова, но наполовину пуста.Доминик слегка пошевелился.— Да, вот незадача.— Точно. Поэтому и пришлось охолостить Фанни Сайда, чтобы это не мешало ему брать призы на скаковой дорожке. — Она сдвинула руку еще ниже и зажала в горсть его джинсы. — Не знаю всех подробностей процедуры. Наверное, быстро: чик-чик и готово…Доминик накрыл ее руку своей.— Перестань, Молли. Достаточно. Хватит. Черт, неужели нам не о чем больше поговорить?— Ну, конечно. — Она убрала руку и выпрямилась. — Выбирай тему.— Я выбрал, но ты ловко перевела стрелки на другое. Может, и не ловко, это как посмотреть. Главное, ты не хочешь обсуждать то, что произошло.Она сорвала веточку с тремя листками и принялась вертеть в пальцах.— Мы занимались сексом. Хорошим сексом. Отличным сексом.— Вот как?— Ну да, так это всегда называлось. Секс.— Просто секс.— А как еще? Лечебный секс?— И кто же лечился — ты или я?— Ну я-то на больничной койке не валялась.— Скажешь еще хоть слово в том же духе, и я тебе это устрою. Ты серьезно? Ты занималась со мной сексом, чтобы я расслабился?— Не знаю. А ты расслабился?— Нет, черт подери. Я не расслабился. И верить в то, что тебе было все равно, я не собираюсь, не такой уж я дурак.— А я не утверждала, что мне все равно.— Ага. Все понятно. Меня снова щелкают по носу. Ты боишься, что я к тебе привяжусь. Или еще хуже: что ты начнешь испытывать ко мне некие опасные чувства, выходящие за рамки отношений двух взрослых особей, наслаждающихся друг другом.— Перестань кривляться. — Молли встала и посмотрела на него сверху вниз. — Знаешь, если каждый раз после… секса ты будешь его со мной обсуждать, черта с два я еще раз им с тобой займусь.Он откинулся назад, скрестил ноги, вздохнул и произнес:— Очень по-женски. Отказывать в сексе, чтобы доказать свою правоту.— О, вот только этого не надо. Не смейте мной командовать, Доминик Лонгстрит.— Я? Командовать тобой? Брось, Молли Эпплгейт никто не командует. Она сбегает исключительно по собственному желанию.Он был прав. Она уже перешагнула через бревно и шла к лошадям, чтобы Дэйзи поскорее унесла ее подальше отсюда. И он сам спровоцировал ее на побег.— Откуда ты такой взялся, Доминик Лонгстрит?Он тоже поднялся.— Тот же самый вопрос я могу задать тебе. Нечего хмуриться, будто не понимаешь. Ты сводишь меня с ума. Я обнимаю тебя, зная, что скоро ты исчезнешь. Ты обнимаешь меня, такая живая и теплая, и в то же время подсчитываешь, в какой день тебе лучше уехать. А самое главное — прямо здесь, прямо сейчас, я хочу тебя так сильно, что…До чего он умный. Догадливый. Смышленый. Сообразительный.Неожиданно для самой себя Молли бросилась Доминику на шею и страстно приникла к его губам. Ее руки гладили его по спине, а ноги оказались на добрых четыре дюйма над землей.Он попытался перехватить ее поудобней, чтобы удержаться на ногах, но не смог. Она коснулась ногами земли, но тут они окончательно потеряли равновесие, упали… и скатились по берегу прямо в ручей.Расцепив объятия, они выскочили, отфыркиваясь, на берег. Ручей был глубиной не больше двух футов.Доминик потряс головой, как пес после купания, и от него во все стороны полетели брызги.— Зачем ты это сделала?— Не знаю. Это был порыв. Я не думала, что мы упадем. — Молли подняла руки и критически осмотрела то, во что превратился ее жакет для верховой езды. — Какое все сырое.— Сырое? Да мы насквозь промокли. Интересно, как мы все это объясним, когда вернемся?— Может, мы попали под кратковременный дождик, — предложила Молли и улыбнулась, когда плечи Доминика затряслись от смеха.— Скорее, кратковременный ураган, — сказал он и с хохотом окатил Молли водой.— Сметавший все на своем пути, — подхватила она и окатила его в ответ.И бой начался.Хохоча, они брызгались водой из ручья и со стороны были похожи на двух сумасшедших, сбежавших из надоевшей клиники. Потом нехотя покинули поляну и вернулись в конюшню, так до конца и не выяснив, что между ними происходит… и тут им снова повстречалась Билли Уайт. Не женщина, а казнь египетская.— Вы же все мокрые!— До чего она наблюдательная, — подмигнул Молли Доминик.— Просто мы попали под внезапный кратковременный ливень, — сообщила Молли, направляя лошадь прямо на Билли, так что той пришлось отступить в сторону. — В Вирджинии такое не редкость.— А почему вы с ног до головы в грязи?— Билли, даже если я отращу себе вторую голову и начну с ней петь дуэтом оперные арии, вас это все равно совершенно не должно заботить, — сказал Доминик, пока Молли продолжала наступать на Билли. Сейчас он явно был добродушнее, чем прежде. Но не настолько, чтобы Билли Уайт забыла его предупреждение. Она поняла, что пора исчезать. Немедленно.Молли тоже собиралась поступить так же… по той же самой причине: в целях самосохранения.Но не сейчас… Глава 16 Иногда Молли требовалось одиночество. Только что она была душой компании, заводилой — и вдруг внезапно ей хотелось сбежать ото всех, побыть наедине с собой.Поэтому когда они с Домиником вернулись в дом, приняли душ и переоделись, она усадила детей в кухне с миссис Джонни, выдала им набор детских печатей в форме животных, а сама вышла на улицу. Усевшись в одну из тележек для гольфа, она отправилась в экспедицию по посыпанной щебнем дорожке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29