— Вы вели себя замечательно, Перри, — проговорила Маргарита деревянным голосом, испытывая сильное желание толкнуть его под колеса проезжавшего мимо экипажа. Но она не сделает этого. Она не могла. Совершив убийство, она станет такой же, как и они. Нет, ее месть будет более тонкой. — Вы нам очень помогли.
— Да-да, конечно. Мы все были хорошими друзьями. Вот почему, милая Маргарита, мы делаем все от нас зависящее, используем все свое влияние, чтобы ваш выход в свет прошел как положено. Мы стараемся хоть чем-то возместить вам отсутствие материнской заботы.
— И отсутствие хорошего приданого, Перри, — добавила Маргарита, раздумывая, к чему же он клонит. Не могла же ему прийти в голову нелепая мысль сделать ей предложение. — Не следует ведь и об этом забывать, правда? Папа умер в долгах, а дедушка не настолько богат, чтобы я позволила ему выбрасывать деньги на такую глупость, как приданое.
— Вопрос о приданом не так важен. Ваш дедушка достаточно знатен, и приданому поэтому можно не придавать большого значения. Но — и я говорю это, мое милое дитя, только из любви к тебе и твоим покойным родителям — нельзя допустить, чтобы ваше доброе имя трепали на всех углах. А это непременно случится, если вы будете встречаться с нежелательными кавалерами.
Маргарита улыбнулась.
— О, вот как? И кто же из вас попадает в категорию нежелательных, Перри? Стинки? Ральф? Конечно же, не Вильям. Сезон только начался, и у меня не было времени завести нежелательные знакомства.
Сэр Перегрин помог Маргарите сесть в открытый экипаж, который ждал на углу, и сам сел напротив, аккуратно расправив фалды сюртука.
— Не смейтесь надо мной, девочка. Сейчас не время для шуток, — серьезно сказал он. — Я говорю об американце, об этом Доноване. Он абсолютно неприемлем.
Улыбка застыла на лице Маргариты. — Значит, она беспокоилась не зря. Члены «Клуба» не любили Донована. Она заставила себя захихикать на манер глупой девчонки, только что окончившей школу, какой они ее, наверное, и считали.
— Не может быть, чтобы вы говорили серьезно, Перри. У меня нет никаких отношений с американцем. Ничего, что заслуживало бы вашего беспокойства. Несколько дней назад он выручил меня в неловкой ситуации, и я отблагодарила его, покатавшись с ним верхом на следующее утро. Вчера он заглянул к нам в ложу, но для того лишь, чтобы повидаться с дедушкой, которому почему-то нравятся его нелепые истории о нападениях диких индейцев на Филадельфию.
Она прогнала улыбку с лица и наклонилась вперед с обеспокоенным видом.
— Вообще-то, до меня дошли слухи про мистера Донована и Вильяма. Правда ли, что американец сломал Вильяму челюсть в «Джентльмене Джексоне»? Когда я в первый раз об этом услышала, я не поверила, но мне не удалось повидаться с Вильямом, и теперь я не знаю, что и думать. Я хотела спросить об этом у вас, но, зная, как горд Вильям, решила, что будет лучше, если я сделаю вид, будто мне вообще ничего не известно.
Маленькие карие глазки Перри забегали по сторонам, словно он боялся, что их подслушивают.
— Врач Вильяма заверил его, что перелома нет, это всего лишь ушиб, хотя очень болезненный и противный, и челюсть у Вильяма распухла. — Он тоже наклонился вперед, и лицо его приняло торжественное выражение, какое бывает у ребенка, жаждущего поделиться с кем-нибудь «страшным» секретом. — Хирург наложил ему на челюсть повязку, закрепив ее на макушке, так что рта Вильям открыть не может. Он похож на старуху, которая, собравшись выйти в сад, подвязала челюсть платком, не желая, чтобы ее нашли с открытым ртом в случае, если Создателю вздумается призвать ее к себе, пока она дышит свежим воздухом.
Теперь Маргарита рассмеялась от души, немедленно представив всегда такого безупречного графа Лейлхема с повязкой на челюсти.
— Ох, Перри! Нам не следует над ним смеяться. Бедный, бедный Вильям!
— Да, он и правда чувствует себя несчастным. Но вы понимаете, почему он — да и все мы — не хотим, чтобы ваше имя упоминалось рядом с именем этого наглого американца. Вдобавок Донован рассказывал всем, кто соглашался его слушать, что собирается жениться на вас. Вы когда-нибудь видели такое нахальство? Нет-нет, вы должны прислушиваться к мнению тех, кто печется о ваших интересах. Вы не должны больше встречаться с американцем.
— А почему вы встречаетесь с ним, Перри? — спросила Маргарита, сжимая руки в кулаки — ей захотелось выпрыгнуть из экипажа, разыскать Донована и сломать челюсть ему. Жениться на ней, как же. Он имел на нее виды, и она знала это, но женитьба тут была ни при чем. — Во-первых, что он делает в Англии? Он явно не дипломат, хотя и выдает себя за такового. Его пребывание здесь связано как-то с разговорами о войне между нами и Америкой, которые я слышу постоянно после своего приезда в Лондон?
Сэр Перегрин снова откинулся назад, прикрыв глаза.
— Он просто еще один из надоедливых, хнычущих дипломатов Мэдисона, Маргарита, к тому же мелкая сошка. Но, по правилам протокола, люди, занимающие такое положение, как Ральф, Артур и я, обязаны принимать его.
— А Вильям? — настаивала Маргарита, чувствуя, что вторглась в область, которую ей следует исследовать получше. — Какое отношение он имеет к дипломатии?
Сэр Перегрин снисходительно улыбнулся, и она сразу поняла, что они вернулись к старым ролям наставника и прилежной ученицы.
— Вильям? Никакого, моя дорогая. Он был в «Джентльмене Джексоне»с Ральфом и Артуром, и американец пристал к нему, предлагая провести один бой, а потом отправил в нокаут запрещенным ударом. Другой бы вызвал Донована на дуэль, но Вильям слишком джентльмен и не пойдет на такое.
— По крайней мере, до тех пор, пока челюсть у него не заживет и он снова не сможет разговаривать, — спокойно вставила Маргарита, раздосадованная тем, что поведение Донована назвали нечестным, но не понимая, почему это ее волнует. — Но хватит о Томасе Доноване, Перри. Одно упоминание его имени нагоняет на меня тоску. Я больше не буду с ним встречаться, обещаю вам. Я бы предпочла поговорить о том, что случилось вчера в театре и что очень меня обеспокоило. Я могу положиться на вашу скромность?
Тоттон, подняв руку, поправил свой сильно накрахмаленный галстук.
— Об этом и спрашивать не нужно, моя дорогая. Я всегда к вашим услугам. Так в чем проблема?
Задав свой вопрос, Маргарита нарочно задержала дыхание, добиваясь того, чтобы лицо у нее покраснело.
— Мне так стыдно говорить об этом, прямо в краску бросает, — ответила она некоторое время спустя, нервно теребя атласные ленты, которыми был завязан ее ридикюль. — Я чувствую себя глупой доверчивой гусыней. Дело в том, что мы с дедушкой, как мне кажется, стали невольными жертвами авантюристки.
— Авантюристки? — длинный тонкий нос сэра Перегрина начал подрагивать, как у гончей, почуявшей след. — Как так?
— Ну, — начала Маргарита, роясь в ридикюле в поисках отделанного кружевом платочка, найдя который она промокнула абсолютно сухие глаза, — на днях одна молодая особа — некая мисс Джорджиана Роллингз — прислала к нам на Портмэн-сквер записку. Она выдавала себя за дочь школьной подруги моей матери и умоляла о встрече. — Маргарита тихонько высморкалась и убрала платочек. — Клянусь, Перри, она практически намекала в своей записке, что моя мама обещала вывести ее в свет, если что-нибудь случится с ее собственной матерью. Как я представляю, мама, которая вышла замуж очень молодой и почти не покидала Чертси после замужества, никогда больше и не встречалась-то с этой своей подругой.
— Понятно, — Тоттон постукивал указательным пальцем по кончику острого носа. — Вам следовало бы сразу же обратиться ко мне, дорогая. К каким только уловкам не прибегают беззастенчивые авантюристки, жаждущие проникнуть в общество, к которому они не принадлежат. Что же сказал сэр Гилберт? Что вы сделали?
Маргарита беспомощно заломила руки.
— Ох, Перри. Вы же знаете дедушку. Фамилия Роллингз была ему не знакома, но он и намеком не дал мне понять, как следует поступить. Он не желает, чтобы его беспокоили из-за таких пустяков, а я слишком его люблю и не хочу ему надоедать. Поэтому я предложила мисс Роллингз встретиться с нами в театре, полагая, что нашла блестящее решение проблемы. Если бы она оказалась приемлемой особой, я могла бы продолжить знакомство, если же нет — ничто не заставило бы меня встретиться с ней еще раз.
— Похвальный образ действий, — задумчиво согласился сэр Перегрин. — И мисс Роллингз оказалась неприемлемой. Должно быть, так, иначе вы не стали бы рассказывать мне всего этого.
— Могу лишь повторить, Перри, вы такой умный. — И вас, как и остальных, так легко сориентировать в нужном направлении. Маргарита посмотрела вперед, на козлы, словно желая удостовёриться, что кучер не услышит того, что она собиралась сказать. Сэр Перегрин наклонился к ней, избавляя от необходимости говорить слишком громко. — Дело в Артуре, Перри, — тихо и взволнованно проговорила Маргарита. — Я совсем забыла, что и его пригласила к нам в ложу. Он и мисс Роллингз… ну, они, судя по всему, очень друг другу понравились и… ох, не знаю, как и сказать, вы ведь подумаете, что я собственным глупым оценкам доверяю больше, чем мнению Артура.
Тоттон нахмурился, потом лицо его прояснилось.
— У нее полные карманы, да? — Он покачал головой.
— Да, думаю, так. Она что-то говорила о богатом опекуне в деревне, а ее бриллианты были весьма впечатляющи. По-настоящему красивы.
Тоттон вытянул руки вперед ладонями вверх, показывая этим жестом, что он разгадал, в чем суть проблемы.
— В этом-то и дело, моя дорогая. Артур готов без ума влюбиться в любую женщину со средствами, которая пусть даже намеком поощрит его ухаживания,
чего, должен добавить, ни одна женщина не делала уже добрый десяток лет. Она, без сомнения, дочь какого-нибудь богатого торговца, пытающаяся заполучить в мужья аристократа. Неужели этот дурак никогда не повзрослеет? Ничего больше не говорите. Дальше я возьму дело в свои руки.
Вытянув руку, Маргарита положила ее на локоть сэра Перегрина.
— Вы хорошие друзья, все вы. Но вы не будете слишком на него нажимать, правда, Перри? Я хочу сказать, Артур, — да вы и сами это только что сказали, — во многом похож на ребенка. Если вы посоветуете ему не встречаться больше с мисс Роллингз, он может заупрямиться просто потому, что вы его предупреждаете.
— В том, что вы говорите, есть смысл. — Тоттон потрепал ее по руке. — Я буду наблюдать за нашим престарелым Лотарио и вмешаюсь только в том случае, если дело примет серьезный оборот. Есть деньги или нет, а мы не можем допустить, чтобы Артур вступил в брак с женщиной, от которой хотя бы чуть-чуть попахивает лавкой. А… — Он посмотрел налево и увидел, что они въехали на Портмэн-сквер, — вот вы и дома, моя дорогая, в целости и сохранности. Я бы зашел поговорить с сэром Гилбертом, если бы не важное совещание в Ричмонде. Правительственное дело, — доверительно прошептал он. — Чрезвычайной важности.
Он помог Маргарите выйти из экипажа, и она поцеловала его в щеку.
— Не могу выразить, насколько увереннее я теперь себя чувствую, насколько увереннее должна чувствовать себя Англия, когда такие люди, как вы, Артур и Ральф, держат в своих руках бразды правления.
После этого она поспешила в дом, где первым делом прополоскала рот.
Томас стоял в углу большой комнаты, держа в руках бокал с вином, к которому он пока не притронулся, и наблюдал, как лорд Чорли раз за разом выигрывает у своего партнера — мужчины неопределенного возраста с хитроватым лицом. Мужчина оставался абсолютно спокойным, хотя любого другого подобное невезение давно довело бы до слез.
Сначала Томас был немало удивлен тем, что эти следующие один за другим выигрыши не вызывают у лорда Чорли никаких подозрений, но потом он вспомнил старую ирландскую поговорку, как нельзя лучше подходившую его светлости: свинья никогда не поднимет голову и не посмотрит, откуда падают желуди.
Правда, ставки были невысоки. Удивляло скорее количество партий, которые проиграл лорду за два часа его неряшливого вида партнер. Трудно было поверить, что кто-то может быть до такой степени невезучим.
Томас с Дули проследили за лордом Чорли от его особняка на Гросвенор-сквер до этого убогого игорного заведения в конце Пиккадилли. Они в изумлении задавались вопросом, как это его светлость опустился до того, что сел за карточный стол с явным плебеем в явно плебейском заведении. Сюда, был уверен Томас, приезжали молокососы из провинции, охваченные желанием спустить выдаваемое им ежеквартально пособие. Это было не то место, куда пошел бы светский человек, тем более друг принца-регента.
Но, с другой стороны, подумал Томас, человек, мечтающий о выигрыше, но стесненный в деньгах, пришел бы именно сюда, где его наверняка не увидит никто из знакомых.
— Мы торчим здесь уже три часа, Томми, забившись в угол, чтобы нас не заметили. Мы так и простоим здесь весь день, словно приклеенные к этому грязному полу? Моя Бриджет давно бы тут все вымыла, — заметил Дули, подавляя зевок. — Кроме того, здесь воняет джином.
— Тише, Пэдди, — предупредил Томас, отступая глубже в тень и потянув за собой Дули. — Чорли и его приятель уходят. Подождем минуту-другую и пойдем за ними.
— Зачем? Мы же и так знаем, где он живет. Мы ехали за ним от самого его дома, так ведь? По-моему, Томми, ты все мозги по дороге растерял.
— Да не за Чорли, Пэдди, — ответил Томас, направившись к двери, как только она закрылась за его светлостью. — Я хочу проследить за другим. Что-то с ним не так.
— Если ты имеешь в виду плачевное состояние его костюма, то я с тобой согласен, — проворчал Дули, пробираясь между столами за Томасом. — По-моему, он перелицовывал свой воротничок и манжеты уже раза три, больше даже, чем Бриджет перелицовывает детскую одежду, когда та начинает изнашиваться.
Оказавшись на улице, Томас увидел, что невезучий игрок сел в наемный экипаж, и быстро нашел другой для них с Дули.
— Пэдди, — сказал он, когда они уселись на засаленное кожаное сидение, — как ты думаешь, зачем человеку, который может сдавать карты так ловко, как делал это наш друг в потертом костюме, нарочно проигрывать партию за партией куда более слабому игроку?
— Ты меня разыгрываешь, Томми. — Дули повернулся и уставился на Томаса. — Деньги от него утекали, как вода из дырявого ведра, это правда, но чтобы он проигрывал нарочно? Зачем?
— Хороший вопрос, Пэдди. — Томас высунул голову в окно, чтобы удостовериться, что их извозчик едет за интересующим их экипажем, который тем временем свернул к Мейфэру. — Почти такой же хороший, как и вопрос, почему лорд Чорли, близкий друг принца-регента, играет по таким низким ставкам в занюханном игорном доме, когда он мог бы спускать деньги в «Уайт», или «Буддл», или любом другом гораздо более приятном месте. Можно подумать, что он на грани разорения и отчаянно стремится поправить свои дела втайне от своих дружков. Ты заметил, Пэдди, как скромно он был одет? И приехал он в игорный дом в наемном экипаже. Хотел бы я посмотреть в глаза его партнеру, только он все время прятал их под этим своим кожаным козырьком, а встав из-за стола, тут же напялил шляпу с полями. По глазам многое можно сказать о человеке.
Дули покачал головой.
— Я ничего не понимаю, малыш, и не буду лгать, утверждая обратное. Но черт с ними, с глазами. Что из того, если у лорда Чорли кошелек стал тощим? К нам-то это какое имеет отношение?
— Да в общем-то никакого. Пожалуй, это лишь может объяснить, почему он так охотно участвует в плане, направленном на свержение правительства собственной страны, — признал Томас, отдававший себе отчет в том, что действует по наитию, не имея ни малейшего представления, что, собственно, он хочет доказать. — Кроме того, он один из четверых — пятерых, если включить в этот список лорда Смерть — престарелых ухажеров Маргариты. Мы уже убедились, что она пытается ставить палки в колеса лорду Мэпплтону — и, пожалуйста, Пэдди, не заводи со мной спора по этому вопросу, я знаю, что прав. Возможно, что-то готовится и для лорда Стинки. А… как я и думал.
Дули выглянул из экипажа, который свернул на какую-то площадь.
— Как ты и думал? А что ты думал? Какая жалость, что я тебя больше не понимаю, Томми, я и в самом деле ничего не понимаю.
— И я тоже, Пэдди, — признался Томас, нахмурившись. — И я тоже. Но это Портмэн-сквер, и если этот экипаж подъедет к особняку сэра Гилберта, я куплю тебе трость, над которой ты вчера пускал слюни на Бонд-стрит.
Экипаж остановился не прямо перед особняком, а немного до него не доехав. Игрок с потертым воротничком и манжетами вышел из экипажа и исчез в проходе, ведущем к заднему входу.
— Черт меня побери, — воскликнул Дули. — Похоже, Томми, ты что-то здесь нащупал. Не буду притворяться, будто знаю, что именно, но что-то во всем этом есть, это факт.
— Спасибо, Пэдди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41