В любом случае, было ясно, что Джорджиана уже сейчас могла бы кормить из рук этого кавалера, почуявшего богатство.
— О, лорд Мэпплтон, какое же это чудо — встретить джентльмена подобного вам, — зачирикала Джорджиана, одаряя лорда ослепительной улыбкой, отчего его и без того красное лицо стало густо-багровым. — Такого любезного и красивого. У меня нет слов, чтобы выразить переполняющие меня чувства.
Приподняв брови, Маргарита в восхищении наклонила голову к плечу. Она и представить не могла, что мисс Роллингз сумеет сказать нечто еще более напыщенное и глупое, чем лорд Мэпплтон, однако ей это удалось. Маргарита словно наяву услышала оглашение помолвки.
— Ну-ну, — лорд Мэпплтон вытер мокрые щеки мисс Роллингз собственным носовым платком, довольный, судя по всему, тем, что оценка, данная этой молодой леди его характеру и наружности, совпала с его собственной. — Не нужно так официально. Зовите меня Артур.
— О, я не смогу… я не должна… о, как это любезно с вашей стороны, ваша светлость, я хочу сказать, Артур. — Мисс Роллингз снова усердно захлопала ресницами. — А вы, в свою очередь, просто обязаны звать меня Джорджианой.
— О Боже, ты когда-нибудь слышала такой тошнотворный вздор? — тихонько проговорил сзади сэр Гилберт, повторяя невысказанные мысли Маргариты. — Никто не предупредил меня, что в нашей ложе будет разыгран подобный фарс. Маргарита, девочка, надеюсь, ты будешь довольна: я начисто лишился аппетита, и наверное, не меньше, чем на неделю.
Бедный дедушка. Вынужден быть свидетелем происходящего, не понимая, что происходит. Мне нужно будет что-то для него сделать, чтобы вознаградить за эти мучения. У Маргариты запершило вдруг в горле. Подумав, что это, должно быть, передалось ей от лорда Мэпплтона, она, отвернувшись, закашлялась как раз тогда, когда первый акт должен был вот-вот начаться. Справившись наконец с приступом кашля, она расслабилась и молча поздравила себя с успешным осуществлением первого этапа плана мести лорду Мэпплтону, потом сосредоточила внимание на сцене.
Но это ее расслабленное состояние продлилось только до конца первого акта, до появления в ложе Томаса Джозефа Донована, которого она специально просила держаться от нее подальше до завтрашнего вечера. Неужели никому больше нельзя доверять? Он как чертик, выскакивающий из табакерки, появлялся без предупреждения и в самый неподходящий момент там, где его вовсе не ждали. Она яростно на него уставилась, когда он без приглашения вошел в ложу, надеясь одним лишь этим взглядом, без слов, поставить его на место. Сейчас ей было совсем не нужно присутствие этого чересчур проницательного человека.
— Сэр Гилберт! — воскликнул Томас, поклонившись ее деду и умудрившись одновременно подмигнуть ей самой.
Попробуй оскорби такого человека. Он был слишком толстокож и едва ли его можно было пронять таким безобидным, в общем-то оружием, как пристальный взгляд.
— Мой друг Патрик Дули и я увидели вас с наших мест в партере, — продолжал он, выпрямляясь. — Рад снова встретиться с вами, сэр. И с вами, тоже, Мэпплтон. Вижу, вы верны своей репутации дамского угодника. Каждый раз, когда мы с вами встречаемся, на вашу руку опирается прелестная молодая леди, и каждый раз новая… а какие на ней изумительные драгоценности. Да они просто глаза слепят. Завидую вам, ваша светлость. Добрый вечер, мисс… Ах, нас еще не представили друг другу. Мисс Бальфур, у вас, по-моему, в последние дни была столь обширная практика, что вы стали экспертом в этой области.
Маргарита заскрежетала зубами. Очевидно, Томас не собирался уходить, и ей не оставалось ничего другого, как представить его всем, что она и сделала вежливо, хотя и не слишком приветливо, стараясь не смотреть на него. В вечернем костюме он был неотразим.
И его руки, вспомнила Маргарита, глядя, как он берет понюшку табаку. Дыхание вдруг перестало быть для нее естественным актом, и ей пришлось прилагать усилия, чтобы не дышать слишком громко. Да, у него были красивые руки — хорошей формы, сильные, с длинными пальцами, натруженные, но не узловатые. Сумеет ли она когда-нибудь забыть прикосновение этих мозолистых рук к нежной коже на своих бедрах? Захочет ли она забыть это? Избавится ли когда-либо от желания снова ощутить его прикосновение? Прикосновение и кое-что еще, о чем она имела пока смутное представление.
— Лорд Мэпплтон, мне пришла в голову удачная мысль. Давайте ненадолго выйдем вместе с дамами из этой переполненной ложи, разомнем немного ноги и поищем, где бы раздобыть прохладительные напитки, — предложил Томас.
Маргарита услышала его слова словно издалека, и они не сразу дошли до ее сознания, поскольку ее внимание было приковано к его губам, а не к тому, что он говорил.
— Какая чудная идея! — прощебетала Джорджиана, прежде чем Маргарита успела придумать отрицательный ответ, который показал бы Томасу всю несуразность его предложения. — Мне бы доставило величайшее удовольствие побродить по театру рядом с дорогим Артуром. Ах, я бы стала объектом зависти любой присутствующей здесь сегодня женщины! — Она вскочила на ноги и, потянув за собой лорда Мэпплтона, направилась к выходу. — Маргарита? — Она взмахнула ресницами. — Вы присоединитесь к нам? Боюсь, я не смогу пройтись с дорогим Артуром, если у нас не будет надлежащего сопровождения.
— Я бы предпочла остаться с дедушкой, — пробормотала Маргарита сквозь стиснутые зубы, задаваясь в то же время про себя вопросом, не слишком ли усердствует мисс Джорджиана Роллингз в своем стремлении продемонстрировать лорду Мэпплтону свое растущее им восхищение. Но она быстро выкинула эту мысль из головы: его светлость, как ей было известно, был способен с легкостью поверить, что восхищение является естественной и неизбежной реакцией на него любой женщины в мире.
— Пойди с ними, Маргарита, — посоветовал сэр Гилберт, поудобнее устраиваясь в не слишком-то удобном кресле. — Пусть они кокетничают и обхаживают друг друга где-нибудь в другом месте. Наблюдать за ними просто неловко. Я удивляюсь, как это он до сих пор не достал лорнет и не проинспектировал эти камни у нее на шее. Он ведь так и вынюхивает богатство. Но нет, я не скажу этого. Думать — да, но никогда не надо говорить это вслух. Ха! Миссис Биллингз, подайте мне вон ту подушку, а потом можете продолжать болтовню с вашей новой приятельницей. Я собираюсь поспать, будьте вы все прокляты!
— Хорошая идея, сэр Гилберт, — бодро поддакнул Дули, усаживаясь рядом. — Я и сам был бы не против немного соснуть. Сегодня у меня был такой длинный день. Иди, Томми. Я останусь здесь с этими милыми дамами, — закончил он, наклоняя голову в сторону миссис Биллингз и второй компаньонки. — Вы ведь не будете возражать, если я всхрапну разок-другой, правда, леди? Можете толкнуть меня, как делает моя дорогая Бриджет, если я буду храпеть слишком громко.
Сэр Гилберт расхохотался и, выпрямившись, внимательно посмотрел на Дули.
— Может, я все-таки не стану спать. Ирландец, да? Я так и подумал. Знаете какие-нибудь забавные истории, вроде тех, что рассказал мне ваш друг Донован? Маргарита, что ты сидишь, как восковая кукла? Только не говори, что я смутил тебя своими откровенными высказываниями, этим ты все равно ничего не добьешься. Это ты привела меня сюда, ты этого не забыла? Тебе следовало бы знать, что мне это не понравится. Иди, погуляй немного, дай старикам поговорить.
Маргарита в этот момент размышляла о том, что идея, высказанная Джорджианой, могла бы прийти в голову и ей самой, представляя в то же самое время, как торжествующее выражение сразу же исчезнет с ухмыляющегося лица Томаса Джозефа Донована, если она потянет его немного вперед и столкнет этого несносного человека через перила в партер. Потому она только кивнула и поднялась без чьей-либо помощи по ступенькам, ведущим в коридор, проскользнув мимо Томаса так, словно он был какой-то отвратительной тварью, мысль о прикосновении к которой была ей невыносима.
Она сделала не больше трех шагов по покрывавшему пол ковру с ярким рисунком, как Томас взял ее за локоть.
— Разве вы не собираетесь сказать, что рады меня видеть, ангел? Я мечтал о том, чтобы снова увидеть ваше прекрасное лицо, с той самой минуты, как мы расстались утром.
Маргарита улыбнулась проходившему мимо знакомому, затем безуспешно попыталась вырвать у Томаса руку.
— Я же сказала, что не хочу видеть вас до завтрашнего вечера. У меня есть гончие, которые лучше слушаются команд, чем вы, Донован.
— Но ни одна из них не обожает вас так, как я, уверен, — ответил он медовым голосом, и Маргарите захотелось отколошматить его ридикюлем по голове и спине. — А теперь перестаньте хмуриться, а то кто-нибудь подумает, что у нас любовная ссора. Кроме того, вы не хотите спросить меня о моей весьма болезненной ране, полученной после нашего расставания?
Маргарита видела повязку на его правой руке, но решила не обращать на нее внимания.
— Нет, если она не смертельна. В этом случае мне нужно будет начать подготовку к устройству праздничного фейерверка. Так она представляет опасность для жизни? — продолжала она с ослепительной улыбкой. — И, пожалуйста, Донован, не шутите со мной и не вселяйте в меня несбыточные надежды.
— В ближайшее время я не умру, дорогая, — ответил Томас, помогая ей пробраться через толпу, окружавшую стол, на котором были сервированы легкие закуски и напитки. Лорд Мэпплтон с Джорджианой шли за ними. Маргарита слышала, что его светлость задавал девушке весьма конкретные вопросы о размерах состояния ее дядюшки. — Это только синяк, хотя и довольно болезненный. Не хотите ли поцеловать больное место, чтобы оно поскорее зажило, как делала моя дражайшая матушка, когда мне случалось ушибиться?
— Спасибо, нет. Скорее я прыгну с крыши этого здания, — тихо проговорила Маргарита, продолжая улыбаться знакомым, попадавшимся им на пути. — Но единственно из любопытства спрошу: что вы сделали — запустили руку туда, куда не положено, и кто-то стукнул по ней молотком?
— О нет, все было гораздо прозаичнее. Я просто врезал одному типу.
Маргарита остановилась и вопросительно на него посмотрела. Джорджиана и лорд Мэпплтон все еще обсуждали денежные вопросы, но она их больше не слушала.
— Врезали? Ударили человека? — ей вдруг стало холодно в душной жаркой комнате. Этого упрямца нельзя было отпускать одного. И как он мог, приехав в их страну в качестве эмиссара своего правительства, расхаживать повсюду, затевая драки? — Кого? Почему?
— Графа Лейлхема, — сообщил Томас безмятежным тоном, от которого можно было сойти с ума. — И сделал я это потому, что он сам меня попросил. Весьма покладистый человек — граф. Я, правда, не общался с ним после того, как ушел днем из этого заведения, «Джентльмен Джексон», — куда, кстати, попал по приглашению сэра Ральфа Хервуда, — но я послал ему домой цветы и банку жидкой овсяной каши. Боюсь только, что он может не оценить моих подарков. Теперь, когда я как следует обо всем поразмышлял, я пришел к выводу, что он, возможно, вызвал меня на бой, услышав мои слова о глубокой привязанности к вам.
Теперь Маргарите было не просто холодно. Она словно оледенела. Томас ударил графа Лейлхема? Он сбил с ног Вильяма Ренфру? Вильям знал, что Томас за ней ухаживает, если, конечно, его наглые посягательства можно было назвать ухаживанием.
Сначала Артур, потом Перри, теперь Ральф и Вильям. Неужели и о Стинки он знал? И как только его угораздило влезть в это осиное гнездо? Боже мой! Он, что, полный безумец? Она настороженно на него посмотрела, только сейчас осознав смысл остальных его слов.
— Овсяной каши? Донован, да не стойте вы, как улыбающаяся обезьяна. Объясните, что вы имеете в виду?
Томас с гримасой почесал забинтованной рукой за правым ухом.
— Ну, я, по-моему, сломал ему челюсть. — И снова заулыбался, отчего ей захотелось самой стукнуть его как следует. — По крайней мере, повредил ее. Но все было по-спортивному.
— Охота на медведя — тоже спорт, во всяком случае, я так слышала, — воскликнула Маргарита, не заботясь о том, что окружавшие их люди могут ее услышать. — Из всех глупых, необдуманных, идиотских, опасных… Донован, какой бы важной вы ни считали свою миссию в Англии, это не имеет значения. Я предлагаю вам уехать немедленно. Сложить ваши вещи и отплыть на первом же направляющемся в Филадельфию судне. Однажды это уже спасло вас, может, спасет и на этот раз.
— Убежать? И оставить вас, моя дорогая? Невозможно. — Он повлек ее за собой к узкому извилистому коридору, подальше от скопления людей.
— Подождите, — запротестовала она. — Мы не можем оставить лорда Мэпплтона и Джорджиану.
Он продолжал идти, словно и не слышал ее слов, уводя ее подальше от света люстр и безопасности лож.
— А почему бы нам и не оставить влюбленных голубков одних? Ведь вы именно это запланировали на сегодняшний вечер, а? Свести сластолюбивого и жадного лорда с вашей маленькой белокурой красоткой — правда, меня не слишком впечатлили ее брови. Видите ли, я знаю, что вы пригласили его светлость в вашу ложу. Настоящая сводня, а?
Маргарита остановилась, отказываясь идти дальше. Она, конечно, была достаточно честной с самой собой и признавала, что ее возбуждают красивая внешность, ум, обаяние Донована, но зачем ему быть еще и настолько проницательным? Ведь он немедленно понял то, о чем не догадался лорд Мэпплтон.
— Да, Донован, в воображении вам не откажешь. И как это вам пришло в голову, что я могу быть заинтересована в том, чтобы свести Артура и Джорджиану, женщину, которую я, кстати сказать, увидела сегодня в первый раз, и которая мне, пожалуй, не нравится?
— Не знаю, дорогая. Ради спортивного интереса? — спокойно предположил Томас, подходя к ней и вынуждая ее отступать, пока она не оказалась припертой к стене — в прямом и переносном смысле. Указательным пальцем он приподнял ей подбородок, а другой рукой оперся о стену на уровне ее головы, загородив путь к бегству. — Никакой другой причины ведь и быть не может.
Другой причины? Черт его побери. Любой другой удовлетворился бы тем, что счел бы ее глупой сводней. Зачем же ему понадобилось копать глубже? Маргарита подавила дрожь, вызванную тем, что Томас подошел так близко к ней… и к правде.
— Иногда с вами очень трудно иметь дело, Донован, — заметила она, не позволяя взгляду задерживаться на его лице из опасения, что, посмотрев ей в глаза, он прочтет в них беспокойство.
— Но ты все равно меня любишь, правда? — протянул он, блеснув из-под усов белыми зубами.
Он стоял так близко. Слишком близко. Она с трудом могла соображать, разыгрывать какую-то роль. Может, именно это и происходит с людьми, плетущими сети обмана? Они в конце концов достигают той стадии, когда уже не могут распознать правду, не могут даже вспомнить, что это такое.
— Напротив. Достаточно небольшого толчка, и я возненавижу вас всей душой. Он наклонился еще ближе.
— Лгунья. — Голос его прозвучал хрипло. — Мы с тобой похожи, и я всегда знаю, когда ты лжешь. С того первого вечера, когда мы встретились, Маргарита, мы поняли друг друга, нас потянуло друг к другу. Почему ты не хочешь признать этого? Я же вот признал. Да ты дождаться не можешь завтрашнего вечера, когда снова меня увидишь. Так же, как и я. А сейчас, когда мы вместе, ты мечтаешь о том, чтобы я обнял тебя, поцеловал и…
— Вы самый невыносимый и лживый человек… — Маргарита упрямо тряхнула головой, сбрасывая его руку, и посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет и никто их не увидит.
А если их действительно тянуло друг к другу, то что из этого? Он был прав. А она лгала ему, лгала самой себе, притворяясь, будто не хочет его видеть, не хочет, чтобы он был рядом и дурил ей голову своими признаниями в любви, чтобы стал свидетелем того, как она приводит в исполнение свой план, опасаясь разоблачения.
Так ли уж это было страшно?
Нет.
Это было увлекательно, возбуждающе.
Он был возбуждающим, и она в конечном итоге может и признать это.
— Ну? — Она выжидательно посмотрела на него. Он улыбался так, будто знал о чем она думает. — Я не могу тратить на этот вздор весь вечер. Вы собираетесь поцеловать меня или будете только говорить об этом?
— Терпение, ангел. — Она как зачарованная наблюдала, как улыбка исчезла с его лица, оно посерьезнело, глаза под тяжелыми веками приняли напряженное выражение. Потом она услышала слова: — Хотя я всегда тороплюсь, я ничего не делаю в спешке. — Это была цитата из Джона Весли, показавшаяся ей в данных обстоятельствах восхитительнейшим кощунством. — Ты поймешь это, — между тем продолжал он, — когда мы впервые займемся любовью. А мы, дорогая моя Маргарита, обязательно займемся любовью. Долгой… медленной… сладкой.
Прежде чем она успела сообразить, что бы такое сказать, что поколебало бы его самоуверенность, он оттолкнулся от стены и предложил ей руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41