Поделитесь со мной последними новостями.
– Как пожелаете, – все так же холодно ответила Селеста.
Этой обиды она не забудет. Узнай Трокмортон о том, что говорит о них Стэнхоуп, он отстегал бы его кнутом. А может быть, и нет, ведь Трокмортон всегда и во всем поддерживал мистера Стэнхоупа.
Селесте хотелось закрыть лицо руками, чтобы отогнать нахлынувшие на нее воспоминания.
– Вы переводили новые письма? – спросил мистер Стэнхоуп.
Только одно, в котором говорилось о большой встрече, назначенной к югу от Кабула.
– Кабул, – прищурил глаза Стэнхоуп.
– Это в Афганистане, – пояснила Селеста.
– Я знаю, где это. – Стэнхоуп глубоко вздохнул заговорил спокойнее: – Я бывал в Кабуле.
– Вместе с мистером Трокмортоном?
– Точнее сказать, это он был тогда со мной, – Усмехнулся Стэнхоуп.
Было совершенно очевидно, что разговор как-то сразу наскучил мистеру Стэнхоупу, но Селеста была этому даже рада. Ей хотелось поскорее оказаться рядом с отцом, Эстер, со всеми, кто любит ее.
И она добавила коротко и деловито:
– Большая группа коммерсантов должна определить, насколько выгоден Кабул для вложения денег. Я полагаю, что такое большое вливание окажет сильное воздействие на местную экономику.
У Селесты было свое мнение относительно этого письма, и сейчас, после разговора с мистером Стэнхоупом, она начала подозревать, что ей отведена какая-то особая роль в этом треугольнике – она, письмо и мистер Стэнхоуп.
Трокмортон явно вел свою игру, и если она рискнет углубиться в нее, ей станет понятна роль Трокмортона и его влияние на ход всех мировых событий, которое он оказывает, сидя здесь, в Блайд-холле. А то, что это именно так и есть, Селесте подсказывала ее интуиция.
Правда, сейчас ей было не до этого. Она уже ощущала запах жареного бекона, доносившийся с кухни.
– Большое вливание. Сильное воздействие. Да. – Казалось, Стэнхоуп совершенно забыл о присутствии Селесты. Он запрокинул голову, задумчиво глядя в потолок, затем повернулся и поспешил прочь. Затем, очевидно, вспомнил про Селесту и коротко поблагодарил, обернувшись.
Обрадованная тем, что вновь обрела свободу, Селеста поспешила на кухню, надеясь на то, что больше не встретит препятствий на своем пути.
Не тут-то было!
Из-под лестницы, по которой спускалась Селеста, выступил Эллери.
– Селеста!
Она едва не взвизгнула от неожиданности. Эллери ухватил ее за руку и потащил в укромный уголок.
– Дорогая, – он обнял Селесту за талию и улыбнулся, – я ждал, пока ты пройдешь мимо.
От Эллери за версту пахло элем. Под глазами у него появились мешки, нос покраснел, но все равно он был в сто раз красивее Трокмортона.
Селесте вдруг захотелось вернуться, спросить Эллери, почему тот не появлялся, и приказать ему отпустить себя. Но разве в Эллери было дело? Нет, в Трокмортоне!
Селеста фальшиво улыбнулась – так она учила улыбаться Патрицию – и сказала, отстраняясь:
– Эллери, ты меня напугал.
– Тебя пугает моя страсть? – пылко спросил он. Селеста невольно рассмеялась и успокоилась. Ведь это же был Эллери, которого она любила, милый, славный Эллери. Разве можно его бояться, в отличие от Трокмортона с его темными страстями?
– Ты даже встал с утра пораньше, чтобы увидеться со мной?
– Я еще не ложился.
– Ну конечно. – Она притронулась к свежим царапинам на его лице. – А это что такое?
– Вчера вечером тебя не было на концерте, я решил пойти поискать тебя, и вот… налетел на розовый куст твоего папаши.
– Прости, я ничего не понимаю. – Всю сегодняшнюю ночь Селеста не спала, слушая, как храпят за стеной ее соседки. А еще она мечтала о том, чтобы к ней пришел Трокмортон. Тогда она привязала бы его к кровати и стала бы мучить – так же, как он сам мучил ее в оранжерее.
Увы, в результате она измучила лишь саму себя. Все шло не так, и виной всему был только Трокмортон!
– Я слышал, что ты остановилась в домике у своего отца.
Селесте сразу вспомнился их домик – каменный, Увитый густой зеленью, обсаженный розовыми кустами.
– Я пошел туда, – продолжал Эллери. – Было темно. Мне казалось, что я помню окна твоей спальни. Они наверху.
– Там теперь папина спальня, – улыбнулась Селеста.
– Я стал швырять камешки, чтобы разбудить тебя…
Дольше она выдержать не могла и принялась смеяться. Время от времени она поглядывала на растерянное лицо Эллери и хохотала еще громче.
Эллери отпустил Селесту и оперся на стоящий у стены столик.
– Это нечестно!
Она продолжала хохотать.
– Я столько сил потратил, чтобы найти свою любимую, а ты смеешься надо мной!
Но он и сам смеялся, озорно блестя глазами. Если бы на его месте вдруг оказался Трокмортон, уж он бы над собой не стал смеяться, будьте уверены! А Эллери мог, оттого, наверное, и был таким милым, несмотря на все свои недостатки.
– Ты такой милый, – благодарно улыбнулась Селеста.
– Милый! – То, что Селеста смеется над ним, не задело Эллери, а вот ее слова – рассердили. – Какой же я милый? Я повеса, бабник, пьяница… вот Гаррик в самом деле милый человек.
«Ты просто его не знаешь», – хотела сказать Селеста, но, разумеется, не сказала, заметила только:
– Я должна идти, иначе останусь без завтрака.
– Очевидно, я к тому же еще и неудачник, – ответил Эллери, засовывая руки в карманы.
– О чем ты? – удивилась Селеста. – Я обожаю тебя, и леди Патриция тоже. Да все дамы без ума от тебя!
– Я столько ждал тебя под этой чертовой лестницей, в темноте, один, а ты торопишься уйти. Патриция волочится за этим тупицей Тауншендом. Даже леди Фезерстон и та куда-то спряталась. Поговорить не с кем!
– Леди Патриция танцевала с лордом Тауншендом?
– Да, а откуда тебе это известно? – подозрительно прищурился Эллери.
– Ну, ты же сказал, что она волочится за ним, вот я и подумала, что все это могло начаться только во время танцев.
– Танцевала с ним, смеялась, кокетничала. Но всем же известно, что у этого индюка на уме одни только собаки.
– Эллери! – притворно возмутилась Селеста, в глубине души очень порадовавшись за леди Патрицию. Умная девочка, не только все поняла, но и все сделала как нужно.
– Впрочем, я даже рад. Пусть любезничает со своим Тауншендом, по крайней мере, не будет болтаться у нас под ногами.
– У нас? – Селеста подумала о том, в каком положении она оказалась. С одной стороны, она сама хотела Эллери и была бы рада убрать Патрицию с дороги. Но после того, что случилось вчера в оранжерее…
Она смутилась и хотела сейчас только одного – поскорее уйти на кухню, к своим друзьям.
– Поговорим об этом позже, – сказала она, выходя из угла, в котором они стояли, и стараясь не смотреть на огорченное лицо Эллери. – Мне просто необходимо поесть, я умираю от голода.
– Вот и ты меня бросаешь, – грустно заметил Эллери.
– Нет, что ты.
– Я недостаточно красив для тебя? Недостаточно богат?
Селеста поняла, что Эллери прежде всего пьян, причем сильно пьян.
– Это не то, что ты…
– Наверное, не я герой твоего романа. А может быть, ты в самом деле влюбилась в Гаррика? Ну кто я такой? Бабник, и больше ничего. А у моего брата столько талантов… Наверное, он нравится женщинам больше, чем я?
Настроение у Селесты испортилось окончательно. Она терпеть не могла сцен, тем более что Эллери, сам того не желая, попал точно в яблочко.
– Я не хочу мистера Трокмортона, я хочу только…
– Меня? – быстро перебил ее Эллери. – Конечно, ты хочешь меня. Моя милая маленькая Золушка, скажи мне, где твоя спальня, и я приду, чтобы примерить тебе хрустальную туфельку. Может быть, она рядом со спальней Гаррика?
– Нет! – возмущенно отшатнулась Селеста.
– Тогда где же она? Я искал твою спальню до самого утра, и если ты в самом деле любишь меня…
Болван! Наверное, он и в самом деле искал ее спальню, но чтобы вот так требовать…
– В Северной башне, – холодно ответила Селеста. – Третья дверь справа. Не ошибешься.
И она исчезла, оставив Эллери стоять в полной растерянности под темной лестницей.
Заветная дверь кухни была все ближе, еще несколько шагов, и…
– Мисс Милфорд!
Она раздраженно повернулась на каблуках и увидела перед собой мистера Кинмена.
– Да, сэр?
– Я только что видел Трокмортона, – застенчиво улыбнулся некрасивый великан.
Она медленно распрямила поникшие плечи. Этого сообщения она никак не ожидала.
– Он хочет, чтобы вы пришли к нему в кабинет, – растерянно пожал плечами мистер Кинмен. – Нужно срочно перевести какое-то письмо.
В какой-то момент Селеста готова была просто ответить «нет». Хватит с нее, и никакого прощения мистеру Трокмортону! Однако здравый смысл все же одержал верх, ведь все равно ей придется еще встречаться с мистером Трокмортоном, не сейчас, так позже. Вот только как же быть с завтраком… Так и быть, она придет к Трокмортону, но только сначала поест и повидается со своими друзьями.
– Мистер Кинмен, вы увидите вновь мистера Трокмортона?
– Скорее всего, да.
– Передайте ему, что я приду, только… Нет. – Ей в голову пришла хорошая мысль о том, как и дело сделать, и одновременно поставить Трокмортона на место. – Попросите, чтобы он прислал письмо ко мне в спальню. Я переведу его там.
Мистер Кинмен зачем-то оглянулся и сказал:
– Мне кажется, что такой ответ не устроит мистера Трокмортона.
– Но другого он не получит. – И Селеста вновь двинулась в сторону кухни.
Мистер Кинмен понизил голос и сказал ей вслед:
– Мисс Милфорд, мне кажется, что неприлично отказываться прийти, когда об этом тебя просит хозяин.
Селеста обернулась и сказала с холодной яростью, глядя прямо в глаза мистеру Кинмену:
– Мне кажется, вы знаете больше, чем хотите показать. Вы в доверительных отношениях с мистером Трокмортоном?
– Нет, мисс, просто я так оцениваю ситуацию со своей стороны, – покачал головой мистер Кинмен.
Селеста постаралась припомнить, как часто и где именно встречала она мистера Кинмена за последние дни, и поняла, что тот действительно видит и оценивает все «со своей стороны», не попадаясь лишний раз на глаза. Осталось разобраться, почему он так себя ведет? Тоже потерял голову от любви? Нет, на него это не похоже. Шпионит? Возможно. Но зачем и для кого?..
И почему она сама стала такой подозрительной – в этом что, тоже Трокмортон виноват?
– Передайте мистеру Трокмортону то, что я сказала. – И Селеста, не дожидаясь ответа, скрылась за тяжелой дверью кухни.
Глава 19
Стоило Селесте перешагнуть порог кухни, как со всех сторон раздались приветственные возгласы.
– Вы только взгляните на нее! – Это Брюнелла, которая всю жизнь, сколько помнила Селеста, служила старшей горничной на верхнем этаже. – Наша маленькая француженка. А уж как разодета!
Все раздражение, накопившееся за утро, отступило. Селеста была среди своих.
Она любила кухню. Можно сказать, она выросла здесь, рядом с матерью. А когда той не стало, на кухне появилась Эстер, полюбившая Селесту как родную дочь. Здесь все знали Селесту, и она знала всех. На кухне можно было говорить все, что думаешь на самом деле, без притворства и оглядки. На кухне не имело значения то, что Селеста поднялась вверх по социальной лестнице, то, что мистер Трокмортон включил ее в свою игру, каким-то образом связанную с проделками мистера Стэнхоупа. Здесь не имела значения ни странная связь, возникшая между ней и старшим Трокмортоном, ни ее неприкрытая охота за вторым, младшим братом. На кухне Селеста могла позволить себе быть самой собой. И здесь все прекрасно знали, кто она есть на самом деле.
Селеста приветственно махнула рукой Брюнелле и медленно покружилась, снимая черную бархатную шаль, наброшенную на плечи, и демонстрируя свое модное, с пышной юбкой платье, сшитое из белого индийского штапеля.
– О-ля-ля, – на французский манер воскликнула Брюнелла. – Красота!
Она, не глядя, сунула поднос в руки слуге, пришедшему сюда за завтраком для кого-то из гостей.
Эстер бросила половник и поспешила обнять Селесту. Вслед за этим Селеста попала в объятия старого Арвида, который с незапамятных времен заправлял погребами Блайд-холла и умел готовить ликеры и консервировать овощи и фрукты как никто другой. Неизвестно, как долго могло бы продолжаться все это, если бы не Эстер. Она быстро навела на кухне порядок. Отослала Арвида за малиновым джемом, разогнала по местам горничных и широким жестом пригласила Селесту к столу.
– Садись и поешь настоящей еды, – сказала она. – Не каких-то там улиток.
Селеста не стала говорить, что, живя во Франции, полюбила улитки, о которых с таким презрением отозвалась Эстер, и уселась за стол.
– Пахнет великолепно, – сказала она.
На столе стояли длинные блюда с зажаренной, покрытой золотистой корочкой макрелью и котелки с дымящейся овсяной кашей. В глиняных горшочках матово блестела сметана, а рядом с ними высились на тарелках горы хрустящих горячих булочек с маслом. А в середине стола была установлена чаша с мелко нарезанной клубникой, которой, при желании, можно было посыпать эти булочки.
Селеста отвела глаза в сторону. После разговора с несчастным Эллери ей следовало бы потерять аппетит, но… она его не потеряла.
За столом слуги сидели по ранжиру: с одной стороны младшие садовники, конюхи и рассыльные; с другой – старшие и среди них отец Селесты с приглаженными, смоченными водой волосами. За последние годы волосы отца заметно поредели, а те, что остались, стали серыми от седины, но лицо его оставалось прежним, родным, знакомым до последней черточки. Всегда немногословный, теперь он говорил еще меньше и медленнее. Впрочем, после смерти жены ему и не с кем было особенно поговорить, и Селеста подумала о том, что хорошо бы ему найти женщину, которая будет любить и ухаживать за ним. Ведь он еще совсем не старый.
Ее взгляд невольно обратился к Эстер, которая медленно переворачивала вертел с ростбифом, умудряясь одновременно резать и раскладывать ломти хлеба. Эстер могла бы стать такой женщиной, но только не помешают ли этому воспоминания о матери Селесты, заправлявшей когда-то на этой самой кухне?
– Доброе утро, отец, – сказала Селеста, подходя и целуя его в щеку.
– Доброе утро, дочка. – Отец потрепал Селесту по руке. – Рад видеть тебя.
Она еще раз поцеловала отца и поблагодарила парней, поспешивших освободить для нее место рядом с ним.
Усевшись, Селеста на минуту предалась ностальгическим воспоминаниям. Здесь, на кухне, все было по-прежнему. То и дело прибегали незнакомые слуги, спешившие забрать подносы с завтраком для своих хозяев. Эстер обслужцвала их, не забывая при этом присматривать за тем, чтобы на столах у своих было всего в достатке. Одновременно она продумывала меню на весь сегодняшний день.
– Селеста, возьми булочку, – прошамкал беззубым ртом Тревис, легендарный Тревис, служивший в Блайд-холле уже шестой десяток лет. Он поднес тарелку, и Селеста, улыбнувшись, взяла с нее горячую булочку.
Затем к ней потянулись молодые слуги, предлагая то овсянку, то клубнику, и в результате Селеста набрала столько, сколько вряд ли смогла бы съесть. Разумеется, ее не прекращали при этом забрасывать вопросами:
– Париж в самом деле такой распутный город, как о нем говорят, Селеста?
– Ты там каждую ночь бывала на балах?
– Что ты скажешь о французах, Селеста? Тебе они нравятся больше, чем англичане?
Селеста зачерпнула ложкой овсянку и коротко ответила:
– Да – да – нет.
– Дайте девочке поесть, – сказал отец. – Вон какая она худенькая.
– Зато хорошенькая, – восторженно вздохнул кто-то из молодых парней.
Селеста улыбнулась ему с полным ртом. Уплетая завтрак, она сумела на время забыть обо всем, что случилось с ней там, наверху, и о том, что ждет ее, когда она туда вернется. Она просто ела, да с таким аппетитом, что Эстер не удержалась и спросила ее, оглаживая ладонями свои крутые бедра:
– Ну, как, нравится моя стряпня? – Сказано было грубовато, но от души. Нужно было просто знать Эстер.
– Сто лет такого не ела, – откликнулась Селеста. Эрни, этот разносчик сплетен, как называл его отец, давно уже переминался с ноги на ногу. Наконец он не выдержал и попросил:
– Селеста, если ты уже поела, расскажи нам, как дела у мистера Эллери?
Селеста чуть вздрогнула, надеясь, что отец этого не заметил.
– Ему лучше. Сыпь прошла, и царапины почти зажили.
– Прошлой ночью у него добавились новые царапины после того, как он налетел на розовый куст, – заметил Милфорд и сделал глоток эля из оловянной кружки.
Селеста старалась не смотреть в его сторону.
– Тебя не было вчера в музыкальной гостиной, – продолжал Эрни. – Мистер Эллери сделал тебе непристойное предложение?
– Он славный мальчик, – сказала Эстер, отрезая хлеб от приложенного к груди каравая. – Но если он сделал что-то подобное, клянусь, я налью ему в бутылку с бренди касторового масла.
– Нет, нет! – поспешно возразила Селеста. Эллери был любимцем всех слуг, особенно горничных, и в первую очередь кумиром Брюнеллы, которая всегда старалась выбрать самые хрустящие булочки, когда относила ему поздний завтрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Как пожелаете, – все так же холодно ответила Селеста.
Этой обиды она не забудет. Узнай Трокмортон о том, что говорит о них Стэнхоуп, он отстегал бы его кнутом. А может быть, и нет, ведь Трокмортон всегда и во всем поддерживал мистера Стэнхоупа.
Селесте хотелось закрыть лицо руками, чтобы отогнать нахлынувшие на нее воспоминания.
– Вы переводили новые письма? – спросил мистер Стэнхоуп.
Только одно, в котором говорилось о большой встрече, назначенной к югу от Кабула.
– Кабул, – прищурил глаза Стэнхоуп.
– Это в Афганистане, – пояснила Селеста.
– Я знаю, где это. – Стэнхоуп глубоко вздохнул заговорил спокойнее: – Я бывал в Кабуле.
– Вместе с мистером Трокмортоном?
– Точнее сказать, это он был тогда со мной, – Усмехнулся Стэнхоуп.
Было совершенно очевидно, что разговор как-то сразу наскучил мистеру Стэнхоупу, но Селеста была этому даже рада. Ей хотелось поскорее оказаться рядом с отцом, Эстер, со всеми, кто любит ее.
И она добавила коротко и деловито:
– Большая группа коммерсантов должна определить, насколько выгоден Кабул для вложения денег. Я полагаю, что такое большое вливание окажет сильное воздействие на местную экономику.
У Селесты было свое мнение относительно этого письма, и сейчас, после разговора с мистером Стэнхоупом, она начала подозревать, что ей отведена какая-то особая роль в этом треугольнике – она, письмо и мистер Стэнхоуп.
Трокмортон явно вел свою игру, и если она рискнет углубиться в нее, ей станет понятна роль Трокмортона и его влияние на ход всех мировых событий, которое он оказывает, сидя здесь, в Блайд-холле. А то, что это именно так и есть, Селесте подсказывала ее интуиция.
Правда, сейчас ей было не до этого. Она уже ощущала запах жареного бекона, доносившийся с кухни.
– Большое вливание. Сильное воздействие. Да. – Казалось, Стэнхоуп совершенно забыл о присутствии Селесты. Он запрокинул голову, задумчиво глядя в потолок, затем повернулся и поспешил прочь. Затем, очевидно, вспомнил про Селесту и коротко поблагодарил, обернувшись.
Обрадованная тем, что вновь обрела свободу, Селеста поспешила на кухню, надеясь на то, что больше не встретит препятствий на своем пути.
Не тут-то было!
Из-под лестницы, по которой спускалась Селеста, выступил Эллери.
– Селеста!
Она едва не взвизгнула от неожиданности. Эллери ухватил ее за руку и потащил в укромный уголок.
– Дорогая, – он обнял Селесту за талию и улыбнулся, – я ждал, пока ты пройдешь мимо.
От Эллери за версту пахло элем. Под глазами у него появились мешки, нос покраснел, но все равно он был в сто раз красивее Трокмортона.
Селесте вдруг захотелось вернуться, спросить Эллери, почему тот не появлялся, и приказать ему отпустить себя. Но разве в Эллери было дело? Нет, в Трокмортоне!
Селеста фальшиво улыбнулась – так она учила улыбаться Патрицию – и сказала, отстраняясь:
– Эллери, ты меня напугал.
– Тебя пугает моя страсть? – пылко спросил он. Селеста невольно рассмеялась и успокоилась. Ведь это же был Эллери, которого она любила, милый, славный Эллери. Разве можно его бояться, в отличие от Трокмортона с его темными страстями?
– Ты даже встал с утра пораньше, чтобы увидеться со мной?
– Я еще не ложился.
– Ну конечно. – Она притронулась к свежим царапинам на его лице. – А это что такое?
– Вчера вечером тебя не было на концерте, я решил пойти поискать тебя, и вот… налетел на розовый куст твоего папаши.
– Прости, я ничего не понимаю. – Всю сегодняшнюю ночь Селеста не спала, слушая, как храпят за стеной ее соседки. А еще она мечтала о том, чтобы к ней пришел Трокмортон. Тогда она привязала бы его к кровати и стала бы мучить – так же, как он сам мучил ее в оранжерее.
Увы, в результате она измучила лишь саму себя. Все шло не так, и виной всему был только Трокмортон!
– Я слышал, что ты остановилась в домике у своего отца.
Селесте сразу вспомнился их домик – каменный, Увитый густой зеленью, обсаженный розовыми кустами.
– Я пошел туда, – продолжал Эллери. – Было темно. Мне казалось, что я помню окна твоей спальни. Они наверху.
– Там теперь папина спальня, – улыбнулась Селеста.
– Я стал швырять камешки, чтобы разбудить тебя…
Дольше она выдержать не могла и принялась смеяться. Время от времени она поглядывала на растерянное лицо Эллери и хохотала еще громче.
Эллери отпустил Селесту и оперся на стоящий у стены столик.
– Это нечестно!
Она продолжала хохотать.
– Я столько сил потратил, чтобы найти свою любимую, а ты смеешься надо мной!
Но он и сам смеялся, озорно блестя глазами. Если бы на его месте вдруг оказался Трокмортон, уж он бы над собой не стал смеяться, будьте уверены! А Эллери мог, оттого, наверное, и был таким милым, несмотря на все свои недостатки.
– Ты такой милый, – благодарно улыбнулась Селеста.
– Милый! – То, что Селеста смеется над ним, не задело Эллери, а вот ее слова – рассердили. – Какой же я милый? Я повеса, бабник, пьяница… вот Гаррик в самом деле милый человек.
«Ты просто его не знаешь», – хотела сказать Селеста, но, разумеется, не сказала, заметила только:
– Я должна идти, иначе останусь без завтрака.
– Очевидно, я к тому же еще и неудачник, – ответил Эллери, засовывая руки в карманы.
– О чем ты? – удивилась Селеста. – Я обожаю тебя, и леди Патриция тоже. Да все дамы без ума от тебя!
– Я столько ждал тебя под этой чертовой лестницей, в темноте, один, а ты торопишься уйти. Патриция волочится за этим тупицей Тауншендом. Даже леди Фезерстон и та куда-то спряталась. Поговорить не с кем!
– Леди Патриция танцевала с лордом Тауншендом?
– Да, а откуда тебе это известно? – подозрительно прищурился Эллери.
– Ну, ты же сказал, что она волочится за ним, вот я и подумала, что все это могло начаться только во время танцев.
– Танцевала с ним, смеялась, кокетничала. Но всем же известно, что у этого индюка на уме одни только собаки.
– Эллери! – притворно возмутилась Селеста, в глубине души очень порадовавшись за леди Патрицию. Умная девочка, не только все поняла, но и все сделала как нужно.
– Впрочем, я даже рад. Пусть любезничает со своим Тауншендом, по крайней мере, не будет болтаться у нас под ногами.
– У нас? – Селеста подумала о том, в каком положении она оказалась. С одной стороны, она сама хотела Эллери и была бы рада убрать Патрицию с дороги. Но после того, что случилось вчера в оранжерее…
Она смутилась и хотела сейчас только одного – поскорее уйти на кухню, к своим друзьям.
– Поговорим об этом позже, – сказала она, выходя из угла, в котором они стояли, и стараясь не смотреть на огорченное лицо Эллери. – Мне просто необходимо поесть, я умираю от голода.
– Вот и ты меня бросаешь, – грустно заметил Эллери.
– Нет, что ты.
– Я недостаточно красив для тебя? Недостаточно богат?
Селеста поняла, что Эллери прежде всего пьян, причем сильно пьян.
– Это не то, что ты…
– Наверное, не я герой твоего романа. А может быть, ты в самом деле влюбилась в Гаррика? Ну кто я такой? Бабник, и больше ничего. А у моего брата столько талантов… Наверное, он нравится женщинам больше, чем я?
Настроение у Селесты испортилось окончательно. Она терпеть не могла сцен, тем более что Эллери, сам того не желая, попал точно в яблочко.
– Я не хочу мистера Трокмортона, я хочу только…
– Меня? – быстро перебил ее Эллери. – Конечно, ты хочешь меня. Моя милая маленькая Золушка, скажи мне, где твоя спальня, и я приду, чтобы примерить тебе хрустальную туфельку. Может быть, она рядом со спальней Гаррика?
– Нет! – возмущенно отшатнулась Селеста.
– Тогда где же она? Я искал твою спальню до самого утра, и если ты в самом деле любишь меня…
Болван! Наверное, он и в самом деле искал ее спальню, но чтобы вот так требовать…
– В Северной башне, – холодно ответила Селеста. – Третья дверь справа. Не ошибешься.
И она исчезла, оставив Эллери стоять в полной растерянности под темной лестницей.
Заветная дверь кухни была все ближе, еще несколько шагов, и…
– Мисс Милфорд!
Она раздраженно повернулась на каблуках и увидела перед собой мистера Кинмена.
– Да, сэр?
– Я только что видел Трокмортона, – застенчиво улыбнулся некрасивый великан.
Она медленно распрямила поникшие плечи. Этого сообщения она никак не ожидала.
– Он хочет, чтобы вы пришли к нему в кабинет, – растерянно пожал плечами мистер Кинмен. – Нужно срочно перевести какое-то письмо.
В какой-то момент Селеста готова была просто ответить «нет». Хватит с нее, и никакого прощения мистеру Трокмортону! Однако здравый смысл все же одержал верх, ведь все равно ей придется еще встречаться с мистером Трокмортоном, не сейчас, так позже. Вот только как же быть с завтраком… Так и быть, она придет к Трокмортону, но только сначала поест и повидается со своими друзьями.
– Мистер Кинмен, вы увидите вновь мистера Трокмортона?
– Скорее всего, да.
– Передайте ему, что я приду, только… Нет. – Ей в голову пришла хорошая мысль о том, как и дело сделать, и одновременно поставить Трокмортона на место. – Попросите, чтобы он прислал письмо ко мне в спальню. Я переведу его там.
Мистер Кинмен зачем-то оглянулся и сказал:
– Мне кажется, что такой ответ не устроит мистера Трокмортона.
– Но другого он не получит. – И Селеста вновь двинулась в сторону кухни.
Мистер Кинмен понизил голос и сказал ей вслед:
– Мисс Милфорд, мне кажется, что неприлично отказываться прийти, когда об этом тебя просит хозяин.
Селеста обернулась и сказала с холодной яростью, глядя прямо в глаза мистеру Кинмену:
– Мне кажется, вы знаете больше, чем хотите показать. Вы в доверительных отношениях с мистером Трокмортоном?
– Нет, мисс, просто я так оцениваю ситуацию со своей стороны, – покачал головой мистер Кинмен.
Селеста постаралась припомнить, как часто и где именно встречала она мистера Кинмена за последние дни, и поняла, что тот действительно видит и оценивает все «со своей стороны», не попадаясь лишний раз на глаза. Осталось разобраться, почему он так себя ведет? Тоже потерял голову от любви? Нет, на него это не похоже. Шпионит? Возможно. Но зачем и для кого?..
И почему она сама стала такой подозрительной – в этом что, тоже Трокмортон виноват?
– Передайте мистеру Трокмортону то, что я сказала. – И Селеста, не дожидаясь ответа, скрылась за тяжелой дверью кухни.
Глава 19
Стоило Селесте перешагнуть порог кухни, как со всех сторон раздались приветственные возгласы.
– Вы только взгляните на нее! – Это Брюнелла, которая всю жизнь, сколько помнила Селеста, служила старшей горничной на верхнем этаже. – Наша маленькая француженка. А уж как разодета!
Все раздражение, накопившееся за утро, отступило. Селеста была среди своих.
Она любила кухню. Можно сказать, она выросла здесь, рядом с матерью. А когда той не стало, на кухне появилась Эстер, полюбившая Селесту как родную дочь. Здесь все знали Селесту, и она знала всех. На кухне можно было говорить все, что думаешь на самом деле, без притворства и оглядки. На кухне не имело значения то, что Селеста поднялась вверх по социальной лестнице, то, что мистер Трокмортон включил ее в свою игру, каким-то образом связанную с проделками мистера Стэнхоупа. Здесь не имела значения ни странная связь, возникшая между ней и старшим Трокмортоном, ни ее неприкрытая охота за вторым, младшим братом. На кухне Селеста могла позволить себе быть самой собой. И здесь все прекрасно знали, кто она есть на самом деле.
Селеста приветственно махнула рукой Брюнелле и медленно покружилась, снимая черную бархатную шаль, наброшенную на плечи, и демонстрируя свое модное, с пышной юбкой платье, сшитое из белого индийского штапеля.
– О-ля-ля, – на французский манер воскликнула Брюнелла. – Красота!
Она, не глядя, сунула поднос в руки слуге, пришедшему сюда за завтраком для кого-то из гостей.
Эстер бросила половник и поспешила обнять Селесту. Вслед за этим Селеста попала в объятия старого Арвида, который с незапамятных времен заправлял погребами Блайд-холла и умел готовить ликеры и консервировать овощи и фрукты как никто другой. Неизвестно, как долго могло бы продолжаться все это, если бы не Эстер. Она быстро навела на кухне порядок. Отослала Арвида за малиновым джемом, разогнала по местам горничных и широким жестом пригласила Селесту к столу.
– Садись и поешь настоящей еды, – сказала она. – Не каких-то там улиток.
Селеста не стала говорить, что, живя во Франции, полюбила улитки, о которых с таким презрением отозвалась Эстер, и уселась за стол.
– Пахнет великолепно, – сказала она.
На столе стояли длинные блюда с зажаренной, покрытой золотистой корочкой макрелью и котелки с дымящейся овсяной кашей. В глиняных горшочках матово блестела сметана, а рядом с ними высились на тарелках горы хрустящих горячих булочек с маслом. А в середине стола была установлена чаша с мелко нарезанной клубникой, которой, при желании, можно было посыпать эти булочки.
Селеста отвела глаза в сторону. После разговора с несчастным Эллери ей следовало бы потерять аппетит, но… она его не потеряла.
За столом слуги сидели по ранжиру: с одной стороны младшие садовники, конюхи и рассыльные; с другой – старшие и среди них отец Селесты с приглаженными, смоченными водой волосами. За последние годы волосы отца заметно поредели, а те, что остались, стали серыми от седины, но лицо его оставалось прежним, родным, знакомым до последней черточки. Всегда немногословный, теперь он говорил еще меньше и медленнее. Впрочем, после смерти жены ему и не с кем было особенно поговорить, и Селеста подумала о том, что хорошо бы ему найти женщину, которая будет любить и ухаживать за ним. Ведь он еще совсем не старый.
Ее взгляд невольно обратился к Эстер, которая медленно переворачивала вертел с ростбифом, умудряясь одновременно резать и раскладывать ломти хлеба. Эстер могла бы стать такой женщиной, но только не помешают ли этому воспоминания о матери Селесты, заправлявшей когда-то на этой самой кухне?
– Доброе утро, отец, – сказала Селеста, подходя и целуя его в щеку.
– Доброе утро, дочка. – Отец потрепал Селесту по руке. – Рад видеть тебя.
Она еще раз поцеловала отца и поблагодарила парней, поспешивших освободить для нее место рядом с ним.
Усевшись, Селеста на минуту предалась ностальгическим воспоминаниям. Здесь, на кухне, все было по-прежнему. То и дело прибегали незнакомые слуги, спешившие забрать подносы с завтраком для своих хозяев. Эстер обслужцвала их, не забывая при этом присматривать за тем, чтобы на столах у своих было всего в достатке. Одновременно она продумывала меню на весь сегодняшний день.
– Селеста, возьми булочку, – прошамкал беззубым ртом Тревис, легендарный Тревис, служивший в Блайд-холле уже шестой десяток лет. Он поднес тарелку, и Селеста, улыбнувшись, взяла с нее горячую булочку.
Затем к ней потянулись молодые слуги, предлагая то овсянку, то клубнику, и в результате Селеста набрала столько, сколько вряд ли смогла бы съесть. Разумеется, ее не прекращали при этом забрасывать вопросами:
– Париж в самом деле такой распутный город, как о нем говорят, Селеста?
– Ты там каждую ночь бывала на балах?
– Что ты скажешь о французах, Селеста? Тебе они нравятся больше, чем англичане?
Селеста зачерпнула ложкой овсянку и коротко ответила:
– Да – да – нет.
– Дайте девочке поесть, – сказал отец. – Вон какая она худенькая.
– Зато хорошенькая, – восторженно вздохнул кто-то из молодых парней.
Селеста улыбнулась ему с полным ртом. Уплетая завтрак, она сумела на время забыть обо всем, что случилось с ней там, наверху, и о том, что ждет ее, когда она туда вернется. Она просто ела, да с таким аппетитом, что Эстер не удержалась и спросила ее, оглаживая ладонями свои крутые бедра:
– Ну, как, нравится моя стряпня? – Сказано было грубовато, но от души. Нужно было просто знать Эстер.
– Сто лет такого не ела, – откликнулась Селеста. Эрни, этот разносчик сплетен, как называл его отец, давно уже переминался с ноги на ногу. Наконец он не выдержал и попросил:
– Селеста, если ты уже поела, расскажи нам, как дела у мистера Эллери?
Селеста чуть вздрогнула, надеясь, что отец этого не заметил.
– Ему лучше. Сыпь прошла, и царапины почти зажили.
– Прошлой ночью у него добавились новые царапины после того, как он налетел на розовый куст, – заметил Милфорд и сделал глоток эля из оловянной кружки.
Селеста старалась не смотреть в его сторону.
– Тебя не было вчера в музыкальной гостиной, – продолжал Эрни. – Мистер Эллери сделал тебе непристойное предложение?
– Он славный мальчик, – сказала Эстер, отрезая хлеб от приложенного к груди каравая. – Но если он сделал что-то подобное, клянусь, я налью ему в бутылку с бренди касторового масла.
– Нет, нет! – поспешно возразила Селеста. Эллери был любимцем всех слуг, особенно горничных, и в первую очередь кумиром Брюнеллы, которая всегда старалась выбрать самые хрустящие булочки, когда относила ему поздний завтрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33