Если она занята документами, вы должны опередить ее. Невозможно определить их важность. Используйте все известные способы, чтобы добыть бумаги, и поезжайте немедленно. Вот картотека на Рассела и Соамсов. Ваш билету стойки «Эр Франс», летите следующим рейсом.
– Да, сэр. Сожалею, что все осложнилось по моей вине. Она хороша, Кейт Соамс, чертовски хороша, и разыграла меня, как дурака! Какая ирония судьбы, на этот раз меня обвели вокруг пальца! – он грустно рассмеялся, а когда ушел, злость занозой сидела в его сердце.
– О, Стефи, трудно поверить! Немыслимо! – Кейт была в растерянности. Ряд серых надгробий с фамилией Жюмо протянулся через кладбище, одно из немногих во Франции, находившихся при церкви. Надписи на могилах уже слегка стерлись. Вот Жизель, а рядом малышка Элен: «Июнь, 1944». И Николь, Кристиан, и родители – Мари-Клэр и Мишель, все они были тут, на каждом камне выгравирована дата: «Июнь, 1944».
– Теперь ты знаешь. Не думаю, что могут быть какие-то другие объяснения, Кейт, – Стефания с симпатией посмотрела на подругу, понимая ее чувства.
– Какая ужасная трагедия случилась с бедным стариком, вся семья убита в одну ночь.
–А ты обрела двоюродного дедушку, – весело сказала Стефания, стараясь подбодрить Кейт. – Он был так тронут и обрадован, когда оправился от шока. Думаю, очень мило с его стороны пригласить нас на обед, но, полагаю, тебе стоит пойти одной, не так ли? Я ведь не имею к этому отношения и с удовольствием посижу в отеле за книжкой.
– Да, может быть, ты и права, – голос Кейт был глухим и слабым. Она подняла глаза на шпиль церкви, который устремился высоко в небо, борясь со слезами. – Стефи, я побуду здесь немного. Встретимся в отеле, потом устроим пикник, поплаваем и, может быть, разведаем еще что-нибудь.
Стефания кивнула головой, оценив настроение Кейт и решив, что ее можно оставить одну:
– Скоро увидимся.
Она ушла, и Кейт осталась одна. Она вошла в церковь и села на скамью. Было прохладно, темно и как-то очень спокойно, и Кейт дала волю слезам. Она оплакивала трагедию Сен-Мутона, когда столько людей было жестоко убито по команде майора Эрхардера, и весь этот ужас с фон Фидлером и тем, что он сделал с Жизель, и то, что он был ее дедом. Она оплакивала ложь и обманы, и тайны, так торжественно хранимые, и двух матерей, лишившихся своих младенцев. И, наконец, то, что произошло с Себастьяном. Это горе было целиком ее, и она ни с кем не могла его разделить. Наконец-то поняла она слова Себастьяна о любви, которая дается свободно и ради самой себя, о любви, которую она не могла признать так долго, любви, которая все еще жила, несмотря на то, что случилось. Чувство, которое она испытывала к Дэвиду, было бледной копией, его даже нельзя было назвать тем же словом. Ничего не менялось оттого, что любовь ее не была взаимной, хотя почему-то она все еще не могла в это поверить. Во что бы он ни был втянут, по какой причине ни преследовал ее, все же это был Себастьян, которого она так хорошо знала и любила. Воспоминание о том, как он смотрел на нее в тот вечер, пронзило ее мозг, и она покачнулась от боли. Но в конце концов слезы перестали литься и, дрожащая, постепенно приходя в себя, она вышла на солнечный свет и глотнула теплого, свежего воздуха. Кейт Соамс, хотя и была внучкой Эрнста фон Филлера, не должна нести эту тяжелую ношу. Она была полна решимости освободиться от прошлого и определить подобающее ему место.
Кейт побрела в отель, взяла ключ у мсье Барбье и поднялась наверх переодеться, размышляя о том, как изменилась ее жизнь с тех пор, как несколько часов назад она вышла из этой комнаты. Она поискала в ящике купальник, но не нашла. Она все думала, куда же могла его положить. Наконец, нашла купальник в глубине шкафа, где хранила рубашки. Кейт медленно распрямилась и осмотрелась. Она подошла к письменному столу, где держала книги и записи, и открыла ящик, чтобы удостовериться, что паспорт и другие бумаги на месте. Ничего не пропало, но вещи лежали не в том порядке, в котором она оставила их. Книги тоже были переставлены. Все было в сохранности, но слегка не на своем месте. Кто-то осторожно пытался все про нее узнать. Вероятно, он не хотел и оставлять следов, хотя ему это не удалось. Оглядевшись в последний раз, она почувствовала укол тревоги, закрыла дверь, проверила замок и вышла, чтобы посмотреть, как дела у Стефании.
– Я все же не понимаю, кому понадобилось врываться и просматривать мои вещи, не взяв ничего? А твою комнату не тронули, – сказала Кейт Стефании, когда они направлялись в Брантом, средневековый городок, надвое разделенный рекой Гаронной, городок, полный прелести и дышащий историей.
– Я все время думаю об этом, Кейт. Я знаю, это немного странно, но не думаешь ли ты, что это как-то связано с фотографией?
– Может быть. Ты ведь не думаешь, что это кто-то из семьи Жюмо?
– У них, по-моему, нет никаких причин так поступать. Ты была честна с ними, и, по-видимому, они верят тебе. Нет, это должен быть кто-то, кого ты расспрашивала о полковнике фон Фидлере.
– Все это довольно странно. В конце концов, ведь совершенно очевидно, что мы с тобой действуем вместе. Почему же заинтересовались только мной?
– Это могло случиться, когда ты была в церкви. Я же не выходила из своей комнаты.
– Остается надеяться, что кто бы это ни был, он уже удовлетворил свое любопытство.
– Я тоже на это надеюсь, – с чувством сказала Стефания.
Она стояла возле дома Жюмо, у витрины фотомагазина. Штукатурка посерела от времени, но белые ставни были свежевыкрашенными, а кадка с розовой геранью украшала входную дверь. Кейт нервничала, чувствовала себя самозванкой, ворвавшейся в чужую жизнь, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы постучаться.
– Добро пожаловать, мадемуазель Кейт, входите, – Пьер Жюмо открыл дверь и втащил ее в гостиную, где собралась вся семья, члены которой были в большом волнении.
В большой, просто обставленной комнате тон задавал огромный дубовый обеденный стол, сзади которого стояли несколько старых кресел и диван, видавшие лучшие дни. Но кресла были расцвечены подушечками, а аккуратно вышитые квадраты закрывали износившиеся места на диване.
Кейт почувствовала себя еще более чужой. Но Анри Жюмо быстро шагнул к ней, расцеловал в обе щеки, затем отступил и, прокашлявшись, приготовился к речи:
– Мадемуазель, у нас было время, чтобы все обдумать, и мы пришли к заключению, что вы, конечно же, внучка нашей дорогой Жизель. Слишком много совпадений, все выглядит очень правдоподобно. Поэтому добро пожаловать в нашу семью! Будьте как дома, и мы сделаем для вас все, что сможем! А сейчас оставим формальности, и я введу вас в вашу семью Моя жена Надя. Мой старший сын Жиль и его жена Жанетта, и, конечно, их сын Пьер.
Вновь поцелуи и рукопожатия.
– А это мой младший сын Марсель и его жена Триста, и их дети – Жан и Мари-Жозеф.
Кейт рассмеялась, и все разом заговорили, задавая вопросы, удивляясь невероятным обстоятельствам вернувшим им внучку Жизель. По-видимому, они полностью приняли ее, и сомнения Анри совершенно рассеялись. Под натиском их нежного энтузиазма Кейт забыла, что еще недавно была чужой им. За обедом ее попросили рассказать о своей жизни, о жизни ее матери, чья ранняя смерть так их огорчила. «Как бы хотелось познакомиться с дочерью героической Жизель», – восклицали они. Все были заинтригованы ее необычной профессией, с интересом слушали рассказы о путешествиях Кейт по местам, о которых они только читали. А потом, когда было покончено с обедом, таким типичным для этих мест, – овощной суп, густой и кремообразный, хрустящий хлеб, жареная телятина, салат и сыры, вино, льющееся рекой, – Анри попросил Кейт показать фотографию Жизель. Снимок бережно, с благоговением передавали из рук в руки, а потом хозяин хлопнул в ладоши, призывая к вниманию:
– А сейчас пришло время рассказать о твоей бабушке, Кейт. До сих пор люди помнят ее, те, кто был знаком с нею, хотя немного уже осталось таких, и те, кто только слышал рассказы о ее необычайной храбрости. Она ненавидела бошей и поклялась бороться с ними, изо всех своих сил. Такая возможность представилась, когда она обнаружила двух британских летчиков в хлеву у мадам Гирисс, делая там уборку. С помощью проводника-баска она провела их через Пиренеи. Это было только началом... – Он рассказал, как Жизель работала в подполье.
– Вы сказали, что ее поймали и отвезли к Эрхардеру, откуда она убежала? – спросила Кейт, ошеломленная услышанным. – Когда это произошло?
– Да, – ответил Анри, поморгав. – Моя жена расскажет об этом, Надя слышала историю от самой Жизель, когда приезжала к ней помочь с родами.
Надя засмеялась:
– Анри любит эту романтическую историю, но я не уверена, что все было именно так. Но я расскажу вам, что знаю. Это началось тогда, когда Жизель бросили в гестаповские подвалы в Париже после побега какого-то подпольщика. Майор Эрхардер лично допрашивал ее, и не добившись ничего, отправил в концлагерь Равенсбрюк. Жизель пришла в ужас, так как знала, что выжить там было практически невозможно. Представьте себе ее удивление, когда машина неожиданно остановилась! Она услышала стрельбу. Офицеры гестапо, шофер и охрана убиты. А потом дверь машины открылась, снаружи стоял мужчина, весь в черном, забрызганный грязью.
– Выходите! – крикнул он узникам. – Скорей! Жизель он отвел в сторону:
– Вы Мари Бюррель? – спросил он, это имя Жизель использовала.
Этот человек Жак оказался членом Сопротивления. Они работали с англичанами. Жак получил задание вывезти из страны того самого беглеца, которого разыскивало гестапо, а только Жизель знала, где скрывается подпольщик. После этого они работали вместе. А потом, в тот день, когда Жизель рожала, он явился в Сен-Мутон прямо днем, когда город был полон гестаповцев, и вошел прямо в дом! Я сама открыла дверь. Он был очень красивым: светлые волосы, голубые глаза, высокий, настоящий солдат, борец Сопротивления! – она засмеялась и посмотрела на мужа. – Если бы я не была замужем за Анри, то убежала бы с ним на край света. Он сказал, что немедленно должен видеть Жизель, что это жизненно важно. Я объяснила, что она рожает. Он даже не ответил, пробежал наверх через две ступеньки, прямо в спальню Жизель!
– О Господи! Должно быть, сообщение действительно было важным!
– Я не знаю, – Надя пожала плечами. – Я побежала за ним, но Жизель только улыбнулась и сказала, что он старый друг и может остаться. Он остался и помогал принимать роды.
– Бедная девочка, – сказал он, когда Жизель взяла ребенка на руки. – Бедная моя маленькая девочка, надо же такому случиться с тобой! – Он выглядел таким несчастным. Это были печальные минуты, я старалась не думать о происхождении ребенка. А потом Жизель попросила меня выйти, и он передал ей сообщение, уж не знаю какое. Не прошло и часа после родов, а она уже работала! В ту ночь он оставался с нами, ходил туда-сюда, но я, конечно же, не задавала вопросов. На рассвете он попросил разрешения, воспользоваться передатчиком, который был спрятан в подвале. Это было очень опасно, но Жизель сказала, что это жизненно важно. Вскоре он ушел. Я никогда больше его не видела. А потом Жизель рассказала о том, как они встретились. Она много смеялась по этому поводу. Но я не знаю, был ли у них роман, или просто крепкая дружба.
– Какая увлекательная история! – воскликнула Кейт. – Я очень надеюсь, что они любили друг друга, хочется верить, что у нее в жизни было и счастье!
– Да, – вздохнула Надя, – это был последний раз, когда я видела Жизель, потому что должна была вернуться к детям в деревню.
– И слава Богу, – сказал Анри, – иначе я бы вернулся к пустому очагу. Но сегодня не вечер скорби, а вечер праздника!
И он снова пустился рассказывать небылицы о Сопротивлении, а все остальные разом заговорили, споря о деталях, когда, где и что происходило.
Голова Кейт была полна историй, а сердце – нежностью к вновь обретенным родственникам, простым и сердечным. Кейт распрощалась со всеми и направилась к площади, голоса все еще звучали в ее ушах. Луна убывала, и была уже в своей последней четверти, почти не давая света, но идти Кейт было недалеко. Она шла медленно, перебирая в уме события и улыбаясь многим вещам одновременно: легкости их смеха, тесноте и сплоченности семьи Жюмо. Она как раз подходила к площади, когда звук подъезжающей машины заставил ее в тревоге обернуться. Времени думать не было. Фары вспыхнули и осветили ее своим блеском. Они стремительно надвигались прямо на нее, и Кейт отпрыгнула в сторону, споткнувшись и упав на тротуар, в то время как рык машины раздался прямо над ухом. Машина круто повернула, приблизившись к площади, шины взвизгнули, и ее поглотила темнота ночи.
Секунду Кейт не могла пошевелиться, словно парализованная. Но через мгновение, показавшееся ей вечностью, она смогла сесть и некоторое время приходила в себя. Ее колени были ободраны, а локоть кровоточил, но если не считать этого, да еще дыры на платье, с ней было все в порядке. Она все прислушивалась и ждала звука возвращающейся машины, нервы были на пределе, но, поняв, наконец, что не может оставаться в таком состоянии всю ночь, она стала убеждать себя, что шофер, должно быть, был пьян и потерял управление. Она осторожно побрела в отель. Проходя мимо таблички, она потрогала прохладную поверхность кончиками пальцев. Потом она вздохнула, опустив руку, и пересекла площадь.
Стефания оставила у портье записку, в которой говорилось, что она решила взять машину и съездить в ресторанчик, который им так понравился. Вероятно, она вернется поздно. Кейт слегка улыбнулась, вспомнив привлекательного и внимательного сына хозяев, и подумала о том, когда же придет Стефания.
Кейт вдруг почувствовала себя очень одинокой и, стиснув зубы, решительно взбежала по лестнице. Ее руки все еще дрожали, в конце концов она сумела попасть ключом в замочную скважину, вошла, закрыла за собой дверь, нащупывая выключатель. Когда он щелкнул, высокая фигура выступила из-за гардин:
– Привет, Кейт.
Кейт подавила вопль и метнулась к двери, глаза ее расширились от ужаса, лоб покрылся потом.
– В чем дело, Кейт, ты ждала кого-то другого? Не Дэвида, случайно? – Себастьян прислонился к стене и, скрестив руки, – в правой была «беретта» – цинично разглядывал ее.
– Ты негодяй, чего тебе от меня надо? – прошипела она, унимая стук сердца. – Убирайся отсюда, и немедленно!
Ее рука лихорадочно шарила за спиной в поисках спасительной ручки. Себастьян в мгновение ока оказался рядом и, оттащив от двери, вырвал ключ из сжатого кулака.
– Что за неприличная спешка? Пока мы не поговорили кое о чем, ни тебе, ни мне торопиться некуда!
Он запер дверь и положил ключ в карман. Подняв сумку, бегло осмотрел ее в поисках оружия.
– Так, так, пусто, – саркастически сказал он. – Ну что ж ты не садишься.
Он пистолетом указал на кровать.
– Я... – Кейт попыталась собраться с мыслями. Итак, должно быть, именно Себастьян пытался задавить ее, а не сумев этого сделать, пришел сюда, чтобы застрелить. Но за что? Она с усилием выдавила из пересохшего горла:
– Себастьян, пожалуйста, не надо. Уйди, и покончим с этим.
– Почему ты так перепугалась, Кейт? Неужели я, по-твоему, способен причинить тебе вред? Я волоска не трону на твоей голове, ты просто расскажешь то, что я хочу знать. И начнем, пожалуй, с твоего времяпрепровождения в Сен-Мутоне.
Он силой усадил ее на кровать. Она была слаба после перенесенного потрясения, чтобы протестовать. Направляя на нее пистолет, Себастьян носил напротив стул и спросил:
– Ну?
Это не было лицо Себастьяна, человека, которого она любила и которого ей так не хватало сегодня утром. Это был незнакомец, человек, которого она никогда не видала раньше, каменный и безжалостно жестокий, с глазами, голубыми и холодными, как лед, и ей оставалось одно – швырять в него словами.
– Чем я здесь занята, тебя не касается. Что бы там ни было, я во всем поступала честно. А с тобой я больше не желаю иметь дела.
– Очень жаль, потому что разговор еще не окончен. Тебе придется объяснить многое с того момента, когда эта маленькая нежная ножка первый раз ступила на борт моей лодки.
– Не понимаю. Ты о чем?
– Не понимаешь? Брось, Кейт, ты раскрыта. Мне все известно о твоей деятельности здесь.
– Откуда тебе известно про то, что?.. – она смотрела на него, словно только что получила пощечину.
– Будем считать это своего рода признанием. Сколь веревочка ни вилась, а концы нашлись, хотя мне и пришлось потратить на это уйму времени. Ты, должно быть, решила, что сделала отличный финт, поручив поиски фотографии не кому-нибудь, а мне. Голову ты мне морочила и в самом деле блестяще, но этому пришел конец, моя милая, ты сама себя выдала.
– Себастьян, я ничего не понимаю... Я... Если тебе известно о моем родстве с фон Филлером, зачем задавать вопросы? О, Господи, чего тебе от меня надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34