Никто не исчез. Маскарон, Голиаф, Ролло, мистер Фокс, мистер Шеридан, лорд Лэнсинг, месье Талейран и дорогой ее сердцу Кэм – все они выглядели удивительно настоящими. И если бы Габи не знала их лучше, она приняла бы их за толпу школьников на пикнике. Эта мысль была досадной.
Вскипая от раздражения, Габриель молча слушала, как Ролло описывал безумную скачку в карете Фуше.
– Когда мы угодили в яму, – сказал Лэнсинг, смеясь, – я подумал, что все кончено. А этот поворот, Ролло! Не знаю, как ты справился! Я едва мог разглядеть идущих впереди лошадей.
– Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев, – сказал Ролло, краснея от похвалы. – Ведь именно в этом главная причина, по которой за мной послали, – то, что я знаком с местностью?
– Голиаф тоже с ней знаком, – заметил Лэнсинг.
– Вы забываете, что меня там не было, – сказал Голиаф. Намеренно избегая взгляда Кэма, он осторожно выбирал слова. – Я отправился обратно в Корнуолл, чтобы быть на страже интересов Габриель, но узнал, что она уехала в Лондон.
– Тогда как же вы здесь оказались? – спросил Фокс, предлагая по кругу свой табак. Только джентльмены постарше воспользовались этим беспрецедентным знаком уважения.
Голиаф пожал плечами.
– Когда англичанин послал за яхтой, я позаботился о том, чтобы оказаться на борту. Это было легко.
– Невероятно! – пробормотал Талейран с оттенком зависти в голосе. Он отделался от этого чувства, решив, что подобные шалости лучше оставить джентльменам помоложе.
Подхватив эту невысказанную мысль, Фокс промолвил задумчиво:
– Хотел бы я быть на тридцать лет моложе! Чего бы я только ни отдал, чтобы оказаться рядом с тобой во время этой безумной скачки! И увидеть лицо Фуше, когда тот выкарабкался из кареты!
– Это если бы вы не сломали себе шею, – сказала Габриель.
– Бешеная была скачка, – не желая раскаиваться, сказал Ролло. Его глаза горели. – Прямо как в старые времена! Помнишь, Ангел? Нам не хватало только тебя! Я почти ожидал, что ты вот-вот появишься, улыбающаяся, с рапирой в руках.
– Эти времена давно закончились для Габриель, – отрывисто-грубо возразил Кэм и кивнул юнге, чтобы тот наполнил бокалы гостей.
Внимательный взгляд Шеридана остановился на Габи.
– Это целая история, ведь так? – поинтересовался он.
На щеках Габриель заиграл румянец. Не дав Шеридану развить эту тему, девушка спросила:
– А какую роль в этой спасательной операции сыграли вы, мистер Шеридан? Я была просто ошеломлена, когда вы протянули руку, чтобы помочь мне подняться на борт.
Шеридан положил руку на сердце.
– Прекрасная леди, – сказал он, вздыхая, – простите старика. Будь я моложе, клянусь, я бы расправился ради вас с драконами. А так, каюсь, я отправился сюда… ради забавы.
Габриель фыркнула, и все джентльмены рассмеялись. Маскарон ободряюще похлопал внучку по плечу, и ее обида потихоньку рассеялась.
– Я обязана всем вам больше, чем могу описать словами, – сказала, улыбаясь каждому по очереди, Габриель. – Но… но, по-моему, кого-то здесь не хватает.
– Кого же? – спросил Кэм.
– Старого доктора, – ответила Габриель. – Я даже не знаю его имени. Я была уверена, по крайне мере, начала подозревать, что он один из твоих людей, Кэм.
– Я не знаю никакого доктора, – сказал Кэм.
Сбитая с толку, Габриель обратилась к Маскарону:
– Дедушка, а ты как думаешь?
– Я смутно его помню, – ответил Маскарон, быстро обменявшись взглядами с Кэмом, прежде чем снова посмотреть на внучку. – Самый неумелый врач из тех, что мне приходилось встречать. Я через раз проливал пойло, которым он пытался меня накачать, а он даже не замечал этого.
– Ах, – сказала Габриель и погрузилась в молчание.
Ее чувства обострились, когда темная голова Кэма склонилась к Талейрану. Француз кивнул, допил остатки вина и вопросительно взглянул на Маскарона. Тот, словно по сигналу, поднялся на ноги.
– Не уходи! – воскликнула Габриель, схватив дедушку за руку.
Маскарон мягко отстранил ее.
– Моя милая девочка, волна никого не станет ждать. Твой муж должен отправляться в путь или задержаться еще на двадцать четыре часа.
– Тогда поплыли с нами! – взмолилась она.
Маскарон странно улыбнулся и обнял внучку.
– Я уже старый пес, – сказал он. – И не смогу жить счастливо в новой конуре.
– Я не буду знать ни минуты покоя, понимая, что ты в бегах, – выкрикнула девушка.
– В бегах? Я? – Маскарон выглядел по-настоящему потрясенным. – Милая моя девочка, ты заблуждаешься! Фуше не может причинить мне вреда. Ты не думала, что я знаю достаточно, чтобы отправить этого старого мерзавца на гильотину, если только мне этого захочется?
Что-то было не так в его логике, но Габриель была слишком ошеломлена, чтобы найти эту ошибку. Маскарон воспользовался замешательством внучки, чтобы толкнуть ее в объятия мужа.
– А теперь поцелуй своего старого дедушку на прощание и покажи этим чертовым англичанам, из какого теста сделаны мы, нормандцы.
Отважно улыбаясь сквозь слезы, Габриель сделала, как ей сказали. Кэм крепче сжал плечи жены, удерживая ее рядом с собой, когда Маскарон вслед за Талейраном отправился на палубу. Ролло отвлек внимание девушки, взяв ее за руки.
– Я надеялась, что мы все сможем жить в Англии, – сокрушенно промолвила Габриель.
– Я мог бы подумать об этом, – сказал Ролло, печально улыбаясь, – но понимаешь, Ангел, есть девушка…
– И ты, Голиаф? – прошептала Габриель, когда борода великана защекотала ее щеку.
– Я всегда буду твоим человеком, – сказал Голиаф; его хриплый голос был не совсем ровным. – Если бы я думал, что тебе нужна моя помощь… – Проницательный взгляд великана скользнул по Кэму. Не требовалось много ума, чтобы понять, что англичанин не слишком доволен своей женой. В том, что Габриель заслужила хорошую взбучку, а то и кое-что похуже, Голиаф не сомневался. Великан не знал другого: сможет ли он стоять и молча наблюдать, как кто-то другой берет на себя обязанности, которые когда-то выполнял он. – Я оставляю тебя в хороших руках, – произнес Голиаф, немного утешая себя этим убеждением.
На палубе все члены команды уже заняли свои места. Поднимался ветер. Кэм почувствовал, что его настроение улучшается. Перекидной мостик убрали. Герцог дал команду поднять паруса и снова повернулся к перилам.
Ролло помахал ему рукой с козел кареты Талейрана. Голиаф сидел верхом на крупном чалом коне. Кэм наблюдал, как великан развернул скакуна и исчез во тьме ночи. Герцог не сомневался, что Голиаф направлялся в замок Шато-Ригон.
В карете Талейрана было тихо, пока оба джентльмена размышляли над событиями этой ночи. Первым из задумчивости вышел Талейран.
– То, что вы сказали девушке… Вы это серьезно?
– Что я сказал? – спросил Маскарон.
– Что у вас на Фуше достаточно компромата, чтобы отправить его на казнь.
– Господи, нет! – воскликнул Маскарон, устало прикрывая глаза рукой. – Я должен был что-нибудь сказать, иначе Габриель настаивала бы на том, чтобы остаться со мной.
– Тогда каковы ваши планы? – спросил Талейран.
– У меня их нет, – сказал Маскарон. – Я просто отправлюсь в свой кабинет в Морском министерстве и буду ждать, что произойдет.
– Понятно, – пробормотал Талейран и снова погрузился в размышления.
Через несколько минут он нарушил молчание.
– Я уже несколько раз мог отправить Фуше на казнь, – заметил он.
Маскарон в этом не сомневался, о чем и сказал.
– И, – продолжил Талейран приятным голосом, – Фуше мог сделать со мной то же самое. – Он склонился к собеседнику и доверительно сказал: – Среди нас очень мало людей с абсолютно чистой совестью, месье Маскарон, и судя из того, что рассказал ваш зять, в вашем случае, похоже, вы сильнее провинились перед вашим обидчиком, чем он перед вами.
Маскарон был так удивлен, что ничего не ответил. Он не знал, какую историю сочинил Дайсон, и решил подождать, пока Талейран разовьет свою мысль.
– Мы с Фуше не совсем друзья, – произнес Талейран, – но и не враги. Полагаю, можно сказать, что мы в некотором роде коллеги.
Маскарон пробормотал что-то подходящее. Тихо и доверительно Талейран продолжил:
– Мне подумалось, что будущее Франции очень неясно. Ей выгодно иметь друзей по обе стороны Ла-Манша.
Эта мысль была не нова. Ее французскому политику подсказал молодой герцог Дайсон, когда они с глазу на глаз беседовали на его яхте. Дайсон был абсолютно уверен, что у его тестя не было никаких планов спасения, и очень не хотел оставлять Маскарона во Франции, на милость Фуше. Талейран быстро понял намек.
– Предоставьте мне разобраться с Фуше, – сказал он. – Думаю, я знаю, как связать ему руки.
Молодой герцог намекнул, что воздаст за эту услугу сторицей, если, конечно, это в его силах. Талейран понял: услуги были обменной валютой и гораздо более полезной, чем деньги в банке.
– Да, – вслух размышлял он, – никогда не помешает иметь высокопоставленных друзей.
– Таких, как Чарльз Фокс, – предположил Маскарон.
– Именно. И ваш зять, Дайсон.
Собеседники обменялись понимающими взглядами.
– Хорошему человеку всегда найдется место в министерстве иностранных дел, – заметил Талейран. – Если вас это заинтересует, я буду счастлив подыскать вам должность.
Выяснилось, что Маскарона это очень заинтересовало.
– Но как же Фуше? – сказал он. – Этот человек жаждет моей крови.
На лице Талейрана отразилось удивление.
– Вы ошибаетесь, месье Маскарон. Амбиции Фуше выходят за пределы личных отношений. Он жаждет власти. И получилось так, что в моих силах помочь ему. – Талейран откинулся на спинку обитого кожей сиденья, устраиваясь удобнее. – Значит, решено, – сказал он.
Слова Талейрана прозвучали как пророчество. Маскарон не мог в них усомниться.
* * *
Данраден. С палубы «Маргариты» Габриель созерцала его прочные стены и высокие башни. Высоко в небе, из гнезд в горных утесах вылетали чайки и кружили над морем, а ветер разносил их жалобные крики на несколько миль вокруг. Воздух был наполнен знакомым ароматом соленой морской воды и резким, хотя и не отталкивающим запахом таинственных созданий, живущих в глубине. Словно ласка любовника, солнечный свет заливал представшую перед Габриель картину, придавая воде зеленовато-голубой цвет, что так привычен для корнуоллских берегов, и окутывал надежные стены крепости Кэма переливавшимися теплыми красками, превращая холодность замка в приветливую теплоту.
Габриель подумала о том, что вернулась домой, и рассмеялась. Оглянувшись, она заметила хмурое выражение лица Кэма. Они почти не улыбались друг другу с тех пор, как Кэм забрал ее из Нормандии. Девушка снова и снова пыталась пробиться сквозь стену сдержанности, которой отгородился герцог после того, как она изложила все обстоятельства, сопутствовавшие ее внезапному побегу с Десазом. Габриель не удалось убедить мужа, что лишь долг перед Маскароном и страх за Голиафа побудили ее зайти так далеко. Кэм считал это предательством или еще хуже – кульминацией хорошо и давно продуманного плана, целью которого было сбежать от него. По мнению Кэма, Десаз только предоставил возможность и средства, которыми Габриель поспешила воспользоваться.
Девушка надеялась на скорую «расправу», потому что не было ничего мучительнее холодной и равнодушной вежливости Кэма. Герцог избегал жены и даже не пытался этого скрывать, поскольку пассажиры «Маргариты» – мистер Фокс, мистер Шеридан и лорд Лэнсинг – посреди Ла-Манша перебрались на маленькой лодке на борт британского военного корабля.
Солнце закрыла туча, и Данраден вдруг показался девушке пугающим. Габриель вздрогнула. Данраден и Кэм. Она считала, что они похожи.
Когда Кэм помог жене спуститься в маленькую лодку, в которой им предстояло добраться до берега, Габриель попыталась нарушить зловещее молчание герцога.
– Хорошенький у нас вид, – заметила она, окинув взглядом грубую куртку, грязные брюки мужа и собственный мужской наряд.
Кэм дал вежливый и ничего не значащий ответ.
Габриель предприняла еще одну попытку, когда они вошли в замок и двойные массивные ворота Данрадена неумолимо захлопнулись за ней.
– Deja vu , – пробормотала Габриель.
Никакого ответа.
«Разумные доводы ни к чему не приводят», – подумала она и сменила тактику. Когда супруги вошли в парадный зал, герцогиня оглянулась, словно ожидая кого-то увидеть.
– Кого ты ищешь? – спросил Кэм, подталкивая жену к лестнице.
– Луизу, конечно, – сладким голосом отозвалась Габриель.
Кэм стиснул зубы и процедил:
– Луизы здесь нет.
– О? – промолвила Габриель вежливо, – ты нашел другую леди, которой я должна подражать?
Кэм схватил жену за запястье и бесцеремонно потащил вверх по лестнице. Служанки и лакеи, занимавшиеся своими делами, замерли на месте, словно мраморные статуи. Кэм не обращал на них внимания. Габриель лучезарно улыбалась.
Ее улыбка немного потускнела, когда девушку втолкнули в круглую комнату на вершине южной башни. Кэм вошел следом. Габриель сделала несколько шагов вглубь комнаты и повернулась к мужу.
– Почему я здесь, Кэм? – спросила она.
Кэм нехорошо улыбнулся.
– Ты бы предпочла темницу?
– Кэм, – мягко произнесла она, – неужели ты ничему не научился? – Теперь Габриель говорила без иронии.
– Научился! – ответил герцог таким свирепым голосом, что Габриель отступила на пару шагов. – Я научился никогда не терять бдительности по отношению к тебе, – его глаза горели, челюсть дрожала. – Боже мой! – сказал он наконец. – Ты готова была украсть моего ребенка и даже не переживала по этому поводу!
– Кэм, я переживала! – выкрикнула Габриель.
Казалось, герцог боялся потерять контроль над собой.
Он резко повернулся и направился к двери.
– Пожалуйста, Кэм, нам нужно поговорить. – Габриель побежала за мужем, но остановилась, когда он в ярости повернулся к ней. – Не уходи, Кэм! – взмолилась она. – Пожалуйста, поговори со мной.
– Все уже сказано, – ответил Кэм и вышел.
Габриель услышала, как загремел ключ в замке, и опустилась на кровать, молчаливая и задумчивая. Несколько минут спустя ключ снова повернулся в замочной скважине и в комнату вбежала Бетси, неся в руках полотенца и кувшин с горячей водой. Она сразу разобралась в ситуации. Кудахча и бормоча, служанка начала перечислять главные пороки своего хозяина, а их было огромное количество.
– Он не хочет меня слушать, – сказала Габриель.
– Заставь его слушать! – последовал мудрый совет Бетси.
Легко сказать, думала Габриель, раздеваясь и передавая свой мужской наряд служанке.
– Я должна избавиться от этого, – сообщила Бетси, морща нос. – Приказ господина.
Габриель не слушала. Она все еще размышляла над советом Бетси.
– Что-нибудь еще, ваша светлость? – спросила камеристка, собираясь уходить.
Бетси не была уверена, что доверяет медленной, хитрой улыбке, в которой расплылось лицо ее госпожи.
– Бетси, – сказала Габриель. – Мне нужна твоя помощь. Этот мужчина должен когда-нибудь опомниться.
Было около полуночи, когда Кэм отправился к себе. У герцога было странное настроение. Он казался себе опустошенным, лишенным всяких эмоций. Кэм не мог понять, что чувствует. В течение этих нескольких дней он, казалось, испытал все эмоции, какие только известны людям. Герцог понимал, что ему плохо, и неохотно признавал, что страдает от идиотского состояния, которое называют «разбитое сердце».
Жалость к самому себе, которой Кэм никогда бы не допустил, постепенно закрадывалась к нему в душу. Медленными, рассеянными движениями герцог стянул с себя пиджак и сбросил рубашку, оставив одежду валяться на полу – там, куда она упала. Его с таким же успехом могли кастрировать, думал он. Кэм отказывался исполнять супружеский долг с женой, которая не любит его, а о том, чтобы изменить ей (даже если предположить, что найдется женщина, способная его соблазнить) нечего было и думать.
Вздохнув, совсем не желая спать, Кэм растянулся на постели. Он серьезно намеревался выполнить то, о чем сказал Габриель. Он больше не ослабит своей бдительности по отношению к ней. Она останется в Данрадене под замком до конца своих дней.
Мысль была абсурдной, и Кэм понимал это. Застонав, он перевернулся на бок. Герцог не знал, как будет удерживать свою жену. Он не знал даже, почему ему этого хочется. Она обманула его, предала его доверие и заставила пройти сквозь ад. Он, должно быть, совсем дурак, решил Кэм, если собирается и дальше терпеть подобное, держась за нее вопреки здравому смыслу.
Габриель его жена. Это единственный аргумент, который ему нужен. Он англичанин. Это его замок. Если бы он захотел, то мог запереть ее и выбросить ключ, и никто не стал бы ему перечить. У него было такое право.
Но Кэм хотел не этого. В том, чего он хотел, Габриель могла отказывать ему до скончания веков.
Едва уловимый звук в смежной комнате отвлек герцога от невеселых мыслей. Он приподнялся на локтях. Когда дверь в комнату распахнулась, герцог вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Вскипая от раздражения, Габриель молча слушала, как Ролло описывал безумную скачку в карете Фуше.
– Когда мы угодили в яму, – сказал Лэнсинг, смеясь, – я подумал, что все кончено. А этот поворот, Ролло! Не знаю, как ты справился! Я едва мог разглядеть идущих впереди лошадей.
– Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев, – сказал Ролло, краснея от похвалы. – Ведь именно в этом главная причина, по которой за мной послали, – то, что я знаком с местностью?
– Голиаф тоже с ней знаком, – заметил Лэнсинг.
– Вы забываете, что меня там не было, – сказал Голиаф. Намеренно избегая взгляда Кэма, он осторожно выбирал слова. – Я отправился обратно в Корнуолл, чтобы быть на страже интересов Габриель, но узнал, что она уехала в Лондон.
– Тогда как же вы здесь оказались? – спросил Фокс, предлагая по кругу свой табак. Только джентльмены постарше воспользовались этим беспрецедентным знаком уважения.
Голиаф пожал плечами.
– Когда англичанин послал за яхтой, я позаботился о том, чтобы оказаться на борту. Это было легко.
– Невероятно! – пробормотал Талейран с оттенком зависти в голосе. Он отделался от этого чувства, решив, что подобные шалости лучше оставить джентльменам помоложе.
Подхватив эту невысказанную мысль, Фокс промолвил задумчиво:
– Хотел бы я быть на тридцать лет моложе! Чего бы я только ни отдал, чтобы оказаться рядом с тобой во время этой безумной скачки! И увидеть лицо Фуше, когда тот выкарабкался из кареты!
– Это если бы вы не сломали себе шею, – сказала Габриель.
– Бешеная была скачка, – не желая раскаиваться, сказал Ролло. Его глаза горели. – Прямо как в старые времена! Помнишь, Ангел? Нам не хватало только тебя! Я почти ожидал, что ты вот-вот появишься, улыбающаяся, с рапирой в руках.
– Эти времена давно закончились для Габриель, – отрывисто-грубо возразил Кэм и кивнул юнге, чтобы тот наполнил бокалы гостей.
Внимательный взгляд Шеридана остановился на Габи.
– Это целая история, ведь так? – поинтересовался он.
На щеках Габриель заиграл румянец. Не дав Шеридану развить эту тему, девушка спросила:
– А какую роль в этой спасательной операции сыграли вы, мистер Шеридан? Я была просто ошеломлена, когда вы протянули руку, чтобы помочь мне подняться на борт.
Шеридан положил руку на сердце.
– Прекрасная леди, – сказал он, вздыхая, – простите старика. Будь я моложе, клянусь, я бы расправился ради вас с драконами. А так, каюсь, я отправился сюда… ради забавы.
Габриель фыркнула, и все джентльмены рассмеялись. Маскарон ободряюще похлопал внучку по плечу, и ее обида потихоньку рассеялась.
– Я обязана всем вам больше, чем могу описать словами, – сказала, улыбаясь каждому по очереди, Габриель. – Но… но, по-моему, кого-то здесь не хватает.
– Кого же? – спросил Кэм.
– Старого доктора, – ответила Габриель. – Я даже не знаю его имени. Я была уверена, по крайне мере, начала подозревать, что он один из твоих людей, Кэм.
– Я не знаю никакого доктора, – сказал Кэм.
Сбитая с толку, Габриель обратилась к Маскарону:
– Дедушка, а ты как думаешь?
– Я смутно его помню, – ответил Маскарон, быстро обменявшись взглядами с Кэмом, прежде чем снова посмотреть на внучку. – Самый неумелый врач из тех, что мне приходилось встречать. Я через раз проливал пойло, которым он пытался меня накачать, а он даже не замечал этого.
– Ах, – сказала Габриель и погрузилась в молчание.
Ее чувства обострились, когда темная голова Кэма склонилась к Талейрану. Француз кивнул, допил остатки вина и вопросительно взглянул на Маскарона. Тот, словно по сигналу, поднялся на ноги.
– Не уходи! – воскликнула Габриель, схватив дедушку за руку.
Маскарон мягко отстранил ее.
– Моя милая девочка, волна никого не станет ждать. Твой муж должен отправляться в путь или задержаться еще на двадцать четыре часа.
– Тогда поплыли с нами! – взмолилась она.
Маскарон странно улыбнулся и обнял внучку.
– Я уже старый пес, – сказал он. – И не смогу жить счастливо в новой конуре.
– Я не буду знать ни минуты покоя, понимая, что ты в бегах, – выкрикнула девушка.
– В бегах? Я? – Маскарон выглядел по-настоящему потрясенным. – Милая моя девочка, ты заблуждаешься! Фуше не может причинить мне вреда. Ты не думала, что я знаю достаточно, чтобы отправить этого старого мерзавца на гильотину, если только мне этого захочется?
Что-то было не так в его логике, но Габриель была слишком ошеломлена, чтобы найти эту ошибку. Маскарон воспользовался замешательством внучки, чтобы толкнуть ее в объятия мужа.
– А теперь поцелуй своего старого дедушку на прощание и покажи этим чертовым англичанам, из какого теста сделаны мы, нормандцы.
Отважно улыбаясь сквозь слезы, Габриель сделала, как ей сказали. Кэм крепче сжал плечи жены, удерживая ее рядом с собой, когда Маскарон вслед за Талейраном отправился на палубу. Ролло отвлек внимание девушки, взяв ее за руки.
– Я надеялась, что мы все сможем жить в Англии, – сокрушенно промолвила Габриель.
– Я мог бы подумать об этом, – сказал Ролло, печально улыбаясь, – но понимаешь, Ангел, есть девушка…
– И ты, Голиаф? – прошептала Габриель, когда борода великана защекотала ее щеку.
– Я всегда буду твоим человеком, – сказал Голиаф; его хриплый голос был не совсем ровным. – Если бы я думал, что тебе нужна моя помощь… – Проницательный взгляд великана скользнул по Кэму. Не требовалось много ума, чтобы понять, что англичанин не слишком доволен своей женой. В том, что Габриель заслужила хорошую взбучку, а то и кое-что похуже, Голиаф не сомневался. Великан не знал другого: сможет ли он стоять и молча наблюдать, как кто-то другой берет на себя обязанности, которые когда-то выполнял он. – Я оставляю тебя в хороших руках, – произнес Голиаф, немного утешая себя этим убеждением.
На палубе все члены команды уже заняли свои места. Поднимался ветер. Кэм почувствовал, что его настроение улучшается. Перекидной мостик убрали. Герцог дал команду поднять паруса и снова повернулся к перилам.
Ролло помахал ему рукой с козел кареты Талейрана. Голиаф сидел верхом на крупном чалом коне. Кэм наблюдал, как великан развернул скакуна и исчез во тьме ночи. Герцог не сомневался, что Голиаф направлялся в замок Шато-Ригон.
В карете Талейрана было тихо, пока оба джентльмена размышляли над событиями этой ночи. Первым из задумчивости вышел Талейран.
– То, что вы сказали девушке… Вы это серьезно?
– Что я сказал? – спросил Маскарон.
– Что у вас на Фуше достаточно компромата, чтобы отправить его на казнь.
– Господи, нет! – воскликнул Маскарон, устало прикрывая глаза рукой. – Я должен был что-нибудь сказать, иначе Габриель настаивала бы на том, чтобы остаться со мной.
– Тогда каковы ваши планы? – спросил Талейран.
– У меня их нет, – сказал Маскарон. – Я просто отправлюсь в свой кабинет в Морском министерстве и буду ждать, что произойдет.
– Понятно, – пробормотал Талейран и снова погрузился в размышления.
Через несколько минут он нарушил молчание.
– Я уже несколько раз мог отправить Фуше на казнь, – заметил он.
Маскарон в этом не сомневался, о чем и сказал.
– И, – продолжил Талейран приятным голосом, – Фуше мог сделать со мной то же самое. – Он склонился к собеседнику и доверительно сказал: – Среди нас очень мало людей с абсолютно чистой совестью, месье Маскарон, и судя из того, что рассказал ваш зять, в вашем случае, похоже, вы сильнее провинились перед вашим обидчиком, чем он перед вами.
Маскарон был так удивлен, что ничего не ответил. Он не знал, какую историю сочинил Дайсон, и решил подождать, пока Талейран разовьет свою мысль.
– Мы с Фуше не совсем друзья, – произнес Талейран, – но и не враги. Полагаю, можно сказать, что мы в некотором роде коллеги.
Маскарон пробормотал что-то подходящее. Тихо и доверительно Талейран продолжил:
– Мне подумалось, что будущее Франции очень неясно. Ей выгодно иметь друзей по обе стороны Ла-Манша.
Эта мысль была не нова. Ее французскому политику подсказал молодой герцог Дайсон, когда они с глазу на глаз беседовали на его яхте. Дайсон был абсолютно уверен, что у его тестя не было никаких планов спасения, и очень не хотел оставлять Маскарона во Франции, на милость Фуше. Талейран быстро понял намек.
– Предоставьте мне разобраться с Фуше, – сказал он. – Думаю, я знаю, как связать ему руки.
Молодой герцог намекнул, что воздаст за эту услугу сторицей, если, конечно, это в его силах. Талейран понял: услуги были обменной валютой и гораздо более полезной, чем деньги в банке.
– Да, – вслух размышлял он, – никогда не помешает иметь высокопоставленных друзей.
– Таких, как Чарльз Фокс, – предположил Маскарон.
– Именно. И ваш зять, Дайсон.
Собеседники обменялись понимающими взглядами.
– Хорошему человеку всегда найдется место в министерстве иностранных дел, – заметил Талейран. – Если вас это заинтересует, я буду счастлив подыскать вам должность.
Выяснилось, что Маскарона это очень заинтересовало.
– Но как же Фуше? – сказал он. – Этот человек жаждет моей крови.
На лице Талейрана отразилось удивление.
– Вы ошибаетесь, месье Маскарон. Амбиции Фуше выходят за пределы личных отношений. Он жаждет власти. И получилось так, что в моих силах помочь ему. – Талейран откинулся на спинку обитого кожей сиденья, устраиваясь удобнее. – Значит, решено, – сказал он.
Слова Талейрана прозвучали как пророчество. Маскарон не мог в них усомниться.
* * *
Данраден. С палубы «Маргариты» Габриель созерцала его прочные стены и высокие башни. Высоко в небе, из гнезд в горных утесах вылетали чайки и кружили над морем, а ветер разносил их жалобные крики на несколько миль вокруг. Воздух был наполнен знакомым ароматом соленой морской воды и резким, хотя и не отталкивающим запахом таинственных созданий, живущих в глубине. Словно ласка любовника, солнечный свет заливал представшую перед Габриель картину, придавая воде зеленовато-голубой цвет, что так привычен для корнуоллских берегов, и окутывал надежные стены крепости Кэма переливавшимися теплыми красками, превращая холодность замка в приветливую теплоту.
Габриель подумала о том, что вернулась домой, и рассмеялась. Оглянувшись, она заметила хмурое выражение лица Кэма. Они почти не улыбались друг другу с тех пор, как Кэм забрал ее из Нормандии. Девушка снова и снова пыталась пробиться сквозь стену сдержанности, которой отгородился герцог после того, как она изложила все обстоятельства, сопутствовавшие ее внезапному побегу с Десазом. Габриель не удалось убедить мужа, что лишь долг перед Маскароном и страх за Голиафа побудили ее зайти так далеко. Кэм считал это предательством или еще хуже – кульминацией хорошо и давно продуманного плана, целью которого было сбежать от него. По мнению Кэма, Десаз только предоставил возможность и средства, которыми Габриель поспешила воспользоваться.
Девушка надеялась на скорую «расправу», потому что не было ничего мучительнее холодной и равнодушной вежливости Кэма. Герцог избегал жены и даже не пытался этого скрывать, поскольку пассажиры «Маргариты» – мистер Фокс, мистер Шеридан и лорд Лэнсинг – посреди Ла-Манша перебрались на маленькой лодке на борт британского военного корабля.
Солнце закрыла туча, и Данраден вдруг показался девушке пугающим. Габриель вздрогнула. Данраден и Кэм. Она считала, что они похожи.
Когда Кэм помог жене спуститься в маленькую лодку, в которой им предстояло добраться до берега, Габриель попыталась нарушить зловещее молчание герцога.
– Хорошенький у нас вид, – заметила она, окинув взглядом грубую куртку, грязные брюки мужа и собственный мужской наряд.
Кэм дал вежливый и ничего не значащий ответ.
Габриель предприняла еще одну попытку, когда они вошли в замок и двойные массивные ворота Данрадена неумолимо захлопнулись за ней.
– Deja vu , – пробормотала Габриель.
Никакого ответа.
«Разумные доводы ни к чему не приводят», – подумала она и сменила тактику. Когда супруги вошли в парадный зал, герцогиня оглянулась, словно ожидая кого-то увидеть.
– Кого ты ищешь? – спросил Кэм, подталкивая жену к лестнице.
– Луизу, конечно, – сладким голосом отозвалась Габриель.
Кэм стиснул зубы и процедил:
– Луизы здесь нет.
– О? – промолвила Габриель вежливо, – ты нашел другую леди, которой я должна подражать?
Кэм схватил жену за запястье и бесцеремонно потащил вверх по лестнице. Служанки и лакеи, занимавшиеся своими делами, замерли на месте, словно мраморные статуи. Кэм не обращал на них внимания. Габриель лучезарно улыбалась.
Ее улыбка немного потускнела, когда девушку втолкнули в круглую комнату на вершине южной башни. Кэм вошел следом. Габриель сделала несколько шагов вглубь комнаты и повернулась к мужу.
– Почему я здесь, Кэм? – спросила она.
Кэм нехорошо улыбнулся.
– Ты бы предпочла темницу?
– Кэм, – мягко произнесла она, – неужели ты ничему не научился? – Теперь Габриель говорила без иронии.
– Научился! – ответил герцог таким свирепым голосом, что Габриель отступила на пару шагов. – Я научился никогда не терять бдительности по отношению к тебе, – его глаза горели, челюсть дрожала. – Боже мой! – сказал он наконец. – Ты готова была украсть моего ребенка и даже не переживала по этому поводу!
– Кэм, я переживала! – выкрикнула Габриель.
Казалось, герцог боялся потерять контроль над собой.
Он резко повернулся и направился к двери.
– Пожалуйста, Кэм, нам нужно поговорить. – Габриель побежала за мужем, но остановилась, когда он в ярости повернулся к ней. – Не уходи, Кэм! – взмолилась она. – Пожалуйста, поговори со мной.
– Все уже сказано, – ответил Кэм и вышел.
Габриель услышала, как загремел ключ в замке, и опустилась на кровать, молчаливая и задумчивая. Несколько минут спустя ключ снова повернулся в замочной скважине и в комнату вбежала Бетси, неся в руках полотенца и кувшин с горячей водой. Она сразу разобралась в ситуации. Кудахча и бормоча, служанка начала перечислять главные пороки своего хозяина, а их было огромное количество.
– Он не хочет меня слушать, – сказала Габриель.
– Заставь его слушать! – последовал мудрый совет Бетси.
Легко сказать, думала Габриель, раздеваясь и передавая свой мужской наряд служанке.
– Я должна избавиться от этого, – сообщила Бетси, морща нос. – Приказ господина.
Габриель не слушала. Она все еще размышляла над советом Бетси.
– Что-нибудь еще, ваша светлость? – спросила камеристка, собираясь уходить.
Бетси не была уверена, что доверяет медленной, хитрой улыбке, в которой расплылось лицо ее госпожи.
– Бетси, – сказала Габриель. – Мне нужна твоя помощь. Этот мужчина должен когда-нибудь опомниться.
Было около полуночи, когда Кэм отправился к себе. У герцога было странное настроение. Он казался себе опустошенным, лишенным всяких эмоций. Кэм не мог понять, что чувствует. В течение этих нескольких дней он, казалось, испытал все эмоции, какие только известны людям. Герцог понимал, что ему плохо, и неохотно признавал, что страдает от идиотского состояния, которое называют «разбитое сердце».
Жалость к самому себе, которой Кэм никогда бы не допустил, постепенно закрадывалась к нему в душу. Медленными, рассеянными движениями герцог стянул с себя пиджак и сбросил рубашку, оставив одежду валяться на полу – там, куда она упала. Его с таким же успехом могли кастрировать, думал он. Кэм отказывался исполнять супружеский долг с женой, которая не любит его, а о том, чтобы изменить ей (даже если предположить, что найдется женщина, способная его соблазнить) нечего было и думать.
Вздохнув, совсем не желая спать, Кэм растянулся на постели. Он серьезно намеревался выполнить то, о чем сказал Габриель. Он больше не ослабит своей бдительности по отношению к ней. Она останется в Данрадене под замком до конца своих дней.
Мысль была абсурдной, и Кэм понимал это. Застонав, он перевернулся на бок. Герцог не знал, как будет удерживать свою жену. Он не знал даже, почему ему этого хочется. Она обманула его, предала его доверие и заставила пройти сквозь ад. Он, должно быть, совсем дурак, решил Кэм, если собирается и дальше терпеть подобное, держась за нее вопреки здравому смыслу.
Габриель его жена. Это единственный аргумент, который ему нужен. Он англичанин. Это его замок. Если бы он захотел, то мог запереть ее и выбросить ключ, и никто не стал бы ему перечить. У него было такое право.
Но Кэм хотел не этого. В том, чего он хотел, Габриель могла отказывать ему до скончания веков.
Едва уловимый звук в смежной комнате отвлек герцога от невеселых мыслей. Он приподнялся на локтях. Когда дверь в комнату распахнулась, герцог вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43