Вернувшись в свой Кабинет, Питт погрузился в задумчивость. Его взгляд упал на стакан Кэма. «Чертов прохвост! – подумал политик. – Ему даже не хватило такта допить свой портвейн!»
В то время как планы Кэма медленно продвигались к осуществлению, Габриель действовала более решительно. Предстоящий отъезд во Францию вызвал у девушки своего рода затруднение: оставлять или не оставлять мужу прощальную записку? Десаз настаивал на втором варианте. Его аргументы звучали убедительно: герцог был опасным противником, проявившим безжалостность в погоне за удовлетворением собственных амбиций. Маскарон пострадал почти так же, как и она сама. И потом был еще Голиаф. Их шансы спастись от такого сильного врага нельзя уменьшать даже малейшим намеком на то, что входило в их планы. Если в эти первые несколько часов Кэм хотя бы заподозрит, что птичка выпорхнула из клетки, игра может окончиться, так и не начавшись.
Габриель заставила себя последовать совету Десаза. Но это решение было для нее болезненным. Девушка не знала, любит ее Кэм или нет. Она склонялась к мысли, что если герцог способен был кого-то любить, то он любил ее. История с Луизой не волновала Габриель. Поразмыслив, она простила мужу этот проступок. Но его лживость в отношении Маскарона и Голиафа она не может, не должна прощать. И тем не менее, несмотря ни на что, Габриель неимоверно сильно любила мужа. Ее сердце противилось тому, чтобы она покинула Кэма не сказав ни слова, но долг повелевал быть осторожной.
Если бы на карту была поставлена только ее жизнь, Габриель рассказала бы герцогу о том, что ей стало известно. Ее собственная судьба не имела значения. Но Габриель понимала, что открыться Кэму означало навлечь беду на Маскарона и Голиафа.
Пока она с ним, пока она в его власти, она – инструмент, и герцог без колебаний воспользуется ею, чтобы навредить людям, которых она должна защищать. Учитывая то, чем Габриель была обязана Маскарону и Голиафу, ее любовь к Кэму не должна приниматься в расчет.
Ей никогда не удастся изгнать его из сердца, думала Габриель. Она не сможет его забыть. Дедушка будет настаивать, чтобы она развелась с англичанином. Это к лучшему, не для нее, а для Кэма. Она освободит место для Луизы. Кэм и Луиза. Габриель представляла их супружеской парой с того самого момента, как впервые увидела вместе. Если бы она тогда знала, что они любовники, то ни за что не согласилась бы выйти за Кэма замуж. Несмотря на возражения герцога, Габриель считала, что ему достаточно сильно нравилась Луиза. А какому мужчине она не понравилась бы?
Кэм и Луиза. Это была горькая таблетка. Когда Габриель представляла их вместе, ей казалось, что острый нож на куски режет ее сердце. Но еще одну ночь ее муж будет принадлежать ей. Габриель хотелось, чтобы эта ночь запомнилась: она должна остаться в памяти навсегда.
Этим вечером они гостили у Мельбурнов. Леди Мельбурн знала, как устроить хороший вечер. Она всегда так подбирала гостей, что всем было интересно. Здесь были и королевские герцоги, цвет двора, и элита парламентских кругов. Но Габриель почти не замечала гостей. Она смотрела только на мужа.
Если в бальном зале леди Мельбурн и находился более красивый мужчина, то Габриель такого точно не находила.
Лэнсинг красив, но у него светлые волосы. У лорда Педжета тот же недостаток. А Десаз, которого девушка весь вечер избегала, как чумы, хотя и был темноволосым, не обладал такой спортивной фигурой, как ее муж. Кэм, голубые глаза которого сияли на фоне смуглой кожи, затмевал их всех. А маленький шрам, красневший рядом со скулой, нисколько не умаляя привлекательности герцога, только придавал оттенок опасности и лукавства его бесспорной мужественности.
– Не смотри на меня так, – сказал жене Кэм, подойдя, чтобы отвести ее на ужин.
Десаз, стоявший в двух шагах от них, обернулся и многозначительно посмотрел на Габриель. Девушка проигнорировала этот взгляд и повернулась к соотечественнику спиной. Ранее они уже обменялись парой слов. Все было готово к завтрашнему отъезду. Габриель не хотелось думать о нем, а тем более обсуждать его. Завтра наступит еще не скоро. Этот вечер принадлежал Кэму.
Положив руку на рукав его темного сюртука, Габриель лукаво спросила:
– Как я на тебя смотрю, Кэм?
Герцог наклонился к ее уху и хрипло прошептал:
– Ты насиловала меня взглядом весь вечер.
Габриель бесстыдно взглянула мужу в глаза:
– И что ты собираешься с этим делать? – ее взгляд скользнул к чувственной складке его губ.
У Кэма перехватило дыхание, но не успел он озвучить ответ, как вдруг осознал, что гул голосов в огромной гостиной постепенно стал стихать. В следующее мгновение герцог понял почему. В комнату, опираясь на руку Фредди Лэмба, вошла Луиза Пельтье. Кэм почувствовал, как рядом с ним замерла, а потом задрожала Габриель.
В гостиной стало очень тихо. Зрители расступились в стороны, чтобы наблюдать за стычкой между бывшей любовницей герцога Дайсона и его молодой женой. Кое-кто заметил, что леди Мельбурн послала блудному сыну многозначительный взгляд, повинуясь которому, Фредди немедленно оказался рядом с матерью. Кэм расправил плечи и накрыл затянутую в перчатку руку Габриель своей рукой, пытаясь этим жестом передать всю силу своих чувств – раскаяние, сожаление, поддержку и любовь.
Луиза Пельтье, прищурившись, смотрела на приближающуюся пару. Больше никого рядом не было. Она преграждала им путь и знала об этом. Сияющая улыбка, которой Луиза одарила Дайсонов, когда те поравнялись с ней, резко контрастировала с ненавистью, горевшей в ее взгляде. Не обращая внимания на Габриель, француженка очень мягко и размеренно произнесла:
– Кэм, что ты себе думаешь? В нашем доме течет крыша. Ты сам позаботишься об этом или мне поговорить с твоим поверенным?
Лицо Кэма исказилось. Краска сбежала со щек Габриель. Девушка крепче сжала руку герцога, почувствовав, что все его мышцы напряжены, словно он готов к прыжку. В этот момент рука Чарльза Фокса успокаивающе легла на локоть Габриель, а Ричард Шеридан отвлек Кэма от его намерений.
– Дайсон, – сказал Шеридан, – не убегайте. Я весь вечер жду, чтобы переговорить с вами кое о чем.
На мгновение в глазах Кэма блеснуло пламя, потом герцог перевел взгляд на джентльмена, чья рука сковывала его движения.
– Мне нужно поговорить с вами, – повторил Шеридан и применил достаточно силы, чтобы заставить герцога отойти от жены.
– Наконец-то вы одна, – сказал Фокс и с теплотой посмотрел в затуманенные глаза Габриель. – Из больших окон открывается прекрасный вид. Сент-Джеймсский парк виден на несколько миль вокруг.
Габриель послушно позволила Фоксу отвести себя к одному из окон. Она посмотрела на улицу ничего не видящим взглядом и заметила только темноту.
Фокс усмехнулся.
– Парк действительно там, ваша светлость. Вам придется поверить мне на слово.
Габриель посмотрела в эти добрые понимающие глаза и слабо улыбнулась.
– Так-то лучше, – сказал Фокс. – Вам, право же, не следует позволять подобным женщинам похищать ваше душевное равновесие.
Габриель, не подумав, ответила:
– Если бы она похитила только мое душевное равновесие! – Сказав лишнее, девушка густо покраснела.
Голос Фокса был очень нежным, когда он произнес:
– Вы знаете, что это не так. Хотя мне и не пристало говорить что-либо в оправдание его светлости, должен сказать вам, что всем хорошо известно: эта связь уже давно в прошлом.
– Думаете? – спросила Габриель.
Ее взгляд, как будто он обладал собственной волей, метнулся к женщине, которую ее муж когда-то превозносил как воплощение совершенства. Луиза Пельтье стояла в одиночестве. От нее все отвернулись. Габриель увидела, как Фредди Лэмб подошел к Луизе и вывел ее из бального зала. Габриель не любила Луизу Пельтье, но не смогла побороть чувство жалости к этой женщине.
Заиграл оркестр. Гул голосов возобновился по всему залу.
– Она не стоит вашего сочувствия, – сказал Фокс. – В этой женщине нет ни капли доброты!
– Вы снова читаете мои мысли! – воскликнула Габриель. – Должно быть, вы не пользуетесь большой популярностью, мистер Фокс, если подшучиваете так над всеми своими знакомыми.
– Как ни странно, я этого не делаю, – ответил политик и погрузился в молчание, словно обдумывал какую-то неожиданно пришедшую в голову мысль.
Подошли Шеридан с Кэмом, и завязался разговор на общие темы. Затем пожилые джентльмены извинились и направились в комнату для карточной игры. Кэм задержал их, чтобы сказать несколько слов благодарности за своевременное вмешательство.
Шеридан шутливо поднял брови.
– Не верю своим ушам, – сказал драматург, якобы обращаясь к Фоксу.
Мистер Фокс не поддержал шутки Шеридана. Вперив в Кэма тяжелый взгляд, он произнес:
– Вы везучий человек, ваша светлость. Надеюсь, вы понимаете это.
Выражение лица политика явно смягчилось, когда он кланялся Габриель. Кэм замер в недоумении.
Только оказавшись в спальне Габриель, Кэм попытался объяснить, почему Луиза, желая отомстить, упомянула о доме, который он снял для нее в качестве компенсации. Габриель отказалась слушать. Это была их последняя ночь, и девушка не хотела тратить ни минуты на бесполезные упреки и объяснения.
Габриель обняла мужа и стала страстно целовать его.
– Люби меня, – прошептала она и, глядя Кэму в глаза, прижала его руки к своей груди.
– Габриель, – простонал он. Его руки скользили по ее телу. – Нам надо поговорить.
– Нет. В этом нет нужды.
– Я хочу, чтобы ты знала…
– Я знаю все, что мне нужно знать.
Она прижалась к его мускулистому телу, увлекая его своей женственностью, делая невозможной любую рациональную мысль. Кэм хотел сопротивляться ей. Он хотел, чтобы между ними все прояснилось, но потерял над собой контроль, когда ее руки скользнули по его телу и стали сладострастно ласкать его. Каждое прикосновение, каждое нежное слово искушало Кэма отказаться от своего намерения.
Несколько мгновений спустя он уже лежал на кровати рядом с Габриель. Сейчас имела значение только эта минута и любовь, которую предлагала его жена.
Кэм с жадностью принял ее, наслаждаясь полным подчинением Габриель, тем, как пылко она отзывалась на каждое легкое ласковое прикосновение и на слова, которые срывались с его губ в лихорадке возбуждения. Чем сильнее прижималась к нему Габи, тем быстрее он двигался в ней. И наполнив ее сущностью своего тела, Кэм точно так же наполнил ее всем, что было у него на сердце. Он знал: все, что нужно было сказать, сказано этим опустошающим действом любви.
– Еще, – произнесла Габриель спустя долгое время и повернулась к мужу.
Кэм твердой рукой уложил ее обратно на подушки.
– Нет, – сказал он, улыбаясь. – Доктор запрещает. Я не должен истощать тебя своей ненасытностью. Ты уже более двух месяцев носишь ребенка, помнишь?
– Но я хочу тебя! – взмолилась Габриель. – Я нуждаюсь в тебе.
Контроль Кэма ослаб.
– Мне не следует этого делать! Нельзя этого делать, – повторил он, останавливая ее слова поцелуем.
У герцога не хватило силы воли отказать мольбам жены. Казалось, она не могла насытиться им. Руки Габриель ласкали его, не останавливаясь ни на секунду, будто она хотела запомнить каждую пору, каждую мышцу, каждое сухожилие под его кожей. Наконец, когда Кэм отказался покрыть жену всем весом своего тела, ему пришлось силой сдерживать ее, показывая, что есть более легкий способ получить то, чего они хотели. Он научил ее, как можно соединить тела и в то же время защитить их будущего ребенка.
Когда Кэм насытился удовольствием и удовлетворил страсть, ему захотелось поговорить.
Габриель сделала вид, что изнемогает от усталости.
– Просто обними меня, – прошептала она. – Просто обними меня так, словно никогда не отпустишь.
– Я никогда тебя не отпущу, – пылко сказал Кэм, и, словно чтобы доказать эти слова, крепко сжал Габриель в объятиях.
Следующее утро было ясным и солнечным. Габриель позавтракала одна у себя в спальне. Кэм тепло, но беспечно попрощался с ней, перед тем как уйти из дому по какому-то непонятному делу. В десять часов герцогиня послала за экипажем. Ее светлость приказала кучеру ехать в большой магазин на Бонд-стрит, который она уже посещала пару раз. Чтобы соблюсти приличия, Габриель взяла с собой молодую служанку.
Позднее главный администратор магазина скажет Кэму, что ее светлость была в обычном настроении. Он не заметил ничего странного, когда она прибыла. Более того, казалось, что герцогиня несказанно обрадовалась, обнаружив эль золотого атласа, который, как она думала, прекрасно подойдет к недавно приобретенному ею вееру.
Как раз в этот момент она лицом к лицу столкнулась со знакомой леди. Они дружески беседовали несколько минут, после чего ее светлость попросила у одного из продавцов лист бумаги и карандаш. Ей быстро нашли и то, и другое, и ее светлость наскоро набросала несколько слов. Сложив лист бумаги, она вручила его подруге. Неизвестная леди покинула магазин. Вскоре после этого ее светлость решила послать свою молодую служанку в экипаже домой, чтобы та привезла упомянутый веер, – герцогиня хотела сравнить его с атласной тканью.
Едва служанка успела уйти по поручению госпожи, как ее светлость вспомнила, что у нее какое-то срочное дело, которым немедленно нужно заняться. Напрасно протестовал администратор, говоря, что ее светлости следует подождать возвращения кучера. Его не послушали. Ее светлость вышла из магазина и сразу села в ожидавшую ее карету.
– Вы уверены, что ее светлость ожидала карета? – спросил Кэм, силясь сохранять самообладание.
– Абсолютно уверен, милорд, – ответил администратор.
– Чем обусловлена ваша уверенность? – настаивал Кэм.
На секунду задумавшись, администратор ответил:
– Я мельком заметил кого-то. Не могу сказать, была это леди или джентльмен, но кто-то был в карете и ожидал ее светлость.
Кэм с силой ударил кулаком по столу, так что бумаги разлетелись в стороны. Остальные присутствующие в комнате – два кучера герцога, служанка Габриель и администратор – застыли от испуга.
– А та женщина, которую встретила моя жена… Кто-нибудь знает ее имя, где она живет? – голос Кэма оборвался.
В течение последних нескольких минут он уже десяток раз задавал этот вопрос.
Администратор дал тот же ответ: никто из работников магазина не знал эту леди, хотя один продавец думает, что ему знакомо ее лицо.
Узнав все что можно, Кэм остался один. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. У него был отвратительный день, начиная со встречи с курьером Родьера в доках Уоппинга и до того момента, когда он вошел в парадные двери своего дома и обнаружил, что там творится. Прошло более двенадцати часов, с тех пор как исчезла Габриель.
Кэм не знал, что думать. Он не мог ничего понять. Герцог не верил, что Габриель сбежала от него. Ни одна женщина не могла любить Кэма так, как она любила его прошлой ночью, и при этом желать уйти от него. Кэм не верил, что выходка Луизы в Мельбурн-Хаусе могла заставить Габриель убежать бог знает куда.
С другой стороны, было очевидно, что Габриель покинула его по собственной воле. Ее убедили? Обманули?
Подкупили? Или… Кэм обдумывал всевозможные версии, но мысли эти только еще больше запутывали его. Одна, самая тревожная мысль, никак не хотела выходить из головы. Когда-то Габриель была его пленницей. Может быть, она просто ждала своего часа, чтобы попытаться вырваться на свободу?
Кэм вскочил на ноги и взревел, словно раненый лев. Он не мог смириться с мыслью, что все это время это было ее целью. Габриель любила его. Она носила под сердцем его ребенка. В ней не было злобы. Случилось что-то нехорошее, какая-то катастрофа. Другого объяснения не было.
Несчастный случай или похищение – или одно, или другое. Первое маловероятно. В течение двенадцати часов, прошедших с момента ее исчезновения, кто-то где-то должен был что-то заметить и оповестить власти. Даже сейчас полисмены, следившие за порядком на улицах Лондона, искали леди, которая соответствовала бы приметам Габриель. Если бы произошел несчастный случай, к этому времени это обнаружилось бы.
Когда Кэм стал обдумывать единственный оставшийся вариант, он заскрипел зубами. Похищение. Ему следовало ожидать чего-то подобного. Маскарон уже посылал однажды своих агентов, чтобы отыскать Габриель и вернуть ее во Францию. Глупо было бы полагать, что Маскарон спокойно смирится с тем, что Габриель потеряна для него навсегда. О боже, следовало лучше заботиться о ней!
Через несколько минут Кэм отказался и от этого предположения. Только сегодня утром они с Лэнсингом встречались с курьером Родьера. Не подлежало никакому сомнению, что Маскарон тяжело болен и не в состоянии руководить чем-либо, не говоря уже о похищении, которое должно произойти в другой стране. Глаза Кэма сузились. Он попытался вспомнить все, что сказал им курьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43