– Я думала, ты меня забыла.
– Милая, милая Лизбет! – вырвалось у Сары, и из глаз ее ручьями хлынули слезы. – Как я могла тебя забыть? Не было дня, чтобы я не думала о тебе, не молилась за тебя! О Лизбет! Я бы никогда не смогла тебя забыть!
Они крепко обнялись и еще долго плакали вместе.
Наконец они отстранились друг от друга. Лизбет вытерла глаза тыльной стороной ладони и спросила:
– Это научный факт?
– Как давление и паровые двигатели, – улыбнувшись, ответила Сара.
Когда к Лизбет подошел Картер, та неожиданно смутилась. Он покачал головой, видя, как она худа и растрепана, и хотел было что-то сказать, но в горле у него пересохло от жалости.
– Ты не был причастен к моему похищению? – спросила Лизбет.
– Клянусь, – ответил Картер.
– Человек в Черном лгал мне?
– Не только в этом.
Лизбет поддела босой ногой камешек.
– Прости за то, что я издевалась над тобой – тогда, когда ты томился в подземелье.
– Подумаешь, ерунда, – сказал Картер и раскинул руки. Лишь миг помедлив, Лизбет бросилась в его объятия.
– Я так люблю тебя, малышка, – пробормотал Картер, гладя ее волосы.
– И я люблю тебя, Картер, – прошептала она и снова расплакалась.
Тут послышался оглушительный треск – это, догорая, рухнули последние останки Обманного Дома, и наконец он исчез окончательно, как сон. Только разрозненные языки пламени догорали, облизывая голые камни.
В изумлении спутники вернулись туда, где стоял дом, но от него не осталось и следа.
Лишь Даскин и Лизбет не пошли смотреть на то место, где был прежде Обманный Дом. Они стояли поодаль друг от друга.
– Теперь ты снова отправишься охотиться на гнолингов? – смущенно спросила Лизбет, искоса взглянув на Даскина.
– Нет. – Он покачал головой, подошел к ней и взял ее за руку. – Я больше никогда не стану охотиться на них ради потехи. Грегори погиб, а я нашел кое-что получше охоты. Довольно мне вести разгульную жизнь. Пора расстаться с мальчишескими забавами и стать мужчиной.
– Ты об этом говорил, когда сказал, что мог бы полюбить меня?
– В те последние мгновения, перед тем, как ты шагнула за порог, я уже знал, что это так и есть. Я уже люблю тебя, Лизбет.
– А я любила тебя всегда, – сказала она. Она смотрела на него, запрокинув голову. Он обнял ее и крепко поцеловал.
– Смотри, – сказала Сара, встав рядом с Картером. Хозяин Эвенмера обернулся и изумленно вздернул брови. Они с женой обменялись радостными улыбками. К ним подошел Чант.
– «Герой для нес он на все времена, прекраснее всех первоцветов – она. Влюбленным молчать, право слово, милей, чем слушать, как трели ведет соловей».
ЭВЕНМЕР
Следующие несколько дней оказались нелегкими. При разрушении Обманного Дома погибли тысячи Превращенных, а те из них, что остались в живых, очнулись в смятении и не могли ничего вспомнить о том, что с ними стряслось. Картер и его спутники собрали всех уцелевших и повели в Муммут Кетровиан, чем вызвали настоящую панику в Шинтогвине – еще бы не запаниковать, когда из Внешней Тьмы в их страну явилось целое войско! Правитель страны, лорд Джеггед, будучи застигнутым врасплох, с радостью позволил прибывшим беспрепятственно пройти по его территории. Правда, странствие могло пройти и не слишком безмятежно. Узнав о том, что шинтогвинцы сыграли роль в их порабощении, муммутцы были готовы с ними поквитаться, но Картер, к которому в полной мере вернулось владение Словами Власти, употребил все свое влияние для того, чтобы никаких стычек по пути не произошло.
После Муммут Кетровиана идти стало легче. Теперь, когда не было нужды таиться, спутники быстро и без хлопот добрались до Внутренних Покоев. Сейчас важнее всего было водворить Краеугольный Камень на его законное место. По этому поводу велись жаркие споры. Некоторые предлагали, чтобы эвенмерские умельцы соединили между собой половинки камня, но Картер, боясь, что при этом целостность камня может пострадать еще сильнее, в конце концов от этого отказался.
Нункасл возглавил охрану Краеугольного Камня – отряд из оставшихся в живых гвардейцев. Картер, Сара, Даскин, Лизбет, Чант и Енох отправились в Иннмэн-Пик, чтобы посмотреть на церемонию. Рядом с Сарой стоял граф Эгис, и Сара то и дело заботливо поправляла его съезжающие с переносицы очки, а Лизбет все время его обнимала и не отходила от графа ни на шаг. Свет дня и любовь уже произвели с ней разительные перемены – словно за ночь она превратилась из девочки в женщину.
Гвардейцы уложили две половины Краеугольного Камня в яму. Картер подошел и приложил осколок к углу правой половины. С громким шипением все три куска мгновенно соединились, от Камня повалил дым, и показалось, будто бы херувимы забили крыльями. Картер в изумлении отступил, и в это мгновение с небес к Камню устремился столп ало-зеленого пламени, и в нем на краткий миг проступил силуэт существа в белых одеждах, с золотистыми волосами до плеч, с мечом в одной руке и митрой – в другой. Глаза его сверкали, но взгляд не был устремлен на стоявших по кругу смертных. Он словно смотрел в даль, недоступную их пониманию, и Картер порадовался этому, ибо смотреть в глаза ангела было невыносимо. Земля сотряслась, стоявшие у Камня едва удержались на ногах, а потом видение исчезло, сверкнув искрой на востоке. Одни говорили, что это был ангел, другие – что игра света. Но Картер опустился на колени и склонил голову, и его спутники последовали его примеру.
– Вот: я полагаю в основание на Сионе камень – камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный. Верующий в него не постыдится (Ис. 28:16).
В молчании все ушли от кратера в Иннмэн-Пике.
Потом, позднее, Картер распорядился заложить яму каменной кладкой, дабы Краеугольный Камень был скрыт от людских глаз на вечные времена.
Многие из залов и коридоров Эвенмера сразу же стали такими, какими были прежде, но не все – словно бы в назидание о пережитых ужасах. А три дня спустя, когда Картер вернулся во Внутренние Покои, он получил прелюбопытное известие. Он стал искать Лизбет. Нашел он ее в буфетной, где та пила чай из серебряной чашки и смотрела в окно на тающий под солнцем снег. Солнечные лучи играли на ее золотистых волосах, крупными волнами ниспадающими по спине. Хорошее питание сделало свое дело, и всего за неделю худоба Лизбет пошла на убыль. Она встретила Картера взглядом, в котором теперь навсегда радость смешалась с печалью.
– Доброе утро, – сказал Картер. – На что ты смотришь? Лизбет улыбнулась, но тут же стала задумчивой.
– Все так ново. Думаю, теперь все для меня будет казаться таким новым – каждый рассвет, каждый зеленый листок, каждое прикосновение дружеской руки. Видишь, как отражает свет эта чашка? Я могла бы часами ею любоваться! Мне так долго всего этого не хватало! У меня похитили детство, и это печалит меня. Но разве смогла бы я так радоваться свету, не проведи я столько лет в темноте? – Она опустила глаза, посмотрела на блузку, расшитую бисером, и желтую юбку и улыбнулась. – И это я! Я, которая думала, что мне в жизни больше никогда не надеть нового платья, а теперь я сижу здесь… О нет, это больше чем чудо! Это исполнение всех моих мечтаний!
– У меня есть новость, – негромко проговорил Картер и, сев рядом с Лизбет, взял ее за руку. – Новость хорошая, но странная.
– Расскажи, – взволнованно взглянула на него Лизбет.
– Сегодня я получил известие. Похоже на то, что в краю Внешней Тьмы, на Ониксовой Равнине появились новые постройки. Дом с комнатами и коридорами, дверями и мебелью.
Лизбет долго молчала, а потом спросила:
– Настоящий дом?
– Говорят – настоящий. Он появился через несколько мгновений после того, как мы уложили на место Краеугольный Камень. Пока этот дом окончательно не обследован, но мне сообщают, что в самой его середине находится особенная комната – самая красивая. Ее стены перекрыты куполом, а в комнате множество гигантских кукол и игрушечных поездов и фигурок, изображающих Даскина, Сару, графа Эгиса и меня.
– Там есть окна? – спросила Лизбет.
– Сотни окон. И стеклянные потолки. Об этом мне тоже сообщают. Дом буквально залит солнцем.
– Так, значит, той мрачной равнины больше нет?
– Она по-прежнему существует, но она как бы отодвинута дальше, за дом.
Лизбет перевела взгляд на тающий снег за окном.
– Это хорошо. Только я не понимаю, как это случилось.
– Я тоже, – кивнул Картер. – Но я думаю, что дом возник потому, что ты пожертвовала собой, без страха ступив в бездну. Я решил, что ты должна об этом узнать.
Мистер Макмертри неделю провел во Внутренних Покоях. Он все еще тяжело переживал смерть Филлипа Крейна. Картер сомневался, что старик-архитектор когда-либо сможет забыть об утрате лучшего друга. Но как-то раз Макмертри вошел в столовую, где в это время сидел лорд Андерсон, встал перед ним по струнке и сказал:
– Мы с мистером Крейном сорок два года рука об руку трудились в прославленной фирме «Макмертри и Крейн». Он был моей правой рукой. До самого конца я не догадывался о том, что он – анархист. Он, конечно, знал о моем прошлом, но больше я об этом никому не рассказывал. Полагаю, теперь меня должны обвинить за мое участие в Войнах за Желтую Комнату на стороне террористов. Что ж, я пришел сказать вам о том, что я готов к любой участи. Я слишком долго мучился под бременем вины. Пора избавиться от этого бремени.
– Если так, то вы уже наказаны сполна, – сказал Картер. – Вы были солдатом и дрались за дело, казавшееся вам правым, а Хозяин наделен правом прощать и миловать. Вы помогли нам в поисках Краеугольного Камня, вы выручили меня в решающий момент. Вы свободны, и на вас благословение Внутренних Покоев. Но чем же вы теперь займетесь?
Макмертри вздохнул, робко усмехнулся и поднял брови.
– Если мне не суждено отправиться за решетку, то я отправлюсь в Кидин. Там у меня дом, и там я постараюсь завершить нашу книгу, чтобы посвятить ее мистеру Крейну. Пусть он был анархистом – я все равно считаю, что книгу следует посвятить ему. Вот только сумею ли я когда-нибудь дописать ее?
Но мистер Макмертри дописал свою книгу и назвал ее «Дом Множества Чудес». Этот труд по сей день считается лучшей работой по архитектуре Эвенмера и стал настольной книгой священников, королей и премьер-министров. Любовно переплетенный том этой книги Картер хранил на своем письменном столе всю жизнь.
Ближе к концу недели со страхом, который всегда охватывал его перед очередной встречей с Йормунгандом, Картер поднялся по лестнице на чердак, сжимая в руке фонарь и не зная, что его там поджидает – динозавр, дракон или пустой чердак. Но как только он ступил на пыльные половицы, как тут же сверкнули алые глаза и к потолку взметнулась голова гигантской рептилии. Йормунганд явно пребывал в самой лучшей форме. На Картера пахнуло затхлым дыханием, блеснули в темноте белые острые зубы. Лорд Андерсон собрался с храбростью и шагнул вперед.
– Ба! Вот это гость так гость! Малявка Хозяин пожаловал! – прогремел динозавр. – Пришел, чтобы мы с тобой сели рядком да повспоминали наши былые испытания? Ну, так ведь мы с тобой, считай, росли, как братья родные, чего уж там. Не прихватил ли ты для меня, случаем, пару-тройку анархистов на завтрак? Или это нынче, так сказать, дефицит?
– Я пришел, чтобы спросить тебя о тебе, – ответил Картер.
Йормунганд, фыркнув, выпустил столп пламени и стукнул по полу гигантским хвостом, отчего половицы угрожающе сотряслись.
– Какая трогательная забота! Так тебе не хотелось бы лишиться разговорчивого ящера? Ручного дракона с острова Комодо? Геккончика, напевающего колыбельные песенки? Да, трудновато обойтись без злобного, но мудрого чудовища, особенно когда в нем есть большая потребность. Ну и как же мы поладим?
– Дом под моей ответственностью, – отвечал Картер. – А ты – часть Дома.
Йормунганд снова изрыгнул пламя. Воздух над головой Картера завертелся смерчем, шляпа загорелась. Он сдернул ее и, бросив на пол, затоптал огонь. Ярость динозавра заставила Картера не на шутку испугаться.
– Часть Дома, говоришь? Это как же понимать? Как горшки на кухне? Как портрет в картинной галерее? – ревел Йормунганд. – И как ты только смеешь приравнивать меня… – меня! – к каким-то вещам, находящимся под твоей ответственностью! Ты готов считать меня… унитазом, в то время как я самое главное, что есть в Доме! Главного глазами не увидишь, потому я и живу на чердаке, вдали от любопытных глаз. Какое смертельное оскорбление!
Испытания, которым подвергся Картер в Обманном Доме, ослабили его. То, что динозавр сжег его шляпу, заставило его испугаться, но теперь он разгневался.
– Нет! – вскричал он. – Ты не самое главное! Я наслушался твоей болтовни, твоих самовлюбленных и напыщенных разглагольствований, хватит! Презираемые тобой смертные спасли твою жизнь! Презираемые тобой смертные уберегли тебя от того, чтобы ты на веки вечные остался заводной игрушкой! Ты нас ни в грош не ценишь, ты называешь нас мошками, мухами, которые живут только для того, что породить новое поколение подобных себе и умереть, ты считаешь, что мы никчемны, что мы не имеем никакого значения. Ты говоришь, что мы обречены, что все наши достижения и подвиги тщетны. Может быть, мы и обречены, но я бы сказал так: мы обречены на то, чтобы никогда до конца не познать истинной ценности жизни, чуда утреннего солнца, голубого неба, прикосновений руки любимой. Отрицай это, если хочешь, но я гляжу на себя и вижу, что я – человек и что я сотворен страшно и чудесно. Я утверждаю: в каждом из нас горит искра Божья. Само существование этого Дома говорит о том, что все твои речи лживы. Я больше не желаю тебя слушать и не стану поддаваться проповедуемой тобою безнадежности.
Картер умолк. Он тяжело дышал. Собственная смелость испугала его – ведь над его головой нависли тонны могучих мышц и тяжеленных костей. Страх охватил его: неужто своей дерзостью он даровал Йормунганду полную свободу действий, и теперь тот без зазрения совести сожрет его?
Оглушительный рев сотряс чердак. Картер втянул голову в плечи, но потом понял, что чудовище… смеется.
– Йормунганд повеселился, – сообщил динозавр, отхохотавшись. – Червь ополчился против Червя. Но может быть, ты прав. Может быть, ты и твои сородичи в итоге доберетесь до вашего золоченого Рая. Может быть, вы станете там прогуливаться с ангелами под ручку. – Динозавр снова зашелся в приступе хохота. – Может быть, и у обезьян есть Творец! Если это тебя утешает, верь в это на здоровье. Я не верю, ибо имя мне – Отчаяние. Я – Тщета, воюющая с Мраком. Когда настанет конец времен, а он непременно настанет, настанет конец и для Йормунганда. И если должно погибнуть единственное ценное существо во всей этой никчемной Вселенной, то вам-то с какой стати следует уцелеть?
Динозавр изрыгнул пламя, и его столп промчался под самым потолком. Из пасти чудовища клубами вырывался дым.
– Ты ждешь от меня благодарности за спасение моей жизни? Это при том, что, спасая меня, вы прежде всего пеклись о том, чтобы спасти свои никчемные шкуры? Но если бы Йормунганд остался Превращенным, если бы Отчаяние покинуло мир, как того желали анархисты, с ним вместе из мира ушла бы и Надежда. А этого, смертный, не вынес бы ни один человек. Но ради твоего успокоения я готов сказать, что я весьма тронут. Действительно, ты и девчонка спасли меня от участи карманных часов. Я навеки в долгу перед вами. Готов перекреститься. Спасибо вам, так сказать, огромное.
Йормунганд снова изрыгнул пламя – но как-то рассеянно, отчего вдруг стал похож на человека, довольно мирно покуривающего трубочку. Наконец, когда пауза угрожающе затянулась, он проговорил:
– Ладно. Так уж и быть. Преподнесу тебе подарочек. Подарочек малявке Хозяину. Ты мечтаешь о ребенке, Картер Андерсон. Через год будет у тебя ребенок.
Картер ожидал чего угодно, но при этих словах Йормунганда кровь отхлынула от его лица.
– Чудовище! – еле слышно проговорил он. – Насмешник! Это злая шутка. Ложь! Или у моей жены родится какой-нибудь… оборотень?!
Йормунганд снова рассмеялся.
– Вот они – вера и надежда во всей красе! Ты получил награду за свои молитвы, а теперь дерзаешь сомневаться? Или ты не веришь в собственные убеждения? Как это похоже на смертных! Да будь я архангелом или аистом каким-нибудь, ты бы уже на коленках валялся от благодарности! Но нет! Как же! Если у кого-то острые зубы и хороший аппетит, так он уже сразу врет.
Йормунганд не врет. Никаких оборотней, никаких лягушек-зверушек. Абсолютно здоровый младенец. Насчет пола умолчу, уволь.
– Ты не можешь обещать ничего подобного, – недоверчиво проговорил Картер. – Ты разрушитель, а не созидатель.
Йормунганд сверкнул глазами – человек бы на его месте удивленно приподнял брови.
– Да ну? Кто знает? Созидатель, не созидатель… Но я умею предсказывать будущее, уж этого у меня не отнимешь. И это мой подарочек тебе, дар Последнего Динозавра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Милая, милая Лизбет! – вырвалось у Сары, и из глаз ее ручьями хлынули слезы. – Как я могла тебя забыть? Не было дня, чтобы я не думала о тебе, не молилась за тебя! О Лизбет! Я бы никогда не смогла тебя забыть!
Они крепко обнялись и еще долго плакали вместе.
Наконец они отстранились друг от друга. Лизбет вытерла глаза тыльной стороной ладони и спросила:
– Это научный факт?
– Как давление и паровые двигатели, – улыбнувшись, ответила Сара.
Когда к Лизбет подошел Картер, та неожиданно смутилась. Он покачал головой, видя, как она худа и растрепана, и хотел было что-то сказать, но в горле у него пересохло от жалости.
– Ты не был причастен к моему похищению? – спросила Лизбет.
– Клянусь, – ответил Картер.
– Человек в Черном лгал мне?
– Не только в этом.
Лизбет поддела босой ногой камешек.
– Прости за то, что я издевалась над тобой – тогда, когда ты томился в подземелье.
– Подумаешь, ерунда, – сказал Картер и раскинул руки. Лишь миг помедлив, Лизбет бросилась в его объятия.
– Я так люблю тебя, малышка, – пробормотал Картер, гладя ее волосы.
– И я люблю тебя, Картер, – прошептала она и снова расплакалась.
Тут послышался оглушительный треск – это, догорая, рухнули последние останки Обманного Дома, и наконец он исчез окончательно, как сон. Только разрозненные языки пламени догорали, облизывая голые камни.
В изумлении спутники вернулись туда, где стоял дом, но от него не осталось и следа.
Лишь Даскин и Лизбет не пошли смотреть на то место, где был прежде Обманный Дом. Они стояли поодаль друг от друга.
– Теперь ты снова отправишься охотиться на гнолингов? – смущенно спросила Лизбет, искоса взглянув на Даскина.
– Нет. – Он покачал головой, подошел к ней и взял ее за руку. – Я больше никогда не стану охотиться на них ради потехи. Грегори погиб, а я нашел кое-что получше охоты. Довольно мне вести разгульную жизнь. Пора расстаться с мальчишескими забавами и стать мужчиной.
– Ты об этом говорил, когда сказал, что мог бы полюбить меня?
– В те последние мгновения, перед тем, как ты шагнула за порог, я уже знал, что это так и есть. Я уже люблю тебя, Лизбет.
– А я любила тебя всегда, – сказала она. Она смотрела на него, запрокинув голову. Он обнял ее и крепко поцеловал.
– Смотри, – сказала Сара, встав рядом с Картером. Хозяин Эвенмера обернулся и изумленно вздернул брови. Они с женой обменялись радостными улыбками. К ним подошел Чант.
– «Герой для нес он на все времена, прекраснее всех первоцветов – она. Влюбленным молчать, право слово, милей, чем слушать, как трели ведет соловей».
ЭВЕНМЕР
Следующие несколько дней оказались нелегкими. При разрушении Обманного Дома погибли тысячи Превращенных, а те из них, что остались в живых, очнулись в смятении и не могли ничего вспомнить о том, что с ними стряслось. Картер и его спутники собрали всех уцелевших и повели в Муммут Кетровиан, чем вызвали настоящую панику в Шинтогвине – еще бы не запаниковать, когда из Внешней Тьмы в их страну явилось целое войско! Правитель страны, лорд Джеггед, будучи застигнутым врасплох, с радостью позволил прибывшим беспрепятственно пройти по его территории. Правда, странствие могло пройти и не слишком безмятежно. Узнав о том, что шинтогвинцы сыграли роль в их порабощении, муммутцы были готовы с ними поквитаться, но Картер, к которому в полной мере вернулось владение Словами Власти, употребил все свое влияние для того, чтобы никаких стычек по пути не произошло.
После Муммут Кетровиана идти стало легче. Теперь, когда не было нужды таиться, спутники быстро и без хлопот добрались до Внутренних Покоев. Сейчас важнее всего было водворить Краеугольный Камень на его законное место. По этому поводу велись жаркие споры. Некоторые предлагали, чтобы эвенмерские умельцы соединили между собой половинки камня, но Картер, боясь, что при этом целостность камня может пострадать еще сильнее, в конце концов от этого отказался.
Нункасл возглавил охрану Краеугольного Камня – отряд из оставшихся в живых гвардейцев. Картер, Сара, Даскин, Лизбет, Чант и Енох отправились в Иннмэн-Пик, чтобы посмотреть на церемонию. Рядом с Сарой стоял граф Эгис, и Сара то и дело заботливо поправляла его съезжающие с переносицы очки, а Лизбет все время его обнимала и не отходила от графа ни на шаг. Свет дня и любовь уже произвели с ней разительные перемены – словно за ночь она превратилась из девочки в женщину.
Гвардейцы уложили две половины Краеугольного Камня в яму. Картер подошел и приложил осколок к углу правой половины. С громким шипением все три куска мгновенно соединились, от Камня повалил дым, и показалось, будто бы херувимы забили крыльями. Картер в изумлении отступил, и в это мгновение с небес к Камню устремился столп ало-зеленого пламени, и в нем на краткий миг проступил силуэт существа в белых одеждах, с золотистыми волосами до плеч, с мечом в одной руке и митрой – в другой. Глаза его сверкали, но взгляд не был устремлен на стоявших по кругу смертных. Он словно смотрел в даль, недоступную их пониманию, и Картер порадовался этому, ибо смотреть в глаза ангела было невыносимо. Земля сотряслась, стоявшие у Камня едва удержались на ногах, а потом видение исчезло, сверкнув искрой на востоке. Одни говорили, что это был ангел, другие – что игра света. Но Картер опустился на колени и склонил голову, и его спутники последовали его примеру.
– Вот: я полагаю в основание на Сионе камень – камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный. Верующий в него не постыдится (Ис. 28:16).
В молчании все ушли от кратера в Иннмэн-Пике.
Потом, позднее, Картер распорядился заложить яму каменной кладкой, дабы Краеугольный Камень был скрыт от людских глаз на вечные времена.
Многие из залов и коридоров Эвенмера сразу же стали такими, какими были прежде, но не все – словно бы в назидание о пережитых ужасах. А три дня спустя, когда Картер вернулся во Внутренние Покои, он получил прелюбопытное известие. Он стал искать Лизбет. Нашел он ее в буфетной, где та пила чай из серебряной чашки и смотрела в окно на тающий под солнцем снег. Солнечные лучи играли на ее золотистых волосах, крупными волнами ниспадающими по спине. Хорошее питание сделало свое дело, и всего за неделю худоба Лизбет пошла на убыль. Она встретила Картера взглядом, в котором теперь навсегда радость смешалась с печалью.
– Доброе утро, – сказал Картер. – На что ты смотришь? Лизбет улыбнулась, но тут же стала задумчивой.
– Все так ново. Думаю, теперь все для меня будет казаться таким новым – каждый рассвет, каждый зеленый листок, каждое прикосновение дружеской руки. Видишь, как отражает свет эта чашка? Я могла бы часами ею любоваться! Мне так долго всего этого не хватало! У меня похитили детство, и это печалит меня. Но разве смогла бы я так радоваться свету, не проведи я столько лет в темноте? – Она опустила глаза, посмотрела на блузку, расшитую бисером, и желтую юбку и улыбнулась. – И это я! Я, которая думала, что мне в жизни больше никогда не надеть нового платья, а теперь я сижу здесь… О нет, это больше чем чудо! Это исполнение всех моих мечтаний!
– У меня есть новость, – негромко проговорил Картер и, сев рядом с Лизбет, взял ее за руку. – Новость хорошая, но странная.
– Расскажи, – взволнованно взглянула на него Лизбет.
– Сегодня я получил известие. Похоже на то, что в краю Внешней Тьмы, на Ониксовой Равнине появились новые постройки. Дом с комнатами и коридорами, дверями и мебелью.
Лизбет долго молчала, а потом спросила:
– Настоящий дом?
– Говорят – настоящий. Он появился через несколько мгновений после того, как мы уложили на место Краеугольный Камень. Пока этот дом окончательно не обследован, но мне сообщают, что в самой его середине находится особенная комната – самая красивая. Ее стены перекрыты куполом, а в комнате множество гигантских кукол и игрушечных поездов и фигурок, изображающих Даскина, Сару, графа Эгиса и меня.
– Там есть окна? – спросила Лизбет.
– Сотни окон. И стеклянные потолки. Об этом мне тоже сообщают. Дом буквально залит солнцем.
– Так, значит, той мрачной равнины больше нет?
– Она по-прежнему существует, но она как бы отодвинута дальше, за дом.
Лизбет перевела взгляд на тающий снег за окном.
– Это хорошо. Только я не понимаю, как это случилось.
– Я тоже, – кивнул Картер. – Но я думаю, что дом возник потому, что ты пожертвовала собой, без страха ступив в бездну. Я решил, что ты должна об этом узнать.
Мистер Макмертри неделю провел во Внутренних Покоях. Он все еще тяжело переживал смерть Филлипа Крейна. Картер сомневался, что старик-архитектор когда-либо сможет забыть об утрате лучшего друга. Но как-то раз Макмертри вошел в столовую, где в это время сидел лорд Андерсон, встал перед ним по струнке и сказал:
– Мы с мистером Крейном сорок два года рука об руку трудились в прославленной фирме «Макмертри и Крейн». Он был моей правой рукой. До самого конца я не догадывался о том, что он – анархист. Он, конечно, знал о моем прошлом, но больше я об этом никому не рассказывал. Полагаю, теперь меня должны обвинить за мое участие в Войнах за Желтую Комнату на стороне террористов. Что ж, я пришел сказать вам о том, что я готов к любой участи. Я слишком долго мучился под бременем вины. Пора избавиться от этого бремени.
– Если так, то вы уже наказаны сполна, – сказал Картер. – Вы были солдатом и дрались за дело, казавшееся вам правым, а Хозяин наделен правом прощать и миловать. Вы помогли нам в поисках Краеугольного Камня, вы выручили меня в решающий момент. Вы свободны, и на вас благословение Внутренних Покоев. Но чем же вы теперь займетесь?
Макмертри вздохнул, робко усмехнулся и поднял брови.
– Если мне не суждено отправиться за решетку, то я отправлюсь в Кидин. Там у меня дом, и там я постараюсь завершить нашу книгу, чтобы посвятить ее мистеру Крейну. Пусть он был анархистом – я все равно считаю, что книгу следует посвятить ему. Вот только сумею ли я когда-нибудь дописать ее?
Но мистер Макмертри дописал свою книгу и назвал ее «Дом Множества Чудес». Этот труд по сей день считается лучшей работой по архитектуре Эвенмера и стал настольной книгой священников, королей и премьер-министров. Любовно переплетенный том этой книги Картер хранил на своем письменном столе всю жизнь.
Ближе к концу недели со страхом, который всегда охватывал его перед очередной встречей с Йормунгандом, Картер поднялся по лестнице на чердак, сжимая в руке фонарь и не зная, что его там поджидает – динозавр, дракон или пустой чердак. Но как только он ступил на пыльные половицы, как тут же сверкнули алые глаза и к потолку взметнулась голова гигантской рептилии. Йормунганд явно пребывал в самой лучшей форме. На Картера пахнуло затхлым дыханием, блеснули в темноте белые острые зубы. Лорд Андерсон собрался с храбростью и шагнул вперед.
– Ба! Вот это гость так гость! Малявка Хозяин пожаловал! – прогремел динозавр. – Пришел, чтобы мы с тобой сели рядком да повспоминали наши былые испытания? Ну, так ведь мы с тобой, считай, росли, как братья родные, чего уж там. Не прихватил ли ты для меня, случаем, пару-тройку анархистов на завтрак? Или это нынче, так сказать, дефицит?
– Я пришел, чтобы спросить тебя о тебе, – ответил Картер.
Йормунганд, фыркнув, выпустил столп пламени и стукнул по полу гигантским хвостом, отчего половицы угрожающе сотряслись.
– Какая трогательная забота! Так тебе не хотелось бы лишиться разговорчивого ящера? Ручного дракона с острова Комодо? Геккончика, напевающего колыбельные песенки? Да, трудновато обойтись без злобного, но мудрого чудовища, особенно когда в нем есть большая потребность. Ну и как же мы поладим?
– Дом под моей ответственностью, – отвечал Картер. – А ты – часть Дома.
Йормунганд снова изрыгнул пламя. Воздух над головой Картера завертелся смерчем, шляпа загорелась. Он сдернул ее и, бросив на пол, затоптал огонь. Ярость динозавра заставила Картера не на шутку испугаться.
– Часть Дома, говоришь? Это как же понимать? Как горшки на кухне? Как портрет в картинной галерее? – ревел Йормунганд. – И как ты только смеешь приравнивать меня… – меня! – к каким-то вещам, находящимся под твоей ответственностью! Ты готов считать меня… унитазом, в то время как я самое главное, что есть в Доме! Главного глазами не увидишь, потому я и живу на чердаке, вдали от любопытных глаз. Какое смертельное оскорбление!
Испытания, которым подвергся Картер в Обманном Доме, ослабили его. То, что динозавр сжег его шляпу, заставило его испугаться, но теперь он разгневался.
– Нет! – вскричал он. – Ты не самое главное! Я наслушался твоей болтовни, твоих самовлюбленных и напыщенных разглагольствований, хватит! Презираемые тобой смертные спасли твою жизнь! Презираемые тобой смертные уберегли тебя от того, чтобы ты на веки вечные остался заводной игрушкой! Ты нас ни в грош не ценишь, ты называешь нас мошками, мухами, которые живут только для того, что породить новое поколение подобных себе и умереть, ты считаешь, что мы никчемны, что мы не имеем никакого значения. Ты говоришь, что мы обречены, что все наши достижения и подвиги тщетны. Может быть, мы и обречены, но я бы сказал так: мы обречены на то, чтобы никогда до конца не познать истинной ценности жизни, чуда утреннего солнца, голубого неба, прикосновений руки любимой. Отрицай это, если хочешь, но я гляжу на себя и вижу, что я – человек и что я сотворен страшно и чудесно. Я утверждаю: в каждом из нас горит искра Божья. Само существование этого Дома говорит о том, что все твои речи лживы. Я больше не желаю тебя слушать и не стану поддаваться проповедуемой тобою безнадежности.
Картер умолк. Он тяжело дышал. Собственная смелость испугала его – ведь над его головой нависли тонны могучих мышц и тяжеленных костей. Страх охватил его: неужто своей дерзостью он даровал Йормунганду полную свободу действий, и теперь тот без зазрения совести сожрет его?
Оглушительный рев сотряс чердак. Картер втянул голову в плечи, но потом понял, что чудовище… смеется.
– Йормунганд повеселился, – сообщил динозавр, отхохотавшись. – Червь ополчился против Червя. Но может быть, ты прав. Может быть, ты и твои сородичи в итоге доберетесь до вашего золоченого Рая. Может быть, вы станете там прогуливаться с ангелами под ручку. – Динозавр снова зашелся в приступе хохота. – Может быть, и у обезьян есть Творец! Если это тебя утешает, верь в это на здоровье. Я не верю, ибо имя мне – Отчаяние. Я – Тщета, воюющая с Мраком. Когда настанет конец времен, а он непременно настанет, настанет конец и для Йормунганда. И если должно погибнуть единственное ценное существо во всей этой никчемной Вселенной, то вам-то с какой стати следует уцелеть?
Динозавр изрыгнул пламя, и его столп промчался под самым потолком. Из пасти чудовища клубами вырывался дым.
– Ты ждешь от меня благодарности за спасение моей жизни? Это при том, что, спасая меня, вы прежде всего пеклись о том, чтобы спасти свои никчемные шкуры? Но если бы Йормунганд остался Превращенным, если бы Отчаяние покинуло мир, как того желали анархисты, с ним вместе из мира ушла бы и Надежда. А этого, смертный, не вынес бы ни один человек. Но ради твоего успокоения я готов сказать, что я весьма тронут. Действительно, ты и девчонка спасли меня от участи карманных часов. Я навеки в долгу перед вами. Готов перекреститься. Спасибо вам, так сказать, огромное.
Йормунганд снова изрыгнул пламя – но как-то рассеянно, отчего вдруг стал похож на человека, довольно мирно покуривающего трубочку. Наконец, когда пауза угрожающе затянулась, он проговорил:
– Ладно. Так уж и быть. Преподнесу тебе подарочек. Подарочек малявке Хозяину. Ты мечтаешь о ребенке, Картер Андерсон. Через год будет у тебя ребенок.
Картер ожидал чего угодно, но при этих словах Йормунганда кровь отхлынула от его лица.
– Чудовище! – еле слышно проговорил он. – Насмешник! Это злая шутка. Ложь! Или у моей жены родится какой-нибудь… оборотень?!
Йормунганд снова рассмеялся.
– Вот они – вера и надежда во всей красе! Ты получил награду за свои молитвы, а теперь дерзаешь сомневаться? Или ты не веришь в собственные убеждения? Как это похоже на смертных! Да будь я архангелом или аистом каким-нибудь, ты бы уже на коленках валялся от благодарности! Но нет! Как же! Если у кого-то острые зубы и хороший аппетит, так он уже сразу врет.
Йормунганд не врет. Никаких оборотней, никаких лягушек-зверушек. Абсолютно здоровый младенец. Насчет пола умолчу, уволь.
– Ты не можешь обещать ничего подобного, – недоверчиво проговорил Картер. – Ты разрушитель, а не созидатель.
Йормунганд сверкнул глазами – человек бы на его месте удивленно приподнял брови.
– Да ну? Кто знает? Созидатель, не созидатель… Но я умею предсказывать будущее, уж этого у меня не отнимешь. И это мой подарочек тебе, дар Последнего Динозавра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41