– Так что ничего бы мы все равно не увидели. А эти потайные ходы проложены с величайшей изобретательностью. Я так понимаю, что в Доме их великое множество.
– Сотни, – ответил Картер. – А может, и тысячи. На самом деле, удивительно, как до сих пор не обнаружили еще больше.
– Они существовали во времена Войн за Желтую Комнату, задолго до того, как вы родились, – сказал Нункасл. – Я тогда был рядовым, моложе многих из этих желторотых юнцов. – Он широким жестом обвел своих подчиненных. И те весело заулыбались. – И самому Хозяину, вашему отцу, тогда только-только двадцать исполнилось, он недавно в должность вступил. Он знал о потайных ходах, как знают все Хозяева, но враги порой их обнаруживали, и те, и другие время от времени замуровывали проходы стенами, так что в конце концов надежных осталось мало. Война была кровопролитная – все то время, пока мы гнали анархистов к югу. Мы нанесли им значительный урон, особенно в битве при Фиффинге, а потом окружили их в Желтых Комнатах между фиффингскими низинами и Моммуром. С тех пор их стало куда как меньше.
– Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? – спросил один из гвардейцев.
Можно было не сомневаться – все подчиненные Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать ее снова.
– Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Желтых Комнат, а у Констанции – той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошел в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже – ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно – вернуться домой.
– Не для всех, – мрачно проговорил Макмертри.
– Вы тоже воевали? – спросил Нункасл.
– Да.
– В какой роте?
Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.
– Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.
– Ну… – проговорил Нункасл после недолгой паузы. – И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.
– Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, – сказал Крейн. – И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.
– Верно, – сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернется к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.
Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шел без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем – ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.
Все утро отряд шел по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.
– Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, – заметил Даскин.
– Точно подмечено, – отозвался Картер. – Этот переход – часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть – одна из самых протяженных.
Он еще не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.
– Что с тобой? – воскликнул Даскин.
На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:
– Карты… изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.
Он встал. Колени у него еще дрожали, но испуг отступил – и боль вместе с ним.
– Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно – я пока точно не знаю.
На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, – он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошел до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.
– Выход исчез, – тихо проговорил Картер.
– Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, – заключил Даскин.
– Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.
– Придется повернуть обратно? – спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла – веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.
– Нет времени, – покачал головой Картер. – Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.
Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они ее закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через нее в коридор.
– Поищите доски, – попросил Картер. – Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.
Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.
– Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.
– Что-то не так? – озабоченно спросил Даскин.
– А ты не чувствуешь? – скривился Картер. – Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь – нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдет некоторое время.
Тут возвратился Хаггард и провел отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошел к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.
Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.
– Вы молились? – поинтересовался Грегори.
– Нет, изучал карты.
Грегори кивнул и обвел взглядом церковь.
– Напрасная трата всяческих красот, – сказал он, кивком указав на алтарь. – Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.
– Неужели у тебя нет ни капли веры? – спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зеленых глазах сверкали искорки.
– В Бога? – Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. – Я верю в судьбу. Бог, христианство – все это ловушки для невежд.
– Енох бы с тобой определенно не согласился, – сказал Картер. – Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошел с ума?
– Не сказал бы, – ответил Грегори. – Как это?
– На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости – в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаем – отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном – единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.
– А я думаю, его вполне достаточно, – уверенно отозвался Грегори. – Для того чтобы построить лучший мир, мне за глаза хватит самого себя и научного мышления. Кто знает, какие изобретения принесут нам грядущие десятилетия?
– А вот я бы так не стал говорить, сэр, – вступил в спор Нункасл. – Это не естественно. Совсем не естественно. Люди все суетятся, мельтешат, пытаются подменить созданное Богом. Что они придумают в следующий раз? Летающие машины? Крылья Икара! По мне, так старые добрые времена куда как лучше.
– Но ведь, добрейший лейтенант, мир может стать лучше, и если будут улучшения… – не унимался Грегори. – Мир изменяется. Прежний порядок вещей отступает. Век механики избавит людей от тяжелого ручного труда. Безусловно, я признаю: проблемы есть, но ведь все равно, как это замечательно: механизмы выполняют всю работу, а люди только наблюдают за ними! Будущий век станет веком поэзии и философских размышлений. Представьте, сколько будет сочинено музыки, пьес, сколько книг будет написано, когда у всего человечества станет больше времени на высшие материи.
– Вы от людей большего ждете, чем я, – вздохнул Нункасл. – Нет, сэр. Дайте человеку расслабиться – и он тут же потянется к бутылке, вот что я вам скажу. И еще одно я знаю точно: у бедняков свободного времени больше не станет – они будут обслуживать эти ваши машины. Богачи останутся богачами – только вы на меня не обижайтесь, господа хорошие. А вот добрые вояки всегда пригодятся.
– Но, Нункасл, не станешь же ты спорить с тем, что человек должен развиваться? – вспылил Грегори.
– От колыбели до могилы – да, сэр, а в промежутке много всякого может случиться.
– Должно быть нечто большее. Золотой век…
– Бывает, он вот так заводится, – усмехнулся Даскин. – Но если я не ошибаюсь, этим двоим никогда не договориться – мечтателю и прагматику.
– Мир построен мечтателями, – упрямо проговорил Грегори.
– Верно, сэр, – отозвался Нункасл. – Но управляют им прагматики.
– А что касается веры, Грегори, – сказал Картер, – то с возрастом твои убеждения могут измениться. По-моему, Платон сказал, что ни один старик не умирает атеистом? Точно не помню.
– Вы говорите, как профессора в нашем университете, – усмехнулся Грегори. Спор явно был ему по душе.
– Да нет, я не слишком часто задумываюсь о подобных вещах. Свою веру я соблюдаю как могу, но должен признаться, что нынешняя миссия – суровое испытание веры. Мой главный философ – Сара. Если ты хочешь настоящего философского спора, тебе бы с ней надо поговорить. Она бы твоих профессоров на обе лопатки уложила.
К компании подошли Говард Макмертри и Филлип Крейн. Последний держал под мышкой свернутые в рулон карты.
– Я продумывал маршрут, лорд Андерсон, – сообщил он.
– Я тоже, – кивнул Картер. – Можно взглянуть на ваши карты, мистер Крейн?
– Конечно, – ответил Крейн. – Мы с мистером Макмертри их сами составили…
– Десять лет назад, – закончил фразу Макмертри. – Это была одна из наших первых публикаций.
Хозяин разложил карту на полу перед собой, думая о том, много ли от нее будет пользы в Доме, который непрерывно меняется.
– Некоторые из вас бывали в этих краях, – сказал Картер. – И мне нужен ваш совет. У нас есть два варианта. Мы можем пойти вот так… и вот так. – Он указал на карту. – По этим коридорам. Я бы предпочел этот путь, поскольку он быстрее всего приведет нас в Муммут Кетровиан, хотя нам и придется некоторое время идти по Длинному Коридору, перед тем как мы попадем в очередной потайной ход. В противном случае мы должны будем повернуть вот здесь и подняться на чердаки, из которых дорога ведет в Верхний Гейбл. Оттуда намного дальше до ближайших потайных ходов, но зато путь этот более безлюден. Что скажете?
– Я никогда не бывал ни в той, ни в другой стороне, – признался Даскин.
– Мне доводилось только по Длинному Коридору проходить, – сказал Грегори. – Этот его участок чрезвычайно многолюден – по крайней мере был таким в то время.
– Там слишком многолюдно, – сказал Макмертри. – Между Гимнергином и Вествингом ведется оживленная торговля. Я бы не рекомендовал этот маршрут…
– Для нашего странствия, – закончил за него Крейн, – по этой же самой причине. А вот чердаки вокруг Верхнего Гейбла – место тихое, ненаселенное, и, пожалуй, я смог бы провести отряд вот по этим переходам, – он показал участок на карте, – где крайне редко кого-либо встретишь.
– Господа архитекторы правы, – согласился Нункасл. – До Муммут Кетровиана ни за что не добраться незамеченными. Пока мы попадем в потайной ход, о нашем передвижении уже будет знать половина Белого Круга.
Картер нахмурился.
– Хорошо. Считайте, что вы уже купили билеты, потому что я бы пошел другой, неверной дорогой.
– Ходить по чердакам – это так интересно, – мечтательно проговорил Крейн. – Там всегда полным-полно всяких любопытных вещиц. Это то же самое, что сокровища искать.
– Жутко запыленные сокровища, – буркнул Макмертри.
Покончив с завтраком, отряд покинул церковь. Картер обернулся на пороге, обвел взглядом обшарпанные скамьи, витражи в окнах, скромное, безыскусное распятие в алтаре, прекрасное своей простотой. Может быть, из-за того, что в разговоре с Грегори он упомянул Сару, Картеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее, посидеть с ней рядом в окружении знакомых вещей, послушать, как она рассказывает о прочитанных книгах, о домашних заботах, и в каждом ее слове прячется тайна – отчасти ее собственная, а отчасти принадлежащая любой женщине. Картер еле слышно произнес короткую молитву об успехе странствия и вышел из церкви.
Отряд повернул налево и пошел по коридору, отделанному дубовыми панелями и устланному чистым, хорошо сохранившимся ковром цвета берлинской лазури. Хоть Картер и опасался того, что их смогут заметить, отряд миновал коридор без всяких происшествий и, дойдя до пересечения, свернул вправо, а потом – опять влево. Вдоль одной стены коридора тянулись окна, выходившие в квадрат двора. Снег по-прежнему валил и валил, насыпая высокие сугробы, а вот ветер унялся. Солнце пряталось за тучами, день был серый и унылый. Путники зябко поеживались на ходу.
Через некоторое время отряд поравнялся с узкой лесенкой для прислуги. Дорожка на ступеньках лежала протертая чуть не до дыр, светильники не горели, но все же здесь не было совсем темно. Поднявшись на четыре пролета, Картер и его спутники оказались на чердаке. Чердак был огромен, он уходил далеко вперед. Тусклый свет проникал сюда сквозь восьмиугольные окошки, за которыми виднелись крыши Эвенмера. На половицах лежал густой слой пыли, в центре были горой свалены коробки и корзины, и можно было обойти их с двух сторон.
– Каких только богатств не найдешь в этих залежах, – проговорил Крейн.
– Кучу всякой рухляди, – буркнул Макмертри. – Старая поговорка не лжет: никто в Эвенмере ничего хорошего на чердак не отнесет.
– И ведь это – прелюбопытнейшая тенденция, – подхватил Крейн. – Думаю, проистекает она из-за того, что в Доме полным-полно свободного пространства. В итоге люди как бы прирастают к тем комнатам, которыми располагают. Мне довелось побывать на некоторых, как это здесь называется, «раскопках». Небольшие отряды отправляются на чердаки вроде вот этого и ищут забытые сокровища. У меня на каминной доске лежит несколько римских монет и стоит бюстик Озимандии, изготовленный во времена его правления.
– Если бы в Доме был хоть какой-то порядок, мистер Крейн, уверяю вас, никто и никогда бы не потерял такие ценные вещи, – сказал партнеру Макмертри.
– Однако, – возразил Крейн, – в Эвенмере ничто никогда навсегда не теряется, верно, мистер Макмертри?
– Только на несколько столетий, мистер Крейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Сотни, – ответил Картер. – А может, и тысячи. На самом деле, удивительно, как до сих пор не обнаружили еще больше.
– Они существовали во времена Войн за Желтую Комнату, задолго до того, как вы родились, – сказал Нункасл. – Я тогда был рядовым, моложе многих из этих желторотых юнцов. – Он широким жестом обвел своих подчиненных. И те весело заулыбались. – И самому Хозяину, вашему отцу, тогда только-только двадцать исполнилось, он недавно в должность вступил. Он знал о потайных ходах, как знают все Хозяева, но враги порой их обнаруживали, и те, и другие время от времени замуровывали проходы стенами, так что в конце концов надежных осталось мало. Война была кровопролитная – все то время, пока мы гнали анархистов к югу. Мы нанесли им значительный урон, особенно в битве при Фиффинге, а потом окружили их в Желтых Комнатах между фиффингскими низинами и Моммуром. С тех пор их стало куда как меньше.
– Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? – спросил один из гвардейцев.
Можно было не сомневаться – все подчиненные Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать ее снова.
– Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Желтых Комнат, а у Констанции – той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошел в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже – ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно – вернуться домой.
– Не для всех, – мрачно проговорил Макмертри.
– Вы тоже воевали? – спросил Нункасл.
– Да.
– В какой роте?
Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.
– Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.
– Ну… – проговорил Нункасл после недолгой паузы. – И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.
– Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, – сказал Крейн. – И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.
– Верно, – сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернется к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.
Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шел без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем – ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.
Все утро отряд шел по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.
– Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, – заметил Даскин.
– Точно подмечено, – отозвался Картер. – Этот переход – часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть – одна из самых протяженных.
Он еще не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.
– Что с тобой? – воскликнул Даскин.
На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:
– Карты… изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.
Он встал. Колени у него еще дрожали, но испуг отступил – и боль вместе с ним.
– Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно – я пока точно не знаю.
На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, – он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошел до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.
– Выход исчез, – тихо проговорил Картер.
– Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, – заключил Даскин.
– Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.
– Придется повернуть обратно? – спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла – веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.
– Нет времени, – покачал головой Картер. – Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.
Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они ее закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через нее в коридор.
– Поищите доски, – попросил Картер. – Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.
Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.
– Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.
– Что-то не так? – озабоченно спросил Даскин.
– А ты не чувствуешь? – скривился Картер. – Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь – нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдет некоторое время.
Тут возвратился Хаггард и провел отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошел к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.
Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.
– Вы молились? – поинтересовался Грегори.
– Нет, изучал карты.
Грегори кивнул и обвел взглядом церковь.
– Напрасная трата всяческих красот, – сказал он, кивком указав на алтарь. – Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.
– Неужели у тебя нет ни капли веры? – спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зеленых глазах сверкали искорки.
– В Бога? – Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. – Я верю в судьбу. Бог, христианство – все это ловушки для невежд.
– Енох бы с тобой определенно не согласился, – сказал Картер. – Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошел с ума?
– Не сказал бы, – ответил Грегори. – Как это?
– На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости – в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаем – отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном – единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.
– А я думаю, его вполне достаточно, – уверенно отозвался Грегори. – Для того чтобы построить лучший мир, мне за глаза хватит самого себя и научного мышления. Кто знает, какие изобретения принесут нам грядущие десятилетия?
– А вот я бы так не стал говорить, сэр, – вступил в спор Нункасл. – Это не естественно. Совсем не естественно. Люди все суетятся, мельтешат, пытаются подменить созданное Богом. Что они придумают в следующий раз? Летающие машины? Крылья Икара! По мне, так старые добрые времена куда как лучше.
– Но ведь, добрейший лейтенант, мир может стать лучше, и если будут улучшения… – не унимался Грегори. – Мир изменяется. Прежний порядок вещей отступает. Век механики избавит людей от тяжелого ручного труда. Безусловно, я признаю: проблемы есть, но ведь все равно, как это замечательно: механизмы выполняют всю работу, а люди только наблюдают за ними! Будущий век станет веком поэзии и философских размышлений. Представьте, сколько будет сочинено музыки, пьес, сколько книг будет написано, когда у всего человечества станет больше времени на высшие материи.
– Вы от людей большего ждете, чем я, – вздохнул Нункасл. – Нет, сэр. Дайте человеку расслабиться – и он тут же потянется к бутылке, вот что я вам скажу. И еще одно я знаю точно: у бедняков свободного времени больше не станет – они будут обслуживать эти ваши машины. Богачи останутся богачами – только вы на меня не обижайтесь, господа хорошие. А вот добрые вояки всегда пригодятся.
– Но, Нункасл, не станешь же ты спорить с тем, что человек должен развиваться? – вспылил Грегори.
– От колыбели до могилы – да, сэр, а в промежутке много всякого может случиться.
– Должно быть нечто большее. Золотой век…
– Бывает, он вот так заводится, – усмехнулся Даскин. – Но если я не ошибаюсь, этим двоим никогда не договориться – мечтателю и прагматику.
– Мир построен мечтателями, – упрямо проговорил Грегори.
– Верно, сэр, – отозвался Нункасл. – Но управляют им прагматики.
– А что касается веры, Грегори, – сказал Картер, – то с возрастом твои убеждения могут измениться. По-моему, Платон сказал, что ни один старик не умирает атеистом? Точно не помню.
– Вы говорите, как профессора в нашем университете, – усмехнулся Грегори. Спор явно был ему по душе.
– Да нет, я не слишком часто задумываюсь о подобных вещах. Свою веру я соблюдаю как могу, но должен признаться, что нынешняя миссия – суровое испытание веры. Мой главный философ – Сара. Если ты хочешь настоящего философского спора, тебе бы с ней надо поговорить. Она бы твоих профессоров на обе лопатки уложила.
К компании подошли Говард Макмертри и Филлип Крейн. Последний держал под мышкой свернутые в рулон карты.
– Я продумывал маршрут, лорд Андерсон, – сообщил он.
– Я тоже, – кивнул Картер. – Можно взглянуть на ваши карты, мистер Крейн?
– Конечно, – ответил Крейн. – Мы с мистером Макмертри их сами составили…
– Десять лет назад, – закончил фразу Макмертри. – Это была одна из наших первых публикаций.
Хозяин разложил карту на полу перед собой, думая о том, много ли от нее будет пользы в Доме, который непрерывно меняется.
– Некоторые из вас бывали в этих краях, – сказал Картер. – И мне нужен ваш совет. У нас есть два варианта. Мы можем пойти вот так… и вот так. – Он указал на карту. – По этим коридорам. Я бы предпочел этот путь, поскольку он быстрее всего приведет нас в Муммут Кетровиан, хотя нам и придется некоторое время идти по Длинному Коридору, перед тем как мы попадем в очередной потайной ход. В противном случае мы должны будем повернуть вот здесь и подняться на чердаки, из которых дорога ведет в Верхний Гейбл. Оттуда намного дальше до ближайших потайных ходов, но зато путь этот более безлюден. Что скажете?
– Я никогда не бывал ни в той, ни в другой стороне, – признался Даскин.
– Мне доводилось только по Длинному Коридору проходить, – сказал Грегори. – Этот его участок чрезвычайно многолюден – по крайней мере был таким в то время.
– Там слишком многолюдно, – сказал Макмертри. – Между Гимнергином и Вествингом ведется оживленная торговля. Я бы не рекомендовал этот маршрут…
– Для нашего странствия, – закончил за него Крейн, – по этой же самой причине. А вот чердаки вокруг Верхнего Гейбла – место тихое, ненаселенное, и, пожалуй, я смог бы провести отряд вот по этим переходам, – он показал участок на карте, – где крайне редко кого-либо встретишь.
– Господа архитекторы правы, – согласился Нункасл. – До Муммут Кетровиана ни за что не добраться незамеченными. Пока мы попадем в потайной ход, о нашем передвижении уже будет знать половина Белого Круга.
Картер нахмурился.
– Хорошо. Считайте, что вы уже купили билеты, потому что я бы пошел другой, неверной дорогой.
– Ходить по чердакам – это так интересно, – мечтательно проговорил Крейн. – Там всегда полным-полно всяких любопытных вещиц. Это то же самое, что сокровища искать.
– Жутко запыленные сокровища, – буркнул Макмертри.
Покончив с завтраком, отряд покинул церковь. Картер обернулся на пороге, обвел взглядом обшарпанные скамьи, витражи в окнах, скромное, безыскусное распятие в алтаре, прекрасное своей простотой. Может быть, из-за того, что в разговоре с Грегори он упомянул Сару, Картеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть ее, посидеть с ней рядом в окружении знакомых вещей, послушать, как она рассказывает о прочитанных книгах, о домашних заботах, и в каждом ее слове прячется тайна – отчасти ее собственная, а отчасти принадлежащая любой женщине. Картер еле слышно произнес короткую молитву об успехе странствия и вышел из церкви.
Отряд повернул налево и пошел по коридору, отделанному дубовыми панелями и устланному чистым, хорошо сохранившимся ковром цвета берлинской лазури. Хоть Картер и опасался того, что их смогут заметить, отряд миновал коридор без всяких происшествий и, дойдя до пересечения, свернул вправо, а потом – опять влево. Вдоль одной стены коридора тянулись окна, выходившие в квадрат двора. Снег по-прежнему валил и валил, насыпая высокие сугробы, а вот ветер унялся. Солнце пряталось за тучами, день был серый и унылый. Путники зябко поеживались на ходу.
Через некоторое время отряд поравнялся с узкой лесенкой для прислуги. Дорожка на ступеньках лежала протертая чуть не до дыр, светильники не горели, но все же здесь не было совсем темно. Поднявшись на четыре пролета, Картер и его спутники оказались на чердаке. Чердак был огромен, он уходил далеко вперед. Тусклый свет проникал сюда сквозь восьмиугольные окошки, за которыми виднелись крыши Эвенмера. На половицах лежал густой слой пыли, в центре были горой свалены коробки и корзины, и можно было обойти их с двух сторон.
– Каких только богатств не найдешь в этих залежах, – проговорил Крейн.
– Кучу всякой рухляди, – буркнул Макмертри. – Старая поговорка не лжет: никто в Эвенмере ничего хорошего на чердак не отнесет.
– И ведь это – прелюбопытнейшая тенденция, – подхватил Крейн. – Думаю, проистекает она из-за того, что в Доме полным-полно свободного пространства. В итоге люди как бы прирастают к тем комнатам, которыми располагают. Мне довелось побывать на некоторых, как это здесь называется, «раскопках». Небольшие отряды отправляются на чердаки вроде вот этого и ищут забытые сокровища. У меня на каминной доске лежит несколько римских монет и стоит бюстик Озимандии, изготовленный во времена его правления.
– Если бы в Доме был хоть какой-то порядок, мистер Крейн, уверяю вас, никто и никогда бы не потерял такие ценные вещи, – сказал партнеру Макмертри.
– Однако, – возразил Крейн, – в Эвенмере ничто никогда навсегда не теряется, верно, мистер Макмертри?
– Только на несколько столетий, мистер Крейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41