Сюда Лизбет приходила завтракать, обедать и ужинать. Еду она забирала из кухонного лифта в углу.
Лизбет шла по комнате, и шлепанье ее босых ступней по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:
– «Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьезно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придется сделать выбор: либо немедленно умереть – но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, – либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну».
Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.
Поравнявшись с решеткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.
Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у нее в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть черную равнину? Кто же это – паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были черными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда… При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания – счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.
Девушка крадучись обошла решетку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснется. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решетки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с ее мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повел головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.
Лизбет вскрикнула – не сумела сдержаться. Перед ней было лицо ее заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, – Картера Андерсона. Она вскочила на ноги и побежала прочь, ослепнув от страха. Ей казалось, что в любое мгновение Картер настигнет ее и схватит. Она мчалась по комнатам и коридорам, мимо растресканных стен и бесформенных статуй. Ее босые ступни громко шлепали по доскам и камням. Наконец Лизбет выбежала в свой сад, надеясь там обрести спасение. Она заползла под сплетение колючих стеблей и затаилась. Разумные мысли в голову не приходили, слишком сильно она была напугана.
Пролежав в своем убежище неподвижно целый час, Лизбет отважилась пошевелиться и приподняться, но прошел еще час, прежде чем она начала ясно мыслить. Тогда она стала гадать: сумеет ли ее враг найти дорогу к лестнице. Лизбет считала, что Картер – отъявленный злодей и обладает множеством изощренных способностей, но почему-то она начинала верить, что он может и не добраться до нее. Ей даже не приходил в голову вопрос, зачем сюда явился Картер, – ведь точно так же, на ее взгляд, можно было спросить, почему начинается гроза или дует ветер. Для нее Картер был злой силой, стихией, подобной той, что обращает легкий летний ветерок в страшный ураган. Он был ее другом, и он жестоко предал ее.
Лизбет выбралась из-под колючек. Газовые светильники на заборе тускло освещали тропинку, ведущую из сада к дому. Лизбет пошла к двери, не обращая внимания на уколы и порезы, полученные во время лихорадочного бегства. Ей и прежде случалось раниться о шипы терний.
Ожидая, что в каждое мгновение она может лицом к лицу столкнуться с Картером, как это часто случалось во сне, Лизбет направилась к решетке в полу окольными путями. Когда же наконец она добралась до решетки и осторожно заглянула вниз, она увидела, что ее враг стоит и изучает нацарапанный на клочке бумаги карандашом план подземелья.
«Да он заблудился! – удивленно подумала Лизбет. – Он не может найти выход!»
Восторг, радость волной захлестнули девушку. Ей хотелось кричать от счастья. Это чудовище угодило в западню! Лизбет опустилась на колени у решетки и стала незаметно следить за Картером.
С превеликим разочарованием она поняла, что Картер вовсе не напуган. Он спокойно рассмотрел план и скрылся в темноте.
Лизбет пришла в ужас. Ведь он направился по коридору, который мог вывести его к лестнице! Мысли девушки бешено метались. Найти верный путь очень трудно, но если он сумеет, тогда…
Лизбет вскочила и бросилась бегом из коридора, промчалась через несколько комнат, затем, пробежав по переходу, попала в узкий зал, откуда уводил вниз один-единственный лестничный пролет. Лизбет сбежала по ступеням вниз. Лестница обрывалась возле тонкой двери, скользящей на роликах. Лизбет принялась в отчаянии искать хоть какую-нибудь палку, чтобы заклинить дверь, но ничего подходящего не нашла. Тогда она взбежала вверх по лестнице и в дальнем конце комнаты обнаружила прислоненные к стене доски. Схватив две или три в охапку, Лизбет осторожно спустилась вниз, до смерти боясь столкнуться с Картером. Лестница была пуста, дверь затворена.
Лизбет, стараясь изо всех сил, заслонила дверь досками и отступила, чтобы оценить свою работу. Конечно, узнай Картер об этой двери, ему ничего не стоило приналечь на нее плечом и вышибить, но в темноте он мог принять ее за стенную панель. Лизбет бесшумно, то и дело оглядываясь, поднялась по лестнице и вернулась к своему наблюдательному пункту.
Она на цыпочках подошла к решетке и, усевшись на корточки, стала ждать. Прошло больше часа. Лизбет не выдержала и сбегала к лестнице, чтобы послушать, не обнаружил ли Картер дверь. Ничего не услышав, она вернулась к решетке. Она не могла сосчитать, сколько раз бегала туда и обратно, но вот наконец Картер появился возле газового рожка. Лоб его был покрыт каплями пота. Он прижался спиной к стене и без сил опустился на пол. Вид у него был изможденный и несчастный.
Как ни странно, Лизбет стало немного жаль его. Он был ниже ростом, чем ей помнилось, и казался даже хрупким. Время не стерло в памяти Лизбет детских воспоминаний о Картере, о его доброте, его негромком смехе, о том, как он смотрел на Сару, но теперь все это казалось ей обманом, зловещими происками, предназначенными для того, чтобы потом предать ее и отдать анархистам. Часто ночами она лежала без сна и думала о том, что этот злодей сотворил с Сарой. И все же теперь, когда он сидел, измученный, в подземелье, он не казался ей таким уж страшным и жутким.
Лизбет сжала кулаки и постаралась прогнать эти мысли. Теперь она стала старше и могла разгадать обман.
– Он – как Хитклифф, – проговорила она сквозь зубы. – Обещает любовь, а в конце концов уничтожает.
– Кто здесь? – вздрогнув, спросил Картер, поднял голову и уставился на решетку.
Лизбет отползла в угол, зажала ладонью рот, обезумев от ужаса. Так трудно было не проговориться!
– Здесь кто-то есть, – сказал Картер. – Отзовитесь, пожалуйста. Я заблудился.
Лизбет подползла поближе к решетке. Любопытство превозмогло страх.
– «Он на самом деле здесь, сударыня, – еле слышно прошептала она. – Не призрак, не иллюзия – он здесь, во плоти».
– Что вы сказали? – негромко, жадно спросил Картер. – Я не расслышал.
Лизбет прикусила губу. Мысли невысказанные и высказанные… И все же она не могла удержаться и решила поиздеваться над своим врагом. Она, изменив голос, произнесла:
– Я – призрак Кэтрин Линтон. Ты пришел узнать, действительно ли здесь обитают привидения? Да, тут полным-полно привидений и гоблинов. «Прошлой ночью я шесть часов бродила по саду в Грейндже, и завтра приду туда вновь, и буду являться туда призраком каждую ночь». Зачем ты явился в мой Дом?
Лизбет видела, как прищуривается Картер, пытаясь разглядеть ее. Но она не наклонялась над решеткой, хотя и была совсем рядом.
– Я не верю в привидения, – сказал Картер. – Не могли бы вы помочь мне найти выход?
– Ты никогда не найдешь выхода, – злорадно прошептала Лизбет. – Изыди! Я ни за что не впущу тебя в Дом, умоляй ты меня об этом хоть двадцать лет!
– Вы не поможете мне?
– Быть может, я и смогла бы тебе помочь, если бы ты сказал мне, зачем явился сюда. «Неужели тебе нечего показать своей кузине? Неужто здесь поблизости нет кроличьей или хорьей норы?»
Картер понимающе кивнул.
– Я ищу девушку по имени Лизбет Пауэлл. Она живет здесь уже много лет. Я хочу отвести ее домой, если она согласится на это. Вы знакомы с ней?
Лизбет невольно высказала свои мысли вслух:
– «Это произошло не потому, что мне не нравится мистер Хитклифф, но потому, что мистеру Хитклиффу не нравлюсь я. Он – чудовищный человек, он обретает восторг, уничтожая всех, кто ему ненавистен, если они предоставляют ему для этого хоть малейшую возможность «.
– Я не понимаю, – обескураженно проговорил Картер. – Почему вы мне не верите?
– Я видела твои дела и знаю, на что ты способен, – отозвалась Лизбет.
– Ответьте же, вам она знакома?
– Может быть. Может быть, я – ее подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?
– Я искал ее все годы со дня ее исчезновения. Ее похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить ее и увести из этого Дома.
– Ложь! – вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. – Ты… Вы снова лжете!
– Лизбет, это ты?!
Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить ее. Он узнал ее! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитер, слишком могуществен – настоящее злое божество. Лизбет отползла от решетки и выкрикнула:
– «Прошло двадцать лет… Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!»
С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в свое убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки «Грозового перевала».
– «Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?»
Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:
– Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.
ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
Даскин и Грегори устроились на привал под высоким куполом из оранжевого песчаника, в круге красноватого света, отбрасываемого газовыми светильниками. В полумраке невозможно было толком разглядеть зал, лишенный какого-либо стиля. Казалось, здесь расположилась кладовая, куда стаскивали всевозможный архитектурный хлам. В тридцати футах над головами друзей горели лампы, как бы подвешенные прямо в воздухе, но они не освещали ровным счетом ничего. Из центра зала вверх уводила лестница, и где она заканчивалась, было непонятно. Стропила и колонны перекрещивались между собой, но похоже, служили опорами для пустоты. В полу зияли черные провалы. Галереи, вместо того чтобы идти по горизонтали, торчали вертикально. По кругу тянулись чудовищные фрески, изображавшие плоские абстрактные фигуры – отдельные головы и руки, перемешанные с различными предметами, в результате чего рисунки производили впечатление обезумевших иероглифов. Из стен торчали головы горгулий правильной геометрической формы, на досках пола и карнизах были вырезаны обрывки математических формул, отдельные числа, какие-то бессмысленные слова. Под соединяющимися самыми немыслимыми углами стропилами вершили симметричные танцевальные па летучие мыши с квадратными крыльями и мордочками, вытянутыми и заостренными наподобие гусиных перьев. Их писк напоминал скрежет гвоздя по стеклу. По стенам ползали крошечные паучки с тельцами-палочками.
На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадежно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.
– Что с тобой? – озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протер глаза.
– Просто дурной сон.
– Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят – ни дать ни взять гигантский мавзолей.
– Дом пока не приспособлен для жилья, – заключил Грегори. – Он еще недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.
– Это просто воплощенное безумие, а не дом, – проворчал Даскин. – Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?
– Может быть, они учатся в процессе работы, – пожал плечами Грегори. – Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана – первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершенный мир, приходится идти путем проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.
– И уж тем более – в способности прятаться от нас, – вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к черным стропилам. – Послушать тебя, так они просто герои.
Грегори усмехнулся:
– Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твое мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?
– Не знаю, – покачал головой Даскин. – Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут еще несколько недель можем проплутать. – Он встал и зажег фонарь.
Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки – все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, – разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадежно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером – лишь часть старого порядка и безнадежно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.
Еще восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая ее из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:
– Ненавижу темноту.
Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: «Mundus Vult Decipi» – «Мир хочет быть обманутым» (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Лизбет шла по комнате, и шлепанье ее босых ступней по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:
– «Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьезно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придется сделать выбор: либо немедленно умереть – но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, – либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну».
Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.
Поравнявшись с решеткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.
Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у нее в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть черную равнину? Кто же это – паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были черными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда… При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания – счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.
Девушка крадучись обошла решетку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснется. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решетки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с ее мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повел головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.
Лизбет вскрикнула – не сумела сдержаться. Перед ней было лицо ее заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, – Картера Андерсона. Она вскочила на ноги и побежала прочь, ослепнув от страха. Ей казалось, что в любое мгновение Картер настигнет ее и схватит. Она мчалась по комнатам и коридорам, мимо растресканных стен и бесформенных статуй. Ее босые ступни громко шлепали по доскам и камням. Наконец Лизбет выбежала в свой сад, надеясь там обрести спасение. Она заползла под сплетение колючих стеблей и затаилась. Разумные мысли в голову не приходили, слишком сильно она была напугана.
Пролежав в своем убежище неподвижно целый час, Лизбет отважилась пошевелиться и приподняться, но прошел еще час, прежде чем она начала ясно мыслить. Тогда она стала гадать: сумеет ли ее враг найти дорогу к лестнице. Лизбет считала, что Картер – отъявленный злодей и обладает множеством изощренных способностей, но почему-то она начинала верить, что он может и не добраться до нее. Ей даже не приходил в голову вопрос, зачем сюда явился Картер, – ведь точно так же, на ее взгляд, можно было спросить, почему начинается гроза или дует ветер. Для нее Картер был злой силой, стихией, подобной той, что обращает легкий летний ветерок в страшный ураган. Он был ее другом, и он жестоко предал ее.
Лизбет выбралась из-под колючек. Газовые светильники на заборе тускло освещали тропинку, ведущую из сада к дому. Лизбет пошла к двери, не обращая внимания на уколы и порезы, полученные во время лихорадочного бегства. Ей и прежде случалось раниться о шипы терний.
Ожидая, что в каждое мгновение она может лицом к лицу столкнуться с Картером, как это часто случалось во сне, Лизбет направилась к решетке в полу окольными путями. Когда же наконец она добралась до решетки и осторожно заглянула вниз, она увидела, что ее враг стоит и изучает нацарапанный на клочке бумаги карандашом план подземелья.
«Да он заблудился! – удивленно подумала Лизбет. – Он не может найти выход!»
Восторг, радость волной захлестнули девушку. Ей хотелось кричать от счастья. Это чудовище угодило в западню! Лизбет опустилась на колени у решетки и стала незаметно следить за Картером.
С превеликим разочарованием она поняла, что Картер вовсе не напуган. Он спокойно рассмотрел план и скрылся в темноте.
Лизбет пришла в ужас. Ведь он направился по коридору, который мог вывести его к лестнице! Мысли девушки бешено метались. Найти верный путь очень трудно, но если он сумеет, тогда…
Лизбет вскочила и бросилась бегом из коридора, промчалась через несколько комнат, затем, пробежав по переходу, попала в узкий зал, откуда уводил вниз один-единственный лестничный пролет. Лизбет сбежала по ступеням вниз. Лестница обрывалась возле тонкой двери, скользящей на роликах. Лизбет принялась в отчаянии искать хоть какую-нибудь палку, чтобы заклинить дверь, но ничего подходящего не нашла. Тогда она взбежала вверх по лестнице и в дальнем конце комнаты обнаружила прислоненные к стене доски. Схватив две или три в охапку, Лизбет осторожно спустилась вниз, до смерти боясь столкнуться с Картером. Лестница была пуста, дверь затворена.
Лизбет, стараясь изо всех сил, заслонила дверь досками и отступила, чтобы оценить свою работу. Конечно, узнай Картер об этой двери, ему ничего не стоило приналечь на нее плечом и вышибить, но в темноте он мог принять ее за стенную панель. Лизбет бесшумно, то и дело оглядываясь, поднялась по лестнице и вернулась к своему наблюдательному пункту.
Она на цыпочках подошла к решетке и, усевшись на корточки, стала ждать. Прошло больше часа. Лизбет не выдержала и сбегала к лестнице, чтобы послушать, не обнаружил ли Картер дверь. Ничего не услышав, она вернулась к решетке. Она не могла сосчитать, сколько раз бегала туда и обратно, но вот наконец Картер появился возле газового рожка. Лоб его был покрыт каплями пота. Он прижался спиной к стене и без сил опустился на пол. Вид у него был изможденный и несчастный.
Как ни странно, Лизбет стало немного жаль его. Он был ниже ростом, чем ей помнилось, и казался даже хрупким. Время не стерло в памяти Лизбет детских воспоминаний о Картере, о его доброте, его негромком смехе, о том, как он смотрел на Сару, но теперь все это казалось ей обманом, зловещими происками, предназначенными для того, чтобы потом предать ее и отдать анархистам. Часто ночами она лежала без сна и думала о том, что этот злодей сотворил с Сарой. И все же теперь, когда он сидел, измученный, в подземелье, он не казался ей таким уж страшным и жутким.
Лизбет сжала кулаки и постаралась прогнать эти мысли. Теперь она стала старше и могла разгадать обман.
– Он – как Хитклифф, – проговорила она сквозь зубы. – Обещает любовь, а в конце концов уничтожает.
– Кто здесь? – вздрогнув, спросил Картер, поднял голову и уставился на решетку.
Лизбет отползла в угол, зажала ладонью рот, обезумев от ужаса. Так трудно было не проговориться!
– Здесь кто-то есть, – сказал Картер. – Отзовитесь, пожалуйста. Я заблудился.
Лизбет подползла поближе к решетке. Любопытство превозмогло страх.
– «Он на самом деле здесь, сударыня, – еле слышно прошептала она. – Не призрак, не иллюзия – он здесь, во плоти».
– Что вы сказали? – негромко, жадно спросил Картер. – Я не расслышал.
Лизбет прикусила губу. Мысли невысказанные и высказанные… И все же она не могла удержаться и решила поиздеваться над своим врагом. Она, изменив голос, произнесла:
– Я – призрак Кэтрин Линтон. Ты пришел узнать, действительно ли здесь обитают привидения? Да, тут полным-полно привидений и гоблинов. «Прошлой ночью я шесть часов бродила по саду в Грейндже, и завтра приду туда вновь, и буду являться туда призраком каждую ночь». Зачем ты явился в мой Дом?
Лизбет видела, как прищуривается Картер, пытаясь разглядеть ее. Но она не наклонялась над решеткой, хотя и была совсем рядом.
– Я не верю в привидения, – сказал Картер. – Не могли бы вы помочь мне найти выход?
– Ты никогда не найдешь выхода, – злорадно прошептала Лизбет. – Изыди! Я ни за что не впущу тебя в Дом, умоляй ты меня об этом хоть двадцать лет!
– Вы не поможете мне?
– Быть может, я и смогла бы тебе помочь, если бы ты сказал мне, зачем явился сюда. «Неужели тебе нечего показать своей кузине? Неужто здесь поблизости нет кроличьей или хорьей норы?»
Картер понимающе кивнул.
– Я ищу девушку по имени Лизбет Пауэлл. Она живет здесь уже много лет. Я хочу отвести ее домой, если она согласится на это. Вы знакомы с ней?
Лизбет невольно высказала свои мысли вслух:
– «Это произошло не потому, что мне не нравится мистер Хитклифф, но потому, что мистеру Хитклиффу не нравлюсь я. Он – чудовищный человек, он обретает восторг, уничтожая всех, кто ему ненавистен, если они предоставляют ему для этого хоть малейшую возможность «.
– Я не понимаю, – обескураженно проговорил Картер. – Почему вы мне не верите?
– Я видела твои дела и знаю, на что ты способен, – отозвалась Лизбет.
– Ответьте же, вам она знакома?
– Может быть. Может быть, я – ее подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?
– Я искал ее все годы со дня ее исчезновения. Ее похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить ее и увести из этого Дома.
– Ложь! – вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. – Ты… Вы снова лжете!
– Лизбет, это ты?!
Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить ее. Он узнал ее! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитер, слишком могуществен – настоящее злое божество. Лизбет отползла от решетки и выкрикнула:
– «Прошло двадцать лет… Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!»
С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в свое убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки «Грозового перевала».
– «Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?»
Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:
– Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.
ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
Даскин и Грегори устроились на привал под высоким куполом из оранжевого песчаника, в круге красноватого света, отбрасываемого газовыми светильниками. В полумраке невозможно было толком разглядеть зал, лишенный какого-либо стиля. Казалось, здесь расположилась кладовая, куда стаскивали всевозможный архитектурный хлам. В тридцати футах над головами друзей горели лампы, как бы подвешенные прямо в воздухе, но они не освещали ровным счетом ничего. Из центра зала вверх уводила лестница, и где она заканчивалась, было непонятно. Стропила и колонны перекрещивались между собой, но похоже, служили опорами для пустоты. В полу зияли черные провалы. Галереи, вместо того чтобы идти по горизонтали, торчали вертикально. По кругу тянулись чудовищные фрески, изображавшие плоские абстрактные фигуры – отдельные головы и руки, перемешанные с различными предметами, в результате чего рисунки производили впечатление обезумевших иероглифов. Из стен торчали головы горгулий правильной геометрической формы, на досках пола и карнизах были вырезаны обрывки математических формул, отдельные числа, какие-то бессмысленные слова. Под соединяющимися самыми немыслимыми углами стропилами вершили симметричные танцевальные па летучие мыши с квадратными крыльями и мордочками, вытянутыми и заостренными наподобие гусиных перьев. Их писк напоминал скрежет гвоздя по стеклу. По стенам ползали крошечные паучки с тельцами-палочками.
На время привала Даскин погасил свой фонарь. Он жутко устал, весь взмок и был уверен в том, что они с Грегори безнадежно заплутали. Уже трое суток они скитались по дому и не встретили ни души. Даскин бросил взгляд на кузена: тот крепко спал и во сне шевелил губами, но вдруг он испуганно вскрикнул и рывком сел, выпучив глаза.
– Что с тобой? – озабоченно спросил Даскин. Грегори оторопело огляделся по сторонам, сообразил, где находится, вздохнул и протер глаза.
– Просто дурной сон.
– Да кому бы здесь не снились кошмары? Ни мебели, ни людей, лампы еле светят – ни дать ни взять гигантский мавзолей.
– Дом пока не приспособлен для жилья, – заключил Грегори. – Он еще недостроен. Но я тоже думал, что мы здесь встретим не одного анархиста.
– Это просто воплощенное безумие, а не дом, – проворчал Даскин. – Комнаты невесть какой формы, коридоры, ведущие в никуда, низкие потолки, ходить под которыми можно только пригнувшись. Я-то думал, тут все будет по науке. Если анархисты стремятся насадить Порядок, то почему здесь все так хаотично?
– Может быть, они учатся в процессе работы, – пожал плечами Грегори. – Представь себе, что компания интеллектуалов собралась и поставила себе цель изменить Вселенную, перекроить физические законы природы. Мысль, спору нет, дурацкая, но смелая. Краеугольный Камень является для них средством для достижения цели, но они должны найти и метод, а поиски метода сопряжены с проведением экспериментов. Трансформация жителей Муммут Кетровиана – первый, пробный шаг. Наверняка это меньшее из того, чего стремятся добиться анархисты. Точно так же с этой частью дома. Для того чтобы создать совершенный мир, приходится идти путем проб и ошибок. А вот в способности видоизменять части Эвенмера они преуспели гораздо больше.
– И уж тем более – в способности прятаться от нас, – вздохнул Даскин и устремил взгляд вверх, к черным стропилам. – Послушать тебя, так они просто герои.
Грегори усмехнулся:
– Просто стараюсь быть объективным. Как ты можешь узнать, каково твое мнение по тому или иному вопросу, если не услышишь мнения своего противника?
– Не знаю, – покачал головой Даскин. – Но думаю, нам пора трогаться. Этот дом настолько велик, что мы тут еще несколько недель можем проплутать. – Он встал и зажег фонарь.
Пройдя под высоченным куполом, друзья вышли в унылый коридор, который незамедлительно разделился на три отдельных прохода. Через каждый дюйм на стенах висели резные маски. Свет фонаря выхватывал из мрака узкие прорези глазниц, из которых торчали зловещие шипы. На полу плясали тени, подобные то свернувшимся в клубок гадюкам, то ощетинившимся гвоздями крестам, то страшным ликам ведьм, то пастям морских змей. Воздух был холодным, но затхлым, что было неестественно, как, впрочем, и все в этом доме. Половицы, стены, дверные ручки – все выглядело нематериальным, неживым. Даскин не находил слов для описания того, что окружало его, – разве что мог назвать все это чужеродным. Дом угнетающе действовал на него, он безнадежно устал, утратил способность думать о главной задаче своего пребывания здесь и очень тревожился о брате. Прав ли был Грегори? Неужели в деяниях анархистов и правда есть рациональное зерно? Неужели они с Картером – лишь часть старого порядка и безнадежно отставшие от жизни лидеры отмирающего союза? Даскин вдруг понял, что совершенно ничего не знает о доктрине анархистов.
Еще восемь часов Даскин и Грегори брели среди хитросплетений безумной архитектуры, пересекали по хрупким мостикам бездонные пропасти, открывали двери, за которыми оказывались глухие кирпичные стены, сворачивали за углы и упирались в тупики, украшенные резьбой в виде страшных оскаленных морд. В конце концов оба путника измучились и изнемогли. У обоих разболелись глаза от необходимости непрерывно вглядываться в темноту. Кое-как перекусив скудными припасами, они расстелили одеяла на голом полу. Даскину снилось, будто он таскает землю столовой ложкой, пересыпая ее из одной ямы в другую. Когда наконец Грегори разбудил его шесть часов спустя, он обрадованно потянулся и пробормотал:
– Ненавижу темноту.
Друзья снова тронулись в путь и через пять часов миновали двустворчатую дверь, за которой их ждал забранный дубовыми панелями коридор с темно-зеленой ковровой дорожкой. У входа стояло палисандровое бюро. В канделябрах горели газовые светильники, на одной из стен висел щит, на котором был выгравирован девиз: «Mundus Vult Decipi» – «Мир хочет быть обманутым» (лат.). Чуть дальше на стене висел гобелен с изображением большой толпы людей в шляпах с высокими тульями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41