Грегори, сжав кулаки, шагнул к своему предводителю. Казалось, в следующее мгновение он ударит Человека в Черном.
– Я требую объяснения!
Даскин ждал такого момента. Грегори оказался между ним и пистолетами анархистов. Помог опыт, накопленный во время охоты на гнолингов. Как только Грегори шагнул к Человеку в Черном, Даскин выхватил из внутреннего кармана пальто нож, обхватил другой рукой Грегори и прижал лезвие ножа к его горлу.
– Назад! – вскричал Даскин, когда к нему метнулись анархисты. – Я любил его, как брата, но убью его ради блага Эвенмера!
– Брось нож! – приказал Верховный Анархист, однако своим подручным, взмахнув рукой, велел отойти подальше. – Тебе все равно не убежать отсюда.
При обычных обстоятельствах Даскин ни за что бы не смог так легко захватить Грегори в плен. Ему помогло замешательство кузена, вызванное разговором с Человеком в Черном. Даскин, не отпуская Грегори, стал, пятясь, отходить по коридору. Человек в Черном и двое охранников застыли в дверях. Дойдя до угла, Даскин отпустил Грегори и со всех ног бросился к следующему повороту. Позади он слышал топот ног и выстрелы.
– Нет! – прокричал Грегори ему вслед.
Прямо над головой Даскина в потолок со свистом вонзилась пуля. Только он успел свернуть за угол, как еще несколько пуль ударилось о стену.
Даскин бежал, то и дело поворачивая, и вскоре заблудился в бесконечных коридорах. В конце концов, тяжело дыша, весь мокрый от пота, он остановился.
«Спасибо тебе, братец, – с горечью думал он. – Ты снова спас мне жизнь. Но когда мы с тобой снова встретимся, я тебя не пощажу».
Однако гнев его вскоре утих и сменился тоской. Подумать только! Грегори – весельчак, повеса и отважный малый еще во времена их совместной учебы в колледже то и дело препарировал анархическую философию, все сводя к диспутам и светским беседам, а на самом деле, как выяснилось теперь, уже тогда пытался переманить его на свою сторону!
Нужно было разыскать Лизбет, которая, как теперь знал Даскин, была ключом от этого жуткого дома. Он не знал, куда идти, чтобы найти ее, но Лизбет явно была где-то неподалеку. Ведь она писала ему о том, что выращивает тернии в своем саду. Если стебли этих колючек тянулись оттуда, значит, до сада можно добраться, следуя вдоль них.
Даскин торопливо пошел вдоль стены, поросшей терниями. Мысли его метались. Он думал о Грегори, о Беллгроуве, о своих дядях, о прадеде, обо всех анархистах. Именно Грегори настоял на том, чтобы Даскин посещал лекции Беллгроува. Чем еще в его жизни манипулировал Грегори? Они были так близки и до, и после совместной учебы – охотились на гнолингов, занимались спортом, и оба были, казалось, самыми обычными повесами, баловнями жизни. Да, Даскина в отличие от Грегори никогда не интересовала политика, а вот Грегори всегда держался начеку и в любой момент был готов предложить ему то, что предложил теперь.
Даскин остановился. Предательство Грегори ранило его в самое сердце. Да уж, теперь им никогда вместе не охотиться на гнолингов…
Что же до анархической доктрины… Действительно, общество должно совершенствоваться, но если Верховный Анархист решил сотворить мир, лишенный эгоистических устремлений, из мечтаний эгоистичных людей, то разве может быть сумма больше своих слагаемых? Утрата свободы воли не стоит ничьей боли, ничьей смерти, и подтверждение тому – жуткие создания на равнине. Однако несмотря на уверенные речи анархиста, и с самим домом, и с Человеком в Черном что-то было не так, иначе он никогда не додумался бы до того, чтобы подвергать трансформации собственных соратников.
Даскин ускорил шаг. Он должен был как можно скорее разыскать Лизбет и помешать этим идеалистам уничтожить мир.

ЧАСОВАЯ БАШНЯ

Картер слабел с каждым часом. Последний раз он пил два дня назад. Губы растрескались и саднили, было трудно думать о чем-либо, а кругом была лишь темнота да красноватое пламя единственного газового рожка. Отчаяние охватывало его все сильнее, он страшился того, что Бог забыл его, и боялся неудачи, полного провала своей миссии. Чаще всего он думал о Саре. Если он умрет здесь, узнает ли она об этом? Почувствует ли ее нежное сердце, что его уже нет среди живых? Картер думал не только об этом. Он боялся за Сару. Ему казалось, что ей грозит опасность. Правда, эти мысли он старался отбрасывать и приписывал их бреду на почве страшной жажды. Картер брел по подземному лабиринту к тому месту, где не так давно отыскал заколоченную дверь. Силы покинули его. Он упал на колени и стал молиться. Ему казалось, что он больше не в состоянии идти дальше. Рассудок его затуманился. Какое-то время он проспал, стоя на коленях, и ему приснилось, будто он странствует по пустыне. Ветер шуршал жухлой листвой высохших растений. Он шел и шел, один-одинешенек, в поисках неведомо чего, и наконец остановился передохнуть у высокой скалы, на которой было высечено изображение херувима и руны. Он понял, зачем пересек пустыню: как древние пророки, он странствовал в поисках мудрости и просвещения.
Очнувшись, Картер легко встал и выпрямился, и всю его усталость словно рукой сняло. Да, он по-прежнему находился в подземном плену, но впервые за все время с того дня, как узнал о Краеугольном Камне, ощутил себя свободным. С неожиданной ясностью он осознал, что до сих пор у него не было ни веры, ни надежды в успех его миссии, что он был скован противоборствующими силами, придавлен гнетом ответственности, чувствовал себя побежденным, не успев вступить в борьбу. Он пока не совершил ровным счетом ничего и потому не имел права расслабляться.
Впервые за много дней он рассмеялся, пусть даже его смех, вырвавшись из пересохшего горла, был подобен хриплому кашлю.
– Каким же… я был… глупцом! – проговорил Картер, смакуя каждое слово, понимая, что это – чистая правда. Невзирая на свое бедственное положение, несмотря на то что некая часть его разума предостерегала его, твердила, что все это – лишь фантазии, вызванные голодом и жаждой, он был счастлив – счастлив здесь, в кромешном мраке, счастлив оттого, что жив, что может бороться с безнадежностью, может сразиться с анархистами, употребив на это все свои силы, и не важно, что ожидает его в итоге – победа или поражение.
И в это странное мгновение собственного триумфа Картер вдруг ощутил едва заметное прикосновение Слова Власти. Видимо, даже теперь он служил ослабевшим проводником могущества Слов.
Не смея поверить в происшедшее, Картер расправил плечи и пошел по коридору дальше. Свернув за угол, он обреченно вздохнул – тусклый свет газового рожка не проникал сюда. Решив, что в полной темноте ему будет легче сосредоточиться, он опустился на пол, развел руки в стороны и стал напряженно думать о Слове Тайных Путей. Он отбросил сомнения и сосредоточился изо всех сил. Он думал о том, как впервые увидел Слово в Книге Забытых Вещей, вспоминал, как буквы, слагавшие Слово, пылали, словно раскаленная медь, как прибегал он к помощи этого Слова в Эвенмере. Закрыв глаза, он искал Слово, и ему казалось, что он отчаянно всматривается в горизонт над бескрайней черной равниной, но видит только мрак – пустой, как в бесчисленных залах Обманного Дома. Отчаяние овевало его лицо крылышками невидимых ночных мотыльков. Сосредоточиться было так трудно! Мысли разбегались, Картер начинал думать о Саре, о Доме, об отце – о чем угодно, только не о Слове. Он тряхнул головой, отрешился от посторонних мыслей и попытался сосредоточиться вновь.
Миновало несколько мгновений, и неожиданно среди непроглядной тьмы Картер увидел крошечную оранжевую светящуюся точку. Затаив дыхание, он стал ждать, и точка начала разрастаться, приближаться… Не было и в помине той вспышки в сознании, которой сопровождался приход Слов Власти в былые времена. Сейчас Картер видел зыбкий мерцающий огонек вдалеке. И все же он был способен различить очертания букв и ощутить – пусть слабо – заложенное в них могущество. Попробуй он вызвать Слово, Дарующее Силу, или Слово, Закрывающее Двери, этого было бы недостаточно, но для Слова Тайных Путей должно было хватить и этого робкого свечения. Он призывал Слово всей силой разума и вот наконец ощутил его тепло и заботу, его энергию – не сотворенную, но творящую. Не он создавал свечение букв, они светились сами.
Картер прошептал Слово. Ничего особенного не произошло – не сотряслись стены, не грянул гром – лишь едва слышный шелест послышался в коридоре. Картер не понял, улыбнулась ли ему удача. Вглядываясь вдаль, он не видел привычного голубоватого прямоугольника.
Он вынул из кармана осколок Краеугольного Камня. Осколок пульсировал и тянул Картера за собой. Он непременно должен был вывести его к Камню, только бы удалось выбраться из подземелья. В сознании Картера возникла мысль, которая сразу придала ему сил. Теперь он точно знал, что Краеугольный Камень противится воле анархистов, их попыткам переделать Дом – противится, словно живое существо.
Не задумываясь об этом парадоксе и решив принять его как данность, Картер мрачно усмехнулся, убрал осколок в карман и, тронувшись вперед, стал считать шаги. До ближайшей двери было двенадцать шагов, она выводила в пустую комнату, а до следующей надо было пройти двадцать семь шагов. Коридор тянулся и тянулся. Картер продвигался вперед и в конце концов добрался до анфилады комнат, где уже не раз бродил часами. На этот раз он повернул вправо и не стал отступать даже тогда, когда на его пути возникли заросли терний. Именно здесь он еще не проходил ни разу. Увы, впереди тянулись и тянулись колючие стебли. Картер отступил и вышел в другую дверь.
Он снова пошел, держась правой стены, и вдруг… у Картера перехватило дыхание. Он увидел вдалеке синеватое сияние. Придерживаясь рукой за стену, он поспешил вперед. Свечение было настолько слабым, что Картер готов был счесть его обманом зрения, но нет: впереди действительно светился, мерцая, синеватый прямоугольник. Картер ощупал стену и нашел квадратный выступ возле плинтуса. С еле слышным щелчком вверх подпрыгнула панель. Протянув руку в образовавшееся отверстие, Картер нащупал ступеньку узкой лестницы.
Он торопливо выбрался в проем, сделал шаг и тут же пребольно ударился лбом о потолок. Застонав, он упал на колени и сжал ладонями голову. Когда боль отступила, Картер потрогал лоб. Крови не было, но на лбу набухла шишка. Картер покачал головой. Только этого не хватало: выбраться наконец из подземелья и чуть было не погибнуть от собственной неуклюжести.
Он отполз назад, поднял руку, нащупал потолок, оказавшийся, естественно, низким, и, пригнувшись, начал подъем по винтовой лестнице. Ступеньки были расположены как попало – невозможно было угадать, где будет следующая. Воздух был неподвижным и затхлым. Картер вдохнул поглубже, собрался с духом и тронулся дальше – осторожно, ступень за ступенью, в кромешной тьме. Страхи не отпускали его. Он, словно маленький мальчик, боялся, что в любое мгновение кто-то страшный его схватит. Наверняка такие страхи мучили бы каждого, кто так долго пробыл без света.
Картер остановился, крепко сжал перила и призвал на помощь все мужество, на какое только был способен. Почему-то вдруг перед его мысленным взором возникло решительное лицо отца. Таким его лицо было в тот день, когда он взломал дверь Комнаты Ужасов и вызволил оттуда маленького Картера. Особенно ясно Картер видел отцовские глаза. Воспоминания придали ему сил. Он тронулся дальше.
Одолев сотню ступенек – почему-то он старательно их считал, – он увидел впереди, в немыслимой вышине, тусклый свет. Чем ближе подбирался Картер к свету, тем яснее мог рассмотреть лестницу. Оказалось, что она ведет вверх вовсе не витками спирали, а изгибается под самыми причудливыми углами, то поднимаясь, то уводя в сторону. Опорные столбики из темного дуба представляли собой правильные кубы.
Картер добрался до площадки, где неровным пламенем горел газовый светильник, отбрасывая на стену остроконечные тени. Не обнаружив выхода, он тронулся дальше. Он взбирался все выше и выше, миновал семь площадок и наконец с восьмой выбрался на другой этаж. Отполированные до блеска половицы сверкали в лучах единственной желтой лампы. Лампа висела низко и не освещала потолок. Там сгустилась тьма. Медленное эхо шагов Картера оглашало огромный зал. Он наклонился, провел рукой по полу и, к собственному изумлению, обнаружил порванную перчатку, потом – ношеную шляпу и лежащий на боку фонарь всего в нескольких футах от лестницы. Картер поднял фонарь, покачал. Оказалось, что масло в нем есть. Он вернулся к газовому рожку, зажег фонарь, подняв его повыше, разглядел на полу рядом с перчаткой и шляпой пятно запекшейся крови. Впереди, в нескольких футах от этого места на полу валялся сломанный меч. Картер вынул из кобуры пистолет и еще выше поднял фонарь.
Он стоял в длинном зале, и свет фонаря не достигал дальней стены. Те же стены, что были видны ему, влажно поблескивали, под потолком сгустился мрак. Следуя вдоль одной стены, Картер вдруг услышал впереди медленное тиканье, настолько звучное, что от него подрагивали половицы. Слушая этот тревожный звук, трудно думать о чем-либо, помимо него. Казалось, с каждым ударом время останавливается. Картер несколько минут привыкал к тиканью, чтобы научиться не останавливаться в промежутках между ударами. Приближаясь к источнику звука, он заметил в вышине тусклый свет и постепенно разглядел циферблат курантов, колоссальные размеры которого потрясали тем сильнее, что он располагался на стене под потолком зала.
Приблизившись к основанию циферблата, Картер поднял фонарь над головой. Перед ним предстала выкованная из стали конструкция немыслимой высоты. Сначала свет фонаря слепил Картеру глаза, и он не мог ясно разглядеть циферблат, но постепенно рассмотрел его более или менее четко. Циферблат оказался квадратным, тускло подсвеченным. Стрелка – всего одна, и цифра тоже одна-единственная – ноль, на том месте, где полагалось бы стоять цифре «двенадцать». Стрелка плавно скользила по циферблату, довольно быстро обегая его. И при каждом ее полном обороте раздавался щелчок. Безмолвный ужас сковал Картера по рукам и ногам. Он понял, что стоит перед анархическим вариантом Часовой Башни. Внизу чернел арочный проем, в нем виднелась лестница, взбираясь по которой можно было добраться до механизма часов. Картер шагнул под арку, задрал голову, посмотрел вверх и неожиданно увидел высоко-высоко огонек фонаря. Он поспешно задул собственный фонарь, отошел от лестницы и стал ждать. Вскоре он увидел, что по лестнице спускается одинокий путник. Когда стало слышно, как от тяжелой поступи звенят ступени металлической лестницы, Картер предпочел ретироваться за арку.
Довольно скоро незнакомец вышел из арки. Тусклый свет фонаря осветил его фигуру. Стало ясно, что перед Картером – один из новоявленных мутантов. В руке он сжимал длинный прямоугольный ключ, на груди его красовалась вышивка – точная копия квадратного циферблата. Картера охватил ужас, и он понял: это – некто вроде механического Еноха. Изгибающиеся зигзагами волосы ниспадали на плечи «Часовщика» – пародия на тугие завитки волос старого еврея. Топорные, геометрически правильные черты – лица неуловимо напоминали черты лица Еноха. Картер поежился и, пятясь, отошел дальше, за колонну. Он мог бы выстрелить, но даже в пародию на старого друга не решался разрядить пистолет – рука не поднималась. Картер сжал было рукоятку Меча-Молнии, но наблюдая за тем, как неуклюже переставляет ноги псевдо-Енох, проникся к несчастному существу жалостью.
Глядя прямо перед собой, «Часовщик» удалялся вдоль стены зала и вскоре скрылся в темноте.
– Ужасно, – проговорил Картер и снова зажег фонарь.
– Ессстессственно, ужасссно, – прошипел кто-то у него за спиной.
Картер резко обернулся и, не раздумывая, выстрелил в темный силуэт на срамом краю круга света. Выстрел не возымел ровным счетом никакого действия. Картер, пятясь, отступил под арку, крепко сжимая рукоять Меча-Молнии.
Луч света упал на чудовище высотой пятнадцать футов, шагавшее на задних лапах. Туловище его имело форму прямоугольного треугольника и было снабжено всевозможными шкалами, рычажками, пружинами и клапанами. В самой середине груди жуткого создания покачивался маятник – точно в такт с тиканьем часов на стене. Треугольная голова заканчивалась плоским хоботом, на самом кончике которого имелось коробчатое утолщение. В удлиненных глазницах не было видно ни радужки, ни зрачков, в открытой пасти торчали ровные квадраты зубов с заостренными краями. Из отверстия на макушке со свистом валил пар. Хвост странного создания представлял собой утолщенную стрелу. Когти на передних лапах были короткие, в форме равнобедренных треугольников, а ступни – прямоугольные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41