Его убили! Убили!Да будут прокляты их головы и головы их детей, да будут прокляты лона матерей, породившие их, прокляты их собаки и тот, кто отдал им такой приказ. Они подняли руку на Листа, и руки эти будут у них отрублены. Они видели его смерть, значит, у них будут вырваны глаза. Они что-то кричали ему, значит, он вырвет им языки! Проклятые!Уже спускаясь с горы к тому месту, к той земле, по которой стекла кровь Ольгомара, он знал, что должен отомстить. Вражда. Кровь за кровь. Жизнь за жизнь. А чтобы окупить смерть Листа, понадобится много жизней. Много.Двадцать лет он не вступал в борьбу с человеком. Утратил уже юношескую живость, быстроту и силу. Но держалась в нем мощь Гая, велевшая забыть про данную бану клятву, ибо верность Деревьям во сто крат важнее.Он подошел к телу Ольгомара. Брат лежал, широко раскрыв глаза, волосы слиплись от крови, курточка разодрана и влажна, кровавые рубцы пересекли грудь и живот.Какое значение имеют клятва и чистота, какое имеют значение слова ворожбы, гнев Пенге Афры? Теряет значение все!Только кровь. Кровь за кровь.Дорон наклонился над вторым телом. Несколько секунд глядел на застывшее лицо умершего, потом начал обыскивать его одежду. Не нашел ничего, никакого знака, амулета, записки, даже оружия; по-видимому, сбежавшие убийцы его забрали. Ничего, что могло бы сказать, кем были нападавшие. Но кем они могли быть? Наверняка не обычными разбойниками, каких множество скрывается в лесах. Слишком уж хорошо они подготовились к нападению. Но кто мог желать смерти избранника Священного Гая? Кто?Палица лежала в трех шагах от тела брата. Дорон наклонился, протянул руку.Листик с Ольгомаровой карогги ссохся, свернулся, легонько задрожал и оторвался от палицы. Пальцы Дорона нащупали внутри него твердость, какую-то узловатость. Он осторожно развернул лист — так, чтобы не искрошить его. Странно. Он знал все деревья, отличал их листья, семена, побеги. Он мог понять имя дерева, прикасаясь к коре, вслушиваясь в пение тронутых ветром ветвей, вдыхая воздух, напоенный ароматом листвы. Мог бы назвать и описать все деревья, даже те, которые росли в дальних краях. Но это семечко было чужим.Он снова наклонился над кароггой Ольгомара. Неожиданно кожу опалила волна жара. Палица обратилась в прах. Даже он, Лист, не мог взять в руки кароггу, принадлежащую другому Листу.Семечко он положил в висящий на шее мешочек. Когда вставал, услышал долетевший из-за спины шорох кустов. Одним движением схватился за оружие. * * * — Не-е-ет!Он кричал громко, его вой разорвал сон леса, расшевелил спящие деревья, поднял с мест ночных зверей.— Взять его! — бросил Острый, указывая на Магвера. — Замолкни!А Магвер все никак не мог понять, как так случилось, что он, самый лучший друг, оказался преступником. Все молча стояли, ошарашенные услышанным.Магвер отскочил назад, выхватил из-за пояса кинжал.— Острый. — В голосе паренька было больше просьбы, чем приказа, больше покорности, чем ярости, он говорил быстро, при этом тяжело дыша. — Ты ошибся, Острый! Что ты говоришь? Ведь… Как я?.. Острый, я его даже не знал, чего ради это пришло тебе в голову? Острый, почему ты так сказал?Три его товарища уже пришли в себя, схватились за ножи, понемногу приближались к Магверу.Он осторожно пятился, нащупывая ступнями землю.— Вы что?! Ведь вы, о Земля, знаете меня. Вагран, брат, ты знаешь меня, и ты, Позм…— Взять его! — вновь крикнул Острый.Они прыгнули, но Магвер не стал ждать. Развернулся и помчался в лес, вперед… Стволы деревьев выскакивали из тьмы, трава цеплялась за штаны, ветки хлестали по лицу.— Здесь он! Здесь! — крикнул Позм.Магвер свернул вправо. Оскользнулся на склоне, ударился о камень, зашипел от боли.— Я вижу его! — Теперь кричал Вагран.«Земля, Земля, чего они хотят? Я же ничего не сделал. Земля, почему Острый, откуда эти слова, зачем? Земля, почему они так говорят, я не предатель, я же не предатель!»Он метнулся к кустам, покрывающим дно яра. Заполз в них, сжался, обхватил колени руками.«Земля, не позволь им, ведь я ничего плохого не сделал, я служил верой и правдой, ничего не сделал, так почему, почему?!»Хруст ломаемых башмаками прутиков. Кто-то идет. Он все ближе, ближе. Если он увидит Магвера, то кликнет остальных, а они наверняка недалеко, совсем рядом, рядом…«Тише, это должно произойти без шума».Позм, да, это он, это его шаги, и его силуэт маячит в темноте. Белизна его костяного кинжала…Магвер сильнее стиснул пальцами рукоятку своего ножа, присел, опираясь сжатым кулаком о землю.Позм был в двух шагах. Он шел прямо на Магвера.Магвер вскочил. Выбросил руки вперед, толкнул Позма в грудь, ударил кулаком по лицу. Прижал к земле, левой ладонью зажал рот.Позм смотрел на острие, приближающееся к горлу, на лицо Магвера.— Слушай, Позм, это не я, правда, поверь мне, я не предавал никого, ведь мы были вместе столько времени, почему?.. — Магвер отпустил Позма. Встал. Принялся снова объяснять, говорил шепотом, едва слышным в шуме разбуженных человеческим волнением деревьев. — Ну скажи…Позм медленно поднялся, глядя то на лицо Магвера, то на зажатый в его руке нож.— Скажи…— Здесь! — крикнул Позм, отскакивая. — Здесь он!Магвер выпустил нож. Он уже не хотел бежать, не мог. Зачем убегать, о Земля, если слово ничего не значит, а самый близкий друг в одночасье становится врагом, зачем?Он видел, как они подходят, смотрел на опускающуюся палицу, видел мир, который неожиданно сделался темнее, чем самая темная тьма.Но не чувствовал боли. Не чувствовал ничего. * * * Те трое вернулись. Увидели, что Лист один, но в темноте наверняка не распознали его. Значит, вернулись, чтобы убрать свидетеля совершенного ранее убийства. В руках — острые стеклянные шипы, вроде стилетов, отлитых из увегненского стекла.Дорон крикнул. Боевой клич Листа обрушился на них, как рысь, нападающая на кролика, неожиданно и неотвратимо. Дорон уже налетел на первого, острие карогги угодило прямо в глаз бойца. Второй сделал еще шаг вперед, когда черенок карогги достиг его лица, разворотив челюсть. Он упал на колени. Третий уже понял, кто стоит перед ним. Дорон воспользовался его замешательством. Палица пробила ему грудь.Двое еще были живы.Первый стоял на коленях, правой рукой прикрывая залитое кровью лицо, левой опираясь о землю. Дорон повалил его одним пинком.— Кто вас прислал?Боец икнул.Свистнула карогга. Четыре пальца правой руки перестали принадлежать его телу.Боец крикнул.— Кто?Он прижал беспалую руку к груди и ползал по траве, воя от боли.Дорон снова пнул его ногой, прижал ступней к земле.— Ты умрешь. Ты в любом случае умрешь. Но если не скажешь, то Роза Смерти коснется тебя, когда ты уже перестанешь быть мужчиной.Острие карогги опустилось к низу живота раненого.— Говори.Тело бойца сотрясала дрожь, большой палец правой руки спазматически согнулся, четыре раны пульсировали кровью. Широко раскрытые глаза смотрели в небо.— Кто?!— Не-е-е-ет…Дорон нажал кароггу, почувствовал мягкое сопротивление и в тот же момент услышал шепот.— Бан… Бан велел живого… — Кровь хлынула у него изо рта, вымывая выбитые зубы.— Ты сохранил себя в целости, — сказал Дорон, и одним тычком карогги пробил ему сердце. Потом подошел к другому. Тот неподвижно лежал на земле, только его руки судорожно хватали траву. Дорон приложил кароггу к его груди и нажал.Затем пробил ему глаз, вырвал язык и отрезал руки. А потом, глядя на луну, окровавленный, поклялся мстить.Бан должен умереть.Должен. * * * Собралась, пожалуй, вся деревня. Люди толпились, толкались, дети раскрывали рты, женщины усмехались. Разговаривали возбужденными голосами мужчины.У него начали болеть руки, только теперь он почувствовал шершавость веревок, связывающих кисти.Его тошнило, в носу стояла резкая вонь падали, во рту — странный привкус, соленый и сладкий одновременно. Болело все: и шея, по которой ударили палицей, и стертые до крови руки, и ноги, и голова. Он проспал целую ночь и половину дня — сейчас солнце уже спускалось к подножию Горы. Его прикрутили к жерди, как убитую козу, и принесли сюда. О Земля…Он хотел что-то сказать, но язык даже не шевельнулся во рту. Он не мог говорить.Глаза закрылись сами. Да, уснуть, спать, как можно скорее, отдохнуть, наконец отдохнуть. Только что тут делают эти люди? И какое-то странное ощущение, что что-то не так. Не так… Нет!Чувства Магвера вдруг очнулись после долгой дремы.О Земля…Его притащили сюда, на край какой-то деревни. Привязали к стволу дерева, растянули руки и ноги. Созвали людей. Пусть крестьяне посмотрят, как Шепчущий карает предателя. И какая у него сила.Магвер рванулся раз, другой, но веревки не пустили. Он хотел что-то сказать — из горла вырвался не то скрип, не то стон.Он рванулся сильнее. О Земля… Они отняли у него речь, он не может сказать ни слова, защититься, а ведь он ни в чем не виноват!Люди зашевелились. Он повернул голову и увидел своих товарищей, выходящих из-за деревьев. Как всегда, встречаясь с людьми, они накинули на одежду плащи из шершавого серого сукна, такие же платки закрывали им рты и носы, капюшоны опускались на глаза.Никто чужой не распознал бы их. Но Магвер сразу различил знакомые фигуры друзей…Теперь они идут, чтобы убить его.Они остановились около дерева, на котором висел Магвер. Вагран сделал шаг вперед. Люди утихли.— Слушайте! Слушайте! Это мы обучаем вас. Это в нас сила людей древности. Слушайте! Слушайте! — Он указал на Острого.Шепчущий не сдвинулся с места, просто заговорил своим спокойным, но жестким голосом.— Вот выродок! Вот человек, который готов был за крохотную оплату кинуть своих друзей и выдать их в руки бановым палачам. Да будет он проклят!— Проклят! — подхватила толпа.— Заслуживает ли он милосердия? Достоин ли ступать по земле?— Нет. — По толпе пошел гомон.— Какая ему предназначена судьба? Можно ли над ним смилостивиться? Или только одно для него слово: смерть?— Смерть!Магвер снова рванулся, широко раскрыл рот, но из горла вырвался только протяжный стон.— Смотрите, как он извивается и скулит! Как трусит! Но его нытье уже не обманет наших ушей, я отнял у него речь, так же как сейчас мы отнимем у него жизнь.— Жизнь…«О Земля, как можешь ты допустить…»Вагран склонился перед крестом. Опустил глаза так, чтобы не глядеть в лицо Магверу. Но рука твердо держала каменный нож. Острие прошлось по руке осужденного, разрывая одежду, разрезая кожу.Вторым подошел Крогг. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он увидел расширенные от ужаса глаза Магвера.Крогг пометил ему грудь кровавым крестом.Когда за работу взялся Позм, где-то со стороны деревни послышался крик.А потом топот ног, плач детей, причитания женщин. Селяне моментально разбежались. Четверо мужчин в серых накидках помчались к лесу. За ними, растягивая строй, неслась лавина городовых.Городовые миновали Магвера, пробежали, он слышал за спиной крики, вопли, несколько мгновений ему казалось, что Вагран издал предсмертный стон, потом все утихло. Со стороны дороги подходили еще двое солдат. Талисман на шее одного из них говорил о том, что он — десятник. Они остановились перед Магвером, с интересом рассматривая осужденного.— Как тебя зовут? — спросил десятник.Магвер широко раскрыл рот, застонал. Рванул веревки. Боль изрезанной кожи неожиданно вернула ему силы. Стало больно, но одновременно с этой болью сделались ярче краски, звучнее слова, четче изображения людей и предметов. Только язык и горло по-прежнему отказывались повиноваться. Он принялся что-то мычать, крутя головой, чтобы показать, что говорить умеет, но не может.— Здорово над ним поработали! — сказал десятник спутнику. И сплюнул.Солдат подошел к Магверу, концом палки, которую держал в руке, отвел обрывки одежды. Раны были неглубокие, но грудь и живот Магвера стали липкими от крови.— Ты служишь воеводе или армии? — спросил десятник. — А может, просто подрались из-за бабы? — Он внимательно взглянул на Магвера. Тот резко покрутил головой и снова потянул за веревки.— Освободи его, Калль. — Десятник махнул рукой. Солдат вынул из-за пояса нож из закаленного дерева. Встал рядом с Магвером и двумя быстрыми движениями освободил от пут. Магвер сделал два шага к десятнику. Показал пальцем себе на рот, беспомощно раскинул руки.— Они чем-то заткнули тебе рот?Кивок.— Но ты говорить-то сможешь?Минутное колебание. Кивок.— Хорошо, подождем наших и пойдем прямо к воеводе.Кивок, улыбка — широкая настолько, на сколько позволили затвердевшие мышцы.— Уже идут? — спросил десятник после минутного молчания. Боец отошел на три шага, опустился на колени, приложил ухо к земле.— Еще далеко.Он увидел носок приближающегося Магверова башмака. Охнул, кровь потекла между прижатыми к глазам руками. Десятник крикнул, выхватил из-за пояса топорик. Магвер подхватил с земли упущенную палку, выскользнул из-под падающего острия, ударил десятника по кисти, выбил оружие из руки. Локтем двинул его в лицо, уже покачнувшегося ударил в живот. Тихий хруст, когда палка ударила по раскрытой шее. Магвер повернулся, увидел, что другой солдат поднимается и начинает кричать… Удар палки пришелся ему по животу, отбил дыхание. Городовой повалился на землю.Магвер внимательно осмотрелся.Поблизости не было никого, крестьяне давно уже разбежались по домам, преследующие Шепчущего солдаты еще не вернулись, но Магвер не мог терять ни минуты. Все еще сжимая в кулаке черенок палки, он помчался в лес, в сторону, противоположную той, с которой могли подойти городовые. ЧАСТЬ ВТОРАЯКТО ТЫ? 10. ЛИСТ Звезды и луна указывали ему дорогу. Шел он только ночами, а по утрам заползал в какую-нибудь хорошо укрытую дыру и отдыхал. За все это время а с момента бегства прошло два дня — у него только раз во рту было мясо. Нерасторопный, вероятно, больной заяц, которого он схватил вчера вечером и съел сырым. Кормился он исключительно ягодами и высушенными на солнце грибами.Голод становился все нестерпимее, к тому же его донимал холод и непрекращающаяся боль необработанных ран. Он не разбирался в травах, просто обложил раны листьями подорожника. Рана на груди затягивалась быстро, но на руке гноилась и кровоточила. Здесь был нужен знахарь или баба-травница. Несмотря на все неприятности, он все ближе подходил к дому. До своей деревни надеялся добраться еще до рассвета. Если дойдет — может выжить.Городовые приняли его за скрывающегося от людей банова шпиона и забрали бы в Горчем, чтобы передать воеводе. Но Магвер не служил бану, так что очень скоро бы обнаружилось, что он — человек Шепчущего. И его отправили бы на эшафот.Приходилось бежать. Но…Что теперь делать? Остаться дома нельзя, это может навлечь несчастье на головы родителей. Можно пойти на службу к бану — Магвер тут же отогнал эту мысль. Либо укрыться в лесу, жить изгнанником, как Крогг. Но Крогг служил Шепчущему, а ему, Магверу, с вырезанным на груди позорным знаком предательства, нечего было искать друзей.Необходимо уйти куда-нибудь… Далеко. Как далеко? На пять, шесть дней пути или, может, дальше, в степи или к Шершневым поселениям. Мысль о таком походе пугала его, уже десятки поколений никто из его рода, рода друзей и соседей не уходил из родной деревни дальше Реки. Но ему, Магверу, здесь ждать нечего. Разве что — гибели.Под утро лихорадка схватила его еще сильнее, дрожь трепала тело. Холод запросто проникал сквозь разодранную одежду, морозил кожу и кости. Он шел все медленнее и понимал, что этой ночью до дома не дойдет. Но знал также, что завтра, прежде чем луна поднимется над деревьями, он наверняка окажется в селе. * * * Приближался полдень.Дорон спокойно ждал, пока солнце взберется на вершину Горы. Он сидел на сучковатом пеньке шагах, может, в ста от ворот Горчема. Щеки заросли щетиной настолько, что невозможно было увидеть знак Листа. Зато волосы он состриг — череп покрывала короткая, длиной в ноготь поросль. Укрытый старой накидкой, в выгоревших штанах, соломенных лаптях, он не боялся, что кто-нибудь его узнает. Поэтому ждал спокойно.Толпы, еще два дня назад перекатывавшиеся через Дабору, немного поредели, множество людей разбрелось по домам после окончания турнира. Ярмарке оставалось еще жить три дня и, вероятнее всего, завтра-послезавтра в город снова нахлынет масса народу, поскольку на пятницу, последний день ярмарки, бан наметил большое зрелище. В тот день на эшафот взойдет Острый — один из Шепчущих. В тот день палачам отдадут свои тела два прислужника Острого. Тогда же будут приведены в исполнение приговоры другим преступникам. Люди говорили, что когда схватили Острого, бан приказал привести Голубого Родинца — известного палача из Татары.Так говорили люди, при этом сплевывали с неприязнью и отвращением. Потому что хоть зрелище и обещало быть долгим и шикарным, но все-таки на смерть поведут Шепчущего. Одного из тех, кто обучал, нес народу надежду и помощь. Смертного врага Гвардии. О да, все придут смотреть на его мучения, но не для того чтобы радоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27