Какими же твердыми кости, что они не ломались, когда гигантской силы удары падали на ивовые щиты.По их лицам почти ничего нельзя было прочесть. Ни утомления, ни ярости, ни ожесточения… Ког был удивлен. Мало кто из гвардейцев мог бы устоять против него. Здесь, как равный перед равным, стоял обычный человек. Огромный, как медведь, сильный, как зубр, гибкий, как лесной кот. Обычный человек.Они ни минуты не стояли на месте. Наскакивали друг на друга, отступали, все время кружась со скоростью, определяемой ритмом шагов и ударов. Их фигуры то и дело исчезали из глаз Магвера. Однако он увидел самое важное.Ког и Гарлай на мгновение разошлись.Лучник продвинулся вперед. Это заметил один из солдат Белого Когтя, что-то крикнул, указал рукой. Ряды солдат зашевелились.Гарлай прыгнул в сторону.Стрела пробила ему горло, когда он еще был в воздухе. Мертвое тело свалилось на землю. Кровь Одноглазого впиталась в Родительницу.Ужасающие крик и рев поднялись в рядах бунтовщиков. Он, их вождь, выступивший против другого вождя, предательски убит! Месть! Месть!Они ринулись на гвардейцев, словно вода из прорвавшейся плотины. Первым напором оттеснили их так, что Ког едва успел спрятаться между своими. Рубили и били, рвали голыми руками, раненые хватали ноги врагов, зубами впивались в их штаны. Шершни начали отступать, изумленные их силой и беспощадностью.Но с повстанцами не было Гарлая. Руки обычного человека не в состоянии не прекращая работать за пределами сил. Утомление растекалось по телам, распаляя суставы, спазматически стягивая мышцы, не давая засохнуть крови на стертых ладонях.Атака захлебнулась. Шершни снова начали наступать, ломая оборону белых. Гвардейцы шли вперед, гоня перед собой все еще многочисленные, но измученные и напуганные смертью командира отборные повстанческие войска.На левом крыле ольтомарцы и подымная пехота напирали на родовых, на правом храбро стоявшие до тех пор ополченцы, видя отступающий центр, тоже начали пятиться.Тут же после полудня наступила последняя фаза битвы.Вначале отступление повстанцев.Потом бегство, все более сумбурное.Потом избиение. * * * Дорон видел отступающую толпу. Людская масса вползла на холм, стекла с него, растянулась по полю. Часть бунтовщиков разбежалась по сторонам, самые ближние солдаты, бегущие прямо на Дорона, были уже недалеко. Но большинство направлялось к Даборе. Видимо, таков перед боем был приказ Белого Когтя. Ведь в городе можно еще долго сражаться, скрываясь в домах и тесных улочках.Когда Дорон решил, что вокруг крестов и позиции красняков образовалось достаточно сильное замешательство, он вскочил с земли и помчался к холму. * * * Только ряд крестов устоял в людской суматохе. Так же, как течение реки ломается на опорах моста, так же, как его быстрина петляет вокруг скользких бревен быков, так и человечья река именно здесь рвалась и разделялась. Группы мужчин мчались с холма к Даборе. Уже через минуту за спинами беглецов могли появиться воины в желто-черных кафтанах.Дорон бежал к крестам, зная, что мало просто продраться сквозь толпу перепуганных людей. Надо еще освободить Магвера, а потом вместе с ним, наверняка ослабшим и одеревеневшим, убежать от Гвардии.Он бежал, получая толчки и толкая сам, в поднятой тысячами ног пыли, под белым от полуденного солнца небом. Только ряд крестов стоял нетронутым среди толпы… Только ли?Нет! Дорон даже замер от неожиданности. На холме, на деревянном помосте все еще стоял Белый Коготь. Отражающиеся от деревянных когтей лучи солнца прямо-таки резали глаза. Его окружали воины из Красной Сотни. Они уже не пытались сдерживать бегущих солдат, чтобы набрать себе помощников для последней смертельной схватки. Стойкие бойцы, слепо послушные Когтю, они презирали толпу, которую их господин вел в бой. Теперь они ждали, чтобы своей смертью дать этому сброду возможность убежать. А Листу, хоть никто из них его не видел, дать время на то, чтобы отбить Магвера. * * * Первые ряды бегущей к Даборе толпы затормозили. Изогнулись, разорвались.Из пробелов между домами выползла длинная черная змея, ощетинившаяся сотнями остриев.Гвардейцы, телохранители, простые солдаты, холопы, рабы. Бан выбирался из осажденного Горчема и шел на помощь Гвардии.Дорон снова бросился бежать. Он был уже на холме.Тремя прыжками оказался перед крестом Магвера.— Ты жив, парень? * * * Черные птицы кружили над полем боя. Сверху человеческое единоборство должно было выглядеть иначе. Туда не доходил визг убиваемых, радостный рев победителей, беготня преследуемых и преследующих. По-иному видели птичьи глаза этот бой.Остатки повстанческой армии, сгрудившиеся вокруг красняков. Сотни людей, на первый взгляд бесцельно мечущихся, ищущих места, все сильнее теснимых. Птичьи глаза могли бы видеть эту желто-черную шеренгу на фоне буро-грязной земли. С правого фланга знатные вели своих сьени, все сильнее тесня ополченцев. С левого ровная линия ольтомарцев напирала на продолжающие — правда, все слабее — упираться остатки родовых. Бегство в сторону повстанцев отрезали собачары. Линия солдат напирала все сильнее, опоясывала холм, на который взбирались теперь гвардейцы. Никто не верил, что красняки сумеют сдержать Шершней. Тем более что на холме оставалось все меньше бойцов из других сотен. Они видели, к чему идет дело — вот-вот холм будет окружен, а его защитники безжалостно уничтожены. Поэтому они бросали Белого Когтя с такой легкостью, с какой еще недавно присоединились к бунту. В сторону они бежать не могли, оставалось одно направление Дабора.Птицы увидели бы сотни мужчин, бегущих к городу. Некоторые полностью поддались страху. Бросив оружие, сорвав с голов шлемы, они мчались прямо вперед, только бы забиться в какой-нибудь безопасный угол. Другие помнили приказы Белого Когтя. В назначенных местах их ждут новые командиры. После перегруппировки еще долго можно будет защищаться на улочках Даборы. И именно ради того, чтобы дать время беглецам, Белый Коготь пожертвовал своими лучшими людьми.Для птиц сотня была всего лишь красным пятном, таким маленьким по сравнению с окружающей его желто-черной полосой.Все это могли видеть птицы.А потом триста бойцов бана вынырнули из-за домов и встали на границе города. Поток человеческой реки замедлился. Некоторые повстанцы, видя перед собой нового врага, пытались рассеяться по сторонам. Но большинство белых бежали дальше, прямо на линию солдат Пенге Афры. * * * Дорон перерезал удерживающие Магвера веревки. Тело паренька бессильно повалилось на Листа. Он подхватил его, чуть не перевернувшись. А когда укладывал Магвера на землю, почувствовал сильный удар по шее.В тот же момент гвардейцы сшиблись с красняками. Бой шел шагах в тридцати от крестов.Удар был достаточно сильным, чтобы перевернуть Листа. Но не настолько сильным, чтобы лишить его сознания. Тело Магвера ударилось о землю, а Лист покатился следом. Однако тут же поднялся и повернулся к нападавшему. Пораженный, он даже засопел.Перед ним было лицо чудовища.Миг неуверенности мог стоить ему жизни. Сучковатая палка совершила оборот и еще немного — и ударила бы Дорона по черепу. Однако Лист уже пришел в себя, уклонился, скинул покрывающий плечи плащ, схватился за кароггу.То, что он принял за морду болотного существа, было татуированным и раскрашенным лицом человека. Пот размазал рисунок, частично смыл его, превратив черты лица человека в страшную маску. Напротив Дорона стоял один из певцов, сопровождавших обряд жертвоприношения.Дорон краем глаза заметил какое-то движение. Второй кастрат прыгнул к нему, сжимая в руке кремневую шпилю. Дорон ударил, распоров живот нападавшему. Смертельно раненный певец еще мгновение стоял, потом колени у него подломились и он рухнул лицом на землю.Никто из бегающих кругом солдат не обратил внимания на эту стычку: надо было заботиться о себе — первые гвардейцы уже были на середине склона холма. Дорон слышал, как сталкиваются деревянные палицы.Он перекинул безвольное тело Магвера через плечо и направился к Даборе. Не успел сбежать с холма, как Шершни пробились сквозь строй красняков, а Белый Коготь вонзил себе нож в голову. * * * Дольше всех сопротивлялись те, от кого этого ожидали меньше всего ополченцы. На противоположном фланге давно уже сломался строй родовых. В центре пали все красняки, а гвардейцы пересекли линию крестов. Но на правом фланге все еще продолжался бой. Ополченцы не имели перевеса, но и сами не уступали поля боя. Однако они не могли изменить судьбы сражения. Увидев, как колеблются и ломаются отборные повстанческие сотни, как Шершни захватывают холм, как гибнет Белый Коготь, они тоже начали отступать. Сокол и Ольшин больше не рассылали гонцов. Сами бегали вдоль рядов, уже за спинами дерущихся, подставляя себя стрелам и ударам. Выкрикивали приказы, пытались удержать слитность рядов. Но разве могут двое удержать несколько тысяч? Ополченцы отступали медленно, еле удерживали строй, но — отступали. Когда же большая часть гвардейцев, вместо того чтобы броситься в погоню за убегающими родовыми, ударила по ним сбоку, то уже ничто не могло удержать поток. Четыре тысячи человек — а их оставалось именно столько — кинулись бежать, валя на землю и стоящих на пути противников, и своих командиров.Альгхой Сокол, друг Белого Когтя, погиб от топора лесоруба из Вересковых Лесов. Похожего на него как на двойника Ольшина повалила и растоптала мчащаяся в панике толпа. * * * Все это происходило за спиной Дорона. Если б ополченцы сопротивлялись не так долго, если б красняки не преградили путь Шершням, его уже давно нагнали бы враги. Однако он получил от умирающих бойцов ценнейший дар время. Лист бежал с такой быстротой, какую позволял ему обременяющий его груз. Магвер пришел в себя, но кровь все еще почти не поступала в его исстрадавшиеся руки и ступни, он был не в состоянии сделать даже трех шагов. Поэтому Лист плелся, пригнувшись к земле, не имея возможности оглянуться или защищаться. Он не знал, далеко ли Шершни, но чувствовал, что они вот-вот настигнут его. Усталость давала о себе знать, он шел медленнее, его обгоняло все больше беглецов. Дорон знал, что так не может продолжаться долго. Можно было оставить здесь Магвера, рассчитывая на то, что ни один из гвардейцев не захочет проткнуть тело мертвого парнишки. Но знал он и то, что, рассуждая так, обманывает самого себя. Шершни всегда добивали повергнутых на землю противников. Законы военного ремесла требуют убивать как можно больше врагов и запрещают жалеть побежденных. Короче говоря, он мог бы пожертвовать Магвером и ему незачем было винить себя. Он спас паренька, он делал все, что мог, но… не получилось… Такие мысли пронеслись в голове Дорона, пока он шел, задыхаясь, полуослепнув от заливающего глаза пота, измученный болью. Он колебался. Задумываться не было времени, и все же он колебался.— Отпусти, — тихо проговорил Магвер. — Со мной ты не убежишь.По телу Дорона пробежала дрожь. Голос паренька вернул Дорону полную ясность мыслей. Не для того он потратил столько времени на спасение Магвера, чтобы теперь отступать. Это была первая мысль. Этот парень ему нужен. Мысль вторая. И третья — самая главная — вовсе не в том дело. Не в том, что массу времени он посвятил пареньку, который неизвестно на что может пригодиться. Ведь Магвер, хоть он молод и наивен, стал в последнее время не только слугой или полезным инструментом. Теперь это спутник в скитаниях, борьбе, это друг…Дорон вдруг забыл, где он, что делает, что ему угрожает. Мысль, захватившая его сознание, поразила своей ясностью. Этот паренек стал ему близок, нужен, как никто другой. Ольгомар — брат, предательски убитый, за смерть которого надо отомстить и ради этой мести отдать жизнь. Брат, с которым его связала воля Священных Деревьев. А этот, обычный паренек, каких сотни бродят по Даборе во время турнира. Однако именно теперь Дорон почувствовал, что с Магвером его связывает нечто большее, чем общее дело. Дружба.Он забыл о грузе, который тащил, ноги словно стали резвее, ушли колики, успокоилось дыхание. Дорон, все еще наклонившись, прижимая к плечу тело Магвера, бежал, словно обретя новые силы.Шершни гнали к Даборе массу бегущих людей, будто пастухи овец в загон. Сьени справа, ольтомарцы слева — словно овчарки не позволяли отделиться от стада бегущим людям. И на пути этой многотысячной толпы стоял бан с тремя сотнями бойцов. Там ждали семьдесят Шершней и сотня телохранителей. Однако даже такие солдаты не задержат восемь тысяч перепуганных, разгоряченных боем людей. Убегающие повстанцы снесли банов эскорт, как река в весеннее половодье разрушает мосты.На западном краю Даборы возник огонь. Неизвестно, то ли его разжег грабитель, чтобы скрыть грабеж, то ли Шершни, а может, и повстанцы, рассчитывая на то, что пожар даст им время для бегства. Соломенные крыши домов разгорались юркими светлыми языками, и разбуженная алчность огня была беспредельна. Ветер переносил горящие головешки на соседние строения, и за короткое время уже три квартала полыхали огнем. Веющий от реки ветер разносил пожар по всему городу.Дабора пылала. * * * Он споткнулся и упал. Тело Магвера свалилось на землю, парень тихо застонал и замер. Дорон тут же встал, осмотрелся.С холма, словно загонщики, которые гонят на охотника зверей, спускались к Даборе враги. Шершни восстанавливали ряды. Тоши, видимо, опасалась, что возбужденные погоней группки бойцов могут попасть в ловушки. Поэтому, хотя правый фланг уже уперся в реку, а левый охватывал Дабору с запада, фронт армии еще не добрался до границы города. Это дало немного времени беглецам. Кое-где командиры ухитрились собрать вокруг себя немного людей. Как знать, если б не пожар, возможно, в городе удалось бы устроить новую линию обороны. Но наползающий с севера огонь все перемешал. Разделил отдельные отряды повстанцев и начинающих грабить пригороды ольтомарцев. Где-то между столкнувшимися бойцами и огнем находился бан с небольшой группой солдат.Однако стоящий над телом Магвера Дорон этого знать не мог. Он видел приближающихся желто-черных воинов, все еще пробегающих мимо него повстанцев, паренька у своих ног.Надо попытаться сейчас. В этой спешке, в этом страхе, в этом шуме. Необходимо!Он наклонился к Магверу, резким движением сорвал с его бедер повязку. Перевернул на живот, широко раздвинул руки и ноги. Присел у его головы, положил руки на волосы, прижал лицо к земле. Прикрыл глаза. Надо отогнать мысли, чувства, забыть обо всем, что видел сегодня. И он сделает это.«Земля, матерь людей и деревьев. Кость твоя — камень, что из человеческой кости возникает. Тело твое — плодородная земля, порожденная телами деревьев. Ты матерь и людей, и деревьев, а ведь я — Лист, избранник. Помоги мне, Матерь, помоги спасти этого парня, верни ему силы, верни ему зрение и слух, дай мощь рукам его. Он нужен мне, Матерь, для мести, для кровной мести предателю, убийце моего брата. Помоги мне, Матерь, помоги!»Теперь дрожал и Дорон. Жар охватил его тело, на один, кратчайший миг он увидел изумительную картину — мешанину цветов известных и невидимых человеческим глазом, путаницу форм понятных и чуждых, звуков, которых никогда еще не слышал, прикосновение странное и возбуждающее каждый нерв тела. Изображение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Дорон раскрыл глаза, отнял руки от головы Магвера. Замер на мгновение. Его ладони оставили на светлых волосах паренька следы — словно Лист вымазал пальцы в саже или грязи. Нет, волосы Магвера почернели в тех местах, где их касались ладони Листа. Дорон поднял глаза. Шершни были не дальше, чем в шестидесяти шагах. С такого расстояния он мог уже различить рисунки на прикрывающих их лица масках.— Лист! — Магвер смотрел на него осмысленным взглядом.— Быстрее! — Дорон вскочил, потянул Магвера за собой. Они что было сил помчались к домам Даборы, каждое мгновение ожидая, что стрелы с желто-черными перьями пробьют им спины. Но то ли у гвардейских лучников кончились стрелы, то ли их изумил вид убегающего нагого мужчины, то ли они почувствовали, что от них убегает необыкновенный человек — главное, ни одна стрела не полетела в сторону бегущих.Они остановились только между домами.— Неужели ты испугал их своей голой задницей? — выдохнул Дорон, улыбнувшись.— Ты опять спасаешь мне жизнь, Лист, — серьезно начал Магвер, не задумываясь над тем, что был совершенно гол.— Ну-ну, — прервал его Дорон. — Лучше стащи штаны с какого-нибудь трупа.Они двинулись к Горчему. 23. КРОВЬ И КАМЕНЬ Несколько птиц все еще кружило над полем боя. Большинство черных стервятников давно уже пиршествовало на усеянной телами, истоптанной земле. Птичьим глазам бой видится иначе, чем людским.Вначале пространство бурой земли на востоке — это поля, принадлежащие бану, с которых хлеб убрали еще до турнира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27