Одна из них уже прорвалась, и нога оказалась растерта в кровь, так что носок прилип к коже. Тарик осторожно стянул его.
Достав из рюкзака аптечку, он принялся обрабатывать ее раны, нанося на них мазь, чтобы избежать инфекции.
– Ты обо всех заботишься, а о тебе не заботится никто, да? – спросил он, осторожно и нежно обхватив ее маленькую ступню своими большими, теплыми ладонями.
Кэди не хотелось с этим соглашаться, но в том, как он заботливо ухаживал за ее ногами, было нечто настолько доверительно-родное, что она почувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо из встречавшихся ей прежде мужчин. Она спала с Грегори, но никогда не знала его. Она провела очень много времени с Коулом, но никогда не ощущала себя частью его, по крайней мере так, как начинала чувствовать себя рядом с этим человеком. Может, ее сбило с толку то, что Тарик, оказалось, знал все о ее жизни, но ведь и она о нем знала, не так ли?
– Во что ты играл, когда приходил сюда? Ты играл один? – спросила она.
– Всегда, – ответил он и начал бинтовать ее ноги.
– Ты играл в ковбоев? Или ты хотел быть космическим рейнджером?
– Ни тем, ни другим, – ответил он и, взяв в ладони другую ступню, принялся согревать ее в своих ладонях. – Я играл в тысячу и одну ночь. – Он с улыбкой посмотрел на нее. – Когда я был маленьким, я обожал все арабское. Аль-эль-Дин, или, как его называют в наших вестернах, Алладин приводил меня в восторг. Потом я целый год играл, представляя, словно я берберский принц. Я заворачивался в огромную шерстяную накидку и закрывал ею нижнюю половину лица наподобие вуали, наверное, чтобы защититься от песков пустыни.
В устремленных на нее глазах сверкали веселые искорки.
– Мне пришлось от этого отказаться, когда все лицо у меня покрылось сыпью от шерсти.
Кэди посмотрела на него очень серьезно, т – Что ты имел в виду, когда сказал: «На сей раз ты можешь до меня дотянуться»?
– Я не помню. Когда это было? Вот так – так лучше? – спросил он, указывая на ее ноги. – Думаю, сегодня тебе больше нельзя ходить. Выше подниматься не будем. А завтра мне, может быть, придется отнести тебя на руках вниз.
– Этого ты не сделаешь. И что все-таки ты имел в виду?
– Когда?
Она прищурилась, глядя на него.
– Когда говорил, что ты можешь дотянуться до меня? Понятия не имею. Я не помню, чтобы говорил такое.
По его взгляду она поняла, что он говорит правду. Невозможно было притвориться и смотреть так невинно.
– Ты думал обо мне, когда надевал свою черную мантию? – неожиданно для себя и очень серьезно спросила она.
– Откуда ты знаешь, что она была черной? Кэди не ответила, ожидая ответа на свой вопрос.
Он принялся доставать продукты из рюкзака, размышляя над ее вопросом.
– По-моему, я всегда думал о тебе, – тихо ответил он. – Ты стала частью моего детства.
– А ты представлял себе, что едешь верхом на белом коне по пустыне и просишь меня уехать с тобой? – едва слышно спросила она.
– Точно! – ослепительно улыбаясь, согласился он. – Итак, что мы будем есть на обед? У меня есть сухой бефстроганов, сухой цыпленок по-королевски и сухой…
– Это шутка, да? Неужели ты думаешь, что л стану есть какие-то полуфабрикаты… – Она не могла даже перечислить то, что он предложил. Казалось, от одной мысли о такой еде ей стало плохо.
– Есть какие-нибудь предложения?
– Дай-ка мне рюкзак и я посмотрю, что в нем имеется, – сказала она, и он с улыбкой предложил ей проверить содержимое рюкзака.
Тридцать минут спустя Кэди приготовила рисовую запеканку под сыром, а на десерт – хлебный пудинг на порошковом молоке.
– Неплохо, – оценил Тарик, съев три порции и отправляясь мыть тарелки. – Совсем неплохо.
Кэди предпочла рассмеяться, потому что она вдруг поняла, что он, как всегда, хочет поддразнить ее замечаниями о ее стряпне.
Снаружи все еще лил дождь, но внутри маленькой пещеры было уютно и тепло. Когда стемнело, Кэди почувствовала, что начинает нервничать. Что будет дальше? Неужели она должна будет лечь с ним в один спальный мешок?
Она подсознательно чувствовала, что секс с этим мужчиной будет совершенно не таким, как то, что она испытала с другими. Секс с Тариком, или занятия любовью с ним – а с этим мужчиной будет именно так, – изменит ее жизнь полностью.
Но самое ужасное, она будет постоянно желать его, понимая, что он предназначен другой. Он собирался жениться на некой Леони, в голосе которой слышен звон монет и нотки, заложенные пансионом для богатых девиц. Мужчины вроде Тарика Джордана не ведут поварих из Огайо знакомиться со своими мамочками. Особенно с такими мамочками, которые всю жизнь только и занимаются, что сохранением собственной красоты. Что она подумает о Кэди, которая вечно забывает сунуть в сумочку даже губную помаду, не говоря уж об остальных косметических штучках.
– О чем мысли, роящиеся в твоей миленькой головке? – подвешивая над костром ведро с дождевой водой, чтобы вымыть посуду, спросил он.
– О том, что я никогда не приняла бы тебя за человека, способного мыть посуду.
– И за того, кто верит, что ты умеешь врать. О чем ты думала на самом деле?
– О твоей матери. Она обожает твою Леони?
– Они одного поля ягодки. Мама ее для меня и выбрала.
– Ты хочешь сказать, как выбирают сервиз?
– Именно так, – согласился Тарик.
– А твой отец? Он встречался с твоей.., с твоей.., до того как умер? – Она не была уверена, что следует упоминать его отца, потому что мистер Фаулер сказал, что отец Тарика всего шесть месяцев назад погиб в авиационной катастрофе. Не смогла она выговорить и слово «невеста».
Тарик вежливо сделал вид, что не замечал речевых проблем Кэди.
– О да, он назвал меня идиотом. Сказал, что лучше мне жениться на дочери уборщицы, но не на одной из приятельниц матери. Между моими родителями никогда не было любви.
– Почему же они все эти годы сохраняли свой брак?
– Если бы отец с ней развелся, он должен был бы отдать ей часть своего богатства, поэтому он просто менял любовницу за любовницей. А моя мать, насколько я знаю, вообще не занималась сексом с тех пор, как я был зачат, потому что в это время, видишь ли, портился макияж.
Кэди рассмеялась.
– А Леони такая же, как твоя мать?
– Иди сюда, – он уселся на камень и широко расставил ноги. – Нет, не смотри на меня так, словно я собираюсь лишить тебя невинности. Я просто хочу, чтобы ты села здесь, а я буду расчесывать твои волосы. В них столько веточек, что, боюсь, лесничий арестует тебя за кражу национальной собственности.
Кэди с улыбкой уселась на землю между его ногами, и он принялся нежно выпутывать прутики из ее волос, то и дело бросая щепки ей на колени. Она молчала, ощущая его чувственные руки на своей шевелюре. В пещере теперь стало очень тепло благодаря ярко пылающему костру. Она очень устала, но пока еще не хотела ложиться спать, потому что не хотела, чтобы кончался этот день. Никогда.
– Нет больше ко мне вопросов? – тихо спросил он, перебирая пальцами пряди ее волос.
– Нет, – ответила она, – ни одного. – Кэди помолчала. – Но я могла бы послушать. Мне хотелось бы послушать, если ты захочешь мне что-нибудь рассказать.
– Историю моей жизни, может быть? – спросил он, улыбаясь. – Но ведь я только этим все время и занимался, разве нет? Мы неудачно начали, так что я хотел сгладить плохое впечатление.
– Почему? В чем дело? Ты стал таким внимательным ко мне благодаря приписке к завещанию?
Ей вдруг почудилось, что кончики ее волос обрели чувствительность, потому что волна его гнева передалась от его пальцев к ее голове. Но Кэди не собиралась извиняться.
Немного погодя он успокоился и снова взялся расчесывать ее волосы.
– Я очень скрытен, потому что мне не хочется, чтобы меня окружали люди, которым ничего не нужно, кроме моих денег. Моя настоящая жизнь, скрытая ото всех, в моем доме.
– О? В твоей квартире в Нью-Йорке? А в какой из тех, что я видела, ты живешь? При этих словах он усмехнулся.
– Ни в какой. Пластиковая, – глаза его засверкали, – это та, где ты ворвалась в ванную, – для приема гостей, а вторая – это квартира Леони.
– Понятно. Ее квартира в твоем доме.
– Ревнуешь? – В голосе его прозвучала надежда.
Она проигнорировала его вопрос.
– Тогда где же живешь ты?
– В меня есть поместье в Коннектикуте – акры земли и большой дом.
– Как выглядит кухня? Таких усмехнулся.
– Ужасно. Ее нужно полностью перестроить. Но я не йогу найти никого, кто захотел бы этим заняться. Послушай, может, ты что-нибудь знаешь о кухнях и…
– Продолжай. – Кэди заставила его отказаться от саркастического тона. – Расскажи мне о твоем доме и о себе. Ты знал обо мне всегда, но я-то ничего про тебя не знаю.
Когда он заговорил, Кэди вновь убедилась, что они очень похожи. В детстве между ними была, конечно, огромная разница с финансовой точки зрения, но чем больше она слышала о его жизни, тем больше думала, что он такой же, как она сама. Из-за денег их обоих растили чужие люди.
– Ас Леони ты собираешься жить в доме в Коннектикуте? – тихо спросила она, когда он начал заплетать ее волосы в косу.
– В любом случае я буду жить там с нашими детьми. Она может уезжать, куда захочет, мне это не важно.
– Это ужасно! – Кэди повернулась и посмотрела на него. – Детям нужна мать. Только из-за того, что твоя мать всегда отсутствовала, так же как и моя, нельзя считать, что детей так и нужно растить. Им следует… – Она замолчала, заметив, что он смеется над ней. Снова!
– Будь ты проклят! – почти закричала Кэди. – Ты такой же противный, как Коул! Он вечно надо мной смеялся и подшучивал.
– Да? А как Коул разыгрывал тебя? Он чистил гребень, отведя от нее взгляд, просьба его прозвучала совершенно невинно.
Настолько невинно, что Кэди даже не заметила, к чему он клонит.
Она сказала, что не собирается разговаривать о том, что произошло в Ледженде, но в следующее мгновение уже рассказывала ему о том, какой спектакль организовал Коул, чтобы заставить ее выйти за него замуж.
– К тому времени, когда я появилась, он не сомневался, что я смертельно хочу выйти за него. Он даже церковь украсил. Можешь себе представить? Он уморил меня голодом до того, что я вышла за него замуж!
– Похоже, ты сама попросила его взять тебя в жены, никак иначе.
Наклонившись, она помешивала прутиком в костре, но смотрела на Тарика.
– Ты что, на его стороне? Не хочешь ли сказать, что он был прав, поступая со мной таким образом?
– Я только говорю, что понимаю мужчину, готового на что угодно, лишь бы не потерять тебя, – тихо сказал он.
Услышав эти слова, Кэди отвернулась, потому что все здесь – его тон, крохотные размеры пещерки, мерцание огня, сам этот мужчина, которого она знала и в то же время не знала абсолютно, – затрагивало самые глубокие струнки ее души.
– Знаешь, я очень устала, – сказала Кэди и неуверенно посмотрела на него, снова задумавшись над тем, как они разместятся на ночь.
Он даже не двинулся в ее сторону, только отстегнул от днища большого рюкзака один спальный мешок, а изнутри извлек другой. Кэди громко вздохнула с облегчением.
Тарик криво усмехнулся.
– Это вздох облегчения или сожаления?
– Облегчения, – быстро ответила Кэди, но по тому, как он рассмеялся, она поняла, что он ей не поверил, и быстро отвернулась, чтобы он не смог увидеть выражение ее глаз.
Когда она снова посмотрела в его сторону, он уже расстелил два спальника, один с одной стороны от костра, второй – с другой. Однако ей тут же пришлось снова отвернуться, чтобы не позволить себе смотреть, как он стягивает джинсы и рубашку. Оставшись только в белых плавках, он натянул фланелевую рубашку, оставив открытыми сильные, мускулистые ноги, и Кэди больше не могла смотреть ни на что другое.
Что касается ее самой, то Кэди пришлось через силу заставить себя расстегнуть рубашку; сначала она вообще думала, что ляжет одетой. Но когда она посмотрела на Тарика, оказалось, что он уже забрался в спальный мешок, разложенный около входа, и рассматривал теперь потолок, даже не глядя в ее направлении.
Притворяясь, что ее это совершенно не смущает, Кэди разделась до нижнего белья и юркнула в спальный мешок на противоположной стороне пещеры.
Несмотря на то, что их разделяло некоторое расстояние и горящий костер, Кэди ощущала близость Тарика. И это чувство раздражало ее, потому что она знала, что отношения их продлятся недолго.
– Зачем ты спрашиваешь, ревную ли я, и так отзываешься о мужчинах, которые были в моей жизни? – задумчиво проговорила Кэди. – Что для тебя значит моя жизнь? Мы чужие друг другу.
– Ты ведь знаешь, что это не правда! Я чувствую себя так, словно знал тебя всю жизнь, и ты ощущаешь то же самое, разве не так?
– Ничуть. – Кэди постаралась, чтобы ее ответ прозвучал убедительно. – Ты принадлежишь Леони.
– А кому принадлежишь ты, Кэди?
– Я.., я – себе самой, вот кому, – сказала она, и даже для нее самой эти слова прозвучали весьма неубедительно.
Некоторое время он молчал, а когда заговорил, то полностью сменил тему:
– Кухня в моем доме в Коннектикуте – самая старая часть дома, а рядом с ней симпатичный небольшой кабинет, окна которого выходят в окруженный высокой стеной огород, где растут разные овощи и травы. Вдоль южной стены тянутся виноградники," а вдоль дорожек растут абрикосовые деревья. Вот уже много лет никто не заботится о саде, но если потрудиться, его можно вернуть к жизни. В кабинете две стены полностью заняты старинными полками из соснового дерева, на которых можно расставить тысячу или даже больше книг, может быть даже по кулинарии. И, как я уже говорил, кухню никто не переоборудовал, поэтому там сохранилась большая кладовая для продуктов, буфетная дворецкого и еще одна комнатенка с толстыми кирпичными стенами. Мы не знаем, для чего использовалась эта третья комната, но…
– Чулан.
– Что?
– Это чулан, чтобы хранить продукты в холоде. Там под полом есть дренаж?
– Да, конечно, и еще под полом…
– Погреб, – мечтательно протянула Кэди. – Под комнатой проходит ручей, и проточная вода поддерживает низкую температуру.
– Леони хочет сломать стены между вспомогательными помещениями и превратить их в одну большую современную кухню с черной стеклянной мебелью и…
– Нет! – с отвращением воскликнула Кэди. – Ты не можешь так поступить. У этих маленьких комнаток есть свое предназначение и… – Она даже задохнулась. – Это, конечно, не мое дело. – Кэди еще раз вздохнула, чтобы перевести дыхание. – А что она хочет сделать с огородом и садом?
– Установить там личный бассейн-джакузи. Она хочет завезти большие валуны и устроить все так, словно это природный ландшафт.
– Но абрикосовые деревья – тоже природа!
– Деревья придется, конечно, срубить. Леони говорит, что листья забьют трубы фильтрационной системы.
Кэди лежала на спине и смотрела на блики огня, танцующие по потолку пещеры, думая, как это ужасно – разрушать такую красоту.
– Что такое иссоп?
– Трава. Ее используют как вкусовую добавку к жирной рыбе, и из нее делают шартрез. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Кто-то сказал, что она растет в этом огороде, но Леони от нее чихает, и нам пришлось ее всю выдернуть. А как ты?
Она настолько глубоко задумалась о судьбе старого сада и огорода, что не поняла его.
– Я? – удивленно переспросила она.
– Да. Ты из-за чего-нибудь чихаешь?
– Наверняка не от трав, – сквозь зубы процедила Кэди. – Теперь я хочу поспать, – сказала она, потому что не могла больше слышать о планах Леони по разрушению того, что наверняка было красивейшим старинным поместьем.
– Да, конечно, – согласился Тарик, и она услышала, как он повернулся к ней спиной, а минуту спустя вдруг проговорил:
– Кирпичи…
Она не спросила, что он имеет в виду, потому что, кажется, уже знала. Тогда Тарик продолжал:
– Стена, окружающая сад, сложена из старых кирпичей, но Леони ненавидит их, потому что они покрыты зеленым мхом и лишайником. Она хочет разломать стены и поставить нечто современное и изящное. Леони любит современные вещи.
– Как ты, например, – с чувством выпалила она.
– Ты думаешь, я современный?
– Ты живешь в Нью-Йорке, и ты…
– Я работаю в Нью-Йорке. А живу я в Коннектикуте, в доме, построенном двести лет назад.
– И ты… – Она замолчала, потому что не могла придумать, какие у него еще есть недостатки. Кроме того, что он сводил ее с ума. То он смеялся над ней, то спасал ее, то брался мыть тарелки. – Я хочу спать, – повторила она, давая понять, что не желает продолжать разговоры. Даже говоря о таких невинных вещах, как его дом, он, похоже, умудрялся выводить ее из себя. Ну какое ей дело до того, что его жена сделает с их домом и садом? Ее это совершенно не касается, разве не так?
– Да, конечно, хабибби, – тихо сказал он. – Пусть тебе приснятся самые сладкие сны.
– Тебе того же, – сказала она, пытаясь поудобнее устроиться в сбившемся спальном мешке. – Ты Леони так же называешь? – спросила она и в ту же секунду пожалела, но сказанного было не вернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Достав из рюкзака аптечку, он принялся обрабатывать ее раны, нанося на них мазь, чтобы избежать инфекции.
– Ты обо всех заботишься, а о тебе не заботится никто, да? – спросил он, осторожно и нежно обхватив ее маленькую ступню своими большими, теплыми ладонями.
Кэди не хотелось с этим соглашаться, но в том, как он заботливо ухаживал за ее ногами, было нечто настолько доверительно-родное, что она почувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо из встречавшихся ей прежде мужчин. Она спала с Грегори, но никогда не знала его. Она провела очень много времени с Коулом, но никогда не ощущала себя частью его, по крайней мере так, как начинала чувствовать себя рядом с этим человеком. Может, ее сбило с толку то, что Тарик, оказалось, знал все о ее жизни, но ведь и она о нем знала, не так ли?
– Во что ты играл, когда приходил сюда? Ты играл один? – спросила она.
– Всегда, – ответил он и начал бинтовать ее ноги.
– Ты играл в ковбоев? Или ты хотел быть космическим рейнджером?
– Ни тем, ни другим, – ответил он и, взяв в ладони другую ступню, принялся согревать ее в своих ладонях. – Я играл в тысячу и одну ночь. – Он с улыбкой посмотрел на нее. – Когда я был маленьким, я обожал все арабское. Аль-эль-Дин, или, как его называют в наших вестернах, Алладин приводил меня в восторг. Потом я целый год играл, представляя, словно я берберский принц. Я заворачивался в огромную шерстяную накидку и закрывал ею нижнюю половину лица наподобие вуали, наверное, чтобы защититься от песков пустыни.
В устремленных на нее глазах сверкали веселые искорки.
– Мне пришлось от этого отказаться, когда все лицо у меня покрылось сыпью от шерсти.
Кэди посмотрела на него очень серьезно, т – Что ты имел в виду, когда сказал: «На сей раз ты можешь до меня дотянуться»?
– Я не помню. Когда это было? Вот так – так лучше? – спросил он, указывая на ее ноги. – Думаю, сегодня тебе больше нельзя ходить. Выше подниматься не будем. А завтра мне, может быть, придется отнести тебя на руках вниз.
– Этого ты не сделаешь. И что все-таки ты имел в виду?
– Когда?
Она прищурилась, глядя на него.
– Когда говорил, что ты можешь дотянуться до меня? Понятия не имею. Я не помню, чтобы говорил такое.
По его взгляду она поняла, что он говорит правду. Невозможно было притвориться и смотреть так невинно.
– Ты думал обо мне, когда надевал свою черную мантию? – неожиданно для себя и очень серьезно спросила она.
– Откуда ты знаешь, что она была черной? Кэди не ответила, ожидая ответа на свой вопрос.
Он принялся доставать продукты из рюкзака, размышляя над ее вопросом.
– По-моему, я всегда думал о тебе, – тихо ответил он. – Ты стала частью моего детства.
– А ты представлял себе, что едешь верхом на белом коне по пустыне и просишь меня уехать с тобой? – едва слышно спросила она.
– Точно! – ослепительно улыбаясь, согласился он. – Итак, что мы будем есть на обед? У меня есть сухой бефстроганов, сухой цыпленок по-королевски и сухой…
– Это шутка, да? Неужели ты думаешь, что л стану есть какие-то полуфабрикаты… – Она не могла даже перечислить то, что он предложил. Казалось, от одной мысли о такой еде ей стало плохо.
– Есть какие-нибудь предложения?
– Дай-ка мне рюкзак и я посмотрю, что в нем имеется, – сказала она, и он с улыбкой предложил ей проверить содержимое рюкзака.
Тридцать минут спустя Кэди приготовила рисовую запеканку под сыром, а на десерт – хлебный пудинг на порошковом молоке.
– Неплохо, – оценил Тарик, съев три порции и отправляясь мыть тарелки. – Совсем неплохо.
Кэди предпочла рассмеяться, потому что она вдруг поняла, что он, как всегда, хочет поддразнить ее замечаниями о ее стряпне.
Снаружи все еще лил дождь, но внутри маленькой пещеры было уютно и тепло. Когда стемнело, Кэди почувствовала, что начинает нервничать. Что будет дальше? Неужели она должна будет лечь с ним в один спальный мешок?
Она подсознательно чувствовала, что секс с этим мужчиной будет совершенно не таким, как то, что она испытала с другими. Секс с Тариком, или занятия любовью с ним – а с этим мужчиной будет именно так, – изменит ее жизнь полностью.
Но самое ужасное, она будет постоянно желать его, понимая, что он предназначен другой. Он собирался жениться на некой Леони, в голосе которой слышен звон монет и нотки, заложенные пансионом для богатых девиц. Мужчины вроде Тарика Джордана не ведут поварих из Огайо знакомиться со своими мамочками. Особенно с такими мамочками, которые всю жизнь только и занимаются, что сохранением собственной красоты. Что она подумает о Кэди, которая вечно забывает сунуть в сумочку даже губную помаду, не говоря уж об остальных косметических штучках.
– О чем мысли, роящиеся в твоей миленькой головке? – подвешивая над костром ведро с дождевой водой, чтобы вымыть посуду, спросил он.
– О том, что я никогда не приняла бы тебя за человека, способного мыть посуду.
– И за того, кто верит, что ты умеешь врать. О чем ты думала на самом деле?
– О твоей матери. Она обожает твою Леони?
– Они одного поля ягодки. Мама ее для меня и выбрала.
– Ты хочешь сказать, как выбирают сервиз?
– Именно так, – согласился Тарик.
– А твой отец? Он встречался с твоей.., с твоей.., до того как умер? – Она не была уверена, что следует упоминать его отца, потому что мистер Фаулер сказал, что отец Тарика всего шесть месяцев назад погиб в авиационной катастрофе. Не смогла она выговорить и слово «невеста».
Тарик вежливо сделал вид, что не замечал речевых проблем Кэди.
– О да, он назвал меня идиотом. Сказал, что лучше мне жениться на дочери уборщицы, но не на одной из приятельниц матери. Между моими родителями никогда не было любви.
– Почему же они все эти годы сохраняли свой брак?
– Если бы отец с ней развелся, он должен был бы отдать ей часть своего богатства, поэтому он просто менял любовницу за любовницей. А моя мать, насколько я знаю, вообще не занималась сексом с тех пор, как я был зачат, потому что в это время, видишь ли, портился макияж.
Кэди рассмеялась.
– А Леони такая же, как твоя мать?
– Иди сюда, – он уселся на камень и широко расставил ноги. – Нет, не смотри на меня так, словно я собираюсь лишить тебя невинности. Я просто хочу, чтобы ты села здесь, а я буду расчесывать твои волосы. В них столько веточек, что, боюсь, лесничий арестует тебя за кражу национальной собственности.
Кэди с улыбкой уселась на землю между его ногами, и он принялся нежно выпутывать прутики из ее волос, то и дело бросая щепки ей на колени. Она молчала, ощущая его чувственные руки на своей шевелюре. В пещере теперь стало очень тепло благодаря ярко пылающему костру. Она очень устала, но пока еще не хотела ложиться спать, потому что не хотела, чтобы кончался этот день. Никогда.
– Нет больше ко мне вопросов? – тихо спросил он, перебирая пальцами пряди ее волос.
– Нет, – ответила она, – ни одного. – Кэди помолчала. – Но я могла бы послушать. Мне хотелось бы послушать, если ты захочешь мне что-нибудь рассказать.
– Историю моей жизни, может быть? – спросил он, улыбаясь. – Но ведь я только этим все время и занимался, разве нет? Мы неудачно начали, так что я хотел сгладить плохое впечатление.
– Почему? В чем дело? Ты стал таким внимательным ко мне благодаря приписке к завещанию?
Ей вдруг почудилось, что кончики ее волос обрели чувствительность, потому что волна его гнева передалась от его пальцев к ее голове. Но Кэди не собиралась извиняться.
Немного погодя он успокоился и снова взялся расчесывать ее волосы.
– Я очень скрытен, потому что мне не хочется, чтобы меня окружали люди, которым ничего не нужно, кроме моих денег. Моя настоящая жизнь, скрытая ото всех, в моем доме.
– О? В твоей квартире в Нью-Йорке? А в какой из тех, что я видела, ты живешь? При этих словах он усмехнулся.
– Ни в какой. Пластиковая, – глаза его засверкали, – это та, где ты ворвалась в ванную, – для приема гостей, а вторая – это квартира Леони.
– Понятно. Ее квартира в твоем доме.
– Ревнуешь? – В голосе его прозвучала надежда.
Она проигнорировала его вопрос.
– Тогда где же живешь ты?
– В меня есть поместье в Коннектикуте – акры земли и большой дом.
– Как выглядит кухня? Таких усмехнулся.
– Ужасно. Ее нужно полностью перестроить. Но я не йогу найти никого, кто захотел бы этим заняться. Послушай, может, ты что-нибудь знаешь о кухнях и…
– Продолжай. – Кэди заставила его отказаться от саркастического тона. – Расскажи мне о твоем доме и о себе. Ты знал обо мне всегда, но я-то ничего про тебя не знаю.
Когда он заговорил, Кэди вновь убедилась, что они очень похожи. В детстве между ними была, конечно, огромная разница с финансовой точки зрения, но чем больше она слышала о его жизни, тем больше думала, что он такой же, как она сама. Из-за денег их обоих растили чужие люди.
– Ас Леони ты собираешься жить в доме в Коннектикуте? – тихо спросила она, когда он начал заплетать ее волосы в косу.
– В любом случае я буду жить там с нашими детьми. Она может уезжать, куда захочет, мне это не важно.
– Это ужасно! – Кэди повернулась и посмотрела на него. – Детям нужна мать. Только из-за того, что твоя мать всегда отсутствовала, так же как и моя, нельзя считать, что детей так и нужно растить. Им следует… – Она замолчала, заметив, что он смеется над ней. Снова!
– Будь ты проклят! – почти закричала Кэди. – Ты такой же противный, как Коул! Он вечно надо мной смеялся и подшучивал.
– Да? А как Коул разыгрывал тебя? Он чистил гребень, отведя от нее взгляд, просьба его прозвучала совершенно невинно.
Настолько невинно, что Кэди даже не заметила, к чему он клонит.
Она сказала, что не собирается разговаривать о том, что произошло в Ледженде, но в следующее мгновение уже рассказывала ему о том, какой спектакль организовал Коул, чтобы заставить ее выйти за него замуж.
– К тому времени, когда я появилась, он не сомневался, что я смертельно хочу выйти за него. Он даже церковь украсил. Можешь себе представить? Он уморил меня голодом до того, что я вышла за него замуж!
– Похоже, ты сама попросила его взять тебя в жены, никак иначе.
Наклонившись, она помешивала прутиком в костре, но смотрела на Тарика.
– Ты что, на его стороне? Не хочешь ли сказать, что он был прав, поступая со мной таким образом?
– Я только говорю, что понимаю мужчину, готового на что угодно, лишь бы не потерять тебя, – тихо сказал он.
Услышав эти слова, Кэди отвернулась, потому что все здесь – его тон, крохотные размеры пещерки, мерцание огня, сам этот мужчина, которого она знала и в то же время не знала абсолютно, – затрагивало самые глубокие струнки ее души.
– Знаешь, я очень устала, – сказала Кэди и неуверенно посмотрела на него, снова задумавшись над тем, как они разместятся на ночь.
Он даже не двинулся в ее сторону, только отстегнул от днища большого рюкзака один спальный мешок, а изнутри извлек другой. Кэди громко вздохнула с облегчением.
Тарик криво усмехнулся.
– Это вздох облегчения или сожаления?
– Облегчения, – быстро ответила Кэди, но по тому, как он рассмеялся, она поняла, что он ей не поверил, и быстро отвернулась, чтобы он не смог увидеть выражение ее глаз.
Когда она снова посмотрела в его сторону, он уже расстелил два спальника, один с одной стороны от костра, второй – с другой. Однако ей тут же пришлось снова отвернуться, чтобы не позволить себе смотреть, как он стягивает джинсы и рубашку. Оставшись только в белых плавках, он натянул фланелевую рубашку, оставив открытыми сильные, мускулистые ноги, и Кэди больше не могла смотреть ни на что другое.
Что касается ее самой, то Кэди пришлось через силу заставить себя расстегнуть рубашку; сначала она вообще думала, что ляжет одетой. Но когда она посмотрела на Тарика, оказалось, что он уже забрался в спальный мешок, разложенный около входа, и рассматривал теперь потолок, даже не глядя в ее направлении.
Притворяясь, что ее это совершенно не смущает, Кэди разделась до нижнего белья и юркнула в спальный мешок на противоположной стороне пещеры.
Несмотря на то, что их разделяло некоторое расстояние и горящий костер, Кэди ощущала близость Тарика. И это чувство раздражало ее, потому что она знала, что отношения их продлятся недолго.
– Зачем ты спрашиваешь, ревную ли я, и так отзываешься о мужчинах, которые были в моей жизни? – задумчиво проговорила Кэди. – Что для тебя значит моя жизнь? Мы чужие друг другу.
– Ты ведь знаешь, что это не правда! Я чувствую себя так, словно знал тебя всю жизнь, и ты ощущаешь то же самое, разве не так?
– Ничуть. – Кэди постаралась, чтобы ее ответ прозвучал убедительно. – Ты принадлежишь Леони.
– А кому принадлежишь ты, Кэди?
– Я.., я – себе самой, вот кому, – сказала она, и даже для нее самой эти слова прозвучали весьма неубедительно.
Некоторое время он молчал, а когда заговорил, то полностью сменил тему:
– Кухня в моем доме в Коннектикуте – самая старая часть дома, а рядом с ней симпатичный небольшой кабинет, окна которого выходят в окруженный высокой стеной огород, где растут разные овощи и травы. Вдоль южной стены тянутся виноградники," а вдоль дорожек растут абрикосовые деревья. Вот уже много лет никто не заботится о саде, но если потрудиться, его можно вернуть к жизни. В кабинете две стены полностью заняты старинными полками из соснового дерева, на которых можно расставить тысячу или даже больше книг, может быть даже по кулинарии. И, как я уже говорил, кухню никто не переоборудовал, поэтому там сохранилась большая кладовая для продуктов, буфетная дворецкого и еще одна комнатенка с толстыми кирпичными стенами. Мы не знаем, для чего использовалась эта третья комната, но…
– Чулан.
– Что?
– Это чулан, чтобы хранить продукты в холоде. Там под полом есть дренаж?
– Да, конечно, и еще под полом…
– Погреб, – мечтательно протянула Кэди. – Под комнатой проходит ручей, и проточная вода поддерживает низкую температуру.
– Леони хочет сломать стены между вспомогательными помещениями и превратить их в одну большую современную кухню с черной стеклянной мебелью и…
– Нет! – с отвращением воскликнула Кэди. – Ты не можешь так поступить. У этих маленьких комнаток есть свое предназначение и… – Она даже задохнулась. – Это, конечно, не мое дело. – Кэди еще раз вздохнула, чтобы перевести дыхание. – А что она хочет сделать с огородом и садом?
– Установить там личный бассейн-джакузи. Она хочет завезти большие валуны и устроить все так, словно это природный ландшафт.
– Но абрикосовые деревья – тоже природа!
– Деревья придется, конечно, срубить. Леони говорит, что листья забьют трубы фильтрационной системы.
Кэди лежала на спине и смотрела на блики огня, танцующие по потолку пещеры, думая, как это ужасно – разрушать такую красоту.
– Что такое иссоп?
– Трава. Ее используют как вкусовую добавку к жирной рыбе, и из нее делают шартрез. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Кто-то сказал, что она растет в этом огороде, но Леони от нее чихает, и нам пришлось ее всю выдернуть. А как ты?
Она настолько глубоко задумалась о судьбе старого сада и огорода, что не поняла его.
– Я? – удивленно переспросила она.
– Да. Ты из-за чего-нибудь чихаешь?
– Наверняка не от трав, – сквозь зубы процедила Кэди. – Теперь я хочу поспать, – сказала она, потому что не могла больше слышать о планах Леони по разрушению того, что наверняка было красивейшим старинным поместьем.
– Да, конечно, – согласился Тарик, и она услышала, как он повернулся к ней спиной, а минуту спустя вдруг проговорил:
– Кирпичи…
Она не спросила, что он имеет в виду, потому что, кажется, уже знала. Тогда Тарик продолжал:
– Стена, окружающая сад, сложена из старых кирпичей, но Леони ненавидит их, потому что они покрыты зеленым мхом и лишайником. Она хочет разломать стены и поставить нечто современное и изящное. Леони любит современные вещи.
– Как ты, например, – с чувством выпалила она.
– Ты думаешь, я современный?
– Ты живешь в Нью-Йорке, и ты…
– Я работаю в Нью-Йорке. А живу я в Коннектикуте, в доме, построенном двести лет назад.
– И ты… – Она замолчала, потому что не могла придумать, какие у него еще есть недостатки. Кроме того, что он сводил ее с ума. То он смеялся над ней, то спасал ее, то брался мыть тарелки. – Я хочу спать, – повторила она, давая понять, что не желает продолжать разговоры. Даже говоря о таких невинных вещах, как его дом, он, похоже, умудрялся выводить ее из себя. Ну какое ей дело до того, что его жена сделает с их домом и садом? Ее это совершенно не касается, разве не так?
– Да, конечно, хабибби, – тихо сказал он. – Пусть тебе приснятся самые сладкие сны.
– Тебе того же, – сказала она, пытаясь поудобнее устроиться в сбившемся спальном мешке. – Ты Леони так же называешь? – спросила она и в ту же секунду пожалела, но сказанного было не вернуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45