Я не преступница, и он не имеет права держать меня в тюрьме. Я свободный человек, и я…
– Вы суфражистка? – поинтересовалась М-третья.
– Я человек и пользуюсь всеми правами и привилегиями, которые из этого вытекают.
– В Вирджинии – может быть, но не в городе Ледженд. Здесь вы подданная, как и все мы.
– О?! – Кэди удивленно вскинула брови. – Это мы еще посмотрим. Думаю, Коул Джордан имел дело с женщинами, которые не знают того, что знаю я. Вы пятеро поможете мне?
Женщины переглянулись, потом снова повернулись к Кэди.
– Нет, – сказала Марта. – Нам очень жаль, но мы можем очень многое потерять. Наши отцы нас поубивают, если останутся без работы по нашей вине.
– Но мы ведь все сестры, – сказала Кэди, хотя для нее самой это прозвучало весьма глупо. Она не знала этих женщин, так почему же они должны чем-то рисковать ради нее?
– Тогда я сама все сделаю, – заявила Кэди со всей силой присущей ей убежденности. – Я выберусь отсюда, вот увидите.
Пятеро женщин сидели на краешке кровати и смотрели на нее с жалостью. Их лица говорили: скоро она узнает то, что они уже знали.
***
«Два дня, – размышляла Кэди, сжимая кулачки. – Два дня абсолютного безделья!» Еще один такой день, и она, без сомнения, сойдет с ума.
После того как вчера утром пять "М" покинули ее спальню, Кэди переполняло такое праведное негодование, что она была полна решимости найти наскальные рисунки и выбраться из этого времени навсегда. Единственное, чего она хотела, это вернуться в Вирджинию, к Грегори.
Прошло полтора дня попыток сбежать, но ничего не вышло, как и тогда, когда она пыталась найти работу в Ледженде. Следовало отдать Коулу должное: когда он отдавал распоряжение, его выполняли неукоснительно.
Когда пять "М" ушли, Кэди нашла записку от Коула, которую он оставил ей на туалетном столике. В ней говорилось, что он очень сожалеет, что вынужден уехать и не увидит ее дней десять. Он ничего не написал о ее пленении на этот период, он даже не снизошел до того, чтобы объяснить, куда отправился и для чего.
Весь первый день Кэди предпринимала попытки сбежать, но, сказать по совести, куда ей было деваться? К кому бы она ни обращалась, как только Кэди упоминала наскальные рисунки, на нее смотрели с полным непониманием, так что, даже если бы ей удалось украсть коня и ускакать, она понятия не имела, куда направиться.
Кэди пришла в такое отчаяние, что вчера вечером написала письмо бабушке Коула, умоляя ее приехать в Ледженд и помочь ей освободиться.
И вот теперь, в полдень второго дня, Кэди сидела за столом в комнате, которая, по всей вероятности, служила Коулу кабинетом, и задавала себе вопрос: «Почему я?» Почему именно ее выбрали для этого невероятного смешения времен? Во-первых, она совершенно не годилась на роль героини. Она была простой девушкой из Огайо, которая хотела одного – готовить. В ее жизни, да, впрочем, и в жизни Коула, пожалуй, не было такой трагедии, которую следовало бы исправить. Так почему же она здесь?
Около часа в тот же день Кэди решила отказаться от борьбы. Она уже разговаривала, упрашивала и умоляла всех, кого видела на ранчо, но они смотрели на нее, как на сумасшедшую. Как она могла жаловаться, если стала хозяйкой всего вокруг? Кэди действительно должна была признать: Коул владел очень многим. Она никогда не видела такой красивой местности, как та, где стоял его дом, да и от самого дома дух захватывало. В нем было комнат двадцать, и каждая великолепно обставлена – с роскошью и в то же время очень удобно. Именно о таком доме Кэди мечтала всю жизнь, но никогда не знала, как этого достичь.
Настоящей мечтой была ее любимая комната в доме – кухня – с гигантской железной печью, которую топили дровами, невероятных размеров дубовым рабочим столом, четырьмя духовками, встроенными в кирпичную стену, и такой огромной кладовой, что там запросто мог уместиться целый продовольственный магазин. К сожалению, остальные кухонные приспособления состояли из четырех громадных засаленных чугунов и нескольких деревянных ложек.
– Если бы все было по-другому, – бормотала она, сидя в кабинете-библиотеке и что-то рисуя толстым карандашом на листочке бумаги. Думая о прошедших днях, она вспомнила, как готовила в хижине самодельные дрожжи и придумывала, как будет солить, мариновать и варить варенья.
«Кэди такой счастливый ребенок», – вспомнила она вдруг слова, которые тысячу раз слышала от матери Джейн. Ее собственная мать работала на двух работах. Поэтому, когда родители Джейн предложили присмотреть за маленькой Кэди, мать, ни секунды не сомневаясь, приняла это любезное одолжение. Она никогда так и не узнала, что семейство Джейн относилось к Кэди едва ли лучше, чем к бесплатной служанке.
Что там говорил Коул? «Тебе вовсе не нужно быть лучшей девочкой на свете. Тебе не нужно стараться быть самим совершенством. Тебе не нужно ничего делать, чтобы убедиться, что тебя кто-то любит. Я люблю тебя такой, какая ты есть».
«Такой, какая ты есть», – громко повторила она. Если тебя принимают такой, какая ты есть, разве это не свобода? В душе она не сомневалась: Коул говорил правду. Она могла просидеть в этом его великолепном доме следующие восемь дней или восемьдесят лет – неважно, она могла, если пожелает, абсолютно ничего не делать, и он будет совершенно доволен.
Она не знала, как додумалась до этого, но не сомневалась: ей нет необходимости зарабатывать любовь Коула. Не нужно отдраивать ванную комнату, как для матери Джейн, не нужно экономно готовить, как того требовала миссис Норман. Ей не нужно даже молчать и не жаловаться, как приходилось это делать при матери.
– Я могу делать все, что пожелаю, – сказала она, отрывая глаза от стола и рассматривая книжные полки, заполненные огромными фолиантами в кожаных переплетах. – Может, я и не могу покинуть этот дом, но я могу приказать, чтобы мне привезли сюда все, что может предложить Колорадо тысяча восемьсот семьдесят третьего года!
Она остановилась у окна, рассматривая горы и долину, и прошептала:
– Так чем же больше всего на свете мне хочется заняться?
Выглянув из окна, Кэди вспомнила свой любимый фильм «Пир Бабетты». Героиня этого фильма слыла великолепной поварихой, но по каким-то политическим причинам вынуждена была вместе с двумя бедными сестричками прятаться в глухой деревушке. Когда Бабетта получила небольшое наследство, достаточное, чтобы оставить работу, она не позволила себе расслабиться, а потратила все до последнего пенни на продукты и приготовила такое угощение, какого никто никогда в жизни не пробовал.
У Кэди этот фильм был на видеокассете, и она тысячу раз смотрела его. Каждый раз воображение ее разыгрывалось, и она придумывала, что приготовила бы сама, мечтая не думать о деньгах и не стремиться угодить публике.
«Прежде всего я должна составить список того, что имеется, – подумала она. – Я должна проверить, что есть и что можно купить. Может, я не могу поехать в Денвер, но другие могут сделать это за меня. Потом нужно будет выкопать ямы и оборудовать уличные духовки и заняться засолкой овощей. Мне понадобится помощь, чтобы собирать грибы, зеленый салат и травы. И еще мне понадобится…»
Все тщательно продумав, она вернулась к столу и принялась записывать.
– Я приглашу весь город, – громко сказала Кэди. – Три дня они будут есть за счет Коула Джордана. – Она прикусила кончик карандаша.
«Если вы будете это есть, я это приготовлю», – написала она, потом зачеркнула. «Я не стану готовить ничего изысканного или опасного, – написала она. – Никакого черепахового супа, никаких енотов, никаких горных львов. Никаких жуков!»
Схватив листок, она вышла из библиотеки и направилась в кухню. В голове у нее с бешеной скоростью кружился целый рой мыслей, поэтому она шла быстрее и быстрее, и в кухню уже вбежала. Мануэль и его жена Долорес шинковали овощи к ужину.
– Вы знаете, где я могу нанять людей, которые знают эти горы и могли бы собирать для меня грибы? И еще людей, которые могли бы помочь разделывать птицу и чистить рыбу?
Мануэль и его жена уставились друг на друга, потом Мануэль заговорил:
– В нашем поселке Сокорро есть такие люди.
– А сколько человек там живет?
– Тридцать шесть. Кэди улыбнулась.
– Могу я нанять их всех? Мануэль, казалось, потерял дар речи, но тут вмешалась Долорес:
– Для чего? Никто не согласится убивать сеньора Джордана из-за вас.
– Может, Хуан согласится, – безразличным тоном проронил Мануэль.
– Вы этого хотите? – спросила Долорес, недобро глядя на Кэди.
Кэди на мгновение задумалась, взвешивая такую возможность, потом покачала головой.
– Нет, я не хочу убивать Коула, несмотря на то, что он этого заслуживает. Я хочу устроить пир. Такой пир, о котором никто никогда даже не мечтал. Я хочу провести эксперимент. Хочу придумать новые рецепты и, может быть, даже написать книгу по кулинарии. Я хочу приготовить все блюда, которые когда-либо готовились, и узнать, какие они на вкус. Я хочу попробовать запечь рыбу в перце, соли, глине и замоченных листьях. Я хочу мариновать мясо в травах, которые никто раньше не пробовал применять. Я хочу ошибаться и достигать успехов. Я хочу.., я хочу… – Она улыбнулась, глядя на двух стариков, по выражению лица которых ничего нельзя было прочесть. – Я хочу свободы.
Тут она заметила, что Мануэль ничего не понял и снова готов сказать ей, что она не должна покидать ранчо.
– Я хочу тратить деньги Коула Джордана. Много денег. Вы мне поможете?
– С удовольствием, – заулыбался Мануэль.
– Хорошо, тогда пойдемте со мной и давайте все спланируем. Ах да! Нужно кого-нибудь послать за жителями Сокорро. Скажите им, что я каждому плачу десять долларов в час.
При этих словах Мануэль подхватил жену, которая едва не упала в обморок. Кэди не знала наверняка, но была уверена, что в 1873 году средняя зарплата не превышала доллар или что-то около этого в неделю. Так что десять долларов в час было больше, чем они даже могли себе представить.
– А как же дети? – ахнула Долорес, которую все еще поддерживал муж.
– Приводите и их, я буду платить им как дегустаторам. Мне бы очень хотелось написать книгу кулинарных рецептов для детей. Давайте же, не теряйте времени!
В полном замешательстве Мануэль и его жена последовали за Кэди в библиотеку.
Глава 13
Когда Коул въехал в Ледженд, он решил, что за десять дней его отсутствия город превратился в город-призрак. Первой его мыслью было то, что вернулись люди Харвуда и всех убили. Но если бы такое произошло, повсюду видны были бы следы кровопролития. Коул заглянул в окна отеля и никого не заметил. Тогда он подумал, что все ушли вместе с Кэди через скалу. Однако такого не могло случиться, потому что он отдал соответствующие распоряжения, и вряд ли кто-либо отважился ему не подчиниться.
Если это не резня, то, может быть, всех выкосила оспа? Или, может быть…
Он не мог придумать ничего другого, что могло бы произойти одновременно со всеми, но жутковатая пустынность города заставляла его нервничать. Случилось нечто ужасное. Определенно. И все же он не видел никаких следов несчастья: не было сожженных домов, навстречу не попалось ни одного человека с печальным выражением лица.
Перед ним лежал опустевший город, и не было никакой подсказки, что же произошло.
– Есть здесь кто-нибудь? – закричал Коул, но его голос эхом отразился от стен пустых домов и вернулся к нему. Спешившись, Коул привязал коня и вошел в одну из лавок, и здесь его постиг очередной шок. Две трети полок оказались пусты. Одежда по-прежнему спокойно висела на вешалках, как обычно, выстроились в ряд сапоги, но полки в той части, где торговали продуктами, были совершенно пусты! Не осталось ни единой консервной банки. Даже «загадочные» банки, которые когда-то свалились в реку и с них смыло наклейки, в соответствии со своим прозвищем загадочно исчезли! Отсутствовали банки с крекерами и с соленьями, которые прежде громоздились на прилавке.
Коул снова вышел на улицу и пошел дальше. Прачечная оказалась пуста, в креслах у парикмахера не было клиентов, перед складом стоял неразгруженный вагон с серебряной рудой, но лошади были выпряжены и впереди не было возницы.
Чем больше он видел, тем больше начинал волноваться. Коул побежал. В конюшне не было лошадей, пуст был городской пансион. Никого не оказалось ни в конторе местной газеты, ни на телеграфе. Даже в кафе-мороженом было пусто, впрочем, и еды здесь не было тоже. А в льдохранилище позади кафе не оказалось ни молока, ни сливок. Даже лед пропал!
Он пересек Границу Джорданов и побежал в сторону Райской тропы, но обнаружил только, что и церковь, и библиотека пусты, как и все остальное в городе.
– Кэди, – прошептал он, охваченный страхом. Что бы ни случилось с жителями этого города, то же самое должно было произойти с ней! Резко повернувшись, он бросился вниз по улице, возвращаясь за лошадью. Он должен спасти Кэди!
Коул просто ослеп от ужаса, поэтому когда наткнулся на Нэда Уоллеса, то даже его не заметил. От столкновения оба они упали, бочонок с пивом с грохотом сорвался с плеча Нэда, и его содержимое расплескалось по мостовой.
– Посмотри, что ты наделал! – завопил Нэд. – Кэди было необходимо это пиво! Что я Теперь ей скажу? Проклятье! Не думаю, что там осталась хотя бы одна полная бочка.
Коул сильно ударился о коновязь, к тому же за последние дни он получил несколько ран, так что ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. К тому времени, когда сознание Коула прояснилось, Нэд уже вернулся в салун.
Коул распахнул двустворчатые двери, но Нэда нигде не было видно.
– Что за чертовщина здесь происходит? – зарычал Коул.
Ответа он не получил, но в глубине послышался какой-то шум.
В салуне была задняя комната, в которой обычно хранились полные бутылки и бочонки. Сейчас почти все полки оказались пусты. Люк в подпол, о существовании которого Коул даже не подозревал, был откинут, и внизу Коул заметил огонек. Не теряя времени, он спустился по ступенькам и увидел Нэда, который метался между пустыми деревянными бочками и с каждой секундой все больше приходил в отчаяние.
– Это была последняя, – сердито заключил Нэд. – Ну что теперь будет делать Кэди? Сегодня день пасты, и она хотела приготовить соус из пива и сметаны. Как, черт побери, она теперь это сделает?
Нэд прервал свои причитания и уставился на Коула так, словно тот совершил смертный грех.
– Думаю, мне придется ей все объяснить, – недовольно проворчал Нэд и пошел мимо Коула к лестнице.
Коул, пораженный настолько, что не мог пошевелиться, смотрел на лестницу не мигая.
– Что за чертовщина эта «паста»? – Выдохнул он, схватил фонарь, который оставил Нэд, и тоже полез наверх.
Он догнал Нэда на выходе из задней двери салуна.
– Клянусь всеми святыми, Уоллес, если ты не скажешь, что здесь происходит, я…
– Что ты? – со злостью поинтересовался Нэд. – Заставишь меня пропустить день пасты? Сладкий мескит уже готов, и я отвечаю за то, чтобы варить в сахаре фиалки, а Хуан говорит, что я еще должен сегодня следить за тем, как второй раз поднимается тесто для сдобных булочек, и…
Он замолчал, потому что Коул прижал его к стене и приставил к горлу нож.
– Никуда ты не пойдешь. Ты сейчас же сядешь и все мне расскажешь. Ты меня понял? Если хочешь еще когда-нибудь увидеть этого Пасту, делай, что я тебе говорю.
Нэд с недовольством посмотрел на Коула, потом пробормотал что-то про то, что паста вовсе не человек, а Коул, вероятно, не в состоянии отличить слоеное тесто от сдобного, но все-таки вернулся в салун и сел. Вынув из большого кармана часы, он раскрыл их и положил перед собой на стол.
– Десять минут, больше уделить не могу.
– Ты можешь уделить мне столько времени, сколько будет необходимо. Я хочу знать все, что здесь происходит. И для начала скажи мне, куда все делись.
Нэд хотел было подняться.
– А почему бы тебе не пойти к Кэди и не посмотреть самому? Таким образом мы не будем больше терять времени.
Коулу пришлось сосчитать до десяти, чтобы взять себя в руки, прежде чем он смог говорить.
– А «к Кэди» – это куда?
– На ранчо Джорданов, знаешь это… – Нэд замолчал, потому что только что, похоже, осознал, с кем разговаривает. Снова сев, он тяжело вздохнул. – За те дни, что тебя не было, кое-что произошло.
– Я почему-то так и подумал, когда минут двадцать назад въехал в город. Итак, ты расскажешь мне, что именно произошло? – Коул решил, что, если Кэди грозит опасность, лучше знать, какая именно, чтобы спланировать, как ее спасти. С того момента, когда он въехал в город, Коул готовил себя ко всему: природной катастрофе, болезни, резне и даже к тому, что вернулась египетская чума. Однако он оказался совершенно не готов услышать историю, которую поведал ему Нэд Уоллес, сначала напряженно, а потом со все возрастающим удовольствием, наблюдая за тем, как изменялось выражение лица Коула, как расширялись его глаза и как все шире и шире открывался у него рот с каждым новым словом Нэда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Вы суфражистка? – поинтересовалась М-третья.
– Я человек и пользуюсь всеми правами и привилегиями, которые из этого вытекают.
– В Вирджинии – может быть, но не в городе Ледженд. Здесь вы подданная, как и все мы.
– О?! – Кэди удивленно вскинула брови. – Это мы еще посмотрим. Думаю, Коул Джордан имел дело с женщинами, которые не знают того, что знаю я. Вы пятеро поможете мне?
Женщины переглянулись, потом снова повернулись к Кэди.
– Нет, – сказала Марта. – Нам очень жаль, но мы можем очень многое потерять. Наши отцы нас поубивают, если останутся без работы по нашей вине.
– Но мы ведь все сестры, – сказала Кэди, хотя для нее самой это прозвучало весьма глупо. Она не знала этих женщин, так почему же они должны чем-то рисковать ради нее?
– Тогда я сама все сделаю, – заявила Кэди со всей силой присущей ей убежденности. – Я выберусь отсюда, вот увидите.
Пятеро женщин сидели на краешке кровати и смотрели на нее с жалостью. Их лица говорили: скоро она узнает то, что они уже знали.
***
«Два дня, – размышляла Кэди, сжимая кулачки. – Два дня абсолютного безделья!» Еще один такой день, и она, без сомнения, сойдет с ума.
После того как вчера утром пять "М" покинули ее спальню, Кэди переполняло такое праведное негодование, что она была полна решимости найти наскальные рисунки и выбраться из этого времени навсегда. Единственное, чего она хотела, это вернуться в Вирджинию, к Грегори.
Прошло полтора дня попыток сбежать, но ничего не вышло, как и тогда, когда она пыталась найти работу в Ледженде. Следовало отдать Коулу должное: когда он отдавал распоряжение, его выполняли неукоснительно.
Когда пять "М" ушли, Кэди нашла записку от Коула, которую он оставил ей на туалетном столике. В ней говорилось, что он очень сожалеет, что вынужден уехать и не увидит ее дней десять. Он ничего не написал о ее пленении на этот период, он даже не снизошел до того, чтобы объяснить, куда отправился и для чего.
Весь первый день Кэди предпринимала попытки сбежать, но, сказать по совести, куда ей было деваться? К кому бы она ни обращалась, как только Кэди упоминала наскальные рисунки, на нее смотрели с полным непониманием, так что, даже если бы ей удалось украсть коня и ускакать, она понятия не имела, куда направиться.
Кэди пришла в такое отчаяние, что вчера вечером написала письмо бабушке Коула, умоляя ее приехать в Ледженд и помочь ей освободиться.
И вот теперь, в полдень второго дня, Кэди сидела за столом в комнате, которая, по всей вероятности, служила Коулу кабинетом, и задавала себе вопрос: «Почему я?» Почему именно ее выбрали для этого невероятного смешения времен? Во-первых, она совершенно не годилась на роль героини. Она была простой девушкой из Огайо, которая хотела одного – готовить. В ее жизни, да, впрочем, и в жизни Коула, пожалуй, не было такой трагедии, которую следовало бы исправить. Так почему же она здесь?
Около часа в тот же день Кэди решила отказаться от борьбы. Она уже разговаривала, упрашивала и умоляла всех, кого видела на ранчо, но они смотрели на нее, как на сумасшедшую. Как она могла жаловаться, если стала хозяйкой всего вокруг? Кэди действительно должна была признать: Коул владел очень многим. Она никогда не видела такой красивой местности, как та, где стоял его дом, да и от самого дома дух захватывало. В нем было комнат двадцать, и каждая великолепно обставлена – с роскошью и в то же время очень удобно. Именно о таком доме Кэди мечтала всю жизнь, но никогда не знала, как этого достичь.
Настоящей мечтой была ее любимая комната в доме – кухня – с гигантской железной печью, которую топили дровами, невероятных размеров дубовым рабочим столом, четырьмя духовками, встроенными в кирпичную стену, и такой огромной кладовой, что там запросто мог уместиться целый продовольственный магазин. К сожалению, остальные кухонные приспособления состояли из четырех громадных засаленных чугунов и нескольких деревянных ложек.
– Если бы все было по-другому, – бормотала она, сидя в кабинете-библиотеке и что-то рисуя толстым карандашом на листочке бумаги. Думая о прошедших днях, она вспомнила, как готовила в хижине самодельные дрожжи и придумывала, как будет солить, мариновать и варить варенья.
«Кэди такой счастливый ребенок», – вспомнила она вдруг слова, которые тысячу раз слышала от матери Джейн. Ее собственная мать работала на двух работах. Поэтому, когда родители Джейн предложили присмотреть за маленькой Кэди, мать, ни секунды не сомневаясь, приняла это любезное одолжение. Она никогда так и не узнала, что семейство Джейн относилось к Кэди едва ли лучше, чем к бесплатной служанке.
Что там говорил Коул? «Тебе вовсе не нужно быть лучшей девочкой на свете. Тебе не нужно стараться быть самим совершенством. Тебе не нужно ничего делать, чтобы убедиться, что тебя кто-то любит. Я люблю тебя такой, какая ты есть».
«Такой, какая ты есть», – громко повторила она. Если тебя принимают такой, какая ты есть, разве это не свобода? В душе она не сомневалась: Коул говорил правду. Она могла просидеть в этом его великолепном доме следующие восемь дней или восемьдесят лет – неважно, она могла, если пожелает, абсолютно ничего не делать, и он будет совершенно доволен.
Она не знала, как додумалась до этого, но не сомневалась: ей нет необходимости зарабатывать любовь Коула. Не нужно отдраивать ванную комнату, как для матери Джейн, не нужно экономно готовить, как того требовала миссис Норман. Ей не нужно даже молчать и не жаловаться, как приходилось это делать при матери.
– Я могу делать все, что пожелаю, – сказала она, отрывая глаза от стола и рассматривая книжные полки, заполненные огромными фолиантами в кожаных переплетах. – Может, я и не могу покинуть этот дом, но я могу приказать, чтобы мне привезли сюда все, что может предложить Колорадо тысяча восемьсот семьдесят третьего года!
Она остановилась у окна, рассматривая горы и долину, и прошептала:
– Так чем же больше всего на свете мне хочется заняться?
Выглянув из окна, Кэди вспомнила свой любимый фильм «Пир Бабетты». Героиня этого фильма слыла великолепной поварихой, но по каким-то политическим причинам вынуждена была вместе с двумя бедными сестричками прятаться в глухой деревушке. Когда Бабетта получила небольшое наследство, достаточное, чтобы оставить работу, она не позволила себе расслабиться, а потратила все до последнего пенни на продукты и приготовила такое угощение, какого никто никогда в жизни не пробовал.
У Кэди этот фильм был на видеокассете, и она тысячу раз смотрела его. Каждый раз воображение ее разыгрывалось, и она придумывала, что приготовила бы сама, мечтая не думать о деньгах и не стремиться угодить публике.
«Прежде всего я должна составить список того, что имеется, – подумала она. – Я должна проверить, что есть и что можно купить. Может, я не могу поехать в Денвер, но другие могут сделать это за меня. Потом нужно будет выкопать ямы и оборудовать уличные духовки и заняться засолкой овощей. Мне понадобится помощь, чтобы собирать грибы, зеленый салат и травы. И еще мне понадобится…»
Все тщательно продумав, она вернулась к столу и принялась записывать.
– Я приглашу весь город, – громко сказала Кэди. – Три дня они будут есть за счет Коула Джордана. – Она прикусила кончик карандаша.
«Если вы будете это есть, я это приготовлю», – написала она, потом зачеркнула. «Я не стану готовить ничего изысканного или опасного, – написала она. – Никакого черепахового супа, никаких енотов, никаких горных львов. Никаких жуков!»
Схватив листок, она вышла из библиотеки и направилась в кухню. В голове у нее с бешеной скоростью кружился целый рой мыслей, поэтому она шла быстрее и быстрее, и в кухню уже вбежала. Мануэль и его жена Долорес шинковали овощи к ужину.
– Вы знаете, где я могу нанять людей, которые знают эти горы и могли бы собирать для меня грибы? И еще людей, которые могли бы помочь разделывать птицу и чистить рыбу?
Мануэль и его жена уставились друг на друга, потом Мануэль заговорил:
– В нашем поселке Сокорро есть такие люди.
– А сколько человек там живет?
– Тридцать шесть. Кэди улыбнулась.
– Могу я нанять их всех? Мануэль, казалось, потерял дар речи, но тут вмешалась Долорес:
– Для чего? Никто не согласится убивать сеньора Джордана из-за вас.
– Может, Хуан согласится, – безразличным тоном проронил Мануэль.
– Вы этого хотите? – спросила Долорес, недобро глядя на Кэди.
Кэди на мгновение задумалась, взвешивая такую возможность, потом покачала головой.
– Нет, я не хочу убивать Коула, несмотря на то, что он этого заслуживает. Я хочу устроить пир. Такой пир, о котором никто никогда даже не мечтал. Я хочу провести эксперимент. Хочу придумать новые рецепты и, может быть, даже написать книгу по кулинарии. Я хочу приготовить все блюда, которые когда-либо готовились, и узнать, какие они на вкус. Я хочу попробовать запечь рыбу в перце, соли, глине и замоченных листьях. Я хочу мариновать мясо в травах, которые никто раньше не пробовал применять. Я хочу ошибаться и достигать успехов. Я хочу.., я хочу… – Она улыбнулась, глядя на двух стариков, по выражению лица которых ничего нельзя было прочесть. – Я хочу свободы.
Тут она заметила, что Мануэль ничего не понял и снова готов сказать ей, что она не должна покидать ранчо.
– Я хочу тратить деньги Коула Джордана. Много денег. Вы мне поможете?
– С удовольствием, – заулыбался Мануэль.
– Хорошо, тогда пойдемте со мной и давайте все спланируем. Ах да! Нужно кого-нибудь послать за жителями Сокорро. Скажите им, что я каждому плачу десять долларов в час.
При этих словах Мануэль подхватил жену, которая едва не упала в обморок. Кэди не знала наверняка, но была уверена, что в 1873 году средняя зарплата не превышала доллар или что-то около этого в неделю. Так что десять долларов в час было больше, чем они даже могли себе представить.
– А как же дети? – ахнула Долорес, которую все еще поддерживал муж.
– Приводите и их, я буду платить им как дегустаторам. Мне бы очень хотелось написать книгу кулинарных рецептов для детей. Давайте же, не теряйте времени!
В полном замешательстве Мануэль и его жена последовали за Кэди в библиотеку.
Глава 13
Когда Коул въехал в Ледженд, он решил, что за десять дней его отсутствия город превратился в город-призрак. Первой его мыслью было то, что вернулись люди Харвуда и всех убили. Но если бы такое произошло, повсюду видны были бы следы кровопролития. Коул заглянул в окна отеля и никого не заметил. Тогда он подумал, что все ушли вместе с Кэди через скалу. Однако такого не могло случиться, потому что он отдал соответствующие распоряжения, и вряд ли кто-либо отважился ему не подчиниться.
Если это не резня, то, может быть, всех выкосила оспа? Или, может быть…
Он не мог придумать ничего другого, что могло бы произойти одновременно со всеми, но жутковатая пустынность города заставляла его нервничать. Случилось нечто ужасное. Определенно. И все же он не видел никаких следов несчастья: не было сожженных домов, навстречу не попалось ни одного человека с печальным выражением лица.
Перед ним лежал опустевший город, и не было никакой подсказки, что же произошло.
– Есть здесь кто-нибудь? – закричал Коул, но его голос эхом отразился от стен пустых домов и вернулся к нему. Спешившись, Коул привязал коня и вошел в одну из лавок, и здесь его постиг очередной шок. Две трети полок оказались пусты. Одежда по-прежнему спокойно висела на вешалках, как обычно, выстроились в ряд сапоги, но полки в той части, где торговали продуктами, были совершенно пусты! Не осталось ни единой консервной банки. Даже «загадочные» банки, которые когда-то свалились в реку и с них смыло наклейки, в соответствии со своим прозвищем загадочно исчезли! Отсутствовали банки с крекерами и с соленьями, которые прежде громоздились на прилавке.
Коул снова вышел на улицу и пошел дальше. Прачечная оказалась пуста, в креслах у парикмахера не было клиентов, перед складом стоял неразгруженный вагон с серебряной рудой, но лошади были выпряжены и впереди не было возницы.
Чем больше он видел, тем больше начинал волноваться. Коул побежал. В конюшне не было лошадей, пуст был городской пансион. Никого не оказалось ни в конторе местной газеты, ни на телеграфе. Даже в кафе-мороженом было пусто, впрочем, и еды здесь не было тоже. А в льдохранилище позади кафе не оказалось ни молока, ни сливок. Даже лед пропал!
Он пересек Границу Джорданов и побежал в сторону Райской тропы, но обнаружил только, что и церковь, и библиотека пусты, как и все остальное в городе.
– Кэди, – прошептал он, охваченный страхом. Что бы ни случилось с жителями этого города, то же самое должно было произойти с ней! Резко повернувшись, он бросился вниз по улице, возвращаясь за лошадью. Он должен спасти Кэди!
Коул просто ослеп от ужаса, поэтому когда наткнулся на Нэда Уоллеса, то даже его не заметил. От столкновения оба они упали, бочонок с пивом с грохотом сорвался с плеча Нэда, и его содержимое расплескалось по мостовой.
– Посмотри, что ты наделал! – завопил Нэд. – Кэди было необходимо это пиво! Что я Теперь ей скажу? Проклятье! Не думаю, что там осталась хотя бы одна полная бочка.
Коул сильно ударился о коновязь, к тому же за последние дни он получил несколько ран, так что ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. К тому времени, когда сознание Коула прояснилось, Нэд уже вернулся в салун.
Коул распахнул двустворчатые двери, но Нэда нигде не было видно.
– Что за чертовщина здесь происходит? – зарычал Коул.
Ответа он не получил, но в глубине послышался какой-то шум.
В салуне была задняя комната, в которой обычно хранились полные бутылки и бочонки. Сейчас почти все полки оказались пусты. Люк в подпол, о существовании которого Коул даже не подозревал, был откинут, и внизу Коул заметил огонек. Не теряя времени, он спустился по ступенькам и увидел Нэда, который метался между пустыми деревянными бочками и с каждой секундой все больше приходил в отчаяние.
– Это была последняя, – сердито заключил Нэд. – Ну что теперь будет делать Кэди? Сегодня день пасты, и она хотела приготовить соус из пива и сметаны. Как, черт побери, она теперь это сделает?
Нэд прервал свои причитания и уставился на Коула так, словно тот совершил смертный грех.
– Думаю, мне придется ей все объяснить, – недовольно проворчал Нэд и пошел мимо Коула к лестнице.
Коул, пораженный настолько, что не мог пошевелиться, смотрел на лестницу не мигая.
– Что за чертовщина эта «паста»? – Выдохнул он, схватил фонарь, который оставил Нэд, и тоже полез наверх.
Он догнал Нэда на выходе из задней двери салуна.
– Клянусь всеми святыми, Уоллес, если ты не скажешь, что здесь происходит, я…
– Что ты? – со злостью поинтересовался Нэд. – Заставишь меня пропустить день пасты? Сладкий мескит уже готов, и я отвечаю за то, чтобы варить в сахаре фиалки, а Хуан говорит, что я еще должен сегодня следить за тем, как второй раз поднимается тесто для сдобных булочек, и…
Он замолчал, потому что Коул прижал его к стене и приставил к горлу нож.
– Никуда ты не пойдешь. Ты сейчас же сядешь и все мне расскажешь. Ты меня понял? Если хочешь еще когда-нибудь увидеть этого Пасту, делай, что я тебе говорю.
Нэд с недовольством посмотрел на Коула, потом пробормотал что-то про то, что паста вовсе не человек, а Коул, вероятно, не в состоянии отличить слоеное тесто от сдобного, но все-таки вернулся в салун и сел. Вынув из большого кармана часы, он раскрыл их и положил перед собой на стол.
– Десять минут, больше уделить не могу.
– Ты можешь уделить мне столько времени, сколько будет необходимо. Я хочу знать все, что здесь происходит. И для начала скажи мне, куда все делись.
Нэд хотел было подняться.
– А почему бы тебе не пойти к Кэди и не посмотреть самому? Таким образом мы не будем больше терять времени.
Коулу пришлось сосчитать до десяти, чтобы взять себя в руки, прежде чем он смог говорить.
– А «к Кэди» – это куда?
– На ранчо Джорданов, знаешь это… – Нэд замолчал, потому что только что, похоже, осознал, с кем разговаривает. Снова сев, он тяжело вздохнул. – За те дни, что тебя не было, кое-что произошло.
– Я почему-то так и подумал, когда минут двадцать назад въехал в город. Итак, ты расскажешь мне, что именно произошло? – Коул решил, что, если Кэди грозит опасность, лучше знать, какая именно, чтобы спланировать, как ее спасти. С того момента, когда он въехал в город, Коул готовил себя ко всему: природной катастрофе, болезни, резне и даже к тому, что вернулась египетская чума. Однако он оказался совершенно не готов услышать историю, которую поведал ему Нэд Уоллес, сначала напряженно, а потом со все возрастающим удовольствием, наблюдая за тем, как изменялось выражение лица Коула, как расширялись его глаза и как все шире и шире открывался у него рот с каждым новым словом Нэда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45