Прочь отсюда! Слуга быстро влез в машину. Скорей, скорей!
Автомобиль умчался.
Искаженное лицо Янко было покрыто потом.
— Так тебе! Убирайся отсюда! — кричал он. — Вон! Вон!
Он совершенно обезумел, а затем с ним сделался истерический припадок.
XVIII
Янко заболел от волнения. Он пролежал несколько часов в постели и лишь к полуночи почувствовал себя лучше. Он встал и отправился в «Рюсси» с намерением напиться. В баре он встретил Яскульского, они играли до утра, и Янко спустил десять тысяч крон. Ну конечно, сегодня ему не следовало играть...
Яскульского теперь прямо не узнать, таким он стал франтом. Еще прошлой зимой он носил потрепанную жалкую шубу, а теперь!.. Скоро он появится в цилиндре! Он даже делал маникюр. А из верхнего кармана выглядывал лиловый надушенный шелковый платочек. Карола перевоспитывала его. Своими большими глазами кроткого животного и гладкой кожей она добивалась от него всего, чего хотела. Скряга Яскульский заново обставил весь дом и завел чудесный белоснежный «Мерседес». Каждый вечер Каролу с ее дочуркой можно было видеть разъезжающей по городу. Девочка была наряжена как маленькая принцесса, такого хорошенького ребенка еще не видели в Анатоле! Когда Яскульский сопровождал Каролу, девочка сидела у него на коленях, и лицо Яскульского так сияло, точно он был ее отцом. Сперва люди отворачивались, но через несколько недель привыкли. После того что здесь происходило ежедневно, никто в городе ничему больше не удивлялся.
Рауль еще раз ошибся, теперь он это понял. Он преспокойно мог бы жениться на Кароле. Люди поговорили бы об этом недели две, только и всего! О, какого дурака он свалял! Нож поворачивался у него в сердце, когда он видел Каролу. И как она ему улыбалась! Какой прекрасной, почти нежной улыбкой. А ее мягко мерцавшие глаза говорили ему: «Почему ты так долго колебался? Ах, глупый! Ты ведь знаешь, что я предпочла бы образованного человека, хотя бы и не миллионера».
Иногда Яскульский приглашал Рауля к обеду. Из деловых соображений приходилось соглашаться, но для Рауля это было настоящей пыткой. Яскульский превозносил до небес ум и знания Каролы, его нежность была даже немножко смешна. — Необыкновенная женщина, Рауль, — говорил он. — А какое тело! Точно из алебастра! Я чувствую себя двадцатилетним, стоит мне только взглянуть на нее!
В конце концов в доме Яскульского разыгрался из-за Каролы крупный скандал, но и это скоро было забыто. У Яскульского была дочь Катинка, темная, совершенно неотесанная крестьянка, лет под сорок. Она так и не научилась ни читать, ни писать. Яскульский взял двух служанок, потому что так пожелала Карола, но Катинка по-прежнему хозяйничала на кухне. Она привязалась к девочке Каролы, боготворила ее. Но Карола не хотела, чтобы ребенок проводил много времени с Катинкой: ведь она была необразованная женщина, и ребенок мог научиться от нее дурным выражениям. Она запретила девочке ходить на кухню. Это оскорбило Катинку в самых добрых ее чувствах, она очень расстроилась: два дня ничего не говорила, а ночью плакала в своей каморке. Она возненавидела Каролу, и ее неповоротливый ум начал работать. «Ведь отец, чего доброго, женится на ней, к этому идет! — думала она. — И все деньги тогда перейдут к ней. А я должна еще угождать ей и на нее готовить! Нет, хватит!» И вот однажды она взбунтовалась и заявила, что не будет больше готовить для этой Каролы.
— Это еще что за новости? — Яскульский сперва онемел от удивления, а затем побагровел от гнева. — Повтори-ка еще раз!
— Я больше не буду готовить для нее! — заявила Катинка и сейчас же вся съежилась.
Яскульский размахнулся и отвесил ей две такие пощечины, что кровь хлынула изо рта и ушей, а потом вышвырнул ее из дому.
— Ступай на улицу и зарабатывай себе на хлеб, дурища! — кричал он.
Когда Яскульский вспылит, с ним шутки плохи! Катинка кинулась к Раулю и долго плакала навзрыд и причитала у него в кабинете. Она хотела подать в суд на отца и на «его мамзель». Но Рауль отослал ее к своему коллеге Розенбергу: он не хотел ссориться с Яскульским. Ему нужен был его голос на предстоящих выборах бургомистра. Розенберг тоже не пожелал ссориться с миллионером, и Катинка бегала от адвоката к адвокату, но никто не хотел портить отношения с Яскульским. Она побежала к врачам, но те сказали, что ничего особенного у нее не находят. Она побежала в полицию, и так бегала целыми днями по городу. Из сострадания ей то тут, то там давали поесть. А отца ее ценили уже в два-три миллиона. Ну и люди здесь! Весь город был возмущен. Лео Михель горячо принял сторону Катинки в своем «Прожекторе»: «Похотливый старик покупает красивую дамочку из бара и выбрасывает собственную дочь на улицу». Яскульский пошел к Михелю и так избил его, что тот несколько дней не мог шевельнуться. «Вот тебе за похотливого старика, можешь жаловаться!» Скандал на весь город! В конце концов стало известно, что в дело вмешалась сама Карола. Она убедила Яскульского назначить дочери ежемесячное содержание в триста крон. Вот что значит доброе сердце!
XIX
Дамы Ипсиланти в это время находились в Монте-Карло. Баронесса решила, что надо же когда-нибудь познакомиться с Монте-Карло! Она играла очень осторожно и радовалась как дитя тем маленьким суммам, которые выигрывала. «Если бы у меня была моя прежняя энергия, — говорила она, — я могла бы здесь выиграть целое состояние».
Однажды, когда она лежала в шезлонге, ей принесли визитную карточку: «Франциска Маниу-Паррамон». Баронесса вскрикнула от удивления.
— Соня! — позвала она. — Франциска Маниу здесь. Иди сейчас же сюда.
А Франциска уже входила в комнату, сияя здоровьем, расфранченная, только что вышедшая из рук первых парижских художников моды. Баронесса Ипсиланти бросилась ей навстречу, вскинула свои детские ручки Франциске на плечи и расцеловала ее в обе щеки.
— Какая приятная неожиданность! — повторяла она без конца. — Ну, как дела в Анатоле? Расскажите! Это моя дочь Соня, невеста барона Янко Стирбея. Вы ее знаете, конечно? О, как это мило, что вы оказали мне честь вашим посещением!
Соня ошеломленно остановилась на пороге. Мать обнимает Франциску Маниу! Она ее почти не знала: иногда видела на улице и отворачивалась с презрением. А теперь казалось, что они связаны многолетней тесной дружбой!
— Доставьте нам удовольствие, пообедайте сегодня с нами, дорогая! Тогда у нас будет время спокойно поговорить. Видели вы Янко перед отъездом? Счастье, кажется, по-прежнему верно ему. А Борис окончательно обанкротился, пишут мне? Правда ли, что правительство оказывает поддержку «Национальной нефти»?
Франциска с благодарностью приняла приглашение. Она так счастлива побеседовать со своими соотечественницами. Она только что приехала из Парижа и хочет возвратиться домой через Венецию. Франциска говорила только по-французски. Она была очень свежа, казалась совсем юной и даже какой-то облагороженной, выхоленной: что за брови, что за руки! Чудеса, да и только! Баронесса смотрела на нее с удивлением. Правда, она никогда не видела Франциску так близко, но всё-таки она прекрасно помнила, что у нее не было такого красивого правильного носа. Ее бюст уже несколько погрубел и располнел, а теперь у нее была упругая девическая грудь. «Ах ты лиса! — подумала баронесса, внезапно осененная догадкой. — Меня-то ты не проведешь! Ты побывала в каком-нибудь институте красоты в Париже, вот в чем секрет!»
— А как вы узнали, что мы здесь, милочка?
Вчера вечером Франциска случайно встретила в казино молодого Находа, и он сказал ей об этом.
— Наход? Наход?
Да, это молодой человек, немного бледный, — наверно чахоточный, — ему еще нет двадцати; он каждую ночь проигрывает в казино огромные суммы, просто срам! Разве баронесса не помнит эту семью? В Анатоле был торговец шерстью Наход, которого убил какой-то кузнец, — Франциска не может вспомнить его фамилию. На земле Находов оказалась нефть в огромном количестве. Участок был заарендован «Национальной нефтью», а молодой человек, который играет в казино, — это внук старого Находа.
— Ах ну да, конечно! — теперь баронесса вспомнила. Франциска остановилась в Монте-Карло только на несколько дней. Она дала в честь дам Ипсиланти обед у себя в отеле, — ничего подобного баронесса в жизни своей не видывала. Сервировку стола и убранство зала взяла на себя фрейлейн фон Пельниц. За каждым стулом торжественно стоял лакей, похожий на графа чистейшей крови. За всё время, что дамы были вместе, Франциска не сказала Соне и десяти слов; она обращалась к ней с подчеркнутой вежливостью, в которой сквозило даже безотчетное преклонение, но не делала никаких попыток сблизиться с ней. Само собой разумеется, что Франциске пришлось взять с собой маленькие подарки для Янко и поклясться передать их ему лично. Она это охотно сделает.
— Передайте ему, нашему любимому Янко, горячий привет, — попросила баронесса и прибавила, понизив голос: — Мне пишут, что последнее время он играет каждую ночь и проигрывает значительные суммы. Скажите ему, прошу вас, путь он подумает о том, что у него есть невеста! Вы, конечно, найдете удобную форму, чтобы сказать это.
Но Франциска в ответ только рассмеялась.
— Пусть играет, — он может себе это позволить! — ответила она.
Она прислала баронессе чудесный букет живых цветов и уехала.
— Очаровательная женщина! — воскликнула восхищенная баронесса, вдыхая аромат белых роз.
В Италии цвели еще розы в садах, но, когда Франциска приехала на родину, там уже лежал глубокий снег. Не успела она выйти из вагона, как ей бросились на шею Гизела и Антония. Какая радость! Они приехали в своем автомобиле в Комбез встречать ее. Гизела и Антония уже несколько месяцев не работают в магазине, — отец им просто не позволяет. Ах, им нужно ей столько рассказать! Еще две недели назад они играли в теннис и гольф, а затем как-то сразу настала зима. Зимний сезон начался, и на этот раз он обещает быть чудесным: концерты, театры, балы!.. Как хорошо, что Франциска опять здесь!
— К сожалению, мистер Гаук и Мадсен уехали, — сказала Гизела.
Франциска была огорчена:
— Очень жаль!
— А Жак в Америке, — сказала Антония.
Это Франциска знает.
— У Яскульского был страшный скандал из-за дочери, — сообщила Гизела.
Об этом Франциске тоже писали.
— А за последнюю неделю в городе было шесть самоубийств , — прибавила Гизела.
— Шесть самоубийств? Из-за чего же, боже мой?
— Всё этот Борис. Тысячи людей он сделал несчастными.
Многие совершенно разорились, а эти шестеро просто взяли и покончили с собой.
— Ах, это ужасное несчастье!
— А его тетка, — продолжала Гизела, — баронесса Персиус в Будапеште, которая отдала ему всё свое состояние, старуха семидесяти лет, — она отравилась.
— О, какой ужас, какой ужас!
— А папа, слава богу, ничего не потерял, — воскликнула Антония, — он давно уже продал все акции «Национальной нефти»!
— Какое счастье, какое счастье!
Дамы закутались в шубки и сели в автомобиль. Гизела управляла машиной, — она хотела показать свое искусство; фрейлейн фон Пельниц ехала за ними с багажом в экипаже Франциски. Вдоль дороги тянулись мрачные, унылые, засыпанные снегом поля.
— А в Италии — подумайте! — еще цветут розы, — меланхолично сказала Франциска. — Люди поют на улицах. Давайте поедем ко мне, выпьем пуншу, согласны?
Сестры охотно согласились.
— А где же Борис?
— Борис уехал в свое имение, его почти не видно в городе. Он теперь живет отшельником.
— Вот как? — Франциска не слышит, что говорит Антония: ее мысли сейчас в Венеции. Как-то вечером один итальянец поцеловал ее в коридоре отеля. Больше ничего не случилось, но она не может забыть этот поцелуй...
XX
Франциска сдержала слово и лично передала Янко подарки, привезенные ею от баронессы и Сони. Он принял эти маленькие знаки внимания с такой благодарностью и радостью, что со стороны могло показаться, будто эти чувства немного преувеличены. Он расцеловал Франциске руки, и вид у него был такой, точно он вот-вот расплачется. Так, значит, они вспоминают о нем!
— Я слышал, что они отправляются в Сицилию? — спросил он.
— Да, они хотят через Флоренцию и Рим проехать в Сицилию и провести зиму в Таормине.
Франциска была испугана видом Янко. У него был нездоровый цвет лица, как у пьяниц; бледное лицо стало одутловатым; глаза потеряли свой блеск, смотрели тупо, а руки так сильно дрожали, что он лишь с трудом вскрыл письмо Сони. Гизела и Антония уже рассказали Франциске, что Янко «совсем загулял» с тех пор, как переселился в свой новый дом.
Янко провел Франциску по всему еще не вполне законченному зданию, и оно не понравилось ей. Везде мрамор, чрезмерная роскошь, нигде ни одного уютного уголка, Франциска и дня не могла бы прожить здесь. Янко просил ее считать его дом своим: она принадлежит к его друзьям, и он всегда рад видеть ее у себя, в любое время дня и ночи.
По возвращении Франциска тотчас же начала свой обычный светский образ жизни. Она делала визиты, устраивала вечера, давала обеды, но не забывала также и своих интимных друзей. Она часто бывала у Янко, в доме которого собиралось теперь множество гостей, и несколько раз в неделю показывалась в своей ложе в новом театре.
Актер Александер, молодой человек с необыкновенно гладкой кожей и дерзкими черными глазами, в этом году, разумеется, тоже подписал ангажемент в анатолийский театр. Но Франциска больше не аплодировала, когда он выходил на сцену, не бросала ему цветов и, казалось, не обращала на него никакого внимания. И всё же она часто виделась с ним. Разве можно так скоро забыть столь красивого и страстного поклонника! Александер приходил к ней в сумерки, и она сама открывала на его стук потайную дверь. Никто и не подозревал, что он у нее бывает. О, Франциска многому научилась теперь, это нужно признать. Как наивна, как проста, скажем прямо — как глупа была она прежде! С тех пор как дом Бориса закрыл свои двери, дом Франциски считался первым в городе. Получить приглашение к ней было большой честью. Новый командир полка завез ей визитную карточку, и она стала приглашать его на свои обеды. Полковник принадлежал к одной из лучших семей в стране; светский человек, очень статный и очень остроумный. Это была незаурядная личность, и Франциска всегда бывала ему рада. Он целовал ей руки и намекал, что начинает тяготиться одиночеством. Франциска смеялась. Что это ему вздумалось? Ему ведь уже за пятьдесят! Фаркас тоже часто посещал ее и приносил подарки. Как смешны все эти мужчины! Кто он такой? Мелкий полицейский чиновник, только и всего! Просто можно умереть со смеху. Старший прокурор сделал ей формальное предложение. Это был известный юрист и красивый мужчина. Франциска поблагодарила. И Рауль часто бывал у нее, но у него было достаточно благоразумия, чтобы не ухаживать за Франциской. Он без всяких церемоний попросил ее оказать протекцию: скоро должны состояться выборы нового бургомистра. Франциска обещала ему сделать всё, что было в ее силах. Она публично грозила уехать из города и не платить больше ни гроша налогов Анатолю, если будет приглашен бургомистр со стороны. Нет никого более подходящего на этот пост, чем доктор прав Рауль Грегор! Она твердила это без всякого стеснения, и теперь можно было не сомневаться в том, что Рауль будет выбран.
Были и другие мужчины, которые увивались вокруг нее. Ах, как они все глупы! Что они воображают? Франциска пока что не намерена связывать себя, а если она в конце концов и решится, то никто из здешних мелких людишек ей всё равно не подойдет. Тогда она подыщет себе что-нибудь особенное — полярника, или знаменитого киноартиста, или человека, который ничего собой не представляет, только чтобы был душка и интересный мужчина. Со времени своего последнего путешествия она хорошо знает, что может получить, кого она захочет. Мужчин можно так же покупать, как и женщин.
Как-то раз утром Франциске подали визитную карточку: «Таке Попеску. Бухарест». Таке Попеску?! Из Бухареста? Франциска вскочила с места. Она покраснела, сердце ее быстро забилось. Ее бросало то в жар, то в холод. Таке Попеску! Быть того не может! Ну, господин Майер из Бреслау, что бы вы теперь сказали? Этот противный скептик (сразу видно, что немец!) не верил в существование капитана Попеску, который опускал шпагу, когда скакал во главе своего батальона мимо окон Франциски. Майер считал его просто плодом ее фантазии! Вот вам Попеску, явился собственной персоной!
Господин Попеску входит в комнату. Он прижимает маленькую пухлую ручку к груди и кланяется несколько театрально. Он коренаст, у него двойной подбородок, черные усы и круглое брюшко. Мелкими быстрыми шажками он направляется к Франциске, раскрывая объятия:
— Франциска!
Франциска отступает от него и заливается неудержимым смехом.
— Садитесь, пожалуйста, господин Попеску, — говорит она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Автомобиль умчался.
Искаженное лицо Янко было покрыто потом.
— Так тебе! Убирайся отсюда! — кричал он. — Вон! Вон!
Он совершенно обезумел, а затем с ним сделался истерический припадок.
XVIII
Янко заболел от волнения. Он пролежал несколько часов в постели и лишь к полуночи почувствовал себя лучше. Он встал и отправился в «Рюсси» с намерением напиться. В баре он встретил Яскульского, они играли до утра, и Янко спустил десять тысяч крон. Ну конечно, сегодня ему не следовало играть...
Яскульского теперь прямо не узнать, таким он стал франтом. Еще прошлой зимой он носил потрепанную жалкую шубу, а теперь!.. Скоро он появится в цилиндре! Он даже делал маникюр. А из верхнего кармана выглядывал лиловый надушенный шелковый платочек. Карола перевоспитывала его. Своими большими глазами кроткого животного и гладкой кожей она добивалась от него всего, чего хотела. Скряга Яскульский заново обставил весь дом и завел чудесный белоснежный «Мерседес». Каждый вечер Каролу с ее дочуркой можно было видеть разъезжающей по городу. Девочка была наряжена как маленькая принцесса, такого хорошенького ребенка еще не видели в Анатоле! Когда Яскульский сопровождал Каролу, девочка сидела у него на коленях, и лицо Яскульского так сияло, точно он был ее отцом. Сперва люди отворачивались, но через несколько недель привыкли. После того что здесь происходило ежедневно, никто в городе ничему больше не удивлялся.
Рауль еще раз ошибся, теперь он это понял. Он преспокойно мог бы жениться на Кароле. Люди поговорили бы об этом недели две, только и всего! О, какого дурака он свалял! Нож поворачивался у него в сердце, когда он видел Каролу. И как она ему улыбалась! Какой прекрасной, почти нежной улыбкой. А ее мягко мерцавшие глаза говорили ему: «Почему ты так долго колебался? Ах, глупый! Ты ведь знаешь, что я предпочла бы образованного человека, хотя бы и не миллионера».
Иногда Яскульский приглашал Рауля к обеду. Из деловых соображений приходилось соглашаться, но для Рауля это было настоящей пыткой. Яскульский превозносил до небес ум и знания Каролы, его нежность была даже немножко смешна. — Необыкновенная женщина, Рауль, — говорил он. — А какое тело! Точно из алебастра! Я чувствую себя двадцатилетним, стоит мне только взглянуть на нее!
В конце концов в доме Яскульского разыгрался из-за Каролы крупный скандал, но и это скоро было забыто. У Яскульского была дочь Катинка, темная, совершенно неотесанная крестьянка, лет под сорок. Она так и не научилась ни читать, ни писать. Яскульский взял двух служанок, потому что так пожелала Карола, но Катинка по-прежнему хозяйничала на кухне. Она привязалась к девочке Каролы, боготворила ее. Но Карола не хотела, чтобы ребенок проводил много времени с Катинкой: ведь она была необразованная женщина, и ребенок мог научиться от нее дурным выражениям. Она запретила девочке ходить на кухню. Это оскорбило Катинку в самых добрых ее чувствах, она очень расстроилась: два дня ничего не говорила, а ночью плакала в своей каморке. Она возненавидела Каролу, и ее неповоротливый ум начал работать. «Ведь отец, чего доброго, женится на ней, к этому идет! — думала она. — И все деньги тогда перейдут к ней. А я должна еще угождать ей и на нее готовить! Нет, хватит!» И вот однажды она взбунтовалась и заявила, что не будет больше готовить для этой Каролы.
— Это еще что за новости? — Яскульский сперва онемел от удивления, а затем побагровел от гнева. — Повтори-ка еще раз!
— Я больше не буду готовить для нее! — заявила Катинка и сейчас же вся съежилась.
Яскульский размахнулся и отвесил ей две такие пощечины, что кровь хлынула изо рта и ушей, а потом вышвырнул ее из дому.
— Ступай на улицу и зарабатывай себе на хлеб, дурища! — кричал он.
Когда Яскульский вспылит, с ним шутки плохи! Катинка кинулась к Раулю и долго плакала навзрыд и причитала у него в кабинете. Она хотела подать в суд на отца и на «его мамзель». Но Рауль отослал ее к своему коллеге Розенбергу: он не хотел ссориться с Яскульским. Ему нужен был его голос на предстоящих выборах бургомистра. Розенберг тоже не пожелал ссориться с миллионером, и Катинка бегала от адвоката к адвокату, но никто не хотел портить отношения с Яскульским. Она побежала к врачам, но те сказали, что ничего особенного у нее не находят. Она побежала в полицию, и так бегала целыми днями по городу. Из сострадания ей то тут, то там давали поесть. А отца ее ценили уже в два-три миллиона. Ну и люди здесь! Весь город был возмущен. Лео Михель горячо принял сторону Катинки в своем «Прожекторе»: «Похотливый старик покупает красивую дамочку из бара и выбрасывает собственную дочь на улицу». Яскульский пошел к Михелю и так избил его, что тот несколько дней не мог шевельнуться. «Вот тебе за похотливого старика, можешь жаловаться!» Скандал на весь город! В конце концов стало известно, что в дело вмешалась сама Карола. Она убедила Яскульского назначить дочери ежемесячное содержание в триста крон. Вот что значит доброе сердце!
XIX
Дамы Ипсиланти в это время находились в Монте-Карло. Баронесса решила, что надо же когда-нибудь познакомиться с Монте-Карло! Она играла очень осторожно и радовалась как дитя тем маленьким суммам, которые выигрывала. «Если бы у меня была моя прежняя энергия, — говорила она, — я могла бы здесь выиграть целое состояние».
Однажды, когда она лежала в шезлонге, ей принесли визитную карточку: «Франциска Маниу-Паррамон». Баронесса вскрикнула от удивления.
— Соня! — позвала она. — Франциска Маниу здесь. Иди сейчас же сюда.
А Франциска уже входила в комнату, сияя здоровьем, расфранченная, только что вышедшая из рук первых парижских художников моды. Баронесса Ипсиланти бросилась ей навстречу, вскинула свои детские ручки Франциске на плечи и расцеловала ее в обе щеки.
— Какая приятная неожиданность! — повторяла она без конца. — Ну, как дела в Анатоле? Расскажите! Это моя дочь Соня, невеста барона Янко Стирбея. Вы ее знаете, конечно? О, как это мило, что вы оказали мне честь вашим посещением!
Соня ошеломленно остановилась на пороге. Мать обнимает Франциску Маниу! Она ее почти не знала: иногда видела на улице и отворачивалась с презрением. А теперь казалось, что они связаны многолетней тесной дружбой!
— Доставьте нам удовольствие, пообедайте сегодня с нами, дорогая! Тогда у нас будет время спокойно поговорить. Видели вы Янко перед отъездом? Счастье, кажется, по-прежнему верно ему. А Борис окончательно обанкротился, пишут мне? Правда ли, что правительство оказывает поддержку «Национальной нефти»?
Франциска с благодарностью приняла приглашение. Она так счастлива побеседовать со своими соотечественницами. Она только что приехала из Парижа и хочет возвратиться домой через Венецию. Франциска говорила только по-французски. Она была очень свежа, казалась совсем юной и даже какой-то облагороженной, выхоленной: что за брови, что за руки! Чудеса, да и только! Баронесса смотрела на нее с удивлением. Правда, она никогда не видела Франциску так близко, но всё-таки она прекрасно помнила, что у нее не было такого красивого правильного носа. Ее бюст уже несколько погрубел и располнел, а теперь у нее была упругая девическая грудь. «Ах ты лиса! — подумала баронесса, внезапно осененная догадкой. — Меня-то ты не проведешь! Ты побывала в каком-нибудь институте красоты в Париже, вот в чем секрет!»
— А как вы узнали, что мы здесь, милочка?
Вчера вечером Франциска случайно встретила в казино молодого Находа, и он сказал ей об этом.
— Наход? Наход?
Да, это молодой человек, немного бледный, — наверно чахоточный, — ему еще нет двадцати; он каждую ночь проигрывает в казино огромные суммы, просто срам! Разве баронесса не помнит эту семью? В Анатоле был торговец шерстью Наход, которого убил какой-то кузнец, — Франциска не может вспомнить его фамилию. На земле Находов оказалась нефть в огромном количестве. Участок был заарендован «Национальной нефтью», а молодой человек, который играет в казино, — это внук старого Находа.
— Ах ну да, конечно! — теперь баронесса вспомнила. Франциска остановилась в Монте-Карло только на несколько дней. Она дала в честь дам Ипсиланти обед у себя в отеле, — ничего подобного баронесса в жизни своей не видывала. Сервировку стола и убранство зала взяла на себя фрейлейн фон Пельниц. За каждым стулом торжественно стоял лакей, похожий на графа чистейшей крови. За всё время, что дамы были вместе, Франциска не сказала Соне и десяти слов; она обращалась к ней с подчеркнутой вежливостью, в которой сквозило даже безотчетное преклонение, но не делала никаких попыток сблизиться с ней. Само собой разумеется, что Франциске пришлось взять с собой маленькие подарки для Янко и поклясться передать их ему лично. Она это охотно сделает.
— Передайте ему, нашему любимому Янко, горячий привет, — попросила баронесса и прибавила, понизив голос: — Мне пишут, что последнее время он играет каждую ночь и проигрывает значительные суммы. Скажите ему, прошу вас, путь он подумает о том, что у него есть невеста! Вы, конечно, найдете удобную форму, чтобы сказать это.
Но Франциска в ответ только рассмеялась.
— Пусть играет, — он может себе это позволить! — ответила она.
Она прислала баронессе чудесный букет живых цветов и уехала.
— Очаровательная женщина! — воскликнула восхищенная баронесса, вдыхая аромат белых роз.
В Италии цвели еще розы в садах, но, когда Франциска приехала на родину, там уже лежал глубокий снег. Не успела она выйти из вагона, как ей бросились на шею Гизела и Антония. Какая радость! Они приехали в своем автомобиле в Комбез встречать ее. Гизела и Антония уже несколько месяцев не работают в магазине, — отец им просто не позволяет. Ах, им нужно ей столько рассказать! Еще две недели назад они играли в теннис и гольф, а затем как-то сразу настала зима. Зимний сезон начался, и на этот раз он обещает быть чудесным: концерты, театры, балы!.. Как хорошо, что Франциска опять здесь!
— К сожалению, мистер Гаук и Мадсен уехали, — сказала Гизела.
Франциска была огорчена:
— Очень жаль!
— А Жак в Америке, — сказала Антония.
Это Франциска знает.
— У Яскульского был страшный скандал из-за дочери, — сообщила Гизела.
Об этом Франциске тоже писали.
— А за последнюю неделю в городе было шесть самоубийств , — прибавила Гизела.
— Шесть самоубийств? Из-за чего же, боже мой?
— Всё этот Борис. Тысячи людей он сделал несчастными.
Многие совершенно разорились, а эти шестеро просто взяли и покончили с собой.
— Ах, это ужасное несчастье!
— А его тетка, — продолжала Гизела, — баронесса Персиус в Будапеште, которая отдала ему всё свое состояние, старуха семидесяти лет, — она отравилась.
— О, какой ужас, какой ужас!
— А папа, слава богу, ничего не потерял, — воскликнула Антония, — он давно уже продал все акции «Национальной нефти»!
— Какое счастье, какое счастье!
Дамы закутались в шубки и сели в автомобиль. Гизела управляла машиной, — она хотела показать свое искусство; фрейлейн фон Пельниц ехала за ними с багажом в экипаже Франциски. Вдоль дороги тянулись мрачные, унылые, засыпанные снегом поля.
— А в Италии — подумайте! — еще цветут розы, — меланхолично сказала Франциска. — Люди поют на улицах. Давайте поедем ко мне, выпьем пуншу, согласны?
Сестры охотно согласились.
— А где же Борис?
— Борис уехал в свое имение, его почти не видно в городе. Он теперь живет отшельником.
— Вот как? — Франциска не слышит, что говорит Антония: ее мысли сейчас в Венеции. Как-то вечером один итальянец поцеловал ее в коридоре отеля. Больше ничего не случилось, но она не может забыть этот поцелуй...
XX
Франциска сдержала слово и лично передала Янко подарки, привезенные ею от баронессы и Сони. Он принял эти маленькие знаки внимания с такой благодарностью и радостью, что со стороны могло показаться, будто эти чувства немного преувеличены. Он расцеловал Франциске руки, и вид у него был такой, точно он вот-вот расплачется. Так, значит, они вспоминают о нем!
— Я слышал, что они отправляются в Сицилию? — спросил он.
— Да, они хотят через Флоренцию и Рим проехать в Сицилию и провести зиму в Таормине.
Франциска была испугана видом Янко. У него был нездоровый цвет лица, как у пьяниц; бледное лицо стало одутловатым; глаза потеряли свой блеск, смотрели тупо, а руки так сильно дрожали, что он лишь с трудом вскрыл письмо Сони. Гизела и Антония уже рассказали Франциске, что Янко «совсем загулял» с тех пор, как переселился в свой новый дом.
Янко провел Франциску по всему еще не вполне законченному зданию, и оно не понравилось ей. Везде мрамор, чрезмерная роскошь, нигде ни одного уютного уголка, Франциска и дня не могла бы прожить здесь. Янко просил ее считать его дом своим: она принадлежит к его друзьям, и он всегда рад видеть ее у себя, в любое время дня и ночи.
По возвращении Франциска тотчас же начала свой обычный светский образ жизни. Она делала визиты, устраивала вечера, давала обеды, но не забывала также и своих интимных друзей. Она часто бывала у Янко, в доме которого собиралось теперь множество гостей, и несколько раз в неделю показывалась в своей ложе в новом театре.
Актер Александер, молодой человек с необыкновенно гладкой кожей и дерзкими черными глазами, в этом году, разумеется, тоже подписал ангажемент в анатолийский театр. Но Франциска больше не аплодировала, когда он выходил на сцену, не бросала ему цветов и, казалось, не обращала на него никакого внимания. И всё же она часто виделась с ним. Разве можно так скоро забыть столь красивого и страстного поклонника! Александер приходил к ней в сумерки, и она сама открывала на его стук потайную дверь. Никто и не подозревал, что он у нее бывает. О, Франциска многому научилась теперь, это нужно признать. Как наивна, как проста, скажем прямо — как глупа была она прежде! С тех пор как дом Бориса закрыл свои двери, дом Франциски считался первым в городе. Получить приглашение к ней было большой честью. Новый командир полка завез ей визитную карточку, и она стала приглашать его на свои обеды. Полковник принадлежал к одной из лучших семей в стране; светский человек, очень статный и очень остроумный. Это была незаурядная личность, и Франциска всегда бывала ему рада. Он целовал ей руки и намекал, что начинает тяготиться одиночеством. Франциска смеялась. Что это ему вздумалось? Ему ведь уже за пятьдесят! Фаркас тоже часто посещал ее и приносил подарки. Как смешны все эти мужчины! Кто он такой? Мелкий полицейский чиновник, только и всего! Просто можно умереть со смеху. Старший прокурор сделал ей формальное предложение. Это был известный юрист и красивый мужчина. Франциска поблагодарила. И Рауль часто бывал у нее, но у него было достаточно благоразумия, чтобы не ухаживать за Франциской. Он без всяких церемоний попросил ее оказать протекцию: скоро должны состояться выборы нового бургомистра. Франциска обещала ему сделать всё, что было в ее силах. Она публично грозила уехать из города и не платить больше ни гроша налогов Анатолю, если будет приглашен бургомистр со стороны. Нет никого более подходящего на этот пост, чем доктор прав Рауль Грегор! Она твердила это без всякого стеснения, и теперь можно было не сомневаться в том, что Рауль будет выбран.
Были и другие мужчины, которые увивались вокруг нее. Ах, как они все глупы! Что они воображают? Франциска пока что не намерена связывать себя, а если она в конце концов и решится, то никто из здешних мелких людишек ей всё равно не подойдет. Тогда она подыщет себе что-нибудь особенное — полярника, или знаменитого киноартиста, или человека, который ничего собой не представляет, только чтобы был душка и интересный мужчина. Со времени своего последнего путешествия она хорошо знает, что может получить, кого она захочет. Мужчин можно так же покупать, как и женщин.
Как-то раз утром Франциске подали визитную карточку: «Таке Попеску. Бухарест». Таке Попеску?! Из Бухареста? Франциска вскочила с места. Она покраснела, сердце ее быстро забилось. Ее бросало то в жар, то в холод. Таке Попеску! Быть того не может! Ну, господин Майер из Бреслау, что бы вы теперь сказали? Этот противный скептик (сразу видно, что немец!) не верил в существование капитана Попеску, который опускал шпагу, когда скакал во главе своего батальона мимо окон Франциски. Майер считал его просто плодом ее фантазии! Вот вам Попеску, явился собственной персоной!
Господин Попеску входит в комнату. Он прижимает маленькую пухлую ручку к груди и кланяется несколько театрально. Он коренаст, у него двойной подбородок, черные усы и круглое брюшко. Мелкими быстрыми шажками он направляется к Франциске, раскрывая объятия:
— Франциска!
Франциска отступает от него и заливается неудержимым смехом.
— Садитесь, пожалуйста, господин Попеску, — говорит она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48