И вдруг спросила его:
— Вы в последние дни виделись с Жаком?
— Да, я видел его на днях.
— Он вам что-нибудь рассказывал про меня?
— Нет, решительно ничего.
Соня удивленно покачала головой. Янко сжал пальцы и наклонился вперед.
— Послушайте, Соня… — начал он, запинаясь и так тихо, что она с трудом расслышала его.
У него вдруг перехватило дыхание. Но она, вероятно, все же поняла его. Она бросила на него быстрый смущенный взгляд, затем встала и сказала:
— Простите, кажется, папа зовет, — и быстро ушла.
Явилась госпожа Ипсиланти и заговорила о спекулянтах, об аферистах, об этом простофиле Савоше, который уже нашел нефть, — так по крайней мере рассказывают. Есть слух, что на горе, на монастырских лугах нашли прямо-таки невероятно огромные залежи нефти. И говорят, что эта женщина, эта Франциска, купила монастырский выгон только два-три месяца назад, прямо за бесценок… Ах, а ей вот не везет и не везет! Она вздохнула. Янко заметил у нее на висках белоснежные волосы. Видно, сегодня у него нет никаких шансов поговорить с Соней…
Всё же решение его было твердо. Не сегодня, так завтра. Однако на следующий день он нашел дом баронессы в тревоге. У Сони были заплаканные глаза. Здоровье отца внезапно ухудшилось. Янко распрощался и ушел. Он долго гулял после этого, что вообще делал очень редко. Вечером остался дома и написал Соне. Он просил ее не спешить с ответом, а написать ему только через три дня. До получения ответа он не будет приходить к ней.
XXII
Что за ужасный грохот? Словно бьют пушки. Это в горах производят взрывы, строят железную дорогу. Клепальные молотки там наверху всё еще стучат день и ночь. Феликс сидит в своей библиотеке, заткнув уши ватой. Жак утешает его — через несколько недель резервуары будут готовы.
Около двух тысяч человек понаехало в Анатоль за последние месяцы. Люди живут в каждой дыре, и по всему городу идет строительство. Множество весьма подозрительных иностранцев работает теперь в нефтяном городе. Вечером они орут в трактирах и кабачках и пьют водку, как воду. Что ни день, происходят драки. Третьего дня оказалось двое убитых: были пущены в ход ножи. Но дела в Анатоле идут превосходно. Деньги хлынули в город непрерывным потоком. Бледное лицо Роткеля сияет. Его новый магазин выстроен и уже открыт. Как огромный фонарь высится его шестиэтажный торговый дом, залитый по вечерам ослепительным светом, и люди сбегаются к нему, точно их ждут там подарки. Антония и Гизела сидят за кассами, Мозес вернулся из Варшавы.
«Траян» сделался настоящей биржей. С утра до поздней ночи в маленьком кафе толпятся бурильщики, подрядчики, агенты, спекулянты, авантюристы и кричат во всю глотку. Они говорят о нефти, о земельных участках, о новых постройках, о деньгах. Трудно дышать от табачного дыма. Корошек весь день кашляет, в груди у него хрипит, глаза слезятся. Благодарение богу, «Новый Траян» растет день от дня. Да, этот Фехери Дьюла ловкий малый! В красной гостиной каждую ночь идет игра. Во что там играют, Корошеку всё равно. Но там часто возникают скандалы, а этого Ломача из Тостановичей один раз избили до крови. Да, это уже не старый «Траян»! Сегодня ночью опять одна служанка кричала «караул!» и Корошеку пришлось бежать наверх. Это не люди, а просто звери. Две горничные уже ходят с толстым брюхом. Плохая реклама для «Траяна»!
«Три коньяка и одно черное кофе на стол господина Савоша!» — кричит Корошек, стараясь покрыть шум.
Ксавер Савош, «самый красивый мужчина в Анатоле», любимец дам, восседает за столиком. Каждый день его можно встретить в «Траяне». Савош раньше делал знаменитое анатолийское розовое масло, а теперь занялся разработкой нефти, и ему очень повезло. У него воинственно закручены усы, и он похож на капитана в штатском. Никто не отвешивает дамам таких изящных поклонов, как он. Савош — лучший танцор в городе, и никто не может так превосходно рассказать еврейский анекдот, как он. Где бы он ни показался, люди корчатся, точно у них судороги в животе: это действие нового анекдота Савоша! Но теперь он уже не рассказывает анекдотов и не острит. Он говорит как заведенный, он продает землю участками, ценой по пяти тысяч крон. Всякий может заработать на этом сто тысяч. По мнению специалистов, нет ни малейшего сомнения, что на этих участках есть нефть. Там уже и сейчас видны следы нефти. Каждый может пойти и убедиться. К сожалению, у него, у Савоша, сейчас нет денег, и он не может продолжать бурение. Он не дотянул каких-нибудь несчастных двадцать — тридцать метров, а может быть, даже через пять метров уже показалась бы нефть! «Анатолийская нефть» предлагала ему большую сумму, но Савош хочет, чтобы деньги остались в его родном городе. «Неужели одни немцы должны зарабатывать на нефти, как вы думаете, господа?»
Весь город говорил теперь о Ксавере Савоше и его участках. Разумеется, Ольга всё уже разузнала и с волнением передала Раулю эту новость.
— Ну, что ты скажешь, малышка? — спросила она. — Этот болван Савош, этот хвастунишка и пошлый остряк нашел нефть!
Рауль проворчал:
— Нефть? Только следы нефти, как мне рассказывали.
Ах, Ольга хорошо знает, что Рауль ревнует ее к Савошу и терпеть его не может. Савош постоянно танцует с ней, говорит ей любезности. И она нисколько не скрывает, что охотно танцует с ним. Самый видный мужчина в городе — это, без сомнения, Савош! И Ольга тихо рассмеялась.
— Я знаю, что ты ревнуешь к Савошу, потому что он пользуется большим успехом у женщин, — сказала она. — Нефть или следы нефти — всё равно: дела у него идут блестяще. Люди просто дерутся за его участки. Если он продаст свои шестьдесят участков пo пяти тысяч крон каждый, то соберет не маленькую сумму. А раньше вся эта земля стоила не больше десяти тысяч крон. Все теперь наживают деньги, все! И Роткель, и Яскульский, и вся эта шатия. А ты со всеми твоими связями, что ты предпринял?
День за днем Рауль должен был выслушивать эти речи. Марморош на одной только сделке заработал пятьдесят тысяч крон!
Раулю было не по себе от этих разговоров. Жак предостерегал его от участия в каких бы то ни было спекуляциях. А теперь ему еще указывают на этого возомнившего о себе дурака Савоша, как на блестящий пример, — нет уж, благодарю покорно. И чего она хочет, эта Ольга? Чего она так волнуется последнее время? У нее нет никаких забот. Ее существование обеспечено даже в случае его смерти. Чего ей, собственно, еще надо?
Ночью — после нежностей — Ольга опять вернулась к разговору о Савоше.
— Послушай, малышка, может быть, нам и в самом деле купить участок у Савоша? — спросила она, приподнимаясь на постели.
— Я поговорю об этом с Жаком, — ответил Рауль. — У меня тоже есть план. Ты скоро увидишь. Потерпи еще немного!
Ольга радостно захлопала в ладоши:
— Возьми из банка наши восемьдесят тысяч крон и сделай из них полмиллиона! Ведь ты умнее всех этих дельцов, вместе взятых.
Она долго еще болтала, и Раулю нравилось слушать в темноте ее звонкий веселый голос. Что они сделают, если у них будет столько денег? Ольга предлагала переехать в Вену. Анатоль — город маленький и скучный. Она мечтает о театрах, концертах. У нее будет собственная ложа в Бургтеатре.
— Правда, малышка? Ах, как чудесно!.. И ты купишь своей пичужке автомобиль, и мы с тобой поедем в Италию и в Испанию? — спрашивала она полушутя.
Да, конечно, он купит ей автомобиль.
— И шубку, и драгоценности, и красивые платья, да, малышка?
— Да, и меха, и драгоценности, и платья.
Ольга снова захлопала в ладоши, и перед тем как заснуть, еще раз влюбленно поцеловала мужа.
XXIII
Борис в последние недели развил кипучую деятельность. Он часто исчезал из Анатоля, потом опять появлялся, вел долгие переговоры с Марморошем в земельном банке, ездил в Бухарест к своей тетке, баронессе Персиус, которая его любила так же горячо, как горячо презирала Янко. Баронесса была дама лет семидесяти. Ее считали очень богатой. И вот жители Анатоля в один прекрасный день узнали из местной газеты об основании нового акционерного общества — «Национальная нефтяная компания», под председательством барона Бориса Стирбея, с капиталом в три миллиона крон.
Когда Жаку показали газету, он мгновенно вспомнил блеск в темных глазах Бориса, когда Жак показывал ему временные резервуары для нефти. Это был подозрительный блеск; теперь Жак знает, что он означал. Ну и прекрасно! Пусть барон Борис Стирбей делает, что ему нравится! В статье, написанной в тоне дифирамба, газета поздравляла город и всю страну с основанием «Национальной нефтяной компании». Это тем более отрадный факт, что руководство компанией берет на себя такой человек, как барон Борис Стирбей. Жак улыбался исподтишка. Три миллиона для нефтепромышленного общества — это капля в море, разве с такими деньгами что-нибудь сделаешь?
И тем не менее город мгновенно охватила какая-то лихорадка. Компанию «Анатолийская нефть» не очень любили. Это был иностранный капитал: доходы уплывали в карманы иностранцев, а теперь возникла «Национальная нефтяная компания». Она будет конкурировать с чужаками. Это просто чудесно! Да еще барон Борис Стирбей! Пропаганда в виде проспектов и брошюр, которую Марморош вел с огромным размахом, была излишня; деньги состоятельных граждан Анатоля и дворян-землевладельцев сами собой стекались в сейфы «Национальной нефтяной компании». Баронесса Ипсиланти немедленно купила акции новой компании — на очень значительную сумму. Теперь и Ольга не могла уже дольше терпеть.
— Это наш шанс! Это наш шанс! — восклицала она в чрезвычайном волнении.
Но Рауль, этот тюфяк, всё еще колебался. «Жак предостерегал…» Ольга расхохоталась ему в лицо:
— Жак! Ведь это их конкурент! Акции «Национальной нефти» уже поднимаются в цене.
В конце концов Рауль отнес свои восемьдесят тысяч крон к Марморошу.
Ксавер Савош торжествовал. Теперь и на его улице был праздник. Как только узнали, что «Национальная нефть» ведет с ним переговоры, в одну ночь цена на его участки поднялась: они шли теперь по восьми тысяч. Они поднялись еще выше, когда стало известно, что «Национальная нефть» купила половину всех участков Савоша. Ольга, торжествуя, подсчитала, что в течение трех недель они заработали бы тридцать тысяч крон, если бы он последовал ее совету и купил десять участков. Ах, этот несчастный Рауль! Жак считал слухи об этой покупке весьма сомнительными, но Марморош вовсе не скрывал, что сделка между «Национальной нефтью» и Савошем состоялась. В этот день Жак обходил свои разработки, весело насвистывая; редко видели его в таком хорошем настроении. Встречая надутого Савоша с воинственно закрученными усами, он едва удерживался от смеха: «Ну и гусь!..»
Разумеется, Жак тоже сходил посмотреть на буровые работы, которые Савош начал на своих розовых плантациях. Последняя проба грунта несомненно была пропитана нефтью, но Жаку показалось, что тут что-то неладно. В это мгновение он вспомнил один случай. Что же это за случай? Чего только не случается за день: то несчастье с рабочим, то порвется канат или заест ковш… Разве всё упомнишь! Но вдруг, когда он осматривал пропитанный нефтью грунт на участке Савоша, он вспомнил, что один из сторожей на промыслах «Анатолийской нефти» недавно задержал в лесу человека, укравшего ночью бочку с нефтью. Он хотел лечить ею свой ревматизм. «Отпустите этого чудака!» — сказал Жак. Сторож знал вора. Это был хромой старик, не замеченный раньше ни в чем дурном. Жак тоже знал его. Звали его Томшак, и еще студентом Жак часто разговаривал с ним; Томшак работал тогда на розовых полях у Савоша.
Жак не рассказал об этом ни Винтеру, ни кому-либо другому. Этот случай очень позабавил его, он запомнил его и помалкивал: ну что ж, теперь у него прибавилось жизненного опыта. В конце концов в задачи Жака не входило просвещать здешних обывателей. Люди — дураки, каждый по-своему с ума сходит, и сам он, разумеется, тоже дурак, только он еще не уяснил себе, в чем именно заключается его глупость. Пусть себе теряют свои деньги — это его не касается. Ведь это не его деньги.
По городу ходят всевозможные слухи. Яскульский тоже нашел нефть. Он начал бурение на своих полях в южной части города. Для него работал Ледерман. Может быть, Ледерман получает сырую нефть в цистернах из Борислава? Всё возможно. У Ледермана была худая слава; он принужден был уехать из Борислава, потому что у него больше не было заказов.
К большому удивлению Жака, на участках Яскульского действительно оказалась нефть, хотя пока еще в таком незначительном количестве, что Ледерман спускал ее в ручей. Ледерман хотел бурить глубже.
Яскульский был опьянен своим успехом и, угощая в «Траяне» вечером знакомых, не скупился на шампанское. Пусть весь город говорит о его находке! Яскульский обычно был очень скуп; он жил со своей дочерью, которая заведовала его хозяйством, в довольно обширной усадьбе на окраине города. Комнаты у него были устланы толстыми персидскими коврами, и Яскульский снимал в передней сапоги и расхаживал по коврам в белых шерстяных носках. Обедал он на кухне. Но сегодня пусть все пьют за его счет сколько влезет! В «Траяне» стоял невероятный гвалт. Яскульский кричал:
— Идите ко мне и посмотрите на мою скважину. Вот это нефть! У «Анатолийской нефти» слюнки текут! Этот Грегор уже прибегал ко мне. Да только кишка у них тонка! Меня зовут Яскульский, это звучит! Официант, еще сливянки на всю компанию, слышишь!
Яскульский мог выпить очень много, но сегодня и он был пьян. Он начал хвастать своей силой и побился об заклад, что вырвет ножку у бильярдного стола. Однако, как ни стар был бильярд, Яскульский, несмотря на свою медвежью силу, ничего не мог с ним поделать. У Корошека от страха холодный пот выступил на лбу. Но Яскульскому уже наскучил «Траян»; у него появился «аппетит на бабенок», как он это называл.
— К Барбаре! — кричал Яскульский. — Плачу за всех! Барбара была хозяйкой «Парадиза» и славилась внушавшим почтение задом. «Точно из бронзы. Только у статуй еще бывают такие!» — говорил о ней Яскульский.
Вся орава повалила туда. До «Парадиза» было с полчаса ходьбы. Но когда добрались до цели, из всей компании осталось шесть человек. Полуодетый слуга заявил им, что «Парадиз» куплен Ксавером и теперь перестраивается, а Барбара переехала в цыганский квартал.
— К Барбаре, плачу за всех! — крикнул Яскульский, и они двинулись туда.
Когда добрались до цыганского квартала, их оказалось только трое — Яскульский, Савош и студент Ники Цукор, племянник лесоторговца.
…Яскульский стучит и кричит так, что его слышно чуть не на милю кругом. Еще не открыли дверь, а он уже заказывает десяток бутылок вина. Наконец в доме появился свет, и Барбара отперла гостям. Барбара была горой жира с ярко-рыжими крашеными волосами и бесстыдным, опустошенным разгульной жизнью лицом. Посетители начали с водки и, угощая
Барбару, лили ей водку и вино в рот, точно в воронку. Яскульский горланил, вино брызгало у него из ноздрей. Наконец Барбара не выдержала: она вся как-то осела и уже не понимала, чего от нее требуют.
— По очереди, — кричал Яскульский, — вы мои гости, но здесь я буду первым! Эй ты, Ники, назад!
На следующий день Барбара ничего не помнила.
XXIV
Янко ждал три дня. Время точно остановилось; каждую минуту он вытаскивал часы. Да, время ползет; как странно, а ведь обычно оно летит так быстро! Янко аккуратно появляется в столовой за обедом и завтраком, к большому удивлению Бориса, который приветствует его слегка насмешливо:
— Случилось чудо, Янко?
Борис обращался с Янко с прежним снисходительным дружелюбием, но, с тех пор как ему удалось основать «Национальную нефть», в его голосе слышалось плохо скрытое высокомерие. За столом он округленными фразами говорил о своих планах, но Янко едва слушал его. В центре города будет построено внушительное здание, многоэтажный дом, эмблема города и всей страны. Марморош уже наметил подходящее место, рядом с теперешним «Траяном», но оно слишком дорого. Как почти все земельные участки, которые можно было купить, это место тоже принадлежало Роткелю. Этот Роткель в последнее время скупил все участки в центре города. Весьма дальновидный человек! Жаль, что он еврей. Через несколько недель Борис хочет отправиться в Лондон, чтобы заказать одному из лучших английских архитекторов проект здания главного управления общества. Только англичане умеют строить! Кстати, он хочет подобрать там для акционерной компании директоров, инженеров и специалистов, так как сам он не может отдавать много времени практической работе. Как председатель общества он считал своей главной задачей представительство. Несколько месяцев в году он будет проводить в Лондоне.
После обеда Янко брал книжку и пробовал читать. Сперва он не понимал того, что читал, но вскоре начал проводить за чтением целых два часа, что раньше с ним случалось очень редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Вы в последние дни виделись с Жаком?
— Да, я видел его на днях.
— Он вам что-нибудь рассказывал про меня?
— Нет, решительно ничего.
Соня удивленно покачала головой. Янко сжал пальцы и наклонился вперед.
— Послушайте, Соня… — начал он, запинаясь и так тихо, что она с трудом расслышала его.
У него вдруг перехватило дыхание. Но она, вероятно, все же поняла его. Она бросила на него быстрый смущенный взгляд, затем встала и сказала:
— Простите, кажется, папа зовет, — и быстро ушла.
Явилась госпожа Ипсиланти и заговорила о спекулянтах, об аферистах, об этом простофиле Савоше, который уже нашел нефть, — так по крайней мере рассказывают. Есть слух, что на горе, на монастырских лугах нашли прямо-таки невероятно огромные залежи нефти. И говорят, что эта женщина, эта Франциска, купила монастырский выгон только два-три месяца назад, прямо за бесценок… Ах, а ей вот не везет и не везет! Она вздохнула. Янко заметил у нее на висках белоснежные волосы. Видно, сегодня у него нет никаких шансов поговорить с Соней…
Всё же решение его было твердо. Не сегодня, так завтра. Однако на следующий день он нашел дом баронессы в тревоге. У Сони были заплаканные глаза. Здоровье отца внезапно ухудшилось. Янко распрощался и ушел. Он долго гулял после этого, что вообще делал очень редко. Вечером остался дома и написал Соне. Он просил ее не спешить с ответом, а написать ему только через три дня. До получения ответа он не будет приходить к ней.
XXII
Что за ужасный грохот? Словно бьют пушки. Это в горах производят взрывы, строят железную дорогу. Клепальные молотки там наверху всё еще стучат день и ночь. Феликс сидит в своей библиотеке, заткнув уши ватой. Жак утешает его — через несколько недель резервуары будут готовы.
Около двух тысяч человек понаехало в Анатоль за последние месяцы. Люди живут в каждой дыре, и по всему городу идет строительство. Множество весьма подозрительных иностранцев работает теперь в нефтяном городе. Вечером они орут в трактирах и кабачках и пьют водку, как воду. Что ни день, происходят драки. Третьего дня оказалось двое убитых: были пущены в ход ножи. Но дела в Анатоле идут превосходно. Деньги хлынули в город непрерывным потоком. Бледное лицо Роткеля сияет. Его новый магазин выстроен и уже открыт. Как огромный фонарь высится его шестиэтажный торговый дом, залитый по вечерам ослепительным светом, и люди сбегаются к нему, точно их ждут там подарки. Антония и Гизела сидят за кассами, Мозес вернулся из Варшавы.
«Траян» сделался настоящей биржей. С утра до поздней ночи в маленьком кафе толпятся бурильщики, подрядчики, агенты, спекулянты, авантюристы и кричат во всю глотку. Они говорят о нефти, о земельных участках, о новых постройках, о деньгах. Трудно дышать от табачного дыма. Корошек весь день кашляет, в груди у него хрипит, глаза слезятся. Благодарение богу, «Новый Траян» растет день от дня. Да, этот Фехери Дьюла ловкий малый! В красной гостиной каждую ночь идет игра. Во что там играют, Корошеку всё равно. Но там часто возникают скандалы, а этого Ломача из Тостановичей один раз избили до крови. Да, это уже не старый «Траян»! Сегодня ночью опять одна служанка кричала «караул!» и Корошеку пришлось бежать наверх. Это не люди, а просто звери. Две горничные уже ходят с толстым брюхом. Плохая реклама для «Траяна»!
«Три коньяка и одно черное кофе на стол господина Савоша!» — кричит Корошек, стараясь покрыть шум.
Ксавер Савош, «самый красивый мужчина в Анатоле», любимец дам, восседает за столиком. Каждый день его можно встретить в «Траяне». Савош раньше делал знаменитое анатолийское розовое масло, а теперь занялся разработкой нефти, и ему очень повезло. У него воинственно закручены усы, и он похож на капитана в штатском. Никто не отвешивает дамам таких изящных поклонов, как он. Савош — лучший танцор в городе, и никто не может так превосходно рассказать еврейский анекдот, как он. Где бы он ни показался, люди корчатся, точно у них судороги в животе: это действие нового анекдота Савоша! Но теперь он уже не рассказывает анекдотов и не острит. Он говорит как заведенный, он продает землю участками, ценой по пяти тысяч крон. Всякий может заработать на этом сто тысяч. По мнению специалистов, нет ни малейшего сомнения, что на этих участках есть нефть. Там уже и сейчас видны следы нефти. Каждый может пойти и убедиться. К сожалению, у него, у Савоша, сейчас нет денег, и он не может продолжать бурение. Он не дотянул каких-нибудь несчастных двадцать — тридцать метров, а может быть, даже через пять метров уже показалась бы нефть! «Анатолийская нефть» предлагала ему большую сумму, но Савош хочет, чтобы деньги остались в его родном городе. «Неужели одни немцы должны зарабатывать на нефти, как вы думаете, господа?»
Весь город говорил теперь о Ксавере Савоше и его участках. Разумеется, Ольга всё уже разузнала и с волнением передала Раулю эту новость.
— Ну, что ты скажешь, малышка? — спросила она. — Этот болван Савош, этот хвастунишка и пошлый остряк нашел нефть!
Рауль проворчал:
— Нефть? Только следы нефти, как мне рассказывали.
Ах, Ольга хорошо знает, что Рауль ревнует ее к Савошу и терпеть его не может. Савош постоянно танцует с ней, говорит ей любезности. И она нисколько не скрывает, что охотно танцует с ним. Самый видный мужчина в городе — это, без сомнения, Савош! И Ольга тихо рассмеялась.
— Я знаю, что ты ревнуешь к Савошу, потому что он пользуется большим успехом у женщин, — сказала она. — Нефть или следы нефти — всё равно: дела у него идут блестяще. Люди просто дерутся за его участки. Если он продаст свои шестьдесят участков пo пяти тысяч крон каждый, то соберет не маленькую сумму. А раньше вся эта земля стоила не больше десяти тысяч крон. Все теперь наживают деньги, все! И Роткель, и Яскульский, и вся эта шатия. А ты со всеми твоими связями, что ты предпринял?
День за днем Рауль должен был выслушивать эти речи. Марморош на одной только сделке заработал пятьдесят тысяч крон!
Раулю было не по себе от этих разговоров. Жак предостерегал его от участия в каких бы то ни было спекуляциях. А теперь ему еще указывают на этого возомнившего о себе дурака Савоша, как на блестящий пример, — нет уж, благодарю покорно. И чего она хочет, эта Ольга? Чего она так волнуется последнее время? У нее нет никаких забот. Ее существование обеспечено даже в случае его смерти. Чего ей, собственно, еще надо?
Ночью — после нежностей — Ольга опять вернулась к разговору о Савоше.
— Послушай, малышка, может быть, нам и в самом деле купить участок у Савоша? — спросила она, приподнимаясь на постели.
— Я поговорю об этом с Жаком, — ответил Рауль. — У меня тоже есть план. Ты скоро увидишь. Потерпи еще немного!
Ольга радостно захлопала в ладоши:
— Возьми из банка наши восемьдесят тысяч крон и сделай из них полмиллиона! Ведь ты умнее всех этих дельцов, вместе взятых.
Она долго еще болтала, и Раулю нравилось слушать в темноте ее звонкий веселый голос. Что они сделают, если у них будет столько денег? Ольга предлагала переехать в Вену. Анатоль — город маленький и скучный. Она мечтает о театрах, концертах. У нее будет собственная ложа в Бургтеатре.
— Правда, малышка? Ах, как чудесно!.. И ты купишь своей пичужке автомобиль, и мы с тобой поедем в Италию и в Испанию? — спрашивала она полушутя.
Да, конечно, он купит ей автомобиль.
— И шубку, и драгоценности, и красивые платья, да, малышка?
— Да, и меха, и драгоценности, и платья.
Ольга снова захлопала в ладоши, и перед тем как заснуть, еще раз влюбленно поцеловала мужа.
XXIII
Борис в последние недели развил кипучую деятельность. Он часто исчезал из Анатоля, потом опять появлялся, вел долгие переговоры с Марморошем в земельном банке, ездил в Бухарест к своей тетке, баронессе Персиус, которая его любила так же горячо, как горячо презирала Янко. Баронесса была дама лет семидесяти. Ее считали очень богатой. И вот жители Анатоля в один прекрасный день узнали из местной газеты об основании нового акционерного общества — «Национальная нефтяная компания», под председательством барона Бориса Стирбея, с капиталом в три миллиона крон.
Когда Жаку показали газету, он мгновенно вспомнил блеск в темных глазах Бориса, когда Жак показывал ему временные резервуары для нефти. Это был подозрительный блеск; теперь Жак знает, что он означал. Ну и прекрасно! Пусть барон Борис Стирбей делает, что ему нравится! В статье, написанной в тоне дифирамба, газета поздравляла город и всю страну с основанием «Национальной нефтяной компании». Это тем более отрадный факт, что руководство компанией берет на себя такой человек, как барон Борис Стирбей. Жак улыбался исподтишка. Три миллиона для нефтепромышленного общества — это капля в море, разве с такими деньгами что-нибудь сделаешь?
И тем не менее город мгновенно охватила какая-то лихорадка. Компанию «Анатолийская нефть» не очень любили. Это был иностранный капитал: доходы уплывали в карманы иностранцев, а теперь возникла «Национальная нефтяная компания». Она будет конкурировать с чужаками. Это просто чудесно! Да еще барон Борис Стирбей! Пропаганда в виде проспектов и брошюр, которую Марморош вел с огромным размахом, была излишня; деньги состоятельных граждан Анатоля и дворян-землевладельцев сами собой стекались в сейфы «Национальной нефтяной компании». Баронесса Ипсиланти немедленно купила акции новой компании — на очень значительную сумму. Теперь и Ольга не могла уже дольше терпеть.
— Это наш шанс! Это наш шанс! — восклицала она в чрезвычайном волнении.
Но Рауль, этот тюфяк, всё еще колебался. «Жак предостерегал…» Ольга расхохоталась ему в лицо:
— Жак! Ведь это их конкурент! Акции «Национальной нефти» уже поднимаются в цене.
В конце концов Рауль отнес свои восемьдесят тысяч крон к Марморошу.
Ксавер Савош торжествовал. Теперь и на его улице был праздник. Как только узнали, что «Национальная нефть» ведет с ним переговоры, в одну ночь цена на его участки поднялась: они шли теперь по восьми тысяч. Они поднялись еще выше, когда стало известно, что «Национальная нефть» купила половину всех участков Савоша. Ольга, торжествуя, подсчитала, что в течение трех недель они заработали бы тридцать тысяч крон, если бы он последовал ее совету и купил десять участков. Ах, этот несчастный Рауль! Жак считал слухи об этой покупке весьма сомнительными, но Марморош вовсе не скрывал, что сделка между «Национальной нефтью» и Савошем состоялась. В этот день Жак обходил свои разработки, весело насвистывая; редко видели его в таком хорошем настроении. Встречая надутого Савоша с воинственно закрученными усами, он едва удерживался от смеха: «Ну и гусь!..»
Разумеется, Жак тоже сходил посмотреть на буровые работы, которые Савош начал на своих розовых плантациях. Последняя проба грунта несомненно была пропитана нефтью, но Жаку показалось, что тут что-то неладно. В это мгновение он вспомнил один случай. Что же это за случай? Чего только не случается за день: то несчастье с рабочим, то порвется канат или заест ковш… Разве всё упомнишь! Но вдруг, когда он осматривал пропитанный нефтью грунт на участке Савоша, он вспомнил, что один из сторожей на промыслах «Анатолийской нефти» недавно задержал в лесу человека, укравшего ночью бочку с нефтью. Он хотел лечить ею свой ревматизм. «Отпустите этого чудака!» — сказал Жак. Сторож знал вора. Это был хромой старик, не замеченный раньше ни в чем дурном. Жак тоже знал его. Звали его Томшак, и еще студентом Жак часто разговаривал с ним; Томшак работал тогда на розовых полях у Савоша.
Жак не рассказал об этом ни Винтеру, ни кому-либо другому. Этот случай очень позабавил его, он запомнил его и помалкивал: ну что ж, теперь у него прибавилось жизненного опыта. В конце концов в задачи Жака не входило просвещать здешних обывателей. Люди — дураки, каждый по-своему с ума сходит, и сам он, разумеется, тоже дурак, только он еще не уяснил себе, в чем именно заключается его глупость. Пусть себе теряют свои деньги — это его не касается. Ведь это не его деньги.
По городу ходят всевозможные слухи. Яскульский тоже нашел нефть. Он начал бурение на своих полях в южной части города. Для него работал Ледерман. Может быть, Ледерман получает сырую нефть в цистернах из Борислава? Всё возможно. У Ледермана была худая слава; он принужден был уехать из Борислава, потому что у него больше не было заказов.
К большому удивлению Жака, на участках Яскульского действительно оказалась нефть, хотя пока еще в таком незначительном количестве, что Ледерман спускал ее в ручей. Ледерман хотел бурить глубже.
Яскульский был опьянен своим успехом и, угощая в «Траяне» вечером знакомых, не скупился на шампанское. Пусть весь город говорит о его находке! Яскульский обычно был очень скуп; он жил со своей дочерью, которая заведовала его хозяйством, в довольно обширной усадьбе на окраине города. Комнаты у него были устланы толстыми персидскими коврами, и Яскульский снимал в передней сапоги и расхаживал по коврам в белых шерстяных носках. Обедал он на кухне. Но сегодня пусть все пьют за его счет сколько влезет! В «Траяне» стоял невероятный гвалт. Яскульский кричал:
— Идите ко мне и посмотрите на мою скважину. Вот это нефть! У «Анатолийской нефти» слюнки текут! Этот Грегор уже прибегал ко мне. Да только кишка у них тонка! Меня зовут Яскульский, это звучит! Официант, еще сливянки на всю компанию, слышишь!
Яскульский мог выпить очень много, но сегодня и он был пьян. Он начал хвастать своей силой и побился об заклад, что вырвет ножку у бильярдного стола. Однако, как ни стар был бильярд, Яскульский, несмотря на свою медвежью силу, ничего не мог с ним поделать. У Корошека от страха холодный пот выступил на лбу. Но Яскульскому уже наскучил «Траян»; у него появился «аппетит на бабенок», как он это называл.
— К Барбаре! — кричал Яскульский. — Плачу за всех! Барбара была хозяйкой «Парадиза» и славилась внушавшим почтение задом. «Точно из бронзы. Только у статуй еще бывают такие!» — говорил о ней Яскульский.
Вся орава повалила туда. До «Парадиза» было с полчаса ходьбы. Но когда добрались до цели, из всей компании осталось шесть человек. Полуодетый слуга заявил им, что «Парадиз» куплен Ксавером и теперь перестраивается, а Барбара переехала в цыганский квартал.
— К Барбаре, плачу за всех! — крикнул Яскульский, и они двинулись туда.
Когда добрались до цыганского квартала, их оказалось только трое — Яскульский, Савош и студент Ники Цукор, племянник лесоторговца.
…Яскульский стучит и кричит так, что его слышно чуть не на милю кругом. Еще не открыли дверь, а он уже заказывает десяток бутылок вина. Наконец в доме появился свет, и Барбара отперла гостям. Барбара была горой жира с ярко-рыжими крашеными волосами и бесстыдным, опустошенным разгульной жизнью лицом. Посетители начали с водки и, угощая
Барбару, лили ей водку и вино в рот, точно в воронку. Яскульский горланил, вино брызгало у него из ноздрей. Наконец Барбара не выдержала: она вся как-то осела и уже не понимала, чего от нее требуют.
— По очереди, — кричал Яскульский, — вы мои гости, но здесь я буду первым! Эй ты, Ники, назад!
На следующий день Барбара ничего не помнила.
XXIV
Янко ждал три дня. Время точно остановилось; каждую минуту он вытаскивал часы. Да, время ползет; как странно, а ведь обычно оно летит так быстро! Янко аккуратно появляется в столовой за обедом и завтраком, к большому удивлению Бориса, который приветствует его слегка насмешливо:
— Случилось чудо, Янко?
Борис обращался с Янко с прежним снисходительным дружелюбием, но, с тех пор как ему удалось основать «Национальную нефть», в его голосе слышалось плохо скрытое высокомерие. За столом он округленными фразами говорил о своих планах, но Янко едва слушал его. В центре города будет построено внушительное здание, многоэтажный дом, эмблема города и всей страны. Марморош уже наметил подходящее место, рядом с теперешним «Траяном», но оно слишком дорого. Как почти все земельные участки, которые можно было купить, это место тоже принадлежало Роткелю. Этот Роткель в последнее время скупил все участки в центре города. Весьма дальновидный человек! Жаль, что он еврей. Через несколько недель Борис хочет отправиться в Лондон, чтобы заказать одному из лучших английских архитекторов проект здания главного управления общества. Только англичане умеют строить! Кстати, он хочет подобрать там для акционерной компании директоров, инженеров и специалистов, так как сам он не может отдавать много времени практической работе. Как председатель общества он считал своей главной задачей представительство. Несколько месяцев в году он будет проводить в Лондоне.
После обеда Янко брал книжку и пробовал читать. Сперва он не понимал того, что читал, но вскоре начал проводить за чтением целых два часа, что раньше с ним случалось очень редко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48